***
Ну нахуя-я-я он согласился на эту авантюру… Надо было просто признаться Руслану в том, что он ряльно ссыкун и до усрачки боится это чудище с севера. Как будто мужское достоинство Дугара уже не было смертельно уязвлено признанием поражения перед Айханом. Точнее, признанием собственного страха перед ним. Ничто так не ранит гордость мужчины, как страх перед кем-то. И, хоть убейте, Дугар не видел и толики того хорошего в Айхане, о чём ему трубили на каждом углу сибирские и дальневосточные коллеги. Знал бы кто, что этот нечеловек творил какие-то триста лет назад… И ведь даже Московский и его диктатура не сломили это чудище. Монстр. Хуже мангадууд только урянхайцы… Это Дугар понял по примеру того же несгибаемого Ланзыы, с которым Айхан делил один род и корни. Но если Ланзыы был просто диким и неуравновешенным, то Айхан был самым настоящим, чистым злом. Расчётливым, хладнокровным, бесстрастным и равнодушным – то самое отстранённое зло, неминуемо пожирающее всё на своём пути. Это не неотступная божья кара, это не справедливость человеческого закона, это не торжество гуманизма и не инстинкт выживания. Айхан – смерть. Кроме шуток. Неважно, хороший ты или плохой, честный или бесчестный, любишь ты его или ненавидишь – Айхану всё равно. Перед ним равны все. Он не видит разницы, границ, он не различает добро и зло. Для него есть только одна заповедь – убить или не убить. Айхан - воплощение идеального воина, он несёт смерть и только смерть. В нём нет чести и какого-то фальшивого рыцарского кодекса. Достоинство – быть может, Дугар не уверен. Но ему это знать и необязательно. Достаточно того, что он знает о нём уже больше трёхста лет. Дугар не просто так его боится. И Дугар уже не раз пытался преодолеть свой страх перед ним. Не так просто это сделать, когда ты знаешь, что существо, которого ты боишься – старше, нет, древнее тебя, оно видело рассвет и закат твоих предков, оно боролось с ними и много раз одерживало победу из своей сумрачной страны. Там, за Хара-Зулхэ, только смерть. Вечная зима и Царство Мёртвых. Неспящее, недремлющее зло, которое только и ждёт возможности испить твою кровь до последней капли. Много лет назад Айхан отнял у него старшего брата. Напрасно Дугар надеялся на то, что тот вернётся. Вернее, напрасно надеялся на то, что тот вернётся собой. Брат, конечно, возродился. Вот только на плечи Дугара легла тяжёлая ноша старшего в семье, главы рода, которую когда-то нёс на своих плечах Ахай. Не было больше Ахай. Были только маленькая хрупкая Сэсэг – новая жизнь, и искажённое до неузнаваемости лицо Ахай – Ринчин. Да и он ли это был?.. Лицо, несомненно, его. Вот только нрав его был совершенно другой. Напрасно Дугар пытался растормошить его, расспросить, в конце концов, воспитать – Ринчин всегда делал всё по-своему, по-другому. Ринчин всегда поступал осторожно, искал компромиссы, сглаживал углы и правил жизнью и народом мягкой, ласковой рукой. Не отеческой. Материнской. Всегда укажет и подскажет, поддержит и ласково улыбнётся, если ты поступишь правильно, по доброте, по чести. А Сэсэг вслед за ним росла также, по-своему – дикой, бойкой, словно нарочно пыталась стать его полной противоположностью. Наглая и бесстрашная. Дерзкая и колючая. Воинственная, храбрая, в любую секунду готовая подняться в бой не на жизнь, а насмерть. Она была воином, защитницей, щитом их родных земель. Вот в ней-то Дугар и узнавал вдруг характер и повадки великого Ахай, великого Воина – Баатара, его учителя и наставника, Главу его Рода. Хотя, даже не так – Сэсэг и Ринчин оба были удивительно похожи на его Ахай. Казалось только, будто важные составляющие его личности разделили. Чёрное и белое. Свет и тьма. Хаос и Созидание. Сознательное и Бессознательное. Женское и мужское начало. Фундамент Хара шашин – единение двух противоположностей, их гармоничное сосуществование. Что же такого сделал с его братом Айхан, что сама его душа разрушилась, вернувшись к Дугару в новых воплощениях? Дугар ведь не совсем идиот. Он не просто боится Айхана. Саха, несомненно, воин, которых теперь не сыскать на всём белом свете – Ангарский сам в своё время испытал на себе его недюжинную силу и удивительную ловкость. Сумасшедший урянхай… Что такого в нём нашёл Ахай Галсан, чтобы бросить Дугара ради этого северного чудища дважды? Дважды, блядь? Дугар всё помнит. Он всё прекрасно помнит. Он