Можно

Паша любит Юру. И это хорошо работает в обратную сторону. Пошлые шутки уже давно переросли в нечто большее, чем просто подколы. Старшая школа закончилась не только выпускным, но и взаимным признанием в чувствах и пьяным поцелуем на балконе, подальше от остальных одноклассников. Отношения продолжили свое развитие в университете. Их связывала не только симпатия, но и нечто большее — любовь к музыке. Их необычный дуэт отличался от общей массы музыкантов в аудитории. Чарующая химия между двумя, казалось бы, не очень связанными инструментами, восхищала. Жилка рока чувствовалась даже в классике. Безумие и энергетика Личадеева, спокойствие и власть над аккордеонистом Музыченко. Их сильные голоса нельзя было поставить в ряд с остальными студентами, отличники, которые и грамоту учили, и голосом вышли. Зависали парни на съёмной Пашиной квартире. Целовались, обнимались, лапали за лакомые места, касались причинных мест, но всё ещё хранили целомудрие. Оба думали, что рано. Боялись нарушить границы. Переступить черту. Иногда писали забавные песни, состоящие из полной белиберды. Юра импровизировал, запинался, забывался и продолжал. — Ну ваще. Типа того. Типа, типа, типа, ваще, типа того. Типа, типа, типа, типа того. Типа того. Типа ваще! Паша подыгрывал на гитаре. — Юр, записывай эти строки. — усмехнулся он. — Я-я-я ваще… Я-я-я ваще. — Тип, тип, тип, типа того. — подпел Личадеев. — Я ваще… Я ваще, я ваще, я ваще! Юра откинулся на разложенном диване к стене, закидывая руки за голову. — Юрец, пора заканчивать. Соседи жаловаться будут. — Личадеев снимает лямку с плеча и ставит инструмент на специальную подставку. — Да, Пашка, ты прав. — Пора заняться чем-нибудь другим. Парень подходит к дивану, падает рядом, укладывая косматую голову на Юрину грудь. Его татуированной рукой по открытому плечу гладят, круги пальцем вырисовывают. Личадеев приподнимается, мягко целует, держится на вытянутых трясущихся руках. — Я тебя люблю. — И я тебя люблю. Паша вновь подаётся вперёд. Неловко чмокает, тыкаясь носом в щеку. Отчего-то Юрины брови приподнялись. Взгляд открылся. Он знал, что от него чего-то хотят. Парень приблизился, повторно целует губами в губы. Удивлённый взгляд никуда не пропал. Тут Личадеев и сам перестал понимать, что происходит. Сел, подминая ноги под себя. — Нет, я не понимаю. Это что? — Что? — Нет, погоди. Почему всё так? Ты моих намёков не понимаешь или что? Какого хуя ты сидишь, как амеба? Где твои руки? Как мне их растормошить? — Я…э-э-э…не знаю. — Ты пойми, я чувствую себя похотливой сукой. Как будто домогаюсь, а ты не хочешь. — Как не хочу? Паш, хочу. — Ну, а чего тогда? Личадееву вдруг стало необычайно стыдно за свои слова. Всё это как-то пошло. Он сменил позу, обняв колени и продолжил монолог, разглядывая потолочные плинтуса. — Я к тебе и так и эдак. За шею пощупаю, за плечи, за руки. А ты… — он пародийно скрестил руки на груди и широко улыбнулся. — И всё. Юра медленно приблизился. Прилёг рядом, устроив голову на Пашиных коленях, смотрел щенячьим взглядом. — Прости. — Да не за что тебе извиняться. Просто пойми. Я мазохист блять, мне нужно, чтобы меня сжимали, царапали, кусали. Мне это нравится. Мне хочется. А я не получаю отдачи. Ты закрылся своей рубашкой и всё. — Так её можно снять. — Юра стряхнул с себя верхнюю одежду, оставаясь в футболке. — А чего не снимаешь тогда? Почему я тут почти полуголый сижу, а тебе похуй. — Мне не похуй. Я жду разрешения. — Мой внешний вид тебе разрешение! Понял? Бери всего, дурак, блять. Юра целует в колено, кладёт ладонь на предплечье, размыкая сцепленные руки. Паша наконец оторвался от разглядывания стен. Всё