Сказание о Драконорожденном

20 день месяца Последнего Зерна 201 год. 4 эра. Таверна «Спящий великан». Ривервуд. Владение Вайтран. Империя Тамриэль.

«Просторный круглый кабинет освещался лишь светом затухающего камина. Висевшая над ним большая, прямоугольная картина с изображением серебряной миски с фруктами, всегда раздражала Мартина. Имперец признавал, что картина была написана хорошо, а нарисованные в миске ягоды винограда казались до удивительного настоящими…однако, ей словно не было места в темной, закрытой бархатными красными шторами, комнате. Несомненно, он мог ее заменить. В любой момент мог попросить повесить над камином что-то иное… но вечно заполненный бумагами и толстыми папками стол постоянно отвлекал его от картины, которая на фоне вечных проблем казалась обычным, ничего не стоящим пустяком. Теперь же, когда у имперца внезапно появилось свободное время, замена картины казалась совершенно бессмысленной. Мартин закашлялся, прикрывая рот рукой и откидывая голову на спинку обитого темно-синим бархатом кресла. Непрошенная улыбка скользнула по его лицу, а сам он не удержавшись дотронулся до связи, чувствуя тоску и сильное волнение любимого им человека. Он был словно натянутая струна, готовая оборваться в любой момент, вмешиваясь в ситуацию и игнорируя любые клятвы. Он знал о происходящем, определенно слышал молитвы его близких, умоляющих божество вмешаться и спасти упрямого глупца…однако, он молчал, подчиняясь воле и молитвам самого Мартина, просившего любимого бретонца не вмешиваться. Оставалось немного…ему предстоял последний рывок…последняя игра с планом Богов, после чего все наконец станет таким, каким оно должно было стать в день окончания кризиса Обливиона. Пронесшийся по комнате мягкий, мелодичный звон колокольчика вырвал Мартина из раздумий. Немой вопрос, отчаянная просьба о встрече заставила имперца слегка прикусить губу. Глупая, за столько лет так и не оставившая его привычка, прекрасно отвлекала его от чувства вины, возвращая необходимое ему самообладание. Глубоко вздохнув, Мартин прикрыл глаза, громко говоря: – Входите. Расположенные за его спиной высокие, металлические двери, с изображенным на них имперским драконом, бесшумно раскрылись, впуская в кабинет посетителя. Тихие, осторожные шаги вызвали на лице Мартина теплую, заботливую улыбку. – Садись у камина, Тит. – просьба, сорвавшаяся с губ имперца, была исполнена в тот же миг. Присевший в находящееся справа от имперца кресло человек едва перешагнул порог семнадцати лет. Невысокий и худой темноволосый юноша, был подобен изящной каменной статуе, которую могли сотворить лишь талантливые скульпторы. Черты слегка заостренного, загорелого лица, привлекали к себе внимание, радуя взгляд и выдавая текущую в человеке кровь меров. Легкая мифриловая броня издала тихий звон, когда дрогнувшие руки юноши поставили на стол небольшой, выполненный из голубого прозрачного стекла, флакон. Миндалевидные серые как сталь глаза, умоляюще посмотрели на отрицательно качнувшего головой Мартина. – Отец… - тихий голос Тита дрогнул, а сам он, глубоко вздохнув, спокойно попросил: - Прошу тебя, одумайся. Выпей зелье или позволь мне позвать целителей. Этот разговор происходил по одному и тому же сценарию уже около двух недель, меняя лишь часть действующих лиц. Сперва это были бледные как смерть целители, молившие его не совершать глупостей, потакая мифическому для него желанию смерти. После их заменил раздраженный, начавший медленно седеть Окато, напоминающий ему о долге и угрожающий лично влить ему в горло эти зелья. Вслед за, отступившим после ответного предупреждения альтмером, в дело вступили друзья, попытавшиеся напомнить ему о ценности жизни. Понимающие взгляды, не добившихся результатов меров, заняли умоляющие взгляды его девочек. Хрупкие и дрожащие, они рыдали, опуская свои головы на его колени, моля передумать… умоляя не оставлять их так рано. Теперь же в дело вступил прибывший из Хай-Рока Тит, с которым Мартину разговаривать было тяжелее