помнит, с какой тоской смотрел Ахай Галсан в сизую туманную даль Молочного Байкала – туда, на север, откуда он вернулся спустя долгих двести с лишним лет. На эти чёртовы горы, на эти чёртовы заснеженные пики, закованные вечным холодом сумрачной Страны Мёртвых… Что он там искал? Что он там потерял? Другие старшие братья и сёстры на вопросы Дугара не отвечали, лишь неловко улыбались и сдавленно молчали, оставляя его детский голос звенеть искрами в очаге натопленной юрты. Ахай Галсан же только одаривал его тоскливым взглядом, исполненным горечи, и молча обнимал, крепко прижимая маленького Дугара к своей груди. Дугар всем своим детским наивным сердцем пытался понять боль его Ахай, хотя бы представить, что же такого случилось на берегах Зулхэ-мурэн, что убило в Галсане воинственность и свирепость, которой он так славился ранее, до того, как он вернулся к родным и к только-только появившемуся на свет Дугару. И однажды он, казалось, получил ответ на этот вопрос. Тогда они кочевали на запад, к уже ожидавшей их в соседних степях Саране, и случайно остановились на берегах небольшой речушки, бравшей начало в неприметном болоте. Дугар тогда совсем не придал ей значения, больше занятый ловлей проснувшихся по весне жуков, а вот Ахай Галсан в какой-то момент застыл на краю крутого берега, у самой кромки воды, и долго глядел в сторону течения реки – на северо-запад. Братья и сёстры его не трогали – то ли боялись, то ли злились, Дугар никогда не мог понять, что у них творилось на уме. Только в какой-то момент Ахай вдруг окликнул его и подозвал к себе. Ничего не подозревающий Дугар подбежал к нему, весело хохоча, думая, что брат снова будет рассказывать ему какие-то любопытные истории. Однако серьёзное выражение лица Галсана осадило его. Дугар притих, позволяя брату взять его на руки, и стал внимательно слушать, когда тот, указывая на искрящиеся в свете солнца волны, заговорил: - Ты знаешь, что это за река? Дугар помотал головой, длинная тонкая косичка скользнула на левое плечо, щекоча шею. - Это Зүлхэ-мурэн. Хара-Зүлхэ. Слушай внимательно, дүү хүбүүн, - Ахай склонился ближе и заговорил строгим голосом прямо над ухом Дугара, - Если спустишься по этой реке, окажешься на краю мира – на самом севере. Там нет солнца и луны, там нет звёзд и неба, там нет земли и тайги, нет степей и долин – только холод и мгла. Вечно белое Царство Мёртвых. Безграничная пустыня, закованная в льды и окутанная снегами. Там нет жизни и света. Только смерть и тьма. Сердце Дугара испуганно затрепетало, он весь съёжился, крепче прижимаясь к сильным плечам брата. - Запомнил, Дугар? Дугар быстро закивал, стискивая в ручках толстую косу Ахай. - Получается, Ахай вернулся к нам из Мира Мёртвых? - тихо спросил он, заглядывая брату в глаза. Галсан помолчал, внимательным взглядом скользя по Дугару. В мгновение выражение его лица смягчилось, в уголках глаз собрались ласковые морщины – губы его не дрогнули, но Дугар почувствовал, что тот пытается ему улыбнуться, и улыбнулся в ответ. - Да. Ахай Галсан говорил непривычно тихо. Голос его был бархатный, хриплый – Дугар потёрся щекой о его ключицу, вдыхая аромат костра, солнца и бараньей шерсти. Ворот его шёлкового дэгэла тускло переливался и ловил отражение солнца от круглой золотой серьги в правом ухе. - Я вернулся к вам из Нижнего Мира. Сердце Дугара затрепетало. Какой же его Ахай Великий!.. Что там Бескрайняя Степь, Вечное Небо и Необъятный Лес. Что там Мать-Солнце, Сестрица-Луна и бесчисленные звёзды. Что там весь белый свет. Ахай Галсан был выше всего этого. Ахай Галсан был больше жизни. Дугар спрятал лицо, уткнувшись носом в ворот дэгэла брата. Галсан бережно похлопал его по спине, оставил на макушке ласковый поцелуй и сказал: - Всё. Раз запомнил – беги играть. Дугар сполз с его рук и неуверенно направился к другим братьям и сёстрам, хлопотавшим в становище. Он обернулся, глядя на Ахай, и тот ободряюще улыбнулся ему. Дугар, больше не сомневаясь, побежал домой. А Галсан ещё долго смотрел на противоположный берег, точно на север – Дугар видел его там, у кромки воды, даже после совместного ужина, сверив направление его взгляда с гордо мерцающей на небосводе Алтан сэргэ. И когда они отправлялись дальше в путь, Ахай Галсан поехал замыкающим, до последнего не отходя от тихой речушки и густого тёмного леса, нависшего над ней с противоположного берега. Что