ещё насупленный он опёрся о кровать. Музыченко целует в оголенное плечо, сразу поднимается к шее и с сильным нажимом кусает. У Паши глаза закатываются, он жмурится, испуская глухой стон из открытого рта. Оказалось, что это больнее, чем он думал, но ничего не сказал. — Так? — Если бы ты не спросил, было бы так. Юра усмехнулся в шею, вновь сомкнул зубы, оттянул тонкую кожу. Паша прижимает парня к себе за шею, чтобы тот компенсировал острую боль мягким поцелуем. Неожиданно широкая ладонь поползла под белую майку по упругому животу. Ткань задралась гармошкой выше пупка, не давая продвинуться дальше. Тогда рука дотянулась до поясницы, от чего Паша прогнулся. Юра отстранился, заглянул в туманные глаза. — Пашуль… можно? — Можно. — ответ оказался твёрдым и однозначный. Он немного сгорбился, давая снять с себя майку. Пальцы прошлись по выпирающим ключицам к плечам. Губы вбирают стоячий сосок, язык обводит ореол. Бёдра резко вздёрнулись от остроты ощущений. Паша вновь глушит стон, держась за покатистое плечо. — Дай лечь. Рука устала. Юра убирает ладонь с поясницы и Личадеев падает. Шея и грудь покраснели, шорты обтягивали виднеющийся бугорок. — Уже встал? — Такой же вопрос. Они улыбнулись друг другу и опустили этот монолог. — Юр, можно отсосу? Пизда как хочу. Музыченко отодвинулся, прислонился к стене и расставил ноги пошире. — Прошу. Личадеев перебирается в коленно-локтевую, стаскивает джинсы, сразу оголяя бёдра. И тут стало страшно. В штанах он смотрелся не таким большим, как оказалось. Но отступать было поздно. Сам кашу заварил. — Только не сильно давай. С этими словами Личадеев облизнул головку, смакуя солёный привкус. Он поднял взгляд, когда копну длинных волос сжали в кулак. Юра, поджав губы, томно смотрел в голубые глаза со всем желанием и страстью. Ладони сжали упругие бёдра, колени немного разъехались, поясница прогнулась. Паша старался выглядеть как можно вызывающе и сексуальней. Член прошёл в рот, упёрся в щёку. Музыченко не давил, погладил кожу на выступившем месте. Так горячо, мокро, он представлял, какого это будет, но ощущения были совсем не такими. Странными, острыми. Паша обвёл языком головку, открыл рот побольше и дёрнулся вперёд, заглядывая до половины. Горло сузилось, стенки защекотало и Личадеев плюется, царапнув нежную кожу зубами. Тонкая ниточка слюны упруго тянулась и сползала по подбородку. — Ты чего так стартанул, Пашка? Сам же сказал, не сильно. — Погоди, я сам не понял. Я…уже отвык. Давай, ну… Ты сам попробуешь. — Уверен? Паша кивнул, утираясь тыльной стороной ладони, устроился поудобней. Высунь язык, дорогой. — парень послушно выполнил просьбу. Такой вид раскрасневшегося, податливого Личадеева выбивал из колеи. Тонкие прядки, выбившиеся из кулака, падали на глаза. Головка проехалась по языку до самого корня. — Горло расслабь. Тогда Паша все же прикрыл глаза. Когда член начал проходить глубже, рука давить сильнее, Личадеев зажмурился, сипло выдыхая через нос. Секунды тянулись мёдом. Казалось, что длина полового органа была с полметра. Юра ткнулся в гланды и рвано выдохнул, когда почувствовал сужение горла в попытке сглотнуть. Забывшись в ощущениях он и не замечал, как Паша пыжится, сопит, терпит, иногда вверх поглядывая, ждёт, секунду через секунду давится, но стабилизирует состояние. Но когда выдохи стали с присвистом, из глаз потекли слёзы, Музыченко вдруг опомнился и убрал руку. Личадеев вновь закашлял, пытался вдохнуть поглубже. Подбородок блестел от слюны. — Хорошо…очень хорошо, Юр. Паша несколько раз мазнул по головке кончиком языка, обхватил губами. Бёдра напряглись, толкнулись в нёбо. Юра пальцами плед сжимает, сдерживаясь, когда