Часть 1
10 мая 2024 г. в 11:32
Атмосфера приближающегося зимнего праздника буквально витала в воздухе. Тут и там можно было заметить девушек, а порой и совсем молодых юношей, в венках из остролиста, снующих туда-сюда по своим делам. Люди весело переговаривались между собой и смеялись, даже просто занимаясь покупками. Посреди городской площади обустроилась повозка кукольного театра, вокруг которой собралась огромная толпа зрителей, немного поодаль расположились продавцы сладостей и различных угощений, делающие на тех неплохую выручку, а так же разного рода ремесленники, продающие яркие украшения и всякие безделушки. Где-то вдали слышались заинтересованные возгласы детей, наблюдающих за выступлением акробатов, а так же звуки музыки.
Фитц, однако, духу праздника не поддавался, решив пока сконцентрироваться на бытовых мелочах. Ревел выдал ему целый список того, что нужно было приобрести как для поместья, так и для Би, но он был таким длинным, что от одного взгляда на него у Фитца начинало неприятно пульсировать в голове. Тем не менее, отцовский долг и чувство вины за собственную невнимательность, проявленную к дочери в прошлом, заставили его взять себя в руки и пройтись по крайней мере по той части списка, что касалась Би. В вопросе одежды выбор давался ему крайне сложно. Он никогда не разбирался в моде и представления не имел, что положено носить девочкам её положения, особенно таким маленьким — Фитцу казалась нормальной та почти мальчишеская и простая одежда, в которой Би ходила, но все вокруг ему упорно намекали, что это никуда не годится. В итоге, запутавшись в материалах и фасонах, что предлагали ему портные, он решил оставить это дело немного на потом и для начала приобрести самое необходимое и простое, а к вопросу повседневной одежды вернуться позже — может быть после обеда и небольшого отдыха. Поэтому он поспешил купить и накинуть на плечи дочери лишь теплую красную шаль, которая оказалась той слегка великовата, но определенно не позволит той замерзнуть за время этой прогулки по Дубам-у-воды. Следующим делом он взял ей сумку для покупок, куда она могла бы складывать все сегодняшние приобретения и озаботился снятием мерок для обуви у сапожника. К счастью, тот предложил девочке и уже готовую пару обуви, за которую Фитц щедро расплатился, благодарный за заботу мастера. Но вот потом попытки следовать плану постепенно сошли на нет. Успокоенный тем, что Би тепло одета, Фитц сильно сбавил обороты в вопросе практичности, и, наверное, как и любой отец, оставшийся надолго наедине с собственным драгоценным ребенком, принялся того понемногу баловать.
Сначала он купил дочери каштанов, просто ради того, чтобы заслужить с её стороны улыбку. Потом сделал пару нужных и не очень покупок, затем увидел красивый детский браслет из оленьего рога и купил его девочке. Заметив, как она заинтересовалась продаваемыми каким-то мальчиком ракушками, приобрел для неё и их. Когда Би сказала, что хочет сделать какой-нибудь подарок Ревелу, Фитц с радостью поддержал эту затею и вручил дочке пару монеток. Он знал, что ему еще многое предстояло сделать, и что список, врученный ему управляющим поместья, не стал ни на строчку короче, но особо об этом переживать не хотел. Его настроение медленно и неумолимо ползло вверх, поддаваясь тому праздничному настроению, что царило вокруг, и радости от времени проведенного наедине с дочерью, вдали от домашних проблем и сложностей, с которыми он не вполне справлялся. В данный конкретный момент он чувствовал себя не таким уж и плохим отцом, и расслабленная улыбка на губах Би служила тому неплохим доказательством.
Когда они вышли из очередного магазинчика, на площади собралась уйма народу. Фитц посадил дочку на плечи, чтобы не потерять её в этой толкучке, и принялся протискиваться сквозь толпу в сторону таверны, решив, что пора бы уже как следует перекусить — прогулка на свежем воздухе в такой мороз сильно подействовала на его аппетит. Он слышал восторженные возгласы людей, комментирующих ловкость выступавшего сейчас жонглера и приостановился посмотреть, но даже несмотря на свой рост, разглядеть представление из-за спин кучи людей не мог. В особенности из-за какого-то широкоплечего громилы, что стоял чуть ли не в первом ряду зрителей. Фитц видел лишь как высоко подлетали в воздух яблоки — их явно больше трёх, — но ни рук, ни лица жонглера не разглядел — только полосатый красно-зеленый кончик его длинной шляпы. Он чуть было не поддался соблазну отступить от своей первоначальной цели, чтобы подойти поближе, но толпа вдруг стала еще гуще и он вспомнил, что у него на плечах ребенок, поэтому решил не рисковать и остался стоять, где был.
