чулки, рюши и чернила.

***

      Множество ремешков и застежек; Рональд убивает не один час дабы разобраться как правильно зацепить каждую из них. Резинка из-за неумения и незнания как же верно застегнуть больно ударяется о слегка загорелую кожу, на что Несский шикает и несдержанно матерится.       Не без помощи источников в виде запретных журналов не обошлось; как же дамы умудряются прикрепить каждый ремень в свою петельку и не запутаться?       Сшитое на заказ нижнее белье игриво закрепляется при помощи одних двух лент, – одно неверное движение и оголится восхитительный Несский. То добавляло лишь большей искры и сладкой нотки в предвкушение реакции новелиста.       На ноги осторожно натягиваются капроновые чулки темного оттенка, а к их краю прицепляются особого рода подтяжки. Край подобного пояса закрепился на талии, а ремни с особыми зажимами цепляются за небольшую кружевную ранту на чулках.       Подтянутые ноги сей час обвивает полупрозрачная ткань, визуально стройня их ещё сильнее. Разумеется, Рональду не сравниться с грациозностью и притягательностью дам, на коих это выглядело также соблазнительно, однако Ронни и не пытался походить на даму.       На голом торсе крепится очередной «ремень». Не желая оголять себя на все сто процентов, Рональд решает накинуть сверху надетой на голое тело портупеи свой багряный плащ. Придать большего акцента своему, итак, вызывающему образу. Тем не менее, результат стоит битых часов мучений: актер глядит на себя в большом зеркале во весь рост, поражаясь своей неотразимости. О, и правда! Восхитительный актер, о коем мечтает не только любая дама, но и стыдливо отрицающий себя мужчина. Как же лестно, что такой дар принадлежит исключительно романисту, кой посвятит своему возлюбленному не один десяток страниц исписанных аллегориями о любви.       Неповторимый Рональд Несский предстает перед своим единственным зрителем в столь откровенном и сексуальном белье – что же может быть лучше?       Вальяжно крутясь перед зеркалом, дабы точно убедиться в своей неотразимости, Рональд наконец покидает свои покои и отправляется прямиком в кабинет Орфео. Ронни шагает и впрямь будто пританцовывая; репетирует, никак иначе не обойдись! Готовится показать себя.       Входит без стука, заранее зная что погруженный в письмо романист никак не услышит звука открытия двери.       – Орфи, посмотри на меня, – требует Рональд, становясь совсем рядом. Никакой реакции, только продолжительный стук по клавишам печатной машинки и тихое урчание после:       – Да-да, дай мне пару секунд..       – Ну же, – Актерски сводит брови к переносице, а рукой самостоятельно заставляет повернуть голову писателя к себе, – Я же так старался, Орфи. Карие глаза округлились. Как же ему это воспринять? Никак иначе как негласное приглашение вкусить преподнесенную сладость в виде возлюбленного практически полностью затянутого в ремешки. Кэмпбелл специально расставил ноги, а руки уставил в бока. Губы растянулись в хитрой ухмылке, волосы растрепанно лежали непослушным облаком, а глаза излучали нескрываемый призыв к действию. Очи романиста цепляются за перетянутую резинками кожу на ногах. Орфео наконец тянет руки к чужим сильным бёдрам и притягивает чужой торс ближе к себе. Монокль чуть блеснул. Руки испачканные в засохших чернилах жадно хватают на шершавую кожу, местами покрытую ожогами. Шаловливо поддевая край резинки подтяжек, новеллист игриво улыбается, смотря на уже недовольную мордашку актера, кой решает приласкать чужую голову. Несский с нескрываемым вызовом взъерошивает волосы писателя и заставляет прикоснуться губами куда-то к торсу. Писатель оттягивает черный ремешок и резко отпускает, в очередной раз заставляет грубо удариться о кожу.       – ..и поддается же искушению несчастный главный герой, вкушая запретный плод.. – Безумолку бормочет заворожённый Орфео, жадно руками поддевая тонкие ленты нижнего белья, так и наровясь развязать. Повествование вслух сюда как никогда кстати вписывается. Обычно неумолкающий новеллист сейчас кажется донельзя сексуальным.       – Второй акт начнем в спальне, – неожиданно обрывает Рональд, утягивая за собою словно загипнотизированного писателя.