*****
— Ну как тебе? — спрашивает Сокджин, передавая бокал прохладного, искрящегося под светом ламп шампанского. — Впечатляет, да? Юнги вздыхает, берет бокал и делает небольшой глоток. Морщится от пузырьков, но тут же старается обратно придать своему лицу бесстрастный вид. На нем неудобный, хотя и сшитый по его последним меркам костюм и непростительно много взглядов посетителей. — Многолюдно, — говорит он. — Мне обязательно быть здесь? Сокджин практически закатывает глаза, одновременно с этим здороваясь с кем-то, отдавая им свою самую очаровательную улыбку. — Юнги, это твоя выставка, — через сжатые в улыбке зубы напоминает он. — Да, но почему то пялятся они больше на меня. — Им просто любопытно. Юнги хмыкает, недовольный вниманием именно к своей персоне, а не к его фото. — Тогда следовало сохранять анонимность, — говорит он. — Любопытства и ажиотажа явно было бы больше. — Не перегибай. Это вообще-то твои потенциальные покупатели. Юнги тут же замолкает, отлично понимая, что Сокджин прав. А Сокджин довольно отпивает шампанского, мысленно хваля себя за прекрасно проделанную работу. Вся организация выставки его рук дело. Аренда одного из самых популярных выставочных залов в районе Каннама, поднятие всех своих старых связей из круга шоу-бизнеса, приглашение главных редакторов из модных журналов и известных блогеров и конечно же распространение слухов. Работы Юнги явно были не для корейского общества. Разве может обнаженное женское и мужское тело в насквозь традиционной и консервативной стране называться искусством? Скандалов и критики не избежать, как и необходимого в связи с этим внимания тоже. Сокджин знает, что делает. Юнги на самом деле очень благодарен ему, потому что сам такой уровень явно не потянул бы. Он отходит от Сокджина, собираясь немного проветриться, и кивает на его напоминание быть более приветливым. Людей на его выставку пришло действительно много. Некоторых он знал лично, некоторых только благодаря обложкам журналов с селебрити. Уровень довольно высок, а его выставку СМИ назвали едва ли не главным событием года в мире корейского искусства. Сокджин хорошо постарался, чтобы вокруг было много шума. Юнги к такому не привык. Быть в центре внимания. Он находит место для курения, и даже оно полностью проработано дизайнерами: просторный зал с вечнозелёным газоном, морской чёрной галькой и зарослями бамбука. Достаёт сигарету и зажигалку. Возможно даже понадобиться не одна. Не столько, чтобы успокоить нервы, сколько протянуть время до возвращения обратно. Наверное, это будет неправильно по отношению к Сокджину, который отдувается больше чем он, но Юнги помучается муками совести позже. Он поджигает сигарету, затягиваясь как можно глубже, и практически сразу слышит за спиной кокетливое: — Огоньку не одолжите? Юнги оборачивается и увидев, кто перед ним, от неожиданности выдыхает из лёгких весь густой сигаретный дым. О Пак Чимине за последние пару лет знал, наверное каждый, кто хотя бы раз включал телевизор или открывал новостную ленту в NAVER. Популярная модель, амбассадор множества мировых брендов, инфлюенсер и центральная фигура массы скандалов и слухов. Юнги никогда не интересовался топовыми звездочками, хотя ему часто приходилось с ними работать, но про Чимина неволей он все же знал: из статей в журнале, или с билборда в центре Сеула, или из разговоров с коллегами. Его имя порой не сходило с уст всех вокруг. Юнги, зависнув на пару секунд, рассматривая Чимина, всё-таки протягивает ему зажжённую зажигалку. Тот слегка наклоняется с зажатой между губ тонкой сигаретой с кнопкой, прикуривает и тут же выпрямляется, смотря на Юнги поверх узких солнцезащитных очков и выдыхая ментоловый дым. — Спасибо, — Чимин растягивает пухлые губы в улыбке. Они у него отливают розовым блеском. Глаза, подведённые коричневыми тенями, рассматривают сверху вниз оценивающе. — Вы Мин Юнги-ши, верно? — спрашивает он. Юнги кивает и Чимин тут же протягивает холеную ручку с наманикюренными ногтями и кольцами от «Tiffany». — Замечательно! Я хотел с вами познакомиться, — Юнги пожимает его ладошку, слишком маленькую, почти женскую, по сравнению с его. Он чувствует насколько нежная и бархатистая у того кожа и что силы в ответном рукопожатии почти нет. — Меня зовут Пак Чимин. — Я знаю, — наконец говорит Юнги. — Наслышан. — Надеюсь, не только плохое? — хихикает Чимин. Выглядит он при этом он весьма очаровательно. Юнги ему не отвечает, продолжая курить. Отучившись в школе для мальчиков, Юнги встречал гомосексуалистов, но никогда не задумывался, что сам мог быть одним из них. Признаться честно, даже в свои двадцать шесть он все ещё сомневался в своих сексуальных предпочтениях. Чимин же был гомосексуалистом. Юнги знал о его бойфренде откуда-то из Америки. Это был один из тех владельцев международных банков, которые коллекционируют дорогие машины и моделей, с которыми трахаются. Знал и о грязных слухах, постоянно вьющихся вокруг Чимина, словно мишура. Кто-то им искренне восхищался, кто-то отзывался с откровенным пренебрежением, говоря, что выезжает он только за счёт своего умения раздвигать ноги перед иностранными спонсорами, с которыми сводил его бойфренд. И конечно же такие грязные статейки были гораздо популярнее, чем беспристрастные отчёты и восторженные отзывы об его работе и показах. Чимина либо любили, либо ненавидели. Но равнодушных не было. О нет. Юнги не знал