там, на севере? Что Ахай потерял в Царстве Мёртвых? Маленький Дугар тогда этого не знал. Но вскоре, всего через пару десятков лет, когда Ахай Галсан сорвался вдруг в северные земли, он понял. Снова, как сказали его братья и сёстры. Снова он бросил всех ради чёртова тюрка, урянхайца, мучившего их народ набегами и войнами много-много лет. Ахай заходил в ту ночь попрощаться. Но Дугар не вышел. Он спрятался в сундуке, не отзываясь на оклики брата, и глотал слёзы обиды. Галсан обошёл юрту, остановился у очага – Дугар догадался, что он кормит огонь – и вскоре ушёл, громко стукнув чем-то о стол. Дугар, убедившись в том, что брат действительно ушёл, осторожно вышел из своего укрытия и сразу бросился к столу. На нём лежал нож Галсана и тонкая серебряная цепочка, чтоб цеплять ножны к поясу. Больше он ничего не оставил. И больше он не возвращался. Тогда Дугар, наконец, понял. Это всё северное чудище. Северное чудище забрало его брата. Чудище из Царства Мёртвых поглотило сначала его сунэсэн, оставив лишь телесную оболочку Ахай Галсана, а затем пожрало и его тело. Чудище с севера убило его брата. Растерзало его душу и оставило Дугара сиротой. А Дугар даже не смог ему отомстить. Монстру, обитающему на берегах Хара-Зулхэ. Тюрок. Урянхай. Тот, о ком постоянно говорили павшие братья и сёстры. Тот, кто мучил его народ войнами, а затем и вовсе лишил его символа, гордости, ориентира. Тот, кто убил Ахай Галсана. Дугар пытался бороться с ним. Но чудище всегда оказывалось сильнее, быстрее, ловчее. На то оно и чудовище… Его непросто одолеть. А эта тварь к тому же была такой же хитрой и живучей, как ублюдок Московский. Но если последнего можно было задобрить золотом, мехами и шелками, Айхана подкупить было невозможно. Не только потому, что всего этого у северного чудища было вдоволь. Дугар просто никогда не знал, чего от него ожидать. Не имеет значения, что он не убил его тогда, в первую их встречу. Кто знает, когда чудище вдруг решит, что Дугар – помеха или опасность, враг, которого нужно устранить… Ангарский был более чем уверен в том, что тогда, в лесу, ему просто повезло. Айхан отпустил его только потому, что принял его за беспомощное дитя. Справедливости ради, так оно и было. Дугар переоценил свои возможности. Ненависть к дикому зверю из Царства Мёртвых, к существу, что сгубило его Ахай, затмила все другие чувства. Жажда мести охватила всё его естество, все его мысли устремлялись туда – за непроходимую цепь горных дорог, на север по течению реки мёртвых, Хара-Зулхэ; туда, в царство вечного холода и мглы… Убить. Отомстить. Принести его голову и поставить перед своим домом, как предупреждающий знак врагам. Никто не смеет осквернить честь потомков Хоридой. Никто не смеет переступать дорогу его семье. Каждый, кто осмелится, никогда не найдёт покоя и не получит шанса переродиться. Его голова будет покоиться на высоком берёзовом копье, срубленным лично Дугаром. Отомстить. Осквернить. Обесчестить. Вернуть долг за Ахай Галсана. Дугар стал одержим мыслью одолеть северное чудище. Тогда, в холодной дикой тайге, окружённый снегами и недремлющей тишиной, он выжидал Зверя. Много месяцев он выслеживал его в землях тунгусов. Чёртовы тунгусы и их воительница… Именно она примчалась тогда в оленьей упряжке, сказала что-то Галсану и увезла с собой в северные степи. Навсегда. Дугар стиснул серебряный клинок Ахай, привязанный к его шёлковому поясу. Чудище здесь. Чудище рядом. Ещё пару мгновений, и Дугар отомстит за брата. Ещё совсем немного, и душа Галсана сможет отпустить всё земное и, наконец, вернётся к ним в Срединный мир. Наверное, ярость, клокочущая в груди, заглушила осторожные шаги Зверя, подкравшегося к Дугару. Мгновение обманчивой тишины, затравленной ожиданием, было прервано едва различимым звоном стали – кто-то подкрался к Дугару со спины и приставил к его горлу нож. Он застыл и, кажется, на какое-то время даже перестал дышать. Чудище, не касаясь его мехового капюшона, наклонилось чуть ближе и сдержанно прошелестело: - Бар мин сирбиттэн. Дугар, уличив момент, схватил Чудище за ворот одежд, прижавшись к его телу спиной, и повалил на землю. Он сильно ударил коленом по тонким запястьям чужака, выбивая из его рук нож, и ловко перевернулся, прижав Чудище к земле. Разглядеть его он не успел – Чудище впилось пальцами в лицо Дугара в попытке выдавить ему глаза, и он в спешке отскочил назад, вставая на ноги. Опомниться ему не дали – в то же мгновение Зверь бросился на него, снова сбивая с ног; Дугар выставил перед собой руки, ожидая удара, но вместо этого Чудище принялось душить его. Хватка стальная, не вырваться, Дугар хватал ртом воздух, крепко вцепившись в предплечья чужака, пытаясь разжать его ладони, и чудом умудрился разглядеть его лицо сквозь пелену застлавших глаза слёз. Глаза светлые, что рассветное небо; взгляд острый, хищный, но лицо его не выражало абсолютно ничего. Безразличная жестокость. Хладнокровная отрешённость. Будто он не человека убивает, а занимается монотонными делами. Будто убивать для него – привычка… Дугар заехал Чудищу коленом куда-то по спине и откатился в сторону. На мгновение в дальнем сугробе сверкнул чужой нож, Дугар выхватил из ножен свой и бросился на только опомнившегося Зверя. Теперь уже он вдавливал Чудище в разметавшийся снег и пытался добраться клинком до пульсировавший на бледной шее вене – Чудище успело перехватить его руки и упорно сопротивлялось. Столько силы в таком маленьком теле… Дугар был выше и крепче его по телосложению, но этот чужак, несмотря на невысокий рост и худобу, был такой же сильный – если не сильнее – что и Дугар… Теперь он мог рассмотреть его лучше. Чудище глядело на него почти бесстрастно, лицо его застыло в гримасе вечного безразличия; он тяжело дышал, но даже не хмурился – лишь упорно сдерживал натиск Дугара, смотря ему точно в глаза. Пугающий, бездушный взгляд… Живые так не смотрят. И радужка глаз, словно осколки пронзительно голубого неба, или застывшая подо льдом вода… Чудище. Дикий Зверь. Монстр. Страх вкрадчивым дыханием смерти проник в сердце Дугара, и хватка его на мгновение ослабла. Этого хватило, чтобы Чудище вдруг скинуло его с себя и выхватило из голенища высокого сапога ещё один нож. Дугар растерялся и не успел среагировать – Зверь вонзил острый клинок ему в бедро и повернул рукоять. Дугар вскрикнул и другой ногой попытался пнуть Чудище. Оно ловко увернулось и полоснуло ножом по его предплечьям – Дугар едва успел прикрыть лицо. Зверь вдруг отскочил в сторону, выставив перед собой клинок в согнутой руке. Его каменное лицо отражалось в обагрённом кровью серебристом лезвии. Дугар не смог встать и остался беспомощно сидеть на снегу, крепко стискивая рукоять своего ножа. Убьёт. Сердце испуганно трепыхалось в грудной клетке. К горлу подступил ком. В любое мгновение кинется и убьёт. Чудище. Монстр. Зверь. Так, наверное, и пал Ахай Галсан. Дугар хотел бы зажмуриться, чтобы не встречаться взглядом со смертью, но, как завороженный, наблюдал за застывшим Чудищем. Оно вдруг плавно двинулось – Дугар вздрогнул и вжал голову в плечи, но Зверь лишь опустил клинок. Он выпрямился, вставая в полный рост – взгляд его потемнел, и он бросил низким голосом: - Гүй. Дугар вновь содрогнулся. Тело не слушалось. Чудище наклонило голову набок, цепким взглядом скользя по нему. - Гүй, барнааг. Киэр бар мин сирбиттэн. Толгойгоо эрьэнгүй гүйгыш! В голове Дугара что-то щёлкнуло, он вскочил, наконец, на ноги, и бросился прочь. Меховой капюшон давно слетел, холод кусал щёки и уши; он не чувствовал боли до тех пор, пока не отыскал оставленного у родной реки коня. Зато потом долгие десятилетия рана на бедре не давала ему спокойно спать, сковывая болью всю ногу, а шрамы с предплечий не сходили. Только в двадцать первом веке Дугар забил их татуировками, чтобы меньше вспоминать о Чудище с северных земель, отравившем его душу страхом – настолько, что шрамы, оставленные им, так и не зажили…***
Дугар вздрогнул, когда дверь ресторана громко хлопнула – аж стёкла затряслись. Он резко инстинктивно обернулся и не прогадал. Это был Айхан. На удивление, лицо его не выражало привычного безразличия, как на собраниях. В этот раз он недовольно хмурил брови, презрительным взглядом окидывая зал, а когда заметил Дугара, поджал губы и, кажется, ещё больше побледнел. Дугар тоже побледнел. От подло сковавшего сердце ужаса. Айхан бесцеремонно рухнул на диван напротив и, даже не поздоровавшись, бросил: - Чего тебе? Дугар громко сглотнул. - Н-ничего. - Зачем тогда попросил встретиться? Айхан вдруг наклонился ближе, прижавшись грудью к столешнице. - Хочешь, чтоб я перестал общаться с Ринчином? Дугар сморгнул удивление и неловко прочистил горло. - В каком смысле?.. - Не придуривайся, красавчик, - Айхан