***
Настигшее меня чувство никакими законами психологии не объяснишь — «это» было вне области науки и «это» не поддавалось рациональному объяснению: «оно» виднелось мне слабостью, чем-то ранее не доступным, а сейчас так просто открывшимся. Чувство любви. Такое прекрасное и лёгкое в литературе, но такое запутанное и сложное в реальности — оставляло на глубокие размышления. Самый главный вопрос, мучающий меня около недели — почему я влюбился? До этого неожиданного этапа в моей жизни никто не был способен пробудить во мне яркие, заметные эмоции; всегда ходя с непробиваемым лицом и говоря неприступным тоном, я очень растерялся, когда выяснил причину бессонных ночей и частого отсутствия концентрации внимания на учëбе или над работой ещë незаконченных голографий. Яку Заиши — это не просто парень, это мой лучший друг; влюбился я в этого человека беспамятно. И если же обычно бывало хотя бы банальное, но основание, то даже я не понял, что случилось и почему это вообще случилось. Несколько месяцев назад мы с этим парнем могли беззаботно болтать, но особенно в последние дни именно я прерываю наше времяпрепровождения из-за несуществующих отговорок — особенно в последние дни я был как на иголках рядом с Яку, потому что мне было страшно. Однако, как бы мне ни было неловко, я хотел бы находится с ним, правда не знаю каким образом. Глупые описания того, насколько он прекрасен в моём широком мировоззрении, ни к чему, но я очень хотел бы рассказать ему, что со мной происходит. Я хотел бы, чтобы вместо озадаченных взглядом в мою сторону Яку понял мою проблему и принял. Хотя, увидев его поодаль от незнакомой мне девушки, я окончательно опустил руки и закрылся. У него уже есть кто-то. Я буду только путаться под ногами.***
Начались истинные, вовсе не гиперболические страдания на уроке физкультуры, и не вследствие моей ненависти к этому предмету, вовсе нет. Тогда мы сдавали нормативы. Я мог отчётливо подмечать, что поставленная задача была не настолько сложна, ведь многие мои одноклассники с успехом слышали свои высокие результаты, озвученные Киоши-сенсеем; класс у нас был неплохо натренирован в физическом плане, не считая нескольких человек и меня. Когда же настала моя очередь, все встали друг с другом, я прошёл на старт — и что-то ëкнуло, даже не дав выполнить рывок. Я замер на месте и после стремительно побежал, улавливая на себе воодушевлённые взоры ребят. Я почувствовал, будто лёгкие сжались, кислород полностью растворился для меня, и закашлял, опираясь на колени и останавливаясь. Сенсей воздержалась от замечаний, которые могли перерасти в серьёзные упрёки. Ощущение сбитого, усложненного дыхания и лёгкая боль в груди были несмертельны (?), но таких подозрительных симптомов я у себя раньше не наблюдал. Было неприятно, но и не больно — скорее терпимо. Сенсей захотела отправить меня к школьной медсестре и не получила положительного ответа, а лишь краткое: «я справлюсь». После физкультуры я пытался выявить причину реакции своего организма на простой спринт, но не получил точных ответов. Я не обращал внимание на это, ведь со временем всë налаживалось — однако после снова стало ухудшаться, даже ещë больше. Следовало странное удушенье в области шеи, и я неосознанно задерживал дыхание, а вскоре начинал долго кашлять. Грудная клетка с каждым днём всë сильнее и сильнее ныла, пока я отчаянно хватался за медицинские справочники и искал симптомы странной болезни. Я помнил один вечер: кашлянув, кровь с голубыми лепестками резко образовалась на странице учебника по литературе — это привело меня в шок, ужас и полную тревогу. Мне было всё равно на книгу, я волновался за своё самочувствие. Не зная, как поступить я начал метаться по сторонам своей комнаты и пытаться придумать объяснение, но я сожалею, что не обратился к специалисту тогда, когда это стоило бы сделать. Хотя я заметил интересную закономерность, которую не хотел и вовсе замечать: общаясь с Яку, видя его или всего-то думая о нём, моë сердце пронзала острая игла, а лëгкие сжимались как при диспноэ. Я понимал, что он причастен к нарастающей боли, возникающей во мне. Я понимал, что если так и буду терпеть весь этот кавардак, вметающий в меня хаос, то буду страдать дальше. И однажды, я всë-таки решился. Наверное, зря.***