— Тебе видно? Хочешь посмотреть? — спросил он дочь.
Би сжала пальчиками его волосы и тихо охнула, когда в воздух, помимо яблок, подлетел маленький деревянный топорик, а потом облегчённо выдохнула, когда тот упал — через секунду в воздух полетело уже два топорика.
— Да, папа, очень хочу.
Фитц послушно замер на месте. Ему было мало что видно и дико хотелось есть, но ради Би он готов был потерпеть.
Впрочем, длилось его терпение не слишком долго. Толпа вокруг всё сгущалась, провоцируя дискомфорт, а голод усиливался. В итоге, когда дверь таверны неподалёку приоткрылась и его ноздрей достиг запах копчёного мяса, Фитц поддался соблазну и решительно двинулся туда, настаивая на необходимости обеда. Би не стала спорить, но он чувствовал как она вертелась на его плечах, пытаясь разглядеть как можно больше, прежде чем он опустил ее на пол перед входом в заведение.
Фитц заказал им обоим по большой миске горячего супа и по куску свежего хлеба с сыром, и с удовольствием наблюдал с каким аппетитом ела его дочь. Новые яркие впечатления разбудили в ней настоящий голод, и потому, несмотря на довольно приличные для ребенка манеры, она сейчас чем-то немного походила на дорвавшегося до еды волчонка, и Фитц всю трапезу с трудом сдерживался от того, чтобы не рассмеяться от этой мысли. Всё-таки, как бы необычно Би ни выглядела, какое-то сходство между ними двумя всё же было, и ему нравилось обнаруживать такие вот его свидетельства.
Фитц пытался завести с ней беседу и узнать её впечатления об увиденном представлении, но кроме смазанного описания удивительного жонглера, почти ничего не услышал. Би явно осталась под впечатлением и даже в деталях описала деревянную маску с длинным-предлинным носом, что была на том надета, но создавалось ощущение, что она что-то недоговаривала. В ней бурлили эмоции, которые она не озвучивала, и Фитц это чувствовал, но не настаивал, помня, что чем больше давит и спрашивает, тем меньше она говорит.
— Давай вернёмся поскорее на улицу — вдруг тот жонглёр ещё не закончил представление? Если захочешь, можем подкинуть ему пару монеток, — предложил Фитц, когда они доели.
Би задумалась, погрузившись в себя, а потом сказала:
— Можешь заказать, пожалуйста, пару булочек с голубикой, чтобы мы взяли их с собой? Я бы хотела их попробовать, и, может, угостила бы его одной, если не возражаешь…
Фитц, конечно же, согласился, а девочка, решив воспользоваться ожиданием, направилась в уборную.
Булочки принесли довольно быстро, но Фитц все равно заволновался, что Би к тому моменту не вернулась. Узнав у подавальщика, что уборная находится снаружи где-то за зданием, он заволновался ещё больше. Помня о количестве людей на улице, и о том, какой Би была маленькой, он практически запаниковал, гадая как просто она может там затеряться, поэтому ринулся на выход, едва не сбивая людей на своём пути.
Впрочем, кого-то он, кажется, всё-таки сбил. Выскочив из трактира, Фитц почувствовал, что на кого-то налетел, хотя никого и не увидел. Свалившись с лестницы у порога, он плюхнулся в снег, но почему-то, пусть и видел тот перед своим носом, соприкосновения с ним не ощутил, и ему было в целом мягко, как если бы он лежал на человеке.
— Фитц? — послышался приглушённый и полный неверия голос прямо под ним.
У Фитца замерло сердце и перехватило дыхание. Он не слышал этот голос почти двадцать пять лет, но до сих пор помнил его так хорошо, будто это было вчера. Перед глазами стало мутно, и Фитц резко зажмурился, пытаясь вернуть зрению четкость, но стало только хуже. Снег перед его лицом размывался и шевелился, а потом вдруг исчез, и вместо него из ниоткуда появилось смуглое лицо в обрамлении длинных бронзовых волос, такие же по цвету глаза и до боли знакомое лицо.
— Шут? — прохрипел Фитц, не веря уже не только своим ушам, но и глазам.
Голова Шута распласталась на снегу прямо под ним, но остальное тело как будто отсутствовало. При этом крови на его шее не было, глаза были открыты, и Шут определенно дышал. Фитц уже было решил, что при падении ударился головой и это ему всё кажется, как Шут снова подал голос:
— О Эдда, Фитц, это и правда ты?