к какой стороне относится он сам. Скорее всего к первой. Потому что, наверное, у любого сжалось бы сердце при личной встрече с ним. Чимин красив. Невероятно красив. — Не покажете мне свои работы? — спрашивает Чимин. Юнги выкуривает сигарету полностью, у того не истлело даже до середины. Юнги кивает. Их совместное появление в зале привлекает всеобщее внимание. Уже многие познакомились с Мин Юнги и несомненно каждый знает Пак Чимина. Очевидная тема для обсуждения всего на мгновение повисает в воздухе и тут же подхватывается негромкими разноголосыми шепотками. Обсуждаемая парочка неторопливо проходится вдоль стен, на которых разместили фото Юнги, задерживаясь у каждого на пару секунд и комментируя. — Мне нравится эта, — говорит Чимин, останавливаясь у очередного фото и разворачиваясь к нему всем корпусом. Он почти любовно обводит взглядом контуры двух соединённых в страстном движении мужских тел. — Да, они прекрасны, — соглашается Юнги. — Они занимаются… сексом? — Ну, я бы лучше сказал — любовью. Чимин задумчиво складывает руки на груди и подпирает кулачком подбородок. Выглядит это движение слишком изящно. — Нет, это секс, — говорит он. — Столько страсти. И одержимости. — В любви тоже есть страсть, — Юнги впервые за весь день улыбается по-настоящему. По крайней мере, потому что никто до этого не спорил с ним насчёт его фото. — Но они не смотрят друг на друга. Юнги переводит взгляд на свою работу. Он знал своих моделей достаточно хорошо и совершенно точно был уверен, что они любят друг друга. — Им не обязательно смотреть. Они чувствуют, — говорит он негромко, словно выдавая какую-то тайну. Чимин хмыкает, будто не верит. — Именно поэтому они занимаются сексом. Юнги с ним больше не спорит. Всё же каждый видит в искусстве то, что хочет и здесь нет неправильных выводов. Он слышит непрекращающиеся шепотки за их спинами и оборачивается, замечая на себе пристальный взгляд Сокджина, но не может понять, что тот выражает. Чимин, кажется, не замечает ничего вокруг. А может быть делает вид, что не замечает. — Мне нравится ваш стиль, — говорит он, всё ещё рассматривая фотографию. — Он… возбуждает. — Хм… Благодарю, — немного смущённо отвечает Юнги. — Я бы хотел подобные фото в своё портфолио, — наконец Чимин смотрит на своего собеседника, на его розовых губах тонкая улыбка. Тот смотрит на его губы, потом сразу же поднимает взгляд. — Хотите фотосессию? — Да. Хочу. Когда вы свободны? Юнги чуть хмурится, пытаясь вспомнить свой график. Из-за организованной выставки он оказывается у него забит плотнее, чем обычно. — В эту пятницу ничего не запланировано, — говорит он. — Отлично! У меня тоже, — улыбка Чимина становится шире. — Тогда… — он внезапно приближается к Юнги, скользит маленькими аккуратными пальчиками по лацкану его пиджака, ныряет ими во внутренний карман, доставая одну из визиток, и всё это не разрывая зрительный контакт, — до встречи в эту пятницу. Мой менеджер позвонит вам, чтобы обсудить детали. Он вертит в пальцах визитку Юнги, касается ею своих губ, наблюдая за тем, как у того замирает дыхание, а после уходит, звонко отбивая ритм каблуками, сопровождаемый всеобщими взглядами ему вслед. Сокджин появляется рядом с Юнги почти сразу же. Выражение лица у него нечитаемое. — Итак, Пак Чимин… — начинает он. — Угу… — соглашается Юнги, кажется разом выпуская весь запертый в лёгких воздух. — Что он хотел? — Чтобы я провёл ему фотосессию. Сокджин задумчиво хмыкает, скрещивая руки на груди. — Неплохо, но будь осторожнее с ним, — предупреждающе говорит он. — Его репутация не должна влиять на твою репутацию. Юнги смеётся. Негромко и даже как-то устало. Поразительно. Сколько власти в одном лишь взгляде. Уверенности в мельчайшем движении. — Благодаря тебе, моя репутация не настолько безупречная, чтобы беспокоиться. Сокджин не отвечает. Юнги оказывается прав.Часть 1
1 апреля 2024 г. в 22:11
Закрывая глаза и возвращаясь в прошлое на несколько недель назад, Юнги не может сказать с уверенностью, когда именно это началось. Множество фотографий хранит каждый его образ. Его невинный вид и бросающий вызов взгляд, его требования и наверняка обычное желание забыться. Его покровительственные полуулыбки. Его кожа. Его лоснящаяся кожа лопаток и бёдер, округлых, словно зрелый персик, ягодиц и слегка расцарапанных покрасневших коленок.
Может быть, это началось во время их первой встречи. В том модном местечке в районе Каннам, с выставкой в котором так помог его друг. Дорогая, немного сковывающая обстановка и великолепное вино. Его казалось бы на первый взгляд незаинтересованный ни в чем вид, скрытый за тёмными очками взгляд и напускная леность. Впечатление избалованной вниманием высокомерной пустышки.
А может это началось спустя несколько дней во время их запланированной съёмки. Его показанная на камеру невинность и соблазнительность. Оголённые плечи и чернильный рисунок лун. Слегка приоткрытые пухлые губы. Его невероятный образ.
Возможно, это началось гораздо позже, когда пролетело отмеренное кем-то время и лишь после последнего брошенного «Прощай», неосознанное сразу, а лишь только потом, словно резким щелчком, сформировавшееся из собственного беспокойства, зревшее все это время без его ведома, во что-то определённое, но уже, кажется, никому не нужное.
Но возможно, это произошло значительно раньше.
Юнги не знает.
Но он прекрасно знает, что ему необходимо это закончить.