Там, где я тебя нашёл

Сакуса проснулся от ощущения пустоты рядом с собой. Он четко помнил сквозь сон тепло рядом лежащего тела, эту мягкость волос и какой-то особый запах Мии, который был всегда с ним и это не одеколон, не запах шампуня и геля для душа, просто запах самого человека. Помнил, невесомое прикосновение губ к своим волосам. Чертов Мия, вот вечно он выкидывает свои фокусы. Окончательно Киёми проснулся от хлопка входной двери, что оповестила об уходе гостя из его квартиры. Он вновь один в ней. Если раньше он радовался этому чувству одиночества и пустоты, то сейчас что-то кардинально изменилось. Появление Атсуму всё изменило. Хотелось ощутить тепло его рук, которые редко его касались, по им же придуманным принципам. Ощутить те же объятья, что и ночью, такие теплые, комфортные и уютные, дарящие безопасность и покой, не вызывающие отторжения, вызывающие лишь желание быть в них и дальше. За своими же размышлениями Сакуса не заметил, как перебрался на половину, где спал Мия, которая сохранила его запах и остатки тепла. Уткнувшись лицом в подушку и вдыхая аромат чужого тепла, Сакуса тяжело выдохнул. Пару секунд он так и пролежал, уткнувшись лицом, а когда потребность в кислороде дала о себе знать, перевернулся на спину, разбрасывая свои темные кудри по подушке. Лишь спустя пару минут, когда организм до конца вышел из сна, Киёми заметил на тумбе стакан воды, который тут же поспешил осушить, ловя чувство сухости во рту. Он бы даже не заметил белый лист бумаги на тумбе, если бы на том не был нарисован забавный хомячок. Опустив ноги на холодный пол, Сакуса развернул листок, принимаясь читать: «Оми-Оми, я приношу извинения, что мне пришлось уйти. Мама грозилась найти твой адрес и заявится сюда (не думай, что я настолько трусишка, что боюсь собственной мамы), я не хотел бы, чтобы ты с ней встретился, пока не будешь полностью сам готов. Я не хотел тебя будить, ты так сладко спал. Оми-кун, а ты знал, что во сне ты мило морщишь носик? А то, что край твоей спальной футболки задрался, оголяя полоску внизу живота? Черт, ты сводишь меня сума. Ой, прости, мне пора идти, а то Саму скоро разорвет мой телефон. Доброе утро, Оми-Оми». С протяжным стоном Сакуса поднялся с кровати, направляясь в сторону кухни, чтобы убрать стакан. Теперь все его мысли заполонил лишь один Мия. Его сухие губы, которые он имеет привычку облизывать, но при этом они ни разу не были обветренными. Эта наглая ухмылка и дурацкая, но такая соблазнительная интонация. Руки. Чертовы горячие руки. Атсуму не касался его много раз, но даже тех моментов, когда Мия запускал руки в его волосы, когда они невзначай касались руками, хватило понять, что руки наглого лиса слишком горячие для него, что от одних этих рук можно расплавиться и когда-то это случится. Чертов Мия с его идеальной медовой кожей, на которой так и хочется оставить россыпь засосов, вообще-то Сакуса всегда был против них, чтобы все знали, что Атсуму его. А веснушки, эти редкие веснушки на плечах, которые можно заметить только летом. Почему Сакуса вообще это помнит? Летом Мия не имел для него никакого значения. Видимо этот наглый лис забрался в его сердце намного раньше. За всеми этими мыслями Сакуса даже не заметил, как добрался до душевой кабины, и на его кожу уже так приятно лилась вода. Когда мысли ушли, а вода смыла все напряжение, накопившееся в разуме и чувства ночью. Он неожиданно вспомнил взгляд Мии, заставляющий напряжение скопиться внизу живота. Нет, не тот взгляд, которым Атсуму кидает вызов на поле. Другой. Тот, который он кидает перед тем, как поцеловать. Тот, которым Мия смотрел на него, пока сам себя же растягивал в их первую ночь, будто он не сидел перед ним полностью обнаженный и раскрытый. Картины всплывают в голове как непрошеные, но слишком прекрасные, чтобы не поддаться ощущению и не обхватить собственный, уже затвердевший член. Никогда он не думал, что будет представлять Мию вот так, стоя в душе. Сжимаю руку сильнее и, делая движения, постепенно увеличивая темп, вспоминая узостью Атсуму, то, как он сжимал его в себе, эти развратные стоны, которые он даже не собирался прятать. — О боже, что же ты со мной делаешь… — хрипло выдохнув, сглатывая, произнёс Киёми, упираясь лбом в прохладное стекло душевой кабины. Последней каплей для Сакусы стала картина сидящего в его ногах Атсуму и старательно отсасывающего его член, смотря тем самым соблазнительным и слишком развратным взглядом. «Не могу поверить, что делаю это… Это всё вина Атсуму, это он довел меня до такого состояния». Заканчивая с протяжным глухим стоном себе в руку и попадая на стекло, Киёми охватила тяжелая одышка, а пред глазами все так же стояло улыбающееся лицо Мии. — Мерзость. — Приходя в себя и смывая все улики, случившегося тут, плюнул Сакуса, который на самом деле так не считал, слишком много событий за последние шутки уже пошатнуло весь его мир. Почему-то завтракать стало тоже непривычно одному. Кусок в горло не лез. Сакуса забросил пропитку позавтракать, пытался занять себе чем-то только мог, что сам не заметил, как стоял в гардеробной, одетый в черные джинсы и темную рубашку, пытаясь хоть как-то уложить свои волосы. Его руки так и застыли с флакончиком геля в воздухе, а взгляд был устремлен в зеркало, на собственное отражение в нем. Немой вопрос, зачем он это делает, так и не слетел с губ. Отвлек телефон, на котором высветилось сообщение от Атсуму. Открыв его, Сакуса увидел фотографию семейства Мии: Атсуму, вытянув телефон вперед, фотографируя и показывая язык; Саму, сидящий с боку от него с серьезным выражением лица; мужчина с темными волосами и с точно таким же лицом, скорее всего это был отец близнецов, и миниатюрная женщина, копией которой были близнецы, так же показывала язык, только уже своему мужу, в отличие от Атсуму, который смотрел прямо в камеру. Эта картина счастливой семьи, которой у него никогда не было, так сильно оставила отпечаток в Киёми и настолько сильно заполонила мысли, что как на одном дыхание, Сакуса оказался пред дверьми квартиры Мии. Он уже был здесь и не раз, но быть тут, когда за этой дверью находится не только Атсуму, было слишком волнительно. Что с ним сделал этот юноша? Что он сделал с Сакусой Киёми, который всегда думал, прежде чем делал? Который ни разу не совершал таких опрометчивых поступков? Отношения с хитрым лисом слишком плохо на нём сказываются. Звонок в дверь. Поздно. Это отправная точка. Пути назад нет. Лишь желание, чтобы эту чертову дверь открыл Атсуму. Увы, Вселенная слишком жестока к нам, ведь дверь открыл отец близнецов.