ядовито усмехнулся; Дугар впился короткими ногтями в ладони, сдерживая очередной порыв тяжело сглотнуть, - Давай хотя бы сейчас посмотрим правде в глаза. Айхан склонил голову чуть набок, и сердце Дугара испуганно сжалось – образ, так ярко отпечатавшийся в сознании, вновь всплыл перед его глазами, окружённый чёрными сосновыми станами… - Ты меня бесишь. Ты меня охренеть как сильно бесишь. Зелёный чай, пожалуйста, - выражение лица Айхана резко изменилось на отрешённо-приветливое, когда к ним подошла официантка; он спешно отмахнулся от неё и вернулся к разговору – лицо его вновь скривилось от отвращения. - Если терпения не хватило с братом общаться, не смей теперь указывать ему, как жить. Ринчин не ребёнок, сам справится. Уже справляется, и не первый год. - Что?.. Причём здесь Ринчин? - Дугар туго пытался втянуться в разговор, стараясь уследить за мыслительным процессом явно раздражённого Айхана, - Я хотел с тобой поговорить. - Так о чём, блять? - непривычно было слышать мат от Него; руки Дугара мелко затряслись, но страх, кажется, отступил. - Рожай быстрее, мне ещё по делам надо съездить. Час пик, я уже опаздываю. Им принесли чай. Айхан любезно встал и изящно разлил его по фарфоровым чашкам, как-то по-особенному придерживая глиняный чайничек за маленькую крышку. Дугар внимательно проследил за его движениями, дождался, когда тот сядет, и, сам того не ожидая, легко проговорил: - Сходишь со мной на свидание? Айхан поперхнулся и с громким звоном поставил чашку обратно на блюдце. Дугар подал ему салфетку. Туймаада, бросив на него очередной презрительный взгляд, выхватил салфетку из его пальцев и приложил к губам. - Ты больной? Ангарский в этот момент понял, отчего не чувствовал сейчас страха. Он злился. Кажется, это был первый раз, когда они с Айханом говорили без напускной вежливости. И наедине. Оттого раздражение, волной поднявшееся из глубины души, вырвалось вдруг в слова: - Базар фильтруй, хуила выпендрёжная. Айхан смерил его возмущённым взглядом, и страх вновь кольнул сердце Дугара. Но механизм был запущен. Скопившиеся за всё это время ярость, ненависть, страх и обида пересилили все остальные чувства. - На драку нарываешься? - С тобой-то? Айхан Петрович, хочешь общаться с Ринчином – сходи со мной на свидание. Дугар усмехнулся и сам этому удивился. Губы Айхана дёрнулись, он вновь побледнел, и Ангарский знал, что он тоже злится. - Меня это не интересует. - Общение с Ринчином? - Кто ты такой, чтобы ему указывать. - Я его старший брат. - Он не твоя собственность. - Он моя родня. Я тебе не доверяю. Прогуляемся, и я посмотрю, стоит ли ему продолжать общаться с тобой. - Ты торгуешься там, где тебе нечего продавать, соколёнок, - сердце Дугара отчего-то забилось быстрее, и ему очень захотелось вмазать наглому Айхану по кукольному лицу и испачкать его отутюженный бежевый тренч кровью, - Раз уж променял семью на чужака, смирись с ценой, которую пришлось за это заплатить. Счастья вам с Русланом, не обижай его. Он мне нравится гораздо больше, чем ты. Айхан встал и хотел было уйти, но Дугар, поддавшись порыву, вскочил и схватил его за локоть. Туймаада возмущённо обернулся, но не успел ничего сказать – Ангарский наклонился к нему вплотную и сказал: - Завтра в час. Здесь же. - Пошёл нахуй. Злость заклокотала где-то под сердцем, и Дугар ухватился за последнюю соломинку: - Я хочу поговорить о Галсане. Айхан вдруг замер. Дугар сглотнул, но голос его предательски дрожал: - Ты отнял у меня брата когда-то, я не позволю тебе вновь забрать его у меня. Туймаада вдруг обмяк. Ангарский ослабил хватку, и Айхан, отстранившись, посмотрел ему в глаза. В этот раз на его лице не было и тени недовольства. Напротив, Дугар различил в его взгляде горечь и отчаяние; Айхан обиженно нахмурился и вдруг сказал: - Ты думаешь, это я его убил? Голос его тоже дрожал. Дугар почувствовал себя отчего-то виноватым. - Ты меня в этом обвиняешь? Ты поэтому так легко принял условия Московского?.. - Нет! - голос Дугара эхом прокатился по залу; люди за соседними столиками окинули их недовольными взглядами. Ангарский стушевался и опустил голову. Они молчали секунду, и Айхан, взяв его вдруг под локоть, тихо сказал: - Пойдём. Он на выходе оплатил почти нетронутый ими чай и вышел из кафе, не отпуская руки Дугара. Ангарский безвольно следовал за ним, слушая оглушающий грохот собственного