Его руки вдруг появились из ниоткуда и принялись ощупывать лицо Фитца, как если бы Шут пытался убедиться, что глаза его не обманывают. Когда длинные пальцы в перчатках нащупали шрам на его носу, Шут пораженно охнул, на мгновение застыл, а потом стиснул его в объятиях так крепко, что это было почти больно. Фитц оказался прижат к нему так плотно, что уткнулся лицом в его волосы. Почувствовав прохладу чужой кожи на своей щеке, он глубоко вдохнул воздух носом. Слабый цветочный аромат, исходящий от густых волос цвета темного мёда, был единственным запахом, что он ощутил. Обнаружив это, Фитц перестал бороться с собой и, лишившись дара речи, вцепился в Шута в ответ.
Ни одному из них не было дела до прохожих, что перешептывались, показывая в их сторону пальцами, или даже не стеснялись озвучивать в их адрес нелестные комментарии. Ни один из них не счёл постыдными подобные слезливые объятия — за столько лет жизни даже Фитц научился не обращать слишком много внимания на мнение окружающих, что уж и говорить о Шуте, никогда не отличавшемся излишней скромностью.
— Боже мой, Фитц, ты так молод! Почему ты так молод?
Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем они оторвались друг от друга. Лица их были мокрыми от слез, а с губ не сходили ошарашенные улыбки. Но пока Шут не задал свой вопрос, Фитц думал, что тот так удивлен лишь их неожиданной встречей. Он не сразу вспомнил, что по всем правилам должен был сейчас выглядеть как дряхлый старик.
— То лечение силой, в котором ты когда-то участвовал, продолжает действовать уже много лет, — совладав с голосом, объяснил Фитц. — А как ты здесь оказался?
— О, я… ищу кое-кого, но это долгая история, — сказал Шут, справившись с удивлением. Широкая улыбка прилипла к его лицу, кажется, намертво. Они все еще лежали в снегу друг на друге, и он не преминул озвучить этот факт: — Фитц, сегодня не самый теплый день, чтобы валяться на земле — у меня уже вся спина замерзла.
Фитц быстро поднялся и протянул руку Шуту, помогая встать. Ему очень хотелось спросить кого Шут искал, но он тут же прикусил язык. Ответ ничего не изменил бы: Шут искал не его, а их встреча вышла случайной. Возможно, не натолкнись на него Фитц в прямом смысле этого слова, они так и не увиделись бы никогда. Несмотря на всю радость встречи, что Фитц испытывал, подумав об этом, ему стало обидно и горько.
— Папа? — послышался детский голосок совсем рядом.
Фитц тут же испытал прилив стыда: как он мог забыть о своей дочери так надолго? И ведь даже ни единой мысли о ней не промелькнуло в его голове с того момента, как он увидел Шута, хотя до этого так переживал о ней. Он был воистину ужасным отцом.
К счастью, Би, казалось, была в порядке. Она стояла рядом и выглядела немного удивленной, но ни капли не напуганной. Фитц смутился. Он понятия не имел как долго она была тут и наблюдала за ними. Покосившись в сторону Шута, Би спросила:
— Ты знаешь золотого человека-бабочку?
Фитц повернулся к Шуту и окинул его взглядом с головы до ног, которые, наконец, тоже было видно, не в пример тому, что было совсем недавно, когда из снега торчала лишь его голова и руки. Шут глупо застыл, вытаращив глаза на Би, на руке его покачивался странной структуры струящийся плащ, одна сторона которого расплывалась и рябила непонятными красками, норовя вот-вот слиться с пейзажем, а другая была очень яркой и орнаменты на ней напоминали крылья бабочки. Фитц понял почему Би так назвала Шута, но интонация вопроса звучала не так, будто она спрашивала о том, человек-бабочка ли это, а будто уже знала его и имела в виду нечто другое. Фитц не успел спросить, потому что Шут его опередил:
— Папа? — глупо переспросил он, переводя взгляд с девочки на Фитца. — Это твой ребенок?
— Да, это моя дочь, Би.
— Но… это невозможно… — непонимающе разглядывая девочку, пробормотал Шут. — Почему… ох, как такое может быть…
Фитц подхватил его под локоть: ему показалось, что колени Шута подогнулись — тот выглядел очень растерянным и дезориентированным, и бестолково что-то бормотал про себя.
— Шут, ты в порядке?
— Я просто не могу в это поверить, — немного взяв себя в руки, ошеломленно выдохнул Шут. — Ни в одном из вариантов будущего я этого не видел и… неужели бывают в жизни такие совпадения?
Фитц решительно ничего не понял. С другой стороны — испытывать подобное чувство во время общения с Шутом для него было не ново. Он глупо хихикнул. Если у него до сих пор еще оставались сомнения в реальности этой встречи, то сейчас они почти развеялись и он позволил себе поверить, что это не какая-то галлюцинация из-за удара головой. К тому же, та совсем не болела — только казалась какой-то поразительно пустой от шока и переполнявшей его мешанины чувств.
— Би, это мой старый друг, Шут. Я говорил тебе о нём, помнишь?
Би взирала на них двоих с любопытством и удивлением.
— Золотой человек-бабочка — твой Шут?
— Ты зовешь меня человеком-бабочкой из-за плаща, — сказал Шут, улыбаясь. — Но почему ты называешь меня золотым?
— Потому что ты золотой и светишься, — ответила девочка так, будто вопрос был глупым. — Мне понравилось, как ты жонглировал, — добавила она, после чего повернулась к отцу. — Папа, ты же взял булочки с голубикой, как я просила? Я хочу отдать одну ему.
— Это он был тем жонглером? — пришла очередь Фитца удивляться. — Но как ты его узнала — ты же говорила, что он был в маске?
Би смутилась, глаза её неожиданно забегали. Фитц вспомнил, что она всегда так делала, когда не хотела говорить ему правду. Но потом девочка вдруг вздохнула и неохотно ответила, стрельнув взглядом в сторону Шута:
— Потому что он и тогда светился.
Фитц опять ничего не понял, но тут снова вмешался Шут.
— Ты знала, что мы встретимся снова? Я видел тебя в толпе.
Би помедлила, прежде чем сказать:
— Я знала, что если попрошу отца заказать булочки и выйду из таверны надолго, эта встреча случится быстрее и я увижу бабочку.
Когда Шут восторженно рассмеялся и сказал девочке, что она тоже светится, Фитц окончательно потерял нить разговора и решил вмешаться.
— Что здесь происходит? О чем вы говорите? Какой свет? Как… почему…
Шут ласково улыбнулся ему и сочувственно сжал его предплечье.
— О, дорогой мой Фитц, в двух словах это так просто не объяснишь, — сказал он, сильно понизив голос. — Думаю, нам лучше продолжить этот разговор позже в более приватной обстановке.
Фитц огляделся и, поймав пару любопытных взглядов, быстро вспомнил, что они все еще на многолюдной площади города и для разговоров тут и правда не самое подходящее место.
— Том, — шепнул он. — Зови меня Томом.
— Ох, старина Баджерлок, а ты всё не меняешься, — на этот раз громко воскликнул Шут. — Но своего старого друга, Шанса, не забыл — я очень этому рад.
Фитц принял новое имя Шута к сведению и в дальнейшем только так к нему и обращался. Взяв дочь за руку, он едва не повел её к конюшне, где они оставили своих лошадей, чтобы поскорее направиться обратно в поместье, но тут его друг поинтересовался с какой целью они пришли сегодня в город, и Фитц вспомнил, как много всего ему нужно было сделать.
На его удачу, господин Шанс оказался весьма организованным человеком с безупречным вкусом, согласившимся помочь Фитцу с выбором всего необходимого для дочери. Последний поначалу испугался, что тот, подобно Лорду Голдену, кинется покупать всё самое дорогое и роскошное, наплевав на предпочтения Би и ограничения Фитцева кошелька, но Шанс был куда менее высокомерен и заносчив, нежели уже знакомый Фитцу лорд, а в общении с девочкой проявлял обаяние, свойственное Шуту в его наименее язвительные дни, поэтому, выбирая каждую вещь, не забывал интересоваться её мнением и старался находить компромисс между собственным пониманием прекрасного и её привычками. Задачка, конечно, была не из легких — господин Шанс неоднократно, используя интонации Шута, мягко иронизировал касательно сходства дочери и отца в вопросах отношения к моде, но всё же умудрялся подбирать ей что-то такое, что выглядело и красиво, по-девичьи, и при этом было удобным и не слишком вычурным. Впрочем и он сам, если подумать, одет был лишь немногим ярче — его темно-зеленый с черным наряд был элегантным и приталенным, и подчеркивал не только цвет его волос и кожи, а также стройность фигуры, но при этом был не слишком экстравагантным и роскошным — и костюм и плащ выглядели вполне практичными и если и стесняли каким-то образом его движения, то совсем немного. Возможно поэтому Би и спорила с ним не слишком сильно и порой соглашалась на некоторые красивые вещи, от которых в иной ситуации обязательно отказалась бы.