всего. Сердце имперца сжималось от вины и боли, когда он, смотря в стальные глаза сына, понимал, как мерзко поступает с ним. Как лишает своего собственного ребенка последней свободы, запирая его в золотой клетке, способной в результате одного неверного слова раздавить его подобно хрупкой птице. Он был слишком молод для этого груза и сейчас, когда время вышло, имперец видел это слишком хорошо. – Время каждого из нас рано или поздно подходит к концу. – наконец произнес он, мягко смотря в глаза сына. – Но не лучше ли, чтобы оно пришло поздно? – в тихом баритоне Тита слышались упрямые, свойственные самому Мартину, нотки. – Разве ты не учил нас бороться до последнего, сражаясь за жизнь и тех, за кого каждый из нас в ответе с рождения? Мартин устало прикрыл глаза, подавляя рвущийся из горла кашель. Тит шумно вздохнул, показывая, что попытка отца скрыть свое состояние не прошла незамеченной. Мартин в ответ качнул головой, признавая правдивость слов сына. Он действительно учил их не отступать, борясь до конца за свои принципы и защищая народ Тамриэля. Учил с самого рождения, прекрасно зная, что, когда придет время, его обман раскроется, а сам он, подчиняясь чувствам сбежит от нелюбимой им жены и родных его сердцу детей. Сбежит от тех, кто рожден был лишь для продолжения их даэдрового рода. – Иногда, наш путь идет совершенно другой дорогой. – произнес наконец имперец, замечая с каким недовольством сужаются глаза юноши. – Дорогой, на которой нам приходится жертвовать чем-то, выбирая из двух зол и в любом случае принося боль близким. – Тогда почему? – сразу же спросил у него Тит, словно пытаясь понять мотивы отца. – Почему ты поступаешь так с живыми и находящимися рядом с тобой людьми? Почему ты выбираешь причинить боль нам, а не тому, кто ждет тебя за гранью? Тит…такой молодой и такой серьезный, пытающийся всегда разобраться в ситуации при помощи разума. Улыбка на лице Мартина была мягкой, а сам он не удержавшись протянул в сторону сына покрывшуюся морщинами руку. Взгляд стальных глаз смягчился, а сам юноша невольно потянулся к отцу, позволяя тому провести заботливо по высоким скулам. – Дракон всегда отдает свое сердце лишь одному, Тит. – с печалью в голосе ответил Мартин, замечая с какой болью сын закрывает глаза. – Это одновременно и наше благословение, и наше проклятие, которому никто из нас не в силах противостоять. Как бы нас не прижимал долг, с каким бы старанием мы ему не следовали, но в нашем сердце всегда будет лишь одна слабость. – «И пусть правитель, ты, мой друг, пусть властный ты дракон, да только чувства ты свои остановить не смог». – процитировал Тит строчки известного им обоим дуэта. Мартин видел, что сын понимает его. Видел, как тот ставит себя на его место, заменяя действующих лиц. Вырвавшийся из горла имперца внезапный хриплый кашель, заставил Тита вздрогнуть и взволнованно потянуться к отцу, в попытке исцелить внезапно свалившуюся на него болезнь. Мольба в серых как сталь глазах встретила лишь мягкий отрицательный кивок и успокаивающую улыбку. – Я не готов, и ты знаешь об этом. – сказал юноша, словно пытаясь воззвать к здравому смыслу отца. – Мне ведь необходимо познать еще столько всего. Отец…мне нужно время. Время, чтобы доучиться… время чтобы осмыслить, что долг отныне ложится на меня, а не Уриэля. Время, чтобы начать ухаживать за Розалин, чтобы убедить ее разделить со мной бремя долга. Пожалуйста, отец. – Никто из нас никогда не может быть полностью готов к этому месту. – произнес в ответ Мартин, поднимаясь с кресла и раскрывая объятия. Глаза Тита удивленно расширились, после чего он немного неуверенно поднялся с кресла. Неловкость в его взгляде заставила Мартина мягко покачать головой, вспоминая как его маленький мальчик с самого детства предпочитал некоторую отстраненность в проявлении чувств. Вечно избегающий объятий семьи, часто проводящий время в одиночестве и нисколько не стесняющийся своей замкнутости. Общение Титу всегда заменяли книги по законодательству или истории, а сам он