сердца. Водолазка душила, пиджак казался на два размера меньше – Дугар неловко оттянул свободной рукой ворот. Глаза отчего-то щипало, он безразлично наблюдал за тем, как Айхан кому-то звонил, долго переговаривался с кем-то не на русском, продолжая бережно придерживать его под локоть, и так же покорно уселся на скамью в сквере, куда его привёл Айхан. Какое-то время они неловко молчали, сидя чуть в отдалении друг от друга. Дугар закатал рукава, чувствуя, как по шее скользит пот. Ветер шелестел в поредевших кустах, взметал вверх тучи пыли и жухлой листвы. Туймаада тяжело вздохнул и вполголоса заговорил первым: - Ты поэтому меня боишься, да? Дугар нервно кивнул. - И ненавидишь. Айхан невесело усмехнулся. - Понятно. Как тупое пари привело Дугара к одному из самых тяжёлых разговоров за всю жизнь? Он уже обо всём жалеет. Он не хочет сейчас говорить о прошлом. Он злится, ему больно, хочется либо расплакаться, либо подраться с Айханом. Достало всё. Но больше всего Дугару надоел он сам и его тупорылые страхи. Он хочет вспылить, накричать на Айхана, и даже поглядывает на него искоса, но, глядя на его мягкий профиль, сведённые домиком брови и поджатые губы, сразу теряет весь запал. Айхан чем-то похож на Ринчина. Особенно, когда лицо его такое живое, подвижное, не стеснено маской безразличия и холодной вежливости. Дугар не может злиться на кого-то, если человек не кричит ему в ответ или не отвечает сдержанно, спокойно, заставляя чувствовать себя по-идиотски. Айхан выглядит так, будто вот-вот расплачется и без его помощи. Вслед за Дугаром, блять. Идиоты. Так по-идиотски всё получилось. И свидание это, и разговор об Ахай… - Я ценил Галсана больше жизни. Подозреваю, он никогда обо мне не говорил. По крайней мере, ничего хорошего… Он усмехнулся. Дугар промолчал. - Я об этом и со слов Ринчина догадался. Айхан вновь замолчал, разглядывая собственные руки. Дугар чуть повернул голову в его сторону, украдкой оглядывая его поникший стан. - Зато Галсан часто говорил о тебе. Прости, что никогда не извинялся за тот случай… - Ангарский сжал шрам на левом предплечье, продолжая внимательно слушать Айхана, - Какое-то время я был не в себе. Начиная с конца семнадцатого века, если быть точнее. Только во время второй мировой в голове что-то прояснилось, но ненадолго. Московский, тварь живучая, быстро восстанавливается… - Это он с тобой сделал? Айхан кивнул. - И с Галсаном. Дугар вдруг почувствовал прилив неконтролируемой ярости. Дыхание перехватило – он коротко выдохнул и впился ногтями в кожу на предплечьях. - Мне тоже стоило бы извиниться, - Айхан повернулся к нему лицом; Дугар продолжил. - Я ведь напал на тебя тогда, чтобы отомстить за Ахай. Мы были уверены, что это ты его… - Ни за что. Он был самым близким мне человеком. Он пытался предупредить меня насчёт… - Айхан осёкся, - …Неважно. Это мои проблемы. Тебе достаточно будет знать, что твоему брату я бы никогда не навредил. По крайней мере, серьёзно… Время было такое, что наши народы то примирялись, то вновь расходились в ссорах. - Это да, - Дугар усмехается, и к горлу подкатывает ком, - Это я хорошо помню… Айхан невесело усмехается в ответ. Они вновь замолкают. - Михаил тебе тогда сказал, что это я убил Его? Губы Дугара дрожат; он прикусывает нижнюю губу и отрывисто кивает. - Нашёл, кому верить… - Айхан тяжело вздыхает. - Я ему тогда тоже поверил. Раньше, чем ты. Будь я мудрее, Галсан был бы жив. Ангарский опускает голову и судорожно вздыхает. Айхан, опешив, садится чуть ближе и неуверенно заглядывает ему в лицо. - Ты чего? Прости, что так резко поднял эту тему, просто… - Нет, ты правильно сделал, - Дугар спешно прикрывает лицо ладонью, - Я всё это время боялся и злился на тебя именно из-за этого. Я тебя так ненавидел… Даже больше этой твари. А он, оказывается, с самого начала был виноват… во всём. С самого начала… Дугар тяжело сглатывает и отворачивается в другую сторону. - Неудивительно… Лживая сволочь. - Это правда. Айхан ненавязчиво кладёт руку ему на плечо и неловко похлопывает. Дугар не отталкивает. Он глотает слёзы злости и пытается контролировать дыхание. Ему не с кем было об этом поговорить. Всех его старших братьев и сестёр Московский либо изгнал, либо убил. Никто из них так и не вернулся. Неопытному Дугару когда-то пришлось взять на себя ответственность за разорённый, почти уничтоженный народ. Ему, тогда