по влажной от слюны коже водил сильно сжатый кулак. — Паша, всё, прекрати, не могу уже. Рука тянет за затылок к себе. Личадеев чуть ли не падает, в спине прогибается, целуется влажно. Жар накалял кожу, лицо краснело то ли от смущения, то ли от желания. Он ногу через бедро перекинул. Ткань шорт натянулась до упора. Юра руку на шов кладёт, сжимает, чувствует, как бёдра толкаются вперёд. Паша тихо коротко стонет, не замечая своей реакции. Слишком пошло, слишком влажно, слишком жарко. Мысли витали вне головы, не пытались будить разум. То, о чем парень мечтал по ночам, отвлекаясь только при помощи фильмов для взрослых, наконец воплотилось в реальность. Юра вновь тянет за волосы, оголяя длинную шею. Поцелуи прошлись по двигающемуся кадыку, зубы сомкнулись на ключице. Больно, по правде очень больно. Но Паша терпит, уткнувшись в крепкое плечо. Ощущается остро, отзывается в паху. — Юрочка… Юр… — Что? Он сам не понимал, чего хотел и хотел ли вообще. Просто нужно что-то сказать, выдавить какой-либо звук, возвращающий к реальности. Положил руку на оголенный член, продолжил водить, вызывая жаркое дыхание, раскатывающееся по горлу. Ему хорошо. И Паше нравится, что Юре хорошо. — Давай продолжим. Личадеев ложится на спину, укладывая ладони на живот. Грудная клетка ровно вздымалась, кожа натягивалась на рёбрах и скрывала их при выдохе. Глаза всё ещё блестели от слёз особенно при свете неоновой лампы. — Приподнимись. Бёдра вздернулись и и Юра без всякого сопротивления снял широкие шорты с бельём. Теперь он полностью обнажён. Ноги выскользнули из узких джинсов и, звеня ремнём, они полетели на пол. Сильные руки дёрнули парня на себя за лодыжки, большие пальцы огладили стопы, поднялись по икрам массирующими движениями, запуская механизм расслабления мышц, целует в колено, сгибает ноги. Мокрая дорожка простиралась по внутренней стороне бедра. Сердце застучало сильнее, раздаваясь гонгом в ушах. — Я буду аккуратен. Облизнув средний палец, Юра толкнула его вглубь тела. Совсем немного. Мышцы сомкнулись, легко принимая попытку их разработать. Паша точно бы никому низачто не рассказал о том, что почти каждый вечер представлял эту сцену, вместо своих пальцев Юрины и крепкую чужую руку, сдавливающую горло. Так что, справится с разработкой входа было довольно просто, что удивило одного и вогнало в краску второго. Личадеев вскинул бёдра, сжимая подушку над головой. Пресс напрягся, когда несколько фаланг начали сгибаться интенсивней. — А-а-а… Блять, Юр… Давай второй. — Ты думаешь? Паша сам подвильнул бёдрами, поджав губы. Юра с выдохом усмехнулся, добавляя второй палец. С губ срывались нечленораздельные звуки, буквы, пыхтение. Ладонь прикрыла рот. Раздались сдавленное мычание и Личадеев запрокинул голову, отодвигаясь пятками ближе к стене, соскальзывая с пальцев. — Не могу больше. Тяжело терпеть. Плед наполовину сполз на пол, сосборился около Юриных колен. Паша толкнулся ещё раз, дотягивается до комода, где лежала нетронутая пачка презервативов. Зубами порвал прозрачную плёнку, пальцы выудили один контрацептив и протянули любовнику. На это Музыченко только хмыкнул. — Попросишь? — Юр… — смущённо ответил Паша. — Ну попроси, Пашунь. — ногти царапнули внутреннюю сторону бедра. Юра, по кошачьи, подполз, приблизился к самому лицу. Член проехался по ложбинке несколько раз. Парень зажмурился, пригнув голову. — Ты можешь меня…пожалуйста. Я очень хочу. — говорил сбивчиво, жарко, с придыханием, прятал взгляд, продолжая сжимать презерватив промеж пальцев. — Я тоже хочу, дорогой. Зубы цепляют блестящую обёртку. Юра тянет, забирает и открывает её. Раскатав резинку, он пристроился