Стоя над возвышающимся горизонтом, вдалеке я наблюдаю ходящего по изумрудному, заросшему цветами полю Яку. Лицо, на котором постоянно красуются очки с дисплеем, и эту беззаботную улыбку я смогу узнать повсюду. Сейчас точно стоит бы внести немного описаний того, насколько прекрасно он выглядит в моём мировоззрении: некогда покрашенные в цвет блестящего металла зализанные волосы с зелёно-неоновыми прядями колыхаются от лёгкого ветра; грязные от недавних дождей кроссовки ступают на уже потоптанную землю, а рукава толстовки-оверсайз как назло закрывают ладони, в которых друг о друга трутся молодые стебельки сорванных цветов. Я тянусь вниз с целью заполучить и себе такое привлекательное растение, чтобы после радушно подарить его другу, не обращая внимания, что моё дыхание становится сбивчивым от одной мысли о нём, как тут… Моя рука невзначай тянется к его руке, помогая сдерживать большое количество невзрачных голубых незабудок в чужой хватке. Следуют взаимные изумлённые взгляды; Яку неловко улыбается, вызывая ноющую боль в груди и заставляя щёки загораться румянцем от случайного тактильного контакта. Вместо приветливых замашек руками и слов «привет, как же я рад тебя видеть!» я ощущаю, как его пальцы, переплетенные с моими, осторожно освобождаются через пару секунд и крепко сжимают собрание проклятых цветов, а сам он безмолвно выпрямляет спину. Я вижу, что дисплей его металлических очков показывает два пиксельных вопросительных знака, однако на вопрос, что я тут делаю, ответа нет. Необыкновенная тишина, преобладающая над нашей компанией, окутывает вокруг и погружает меня в пелену горьких чувств, слова которых быстро затихают под конец: — Яку, ты мне нра… Неожиданно, я склоняю голову вниз. Вместе с этим мои волосы до плеч мешают разглядеть нечитаемое выражение лица напротив; Яку придвинулся ближе, не переставая решительно сжимать букет, и машинально схватил меня за предплечье. — Тебе плохо? Я отрицательно киваю, но ощущаю подступающий комок к горлу, который явно говорит о эмоциональном всплеске внутри — сейчас всё вырвется наружу. Мне всё равно, что и кого он там любит, я обязан оповестить о своей любви. Однако, я всего лишь прикрываю рот и выплёвываю ненавистное соцветие незабудок вперемешку с обилием крови, ничего не в силах поделать. Слова сами выходят из меня, и я надеюсь на лучшее: — Н-нравишься… Реакция то ли многозначительна, то ли просто непонятна мне из-за дурного самочувствия, хотя язык тела Яку показывает, что он искренне испуган: немедленно притягивает к своим тёплым объятиям, согревая, пока я позволяю слезам слабости охватить власть. В течение этого он тридцать раз проклинает всех кого не лень, старается что-то выяснить у меня, но я лишь трепетно дрожу в сильных руках как при треморе и наклоняюсь ближе, продолжая заливаться и кровью и слезами одновременно и смешивать их воедино. Никогда не видевший меня в таком состоянии Яку обеспокоенно просит посмотреть на меня и бросает на грязную землю смятые цветы; кажется, сейчас он полностью не взволнован моим признанием, а скорее самочувствием. Он беспомощно ищет телефон в кармане, пока, удерживая в ладони голубого цвета растение, я протягиваю его на последних силах в знак своей любви, чувствуя, что сбитое дыхание медленно начинает угасать и сменяться более тихим. Глаза становятся абсолютно пустыми. Странно, но я перестаю что-то ярко ощущать, когда стебли желают пронзить меня насквозь. Лежащая на его вспотевшей ладони незабудка отдаёт ясным кровавым оттенком, но он вовсе не отвергает меня, хотя и не принимает тоже. Раздаётся крик, смешанный со страхом и сожалением; я ничего не слышу отчётливо и, кажется, падаю. Я вообще не могу поверить, что умираю такой странной смертью, в последние секунды жизни не обращая внимания на трясущего меня за плечи Яку и напоминая себе банальную вещь: Гребаные незабудки, никогда их не любил по-настоящему — зато так горячо любил того, кто их любит.