В итоге, кажется, они купили и заказали у портного одежды даже чуть больше, чем Ревел распланировал, но Би выглядела довольной, и Фитц покорно платил за всё, что его друг для неё выбирал. Впрочем, за пару изящных изумрудных перчаток для девочки господин Шанс расплатился из собственного кармана, заявив, что просто обязан сделать ей приветственный подарок, и никто был не в силах ему возразить.
В поместье они ехали уже поздним вечером, изрядно нагрузив лошадей. Би немного утомилась за день и Фитц посадил её на собственную лошадь, позволив удобно откинуться в седле, а Шут повел за своей лошадью Капризулю. В дороге они говорили не слишком много: сначала Шут рассказывал Би какие-то сказочные истории из дальних стран, а потом та задремала в седле, прислонившись к отцу, и дальше они ехали в тишине, позволяя ребенку отдохнуть.
Фитц знал, что как хороший хозяин должен накормить гостя ужином и предложить ему ночлег, и лишь на утро лезть к нему с расспросами и разговорами, но прекрасно понимал, что в таком случае ему самому предстоит бессонная ночь. Как бы сильно его ни утомил этот день, бродившее в крови возбуждение от встречи с Шутом не позволит ему и глаза сомкнуть, пока он не получит от него ответы хотя бы на часть своих вопросов. Поэтому, оказавшись дома, он тут же отправился укладывать так и не проснувшуюся дочь, на ходу распорядившись о позднем ужине и чае для своего гостя.
Заметив интерес снующей по коридорам прислуги, за едой они почти не затрагивали каких-то серьезных тем — Фитц в общих чертах делился новостями, рассказывая по большей части о жизни Неттл во дворце и о сыновьях Баррича. Когда он рассказал о смерти Молли, голос покинул его. Господин Шанс тут же пропал куда-то без следа, и его место рядом с ним занял Шут. Слова соболезнования впервые со смерти жены по-настоящему достигли сердца Фитца — так искренне и глубоко ему сопереживать мог только его Шут, и Фитц знал, что из его уст это были не обычные слова вежливости — тот и правда разделял его горе. Очень давно, когда умер Ночной Волк, Шут сказал ему: «мне больно, потому что больно тебе». Похоже, даже спустя годы это оставалось неизменным… Ну или, по крайней мере, пока он был рядом, Фитц действительно в это верил.
Немногим позже, расположившись в кабинете Фитца перед камином с бокалами бренди, они наконец сняли свои маски. Шут с грустной улыбкой разглядывал резную статуэтку волка на каминной полке и камень памяти, запечатлевший их троих. Последний был развернут к ним той гранью, на которой красовалось улыбающееся лицо Шута. Фитц немного смутился и торопливо оглянулся на свой рабочий стол — там было письмо, адресованное Любимому, которое он пока не успел сжечь. Если Шут вознамерится исследовать его кабинет, надо будет не забыть спрятать его. Теперь, когда Шут был здесь, собственные душевные излияния казались Фитцу слишком тоскливыми и полными боли — слишком постыдными.
— Что за странный разговор был у тебя там на площади с моей дочерью, Шут? — спросил Фитц, делая большой глоток бренди из своего бокала. Он чувствовал, что для этого разговора ему понадобится немало сил и терпения, поэтому не собирался вести его на трезвую голову.
Шут последовал его примеру, тоже отпив бренди.
— Давно мы так с тобой не сидели, правда? Мне этого не хватало…
Огонь тихо потрескивал в камине, алкоголь медленно и приятно растекался по венам, но нарастающее ощущение уюта от обстановки и близости старого друга не могло полностью перевесить всколыхнувшуюся от его слов обиду в душе Фитца. Ему тоже этого не хватало. До безумия не хватало, но он был этого лишен милостью Шута, который за все эти годы ни разу даже и строчки ему не написал, а теперь сидел здесь не потому, что сам пришел к нему, а лишь потому, что они случайно встретились.
— Ты можешь ответить на мой вопрос, не уходя от темы? — спросил Фитц чуть более раздраженно, чем ему следовало.
— Ох, а ты по-прежнему не отличаешься терпением, друг мой, — заметил Шут, слегка выгнув бровь, и прежде, чем Фитц успел огрызнуться, продолжил: — Хорошо, будь по-твоему. Но учти, что сперва мне придется рассказать тебе почему я вообще здесь очутился спустя столько лет. Не возражаешь?
Фитц неохотно кивнул, не желая показывать, что ему это интересно. Шут начал свой рассказ:
— Не буду вдаваться в слишком большие детали касательно того периода, что мы с тобой не виделись, иначе этот разговор займет не один день, и до сути твоего вопроса мы так и не доберемся, поэтому пока опишу его лишь в общих чертах. После нашего с тобой расставания, как ты и сам знаешь, я навестил Баккип в надежде попрощаться с тобой, но ты надолго пропал, а Прилкоп всё торопил меня и настаивал на необходимости поскорее вернуться в Клеррес, и в итоге я уступил ему. Путь туда мы проделали частично через колонны, частично по морю, но он всё равно занял у нас много месяцев. Наш замысел по исправлению всех недочетов в организации и трактовании пророчеств оказалось совсем непросто воплотить. Было много сложностей, а так же старых упрямцев, не желавших нас слушать и менять свое мировоззрение с того, что там веками считалось единственно верным и правильным. Мы приложили немало трудов и перерыли практически всю библиотеку пророчеств, прежде чем смогли доказать им свою правоту. Количество предсказаний, собранных там за долгие века и жизни различных пророков, просто огромное, а нас было всего лишь двое, поэтому на это ушли долгие годы. И еще не меньше пары лет на то, чтобы всё поменять и выстроить правильно.
Шут задумчиво замолчал, допил свой бренди и потянулся за бутылкой, чтобы налить еще. Фитц опрокинул в себя остатки из своего бокала и протянул ему его за добавкой. У него вертелся на языке вопрос о том, что же мешало Шуту все эти годы хоть раз весточку ему написать, но он удержался, чтобы не сбивать его рассказ.
— Пока мы копались в многочисленных пророчествах, я нашел парочку, что привлекли моё внимание, — продолжил Шут. — В них говорилось о Белом Пророке того времени, что должно было последовать за моим собственным, в случае если я справлюсь со своей миссией. Таких предсказаний было не много, и, что самое странное, одно из них было моим собственным, сделанным ещё в детстве. В те времена я только-только учился писать и у меня был ужасный почерк, поэтому никто так и не смог толком расшифровать, что именно я там написал, но мне самому это удалось. Все решили, что я писал о Белом Пророке Любимом, который станет собственным учителем, если выживет. На деле же там говорилось о том, что Любимый станет учителем Белого Пророка, если переживет собственную смерть.
— Но ты же говорил, что ни в одном из твоих предсказаний тебе не было суждено выжить? — растерялся Фитц.
— Оказывается, одно-единственное давнее предсказание допускало этот вариант, — хмыкнул Шут. — А может и не одно… сейчас я начинаю думать, что, возможно, те немногочисленные пророчества, что я нашел о новом Белом Пророке, могут быть как-то связаны с этим. Может они касались не того будущего, где я просто достигаю своей цели, но именно того, где я, к тому же, возвращаюсь к жизни…
— Почему ты так решил? Этот… новый пророк без тебя ни за что не справился бы?
Шут не торопился с ответом, то ли размышляя над его словами, то ли сомневаясь, стоит ли отвечать. В итоге он покачал головой и слегка сменил тему:
— В общем, эти пророчества заставили меня покинуть Клеррес. Прилкоп остался там, а я направился на поиски пророка этого поколения, чтобы сделать всё от меня зависящее, дабы обучить его всему и помочь найти свой путь.
— А как ты понял, что уже пора? Вдруг он еще не родился, или же это случилось уже давно и он больше не нуждается в твоей помощи? Твое предсказание ведь пылилось там много лет, может тебе стоило отправиться в путь раньше…
— Я видел знаки из других предсказаний, подсказавшие мне подходящее время. Это трудно объяснить, Фитц, но с пророчествами всё именно так: иногда ты просто знаешь, что некоторые вещи нужно сделать в определённый момент — ни раньше, ни позже. Иначе можешь сойти с пути и уже не встретить того, кого ищешь, и не сделать того, что должен. А так как я теперь лишён собственного дара предвидения, который мог бы подсказать мне иные пути, я вынужден четко следовать инструкциям в надежде на ожидаемый результат. Я не в восторге от этого, но у меня просто нет иного выбора.
Фитц услышал застарелую горечь в его голосе. Казалось бы, спустя столько лет Шут уже должен был смириться с этой потерей, но это всё еще терзало его. Похоже, для него это был равносильно тому, чтобы лишиться какого-то из органов чувств — он научился справляться без него, но не мог не тосковать по тому, чего лишился.
— Ладно, допустим, — сказал Фитц терпеливо, пусть почти ничего не понял. — И ты оказался в Шести Герцогствах потому что предсказания привели тебя сюда? Ты должен был встретить этого пророка здесь или это лишь точка в твоем маршруте?
Фитц старался, чтобы в его голос не просочилась обида. Теперь он уже точно знал, что Шут искал совсем не его и был здесь только из-за очередной своей миссии, в которой его бывшему Изменяющему больше не было места, и от этого ему становилось всё больнее.
— Я знал, что должен снова пройти тем невероятно длинным путем, что проделал дважды в своей жизни с разницей в долгие годы — это мог быть только путь из Клерреса в Шесть Герцогств. Дальше мне предстояло разбираться на месте… и вот я здесь, — как-то неловко и нерешительно закончил Шут.
— То-есть, в скором времени ты снова уйдешь, чтобы найти своего пророка? — подчеркнуто нейтрально уточнил Фитц, даже не заметив с какой силой сжал бокал в своей руке.
— О, тут начинается самое интересное, — нервно сглотнул Шут. — Я думаю, что уже его нашёл.
Неприятное предчувствие настигло Фитца. Он знал этот тон своего друга — это значило, что то, что он сейчас от него услышит, ему точно не понравится.
— И где он? Что с ним? — спросил он осторожно.
Во взгляде Шута проступило сочувствие. Голос его был мягок и ласков:
— Ну же, Фитц, ты же уже догадался, разве нет? Я знаю, что тебе это совсем не по душе, но…
— Ты ошибаешься! Этого не может быть! — возразил Фитц, поняв куда он клонит — сложно было не понять, учитывая с чего начался их разговор. — В моём роду не было Белых и я очень сомневаюсь, что в роду Молли они были.
— Зато в твоём собственном теле когда-то был Белый, а ты был в его, — все так же осторожно продолжил гнуть свою линию Шут. — Боюсь, это случилось из-за того, что ты вернул меня к жизни, Фитц.
Фитц слушал и не слушал. Шут говорил ему о связи одаренных и связанных с ними животных, драконов и их элдерлингов, об изменениях в тех и других, к которым эти связи ведут. Шут говорил об их единении в потоке Силы и Дара в тот момент, когда они обменялись телами и Фитц исцелил его; о том, как сам Шут почувствовал во время их объятий сегодня, что остатки этой связи всё ещё живы, что частичка его души навсегда осталась с Фитцем и наоборот; что благодаря этому на свет родилась девочка, которой в иных обстоятельствах никогда бы не было. Девочка, поразительно похожая на Шута — даже больше, чем на самого Фитца и Молли, — и, по его мнению, обладающая тем же даром, что и он. Шут все говорил и говорил, подкрепляя свои доводы объяснениями, которые считал разумными, а Фитц никак не мог этому поверить. Всё, что Шут говорил, было слишком абсурдным, чтобы быть правдой. Би просто пошла в свою бабушку из Горного королевства — вот в чем дело, а все домыслы Шута — полнейший бред, о чем Фитц ему и сказал.
— Кетриккен тоже из Горного королевства, но её глаза, кожа и волосы значительно темнее, как и у остальных жителей того края. К тому же Би маленькая — слишком маленькая даже по местным меркам, а там все довольно рослые, согласись.
— Би нормальная! Не смей говорить, что с моим ребенком что-то не так, — по привычке огрызнулся Фитц, как и всегда в глубине души признавая, что это правда — его дочь очень необычная.
— Всё с ней так — для Белой она более чем нормальна. Скажи, друг мой, она долго провела в материнской утробе?
Уверенность Фитца в своей правоте резко пошатнулась. Шут ведь не мог этого знать, так почему он спросил об этом?
— Так долго, что все мы решили, будто Молли сошла с ума. А когда родилась, была такой крошечной, что мы поначалу опасались, что она не выживет. И развивалась она очень медленно — настолько, что я до недавнего времени всерьез думал, что она слаба умом и никогда не будет как другие дети, — со стыдом признал Фитц.
— Она и не будет, — согласился Шут. — Но кто из нас был нормальным?
Фитц испытал немного болезненную вспышку благодарности за это замечание: кому как не им двоим понимать, каково быть не такими как все? Бастард, из-за которого всеми любимый наследный принц отрекся от престола, ставший королевским шпионом и убийцей еще будучи ребенком, и слишком странный не только для местных краев, но в принципе мальчишка, развлекающий своими дурачествами и трюками королевский двор и при этом тайно спасающий мир. Более необычных детей еще надо было поискать.
— Фитц, я изучил очень многое о своей расе за эти годы: для Белых подобное в порядке вещей. Вспомни каким я был, когда ты впервые меня встретил: я был старше тебя, когда ты объявился в Оленьем Замке, но ты быстро обогнал меня в росте, и у меня ушли годы на то, чтобы сравняться с тобой.
— Би может и не вырасти, — никак не мог смириться с тем, что ему говорил Шут, Фитц. — Вдруг она просто маленькая и такой и останется, а ты принимаешь желаемое за действительное? В прошлом ты часто подгонял события под свои предсказания уже после того, как они происходили.