всегда предпочитал самостоятельно разобраться в вопросе, избегая обращаться за помощью к мастерам своего дела. Теперь же, он постепенно пересматривал свои привычки, учась надевать маски радушия и гостеприимства. Учась терпеть многочисленные встречи, на которых ему нельзя было стоять в стороне. Немного неуверенно, сын поднялся с кресла, оказываясь возле отца. Неловкое, быстрое объятие было прощальным для них, однако только Мартин, чувствующий появившуюся в груди тяжесть и медленно деревянеющие тело, понимал это. Спокойная, умиротворенная улыбка коснулась глаз имперца, а сам он отстранившись коснулся руками серебряной цепочки, висевшего на его шее амулета. Рубин на его шее едва заметно вспыхнул, принося в его разум ощущения понимания и поддержки. Тихие, практически не слышимые никому шепотки предков проходили через Мартина, благословляя его на неизвестном никому из них пути и обещая защитить собственную кровь, в руках которой окажется священная реликвия. – Ты справишься, Тит. – произнес Мартин, расстегивая цепочку и сжимая в своей руке внезапно потяжелевший амулет. Отражавший пламя камина алый рубин приветливо сиял, приковывая к себе внимание, испуганно покачавшего головой, юноши. Мартин в ответ, осторожно взял сына за руку, поднимая ее и вкладывая в нее древний артефакт. – Ты уже знаешь больше, чем я в твоем возрасте. – слова имперца заставили юношу вновь покачать головой. Стальные глаза сына с неверием смотрели на амулет, едва не порываясь вернуть его отцу. Мартин глубоко вздохнул, прося: - Тит, посмотри на меня. Темноволосый юноша подчинился, заслуживая в ответ очередной успокаивающий взгляд. – Тит, я повторю тоже самое, что повторял каждому из вас в детстве. – в голосе Мартина слышалась теплота, а сам он мягко держал руку сына, не позволяя тому разжать пальцы и вернуть ему амулет. – Никто из нас не идеален. Не пытайся изменить себя ради кого-то, не пытайся угодить всем и каждому. – Мартин замолчал, подавляя кашель и вздрагивая все телом от пронзившего его тело холода. Ободряюще качнув головой, имперец продолжил: - Тит, с рождения в тебе сокрыт великий дар видеть то, что скрыто под маской лести и улыбки. Ты вчитываешься в проблему, отдаваясь ее решению со всей возможной ответственностью. Используй этот дар. Выслушивай стороны, слушай семью или советников, но не забывай о своем мнении. – Я…я ненавижу тебя, отец. – вырвавшиеся из сына, наполненные яростью и болью, слова заставили Мартина вздрогнуть. Сердце имперца сжалось, а сам он увидел, как на лице сына появляется безэмоциональная холодная маска, при помощи которой тот прятал свои эмоции. Отдернув руку, темноволосый юноша повторил: - Ненавижу тебя за то, что ты сбегаешь как последний трус. Ненавижу себя из-за то, что понимаю твой поступок и знаю, что поступил бы также. Ненавижу Уриэля за то, что тот сбежав в часовню, оставил на меня это все. Ненавижу нашу «благословенную» кровь, заставляющую нас подобно животным подчиняться чувствам… Признания, вырывающиеся из Тита, внезапно оборвались, а сам он резко оказался у высоких металлических дверей. Словно раненый зверь, юноша пытался скрыться от боли и страха, не позволяя вновь закашлявшемуся Мартину подойти к нему. Алый рубин в руках сына вспыхнул, заставляя того замереть, наклоняя голову. Стальные глаза задумчиво нахмурились, после чего он глубоко вздохнул. – Я никогда не поступлю подобно тебе. – произнес Тит, избегая взгляда отца и поворачиваясь к двери. – Даже если Розалин умрет… - плечи сына дрогнули, после чего он упрямо произнес: -…даже если судьба не позволит мне познать с ней счастье, я никогда не поставлю ее выше блага Тамриэля. Никогда не оставлю своих детей. Я дам им столько времени на подготовку, сколько понадобиться. Я не стану подобно тебе лживым эгоистом, забывшем о клятвах и долге. Будь счастлив, отец, также как мы были когда-то счастливы с тобой.» Мартин резко раскрыл глаза, замечая над своей головой деревянные балки, поддерживающие высокий потолок. Его сердце болезненно сжималось, тