***
На улице свежо, Даня вызывает комфорт и вынимает зубами сигарету. Она обещала Паше, что бросит курить, ещё три месяца назад. Вероятно, она даже смогла бы сделать это. Если бы хотела. Но Дане совсем не хочется бросать курить. Ей нужно как можно больше легальных способов справляться со своими нервами, а он потихоньку отрезает все их. Он говорит ей: тебе надо больше спать и нормально завтракать. Нормально — это типа не чёрным кофе? А чем тогда? Варить кашу? Жарить яичницу? Выпекать французские тосты и панкейки с кленовым сиропом? Он вообще видел, с кем встречается? Иногда Поперечной кажется, что нет. Что первый раз, когда Паша увидел её, в смысле настоящую её, случился месяца через четыре после начала их отношений. Тогда она впервые не спала три дня к ряду, монтировала видео и работала над сценарием своего моно-сериала, который мечтала запустить. Они столкнулись в коридоре: она открыла дверь своего «кабинета», и на Пашу дохнуло трёхдневным перегаром и сигаретным дымом. Во время работы она не всегда вспоминает, что помещение надо хотя бы изредка проветривать. В руках Даня держала пять пустых чашек с характерными кофейными ободками. Он был не готов к такому. Это явно читалось в его взгляде. Ей захотелось огрызнуться, но она не стала, протиснулась мимо него боком, миниатюрная, слишком тощая, чтобы стать серьёзной преградой на его пути. И вот теперь она быстро скуривает сигарету на улице перед стендап клубом, чтобы, блять, не спалиться перед своим парнем. Она же не хочет проебать и эти отношения? Паша хороший, Паша заботится о ней и делает её счастливой. Билеты в Париж, цацки (которые она не носит), свидания — всё как у людей. И ей же нравится, правда нравится (всё, кроме цацок). Привет. Наберу? Егор Крид Даня смотрит на экран телефона слишком долго и слишком внимательно. Таксисту приходится посигналить, чтобы она села в салон. И вот она снова может проигнорировать, и это снова выглядит как наилучшее решение в сложившейся ситуации, но Даня почему-то снимает трубку и звонит ему. На часах половина второго, вряд ли разговор затянется надолго. У Егора в трубке слишком шумно. — Погоди минутку, я сейчас выйду где потише, — говорит он, а потом кричит куда-то в сторону, — Пацаны, потише, лан? Она слышит шуршание, он словно расстёгивает пуговицы на ходу. Слышит, как он идёт, звуки странные, гулкие. Чисто по опыту она можнт предположить, что он пробирается где-то за декорациями или вроде того. Какое-то помещение с высокими потолками, производственный коридор. Вероятно, недавно отыграл концерт. Или отрепетировал концерт. В любом случае ей должно быть похуй. — Аллё! Аллё, ты ещё здесь? — Ещё здесь, — в этот раз она обещает себе быть уверенной в себе и лаконичной. Она только что разъебала зал проверочным мини-концертом. Ни один Егор Крид в мире не имеет права мешать её торжеству. — Я хотел поговорить, — сообщает он. — Во время того разговора ты… вроде бы была не против поговорить, я правильно помню? — уточняет он. Она пытается вспомнить ТОТ разговор в подробностях, но он расплывается на отдельные фрагменты, рассыпается каждый раз, когда она пытается хоть что-то из себя выдавить. — Эээ… наверное. Если честно, я плохо помню, я уже ложилась спать. Вы с Юрой застали меня врасплох. — Правда? Ой… извини… В его голосе слышится раскаяние, ей кажется, ему правда неловко: она уже ложилась спать, а они доебались до неё с этим мнимым конфликтом, выросшим из желания Юры сделать вид, что конфликт на самом деле был, а не является плодом его воспалённого воображения. Даня дёргает нижний край толстовки, натягивает её на колени. — Да в целом ничего страшного, — выдыхает она. — Я не против встретиться и поговорить, если тебе хочется обсудить это.***
Это абсурд. Она не должна быть здесь. На Дане чёрная юбка выше колен, тонкие чёрные колготки, белая рубашка, чёрный пиджак и галстук-бабочка. Даня в огромных белоснежных кроссовках, которые её совсем не спасают. Она всё ещё слишком маленькая. Она понимает это, когда появляется из-за кулис, когда занимает своё место за тумбой, когда безошибочно находит взглядом Егора Крида. Обычно на прожарке главный герой сидит рядом с комиками и жмёт «секретному гостю» руку до и после. Но Егора Крида редакторы посадили на первый ряд зрительного зала. В этом был какой-то умысел? Типа вдруг они решат подраться? Неужели кто-то всерьёз поверил, что у них с Кридом мог быть какой-то серьёзный конфликт? Это из-за его слов про яйца и про «я бы с неё спросил»? Жаль, что она уже не успеет внести изменения в свои шутки. Придётся выступать с тем, что есть. — Мне одной кажется, что Егор Крид выглядит так, как будто какая-то школьница сделала себе мужа в симс? Он улыбается ей самой широкой из своих улыбок. Даня уже видела такие, на всех ебаны видео, где он выступает, везде, где он общается с девушками, девочками, женщинами. А ещё — кокетливо опускает глаза, выдыхая: — Ну это обидно… — Читал фанфики? На самом деле, Егор, я правда тебя люблю. Всё ради тебя. Я здесь для того, чтобы зарыть наш топор односторонней войны. Я хочу задать тебе один важный вопрос: Егор, ты примешь эту розу? Она не помнит, как оттараторила свои шутки, всё было слишком криво, слишком наигранно, слишком… Она укололась этой блядской розой, когда убежала за сцену, чтобы взять её. Она так торопилась, чтобы вернуться, чтобы протянуть. Егор поднимается на ноги и делает несколько шагов ей навстречу. Она вдруг понимает, насколько маленькая с ним рядом, она протягивает ему цветок: не вперёд, а вверх. Он вдруг раскрывает объятия и наклоняется. На мгновение она вся оказывается укутана: его руками, его худи, его одеколоном, а потом Егор отстраняется и очень аккуратно перехватывает стебель пальцами, слегка задевая её пальцы. Вспышка. Разряд тока. Пощёчина. Остановка сердца. Тотальный блэкаут. Она задыхается, она видит, как улыбка стекает с вздёрнутых уголков его губ. Как на смену отточенным, выверенным движением приходит замешательство. Он тоже почувствовал? Тоже ощутил? Он тоже… тоже… то… Она не помнит, как оказывается за кулисами, трясущимися пальцами снимает с себя микрофон. — Даня, Егор позвал всех после съёмок в рестик тут недалеко. Ты… — У меня сегодня важная встреча, сорри, — она бежит по длинному коридору ТНТ-4, не останавливаясь. Хорошо, что не надела каблуки. Она бы сломала себе ноги, если бы бежала на каблах. Она бы точно сломала себе ноги. Поперечной кажется, он бежит по коридору за ней следом. Нет, не бежит, но набирает. Она чувствует, как телефон вибрирует телефон в руке, она смотрит на «Егор Крид» на экране, но не поднимает трубку. Он звонит ей снова и снова. Он звонит ей, когда она запрыгивает в такси. Он перестаёт звонить ей, когда она отъезжает от здания. Он присылает ей смс: Даня, пожалуйста, ответь. Егор Крид Ты тоже почувствовала это? Егор Крид Она не хочет отвечать. «Тоже» — слово, совершенно не подходящее тому, что она испытала. Соул. Какая нелепица. Егор Крид — её соул. ЕГОР КРИД — ЕЁ СОУЛ. Телеграм-каналы взорвутся, если эта информация станет достоянием общественности, но она не станет. Ни ей, ни Егору не нужно, чтобы эта информация попала в общественное пространство. Ни она, ни Егор не захотят, чтобы об этом узнал кто-то ещё. В их головы не забраться даже вездесущему Юре Дудю.
***
Её жизнь превращается в ад. Егор пишет стабильно раз в неделю. Его эмоции вторгаются в её жизнь. Вот он радуется, вот сердится, вот совершенно опустошён, а вот флиртует с кем-то. Вот Егор Крид переел, а вот он кончает. Ярко и отчётливо, словно это происходит с ней, но совершенно точно не происходит с ней. Даня Поперечная способна понять и отличить свои эмоции от эмоций Егора. Ей самую малость интересно: он тоже теперь ощущает жизнь так: вот у Поперечной начались месячные, и она лезет на стенку от боли, а вот она набухалась, и теперь её тянет блевать. Ответ становится известен до нелепости быстро. Из его сообщний: Тебе плохо? Мне приехать? Вызвать тебе скорую? Егор Крид Она стоит на коленях в сортире стендап клуба и блюёт виски и желудочным соком, размазывает тушь по лицу, отдирает накладные ресницы. Говно. Она с самого начала знала, что не стоит их клеить, теперь просто будет выглядеть странно, но ей поебать. Егор Крид спрашивает, где она и не нужна ли ей его помощь в то время, как её парень уже часа три как спит дома с выключенным телефоном. Бесполезно звонить ему и просить забрать её. Бесполезно ждать, что он встретит её во дворе дома. Даже если её госпитализируют, он не узнает об этом раньше следующего утра. А ебучий Егор Крид уже знает. Ебучий Егор Крид мог бы просто выпить таблетки, перевернуться на другой бок и спать дальше. Мог бы вызвать себе на дом врача с капельницей, чтобы снизить эту зависимость от её состояния до нуля. Мог бы колоться блокаторами. Вместо этого он как ёбаный джин возникает в её жизни каждый раз, когда Дане становится хуёво. Она роняет телефон на пол, снова выгибаясь над унитазом и исторгая из себя содержимое желудка. Ей кажется, что она вот-вот задохнётся, и слёзы боли, обиды, злости и страха снова текут по её щекам. Поперечная вытирает подбородок туалетной бумагой и спускает воду. Она дышит тяжело, как после бега. Ладони влажные от пота, Даня нашаривает мобильный на полу и видит требовательное сообщение. Адрес! Егор Крид Просто дай мне ёбаный адрес. Егор Крид Она думает, что это ахуеть как нечестно при живом-то парне, но уже скидывает Егору геолокацию и суёт мобильный телефон в задний карман джинсов. Ей нужно хотя бы умыться и прополоскать рот. Даню мутит и кружит, у Дани в голове. Она цепляется за дверцу и заставляет себя подняться на дрожащих ногах, упереться в пол, привалиться спиной к стенке и сделать несколько глубоких вдохов, а затем распахивает дверцу и выпадает из кабинки в помещение, где находятся раковины. Даня опирается о плитку обеими ладонями и подтаскивает себя к зеркалу, склоняется к крану и плещет себе в лицо прохладной водой, трёт его ладонями, хлопает себя по щекам. Телефон в заднем кармане её джинсов вибрирует, но Даня игнорирует его, набирает воду в ладони и полощет рот, выплёвывает её в раковину и набирает ещё холодной воды. Во рту кисло и невкусно, она сплёвывает и полощет рот снова и снова. Она думает о том, как будет выглядеть в скорой, которую Егор Крид, конечно же, вызвал для неё, как хороший соул. Он же хороший соул? Он ведь поэтому приходит на каждое мероприятие, где появляется она? Поэтому весь вечер охотится на неё, как будто действительно может загнать её в угол, заставить поговорить о том, что между ними происходит. Вернее, о том, что должно происходить между ними, но не происходит, потому что Даня ёбнутая. Ненормальная. Сумасшедшая. Она игнорирует своего соула, за всё это время она даже никому не рассказала о том, что у неё есть соул, человек, связанный с ней навсегда: чувствами, мыслями, эмоциями. И этот человек не её парень, не её вторая половинка, этот человек раздражает её больше всех людей на свете вместе взятых. Ненастоящий. Искусственный. Пластмассовый. Ей становится чуть легче. Удаётся достать телефон из кармана и бегло просмотреть сообщения. Чёрный гелик у чёрного входа. Егор Крид Даня? Ты сможешь выйти сама? Егор Крид Чёрт возьми, он серьёзно приехал сам? Даня не знает, не понимает, почему это злит её так сильно. Мистер белоснежные виниры совсем не похож на человека, который может проявлять такую искреннюю заботу. Быть может, фанатстический пиар-ход. «Мы срались, а теперь она мой соул, и я буду зботиться о ней до последней капли крови». Но выхода нет, ей слишком хуёво, чтобы сопротивляться этой помощи. Даня идёт по длинному чёрному коридору клуба вдоль стенки, опирается на неё рукой. Стоит выключить холодную воду и перестать протирать ею лицо, как её снова накрывают они: паника и тошнота. Даня впивается аккуратными ноготками прямоугольной формы — это помогает концентрироваться на настоящем моменте, не отключаться, не упасть на четвереньки и не поползти на выход. Спасительная дверь, она почти виснет на ручке и едва не вываливается наружу. Дверь натыкается на препятствие, не открываясь больше, чем на треть — и это единственная причина, по которой Поперечная не оказывается на коленях на асфальте. — Блять… Даня? Она чувствует, как кто-то хватает её за локоть, грубовато поддёргивает наверх, не давая потерять опору, а потом резко и сильно притягивает к себе, обнимая, прижимая изо всех сил. Она дёргается: первая мысль — бежать, вторая — их могут сфотографировать, этого нельзя допустить. Но в переулке за клубом безлюдно, только гелик глухо тарахтит работающим мотором. — Ты ёбнутая, — сообщает Егор, и, хотя в этой грубости она слышит ноль осуждения, Дане всё ещё страшно поднять на него глаза. — Давай в машину, — голос Егора похож на мурлыкание. Она слышит его, прижимаясь ухом к его груди, она кивает. Или ей только кажется, что она кивает, когда позволяет ему дотащить себя до задней двери и подсадить наверх, на сидение. И кто придумал такие высокие тачки? Или это просто она гном из отряда Джараховых, несмотря на огромные кроссовки на платформе. Егор обегает машину и запрыгивает на заднее с другой стороны. — Ребят, давайте домой, ладно? Я чо-то так устал сегодня? Водитель кивает Егору в зеркало заднего вида и мягко сдаёт назад, задом выбираясь из узкого тёмного переулка. — Ты ёбнутый, — сообщает Даня, пока Егор раскладывает сидение, пока тянет её к себе на грудь, откидываясь так, чтобы ей было удобно лежать на нём. — Заткнись, пожалуйста, — тихо просит Крид. — Мне хочется тебя убить. С каждым словом всё сильнее. В полутьме авто Даня решается посмотреть на него: не человек — восковая фигура, но хуже другое, она видела точно такое же лицо в туалете клуба, своё собственное, измученное тошнотой и тревогой. — Я заебался блевать с нихуя, — подтверждает её логические выводы Егор. — Так что будь добра, дай нам обоим хотя бы немного перевести дыхание. Перевести дыхание. Вот что это такое. Даня хочет ответить ему что-нибудь резкое, но вместо этого только прижимается ближе к его груди, и их общее клокочущее раздражение сменяется удивлением. Даня чувствует, как теплеет в груди. Это осознание тоже общее: им обоим было хуёво, они оба злились, и Егор, кажется, не ожидал, что она действительно заткнётся и просто прижмётся крепче. Он ждал, что она будет язвить, вести себя, как самая дерзкая коми-киса на свете. Даня Поперечная, девочка с самым грязным ртом на свете. — Я вымою его с мылом, — она слышит голос Егора, слышит утробное урчание его живота, слышит, как булькает его кишечник. — Я готова сожрать пакет мыла. У меня во рту привкус рвоты, — тихо признаётся она. — О, да неужели? Я чуть не заблевал кроссовки, когда садился в тачку. И мы дважды останавливались прямо посреди дороги, чтобы я проблевался. Как тебе такой вечер пятницы? Даня представляет себе, как чёрны гелик резко бьёт по тормозам, а с заднего сидения вывешивается Егор Крид, блюющий прямо на дорогу. Парочка таких фотографий, и у него будут проблемы. Егор Крид мог отлежаться дома, сведя все риски от её недомогания к нулю, но он какого-то хера поехал спасать её из клуба. — Что за дрянь ты употребляешь? — спрашивает он. Даня в ответ дёргает плечом: — Я не умею выступать по трезвяку. Слова путаются, и я… не могу найтись, если кто-то выкрикивает из зала. С виски-колой всё как-то проще, поэтому я всегда прибухиваю перед выступлением. Но сегодня что-то пошло не так. Он не отвечает, Дане остаётся только гадать, что Егор думает по поводу её способа справляться с нервами. Единственное, что успокаивает: она не чувствует осуждения. Что-то другое, незнакомое. Даня пытается поймать это чувство за хвост, но оно ускользает от неё, а вот тошнота из-за попыток концентрироваться, наступает с новой силой. — Что бы ты сейчас ни делала, прекрати, — требует Егор. — Давай продолжим наш увлекательный детокс, когда окажемся у меня дома, иначе это грозит серьёзными неприятностями нам обоим. Полчаса езды по ночному городу, их высаживают у подъезда многоэтажки, и Даня, держась за Егора, заходит в подъезд. Крид здоровается с консьержем, от Дани не ускользает взгляд, которым он оценивает её. Что ж, этого следовало ожидать: судя по частоте, с которой её трусы намокали без видимой причины, у завидного холостяка России довольно часто остаются с ночёвкой девушки. Даня выглядит как очередная из них. Интересно, хоть кто-то бывал здесь дважды? Это совершенно точно не её дело. Даня следует за Егором, в лифте — прижимается спиной к стенке и переводит дыхание. — Ещё не сейчас, — просит он. — Мы уже почти добрались. Дома сможешь заблевать всю спальню, кухню и прихожую, если хочешь. — Да, — Даня слабо улыбается. — Именно в таком порядке. Ломанусь в спальню искать у тебя резиновые хуи. — Он вам не натурал? — Егор выгибает бровь и тоже улыбается ей. — Боюсь тебя разочаровать… — Мне можешь не рассказывать, я твой соул, я… думаю, что почувствовала бы, если бы твоя задница… Егор вдруг начинает смеяться, сейчас он похож на мальчишку (с передозом). — А если я актив? Такую возможность ты совсем не допускаешь? Даня только фыркает в ответ. Лифт останавливается, и она неторопливо, стараясь по-прежнему держаться около стены, следует за Егором, пока он торопится найти ключи в карманах, а затем — открыть дверь квартиры. — Добро пожаловать! — широкий, неуместный жест, неуместная же улыбка на губах. Он думает, это шуточки? Он думает, она тут по собственной воле? Как бы не так. Если бы не это ебучее состояние. — Стоило бегать от меня так долго, чтобы теперь прийти в гости, верно? Она злится: Егор совершенно точно считывает её состояние. Едва ли он может разобрать конкретные мысли, но это замешательство, пополам с раздражением и досадой… Она чувствует, что попалось. Под толстовкой по коже бегут неприятные мурашки, и Даня заходит в квартиру, почти сразу же разворачиваясь к нему лицом. Сейчас при ярком свете лампы она видит, насколько он бледный, видит тёмные синяки у него под глазами. — ты выглядишь не лучше, — сообщает Егор. — И ты здесь в абсолютной безопасности. Я тебя и пальцем не трону. Его лицо вдруг становится серьёзным, словно он подумал, что она подумала… — Слушай, мне просто дико неловко. Как тогда, с этим звонком. Я не была готова разговаривать… ни о чём. Я собиралась спать, а сегодня я собиралась… — Умереть, захлебнувшись рвотой. Это я уже понял. Кстати, об этом: как ты себя чувствуешь? Я могу вызвать хорошего нарколога. Тебя прокапают прямо здесь, и никто никогда об этом не узнает. — Не стоит. Мне уже лучше, — Даня наконец-то находит в себе силы стянуть кроссовки. Егор разувается тоже, машет ей рукой: — Там туалет и ванная, можно помыть руки, а я пока поставлю чайник. Правда, не уверен, то у меня есть чайные пакетики, но белый чай — это тоже чай, верно? Он снимает носки и на ходу, кидает их в корзину для белья, приоткрыв дверь ванной. — Тут тёплые полы, — сообщает он, не поворачивая головы. — Не бойся простудиться без тапок. Чувствуй себя как дома. Квартира Егора похожа на гостиничный номер, похожа на место, куда человек приходит только переночевать, но где почти не проводит времени. Даня почти уверена, что эти черно-белые стены и мебель — не его выбор. Заплатил какому-нибудь стилисту, попросил сделать качественный фон для бесчисленных фотографий в зеркале перед выходом из дома. Слишком мрачная ванная, но белизна его кожи, конечно, будет хорошо смотреться на чёрном мраморном фоне. Инстаграммная картинка: золотые краны, Зелински и Розен на полке, полотенца, коврик для ног, халат — всё слишком идентичное, чтобы быть подобранным женской рукой. Рукой, сметающей всё на своём пути в попытке успеть превратить холостяцкую берлогу в подобие гнезда для высиживания птенцов. Вода согревает руки, она только сейчас понимает, как озябла, слегка приобнимает себя за плечи, в поисках Егора направляется на кухню. — Ты замёрзла, — это не вопрос, утверждение. — Ты вообще часто мёрзнешь, — добавляет он. — Мне это не нравится. Даня хочет возразить, она даже открывает рот, но Егор вдруг снова обнимает её и прижимает к себе, прижимает так крепко, как будто бы хочет раздавить. — Он о тебе совсем не заботится? — тихо интересуется он. Даня не может ответить. Что она ему скажет? Мы так договорились: у Паши часто бывают ранние съёмки, ему нужно высыпаться, а я жив по ночам, монтирую, снимаю, езжу по оупенмайкам. Он не обязан меня ждать. — А если бы я не приехал? Как бы ты добиралась до дома? На такси? В таком состоянии? Даня дёргается, но Егор прижимает её крепче, а потом вдруг наклоняется и ср словами «это никуда не годится» поднимет её на руки. Даня чувствует его губы у своего виска и тёплые руки на теле. — Ты такая маленькая, я почему-то думал, что самая дерзкая коми-киса Петербурга должна быть чуть повыше ростом. Ты похожа на ребёнка. Сколько в тебе? Метр с кепкой? Даня тычет его локтем между рёбер и закрывает глаза. Всего на минуту. На руках её носил только дедушка и, возможно, отец. Но этого она не помнит. Слишком рано он испарился из её жизни. Егор несёт её в спальню и опускает на постель: — Насиловать не буду, — предупреждает он. — Вкус рвоты не относится к числу моих любимых. Тебе надо отдохнуть и согреться, а я принесу белый чай, окей? Он достаёт из шкафа одеяло и бросает его Дане. — Ложись как удобно, забей на всё. Попрошу всё это постирать потом, окей? Постарайся максимально расслабиться. Она хочет сказать ему что-то, что-то дерзкое, смешное, обидное. Но стоит ей оказаться под одеялом и откинуться на спину, как всё это перестаёт иметь хоть какое-то значение. Егор Крид может говорить ей и о ней что угодно, пока она может просто лежать здесь и наслаждаться этим теплом. Несколько мгновений спустя она уже спит.