Лицо Шута исказилось так, будто его ударили.
— Неужели после всего, что произошло, ты до сих пор не веришь мне? Думаешь, всё, что я тебе говорил, было выдумкой?
— Не знаю, Шут… Ты заставил меня поверить в многое, но иногда это и правда выглядело так, будто ты лишь пытался доказать себе, что действительно что-то предвидел, но ты почти никогда не говорил о событиях до того, как они происходили…
— Потому что ты Изменяющий. Если бы ты знал обо всех событиях заранее, ты мог бы намеренно или нет поступать иначе, и тогда все мои видения могли стать совсем бесполезными.
— Слишком сложно и витиевато, Шут. Как всегда.
— Ты мог бы это понять, только если бы смог это увидеть, как видел это я… — Шут вздохнул. — Да, я безжалостно использовал тебя, и не раз, вынуждая довериться мне, чтобы добиться нужного результата, но я не лгал тебе о своих видениях.
— Даже если так, Шут, с чего ты взял, что моя дочь такая же, как ты?
— С того, что, стоило мне её увидеть сегодня, я это сразу же понял. От неё исходит сияние и расходятся тысячи дорог. Я видел нечто подобное только дважды в своей жизни: когда впервые встретил тебя — моего изменяющего, и Прилкопа — единственного еще живущего Белого, кроме меня. От Би исходит похожее сияние, и даже, возможно, куда более сильное. Настолько, что я его увидел, хотя много лет уже лишен своего дара.
— Сияние? — полным скепсиса голосом переспросил Фитц. — Ты снова пытаешь надо мной подшутить?
— Да нет же, Фитц, открой глаза наконец! — не выдержал Шут. — Она тоже сказала, что я сиял! Она видела меня так же, как видел её я. А теперь пора и тебе увидеть. Просто взгляни на неё! Неужели ты не видишь как она похожа на меня?
— Неправда!
— Неужели?
Фитц продолжал отрицать, но в глубине души уже понимал, что вскоре сдастся. Би и правда была похожа на Шута — светлая кожа и глаза, острые клинышки над верхней губой, круглый маленький подбородок, какой был у Шута в детстве, пушистые почти бесцветные волосы… Фитцу некстати вспомнилось, что в ночь после того, как его дочь родилась, ему приснился Шут. Он уже тогда знал об этом сходстве, но не желал его признавать — это было слишком невозможно. И слишком больно, учитывая, что Шут бросил его и Фитц не рассчитывал когда-нибудь снова его увидеть.
— Я спрошу её завтра, что она имела в виду, говоря про сияние, — сдержанно сказал Фитц. — Но до тех пор я не хочу, чтобы ты с ней разговаривал — слишком хорошо знаю, как ты умеешь убеждать.
— Как скажешь.
— И даже если ты окажешься прав, я не позволю тебе её забрать. Слышишь, Шут? Не позволю!
— Я не собирался отбирать её у тебя — лишь помочь ей разобраться в своём даре. Честное слово, Фитц, я и понятия не имел, что это окажется она, и что я снова вмешаюсь в твою жизнь — я этого не хотел.
— Конечно, — горько усмехнулся Фитц. — Если бы ты не заподозрил мою дочь в подобном, мы бы с тобой вообще никогда не увиделись бы, правда? А теперь тебе, к сожалению, снова придется иметь со мной дело. Надо же, какая ирония: ты ведь наделся, что навсегда избавился от меня, а вот оно как сложилось.
— Фитц, я…
Шут совсем растерялся, беспомощно пытаясь подобрать слова, но Фитц не собирался его слушать. Он, немного пошатываясь, встал, после чего убрал на поднос бокалы и давно опустевшую бутылку из-под бренди.
— Уже поздно — нам обоим пора отдохнуть. Я приказал постелить тебе в Желтых Покоях. Прошу простить за их не слишком пристойный вид — их давно не ремонтировали, но надеюсь тебе там будет удобно.
Они шагали по тёмным коридорам молча и тихо, чтобы не разбудить прислугу. Шут выглядел виноватым и несчастным, но Фитц старательно не обращал на это внимания и о собственных словах не жалел. На самом деле он не выплеснул и десятой доли собственной обиды и ему еще много чего было сказать Шуту, но этот день и без того оказался переполнен впечатлениями и открытиями — Фитц совершенно выдохся. Поэтому, проводив гостя до выделенных ему покоев, он вежливо пожелал ему спокойной ночи и, не дав тому сказать и слова, ушел в свою комнату, где обессиленно рухнул на постель и, хвала алкоголю, практически мгновенно забылся сном.