ещё подростку, пришлось взять на душу тяжёлые грехи, только чтобы выжить и сберечь едва живых младшего брата и сестру. Дугар видел столько мерзости и ужаса, столько раз страшно погибал, только чтобы вновь возродиться и продолжить отчаянно выживать, что задушил Ринчина и хрупкую Сэсэг своей заботой и паническим стремлением контролировать каждый их вздох. Он не знал, как правильно их растить. Он не знал, к кому обратиться. Все вокруг барахтались в собственных проблемах, всех старших в округе, даже не родных ему по крови, истребили; а единственный “взрослый”, к которому можно было обратиться, продал их тогда Московскому. По крайне мере, так Дугар думал до тех пор, пока, наконец, не поговорил с Айханом лично. Как по-другому сложилась бы их жизнь, если бы Дугар уличил ложь Московского и пошёл Айхану навстречу? Как по-другому сложилась бы их жизнь, если бы они тогда объединили усилия и, отбросив все сомнения, сплотились против общего врага? Глупо думать о прошлом сейчас. Дугар вдруг понимает, что у него всё ещё есть возможность воплотить эти мысли в жизнь. Он сдержанно выдыхает, смотрит растерянному Айхану в лицо и говорит: - Һайн даа. Туймаада сразу ободряюще улыбается и отвечает: - Не за что. Я виноват перед тобой. - Не больше, чем я. И прости за это тупое предложение, меня Руслан на слабо взял… Айхан хрюкает от смеха и отмахивается от Дугара. - Ой, Руслан, придумает ведь… Знает, как тебя подцепить на крючок. Хорошо, что вы с ним… дружите. Ангарский сдавленно молчит. Айхан вдруг хитро улыбается и говорит: - А я ведь помню тебя ребёнком. - Да? Когда это?.. - На суглаане, тумэне, неважно… Видел тебя, в общем. Мы тогда ещё с Сэнгээ подрались. - Чё?.. Такое было? - Не помнишь, видимо. Ну и ладно. Он вдруг наклоняется ближе, смотрит Дугару прямо в глаза и говорит: - Прости за те слова, что я наговорил тебе ранее. Ты молодец, Дугар. Ты сделал всё, что мог. Если б не ты, Ринчина и Соёла здесь бы сейчас не было. Ты большой молодец, что сам со всем справился, и даже Руслану помог… Перед глазами всё мутнеет, и Дугар судорожно вздыхает. Он дрожащими руками проводит по лицу и со стыдом понимает, что плачет. Айхан его не обнимает, только стискивает крепко за плечо и продолжает говорить мерным, успокаивающим голосом: - Не злись так на младших, они другие… Но ты им очень нужен. Даже сейчас. Постарайся найти с ними общий язык. Конечно, не будет уже как прежде, мы все изменились… - Почему с ними так сложно? - неожиданно даже для себя спрашивает Дугар, обиженно всплеснув руками, - Я столько лет пытался найти с ними общий язык, чё-то строил из себя, воспитывал, и так, и сяк пробовал… Всё мимо. Ринчин, блять, самый сука умный, всегда так мудро поступает, я ему нахуй не сдался! - Это неправда. - Правда! - Дугар позорно всхлипывает и опускает голову; Айхан, однако, не смеётся над ним и ненавязчиво приобнимает за плечи. - Блядь, вот повезло же ему от рождения… Весь такой дохуя просвещённый, просветлённый, всегда знает, как правильно поступить… Всегда на всё у него ответ найдётся, и такой упёртый, как баран! Как ему в голову чё-то взбредёт, так он не отступится, всё равно сделает так, как ему хочется! И Соёл туда же! Дерзит постоянно, всё-то он умеет и знает… Я прямо не могу, сразу беситься начинаю и кричать, как идиот. Это Ринчин должен был быть старшим, не я. - Ринчин вправду очень мудрый, - Айхан похлопывает Дугара по плечу, - Он и меня часто удивляет. Так хорошо разбираться в собственных мыслях и чувствах, так хорошо контролировать себя… Не каждый так может и не каждый этому учится. Я, например, чуть что, сразу злюсь и в слёзы. Туймаада смущённо усмехается. Дугар шмыгает носом, утирает по-детски глаза, сжав ладони в кулаки, и смотрит на него удивлёнными глазами. - Правда? Айхан кивает. - Правда. Знаешь, Ринчин опять оказался прав, - Айхан широко улыбается, и Дугар замечает ямочки на его щеках, - Мы с тобой действительно похожи. Ангарский не отвечает, задумчиво рассматривая гравий под ногами. Осенний ветер подхватывает золотистую листву, путается в его длинных волосах, собранных в низкий хвост, и играет иссиня-чёрной рябью солнечных зайчиков в прядях Айхана. Дугар чувствует его ладони на своих плечах и невольно наклоняется чуть ближе. Когда его в последний раз так уютно, по-отечески обнимали? - Спасибо. Мне не с кем было об этом поговорить. - Неудивительно. Мы с тобой оба знаем, почему. Айхан мрачнеет, и Дугар неосознанно обнимает его в ответ, пытаясь поддержать. - Пойми просто, что они другие. Не пытайся их перевоспитать, читать им нравоучения… Они очень упёртые. Точь-в-точь как ты. И я такой же. Научись слушать их. Ты замечал, что Ринчин почти всегда молчит? Дугар задумывается, что-то в голове у него щёлкает, и он медленно кивает. - Он постоянно всех выслушивает. Он так к этому привык, что ему трудно бывает высказать вслух свои мысли. Хотя злости в нём копится… изрядно. Айхана вдруг передёргивает, и он говорит нечитаемым тоном: - Не пей с ним, ладно? Даже по бокальчику, даже по стопочке. Ринчин такой человек, что ему лучше вообще не пить… Зря я его не послушал. Дугар нервно хохочет, откидываясь на спинку скамейки. Айхан тихо усмехается в ответ и отстраняется. - Удачи тебе, Дугар, - он наклоняется чуть ближе и добавляет вполголоса. - Галсан всегда тобой гордился, помни об этом. Ангарский молчит секунду, сдерживает неровное дыхание, и спешно бормочет в ответ: - Он очень по тебе скучал. Он был сам не свой, когда вернулся. Может, он этого и не говорил, но ты всегда был ему очень нужен. Я плохо помню своё детство, но Ахай никогда не забуду… Айхан улыбается ему ярко, ослепительно, и Дугар облегчённо выдыхает. Он смотрит на солнечные лучи, путающиеся в кронах чёрных клёнов, играющие золотом и янтарём в осенних листьях, и сам не замечает, как улыбается. Хорошее свидание. Неудивительно, что Айхан так понравился неподступному Ринчину. Он с Дугаром впервые встречается в такой неформальной обстановке, они говорят чуть больше двух часов, а Ангарский уже раскололся, как сухой орешек, и пересказал ему чуть ли не всю свою жизнь. Но и Айхан не молчит, не отстаёт – демонический образ, выстроенный Дугаром в голове, стремительно рушится и трещит по швам с каждой минутой. С ним, оказывается, так легко говорить… И не чувствуешь никакой неловкости – говоришь ему что-то о себе, и он так спокойно делится и своими секретами, своим прошлым. Это не загадочный Судур, не готовый броситься в драку в любую секунду Ланзыы, не хитрожопые Анфир или Матвей, не странноватые Николай или Максим, не бесящие Дугара Кару или Кирилл… И, конечно же, совсем не Руслан. И не родные Ринчин и Соёл. Дугар не замечает, в какой момент их разговор переходит с такой тяжёлой темы на непринуждённую беседу, в которой Айхан рассказывает глупую историю о том, как Ринчин, гостя у него зимой в Якутске, застрял на заборе и порвал свои ватные штаны; Дугар удивляется, когда смеётся до икоты, слушая очередную историю о Ринчине – в этот раз о том, как они с Айханом напились и подрались в каком-то клубе с толпой гопников, а потом Айхану пришлось убеждать Ринчина в том, что бить стекло полицейской станции – хуёвая идея даже на пьяную голову; Дугар не чувствует, что снова тихо плачет, когда Айхан рассказывает ему о том, как они с Соёлом на машине в ночь добирались из Читы в Улан-Удэ, чтобы устроить сюрприз на день рождения Ринчина. Дугар вдруг ловит себя на мысли о том, что посмотрел теперь на братьев с другой стороны. И на Айхана. Он как будто никогда и не знал никого из них по-настоящему. Как будто собственные страхи загнали Дугара в клетку, не давая двигаться дальше и видеть правду такой, какая она есть, а не через призму абсурдных домыслов; и только Руслан всё это время понимал, что ему нужно сделать. Победить их. Встретиться лицом к лицу со своими маниакальными фобиями, навязчивыми мыслями, предубеждениями, и самый лучший вариант – это стравить его с главным ночным кошмаром – Айханом. Айханом, который действительно оказался самой безобидной чмоней на всю Сибирь и Дальний Восток… Они расходятся, дружески обнимаются на прощание и обмениваются телефонами. Айхан ехидно шутит над ним напоследок, хитро улыбаясь, и Дугар бежит вслед за вагоном уезжающего поезда метро сколько может, упорно показывая через стекло хохочущему Айхану средний палец. Всю дорогу до отеля он неосознанно улыбается, вспоминая прошедший день. Ему никогда не дышалось так легко и спокойно с тех пор, как погиб Ахай Галсан. С тех самых пор, как они оказались под удушливым покровительством Московского. С тех самых пор, как он остался один на один с суровой реальностью, и вынужден был повзрослеть всего за одну ночь. Поебать, что он проиграл пари. Зато он, кажется, на пути к победе над собой.