ко входу. — Нежнее только. Музыченко толкается. Заходит на пару сантиметров. Внутри тепло и узко. Стенки пульсируют, парень пальцы сжимает, мычит от тянущей боли. — Может ещё потянуть? — Не нужно. Просто подожди немного. Я постараюсь расслабиться. Ладони огладили грудь, прошлись по напряжённым соскам к горлу и обратно до рёбер, бока сжали. Паша в своей преступной сексуальности был невероятно обаятелен. Дышал через нос, жмурился, проявилась жилка от челюсти к ключицам. Спустя время Юра двинулся дальше, раздвигая мышцы. Чувствует пульсацию, резкое сжатие и дальнейшее расслабление. Личадеев очень старается. Со всех сил. — Ещё. Музыченко немного погодя выходит наполовину и толкается обратно уже сильнее. Мычит, сильнее сжимает ляжки, ногтями впивается, вновь медлит. — Ещё. В следующее мгновение Юра Пашину ногу на плечо закидывает, целует в щиколотку, входит сильнее и размашистей. Личадеев дугой выгибается, глаза распахивает, стонет бесшумно. Головка прошлась по простате и быстро выскользнула, как только Музыченко почувствовал сужение прохода. — Пашенька, больно? Парень лицо руками вытирает, улыбается широко. — Вставь обратно, Юр. Быстрей. Толчок, ещё один и ещё. Паша ерзает, ритм сбивает не намерено. Всего мурашками покрывает при каждом движении. Шлепки кожи о кожу становятся всё громче, быстрее, смешиваются со стонами и редкими вскриками. Юра ногу с плеча сбрасывает, вжимается в напрягающееся тело. Мозолистыми от аккордеона руками парень обнимает его за спину. Тянет ещё сильнее, целует смазано, не специально кусая во время грубых движений. Вся комната наполнилась жаром, исходящим от тел. Музыченко губами к шее спускается, языком по пульсирующей артерии ведет, входит особенно глубоко. Паша ноги вздергивает, ногтями плечи царапает. Хорошо. Очень хорошо для него. — Юрочка, блять, я всё. Без слов любовник к его члену тянется, кистью водит интенсивно, продолжая ласкать шею. Чувство приближающегося оргазма запускало новые волны возбуждения. Пресс заметно напрягся и Паша финально насадился на член, пробиваемый судорогой. Стон, вырвавшийся изо рта ласкал ухо. Проход сузился, принося нескончаемое удовольствие. Пульсация доводила до исступления. Личадеев обмяк, упав на кровать. Движения вдруг стали отвратительно болезненными. Удары о простату не приносили желаемого эффекта. Паша заныл. — Юр, прекрати, уже больно. Не могу. — Прости, Пашка. Прости, дорогой. Я скоро. Широкая ладонь легла на стриженый загривок, сильно притянула для повторного поцелуя. Личадеев старался как можно сильнее приблизить Юрину разрядку и это произошло через считанные секунды после несколько размашистых толчков. — Прости, прости, прости. Тела липкие, влажные от пота, слюны и спермы. Но в этом всём было так приятно находиться в объятиях друг друга. — Тяжело, Юр. Ещё секунду полежав, Музыченко перекатывается на постель. Хорошо. Непозволительно хорошо им обоим. Сердце стучало в ушах. Эйфория потихоньку сходила на нет, сознание вновь вернулось. То, что недавно было мечтами возбужденного мозга, сейчас претворилось в жизнь. О чем еще теперь можно думать. Личадеев немного пошатываясь побрел прочь из комнаты. На вопросительный взгляд он ответил: — В душ. И закрыл за собой дверь.

***

Плед согревает оголенные тела, крепко прижатые друг к другу. Паша уткнулся лбом в ключицы, сложив руки между ними. Юрины пальцы перебирали копну растрепанных волос, распуская волны мурашек. За окном алела заря, освещая маленькую комнату. Закуток их спокойствия и безграничной любви, который скоро наполнится суетой, громким голосом, поцелуями, вещами, скомканными одеялами и затихнет. А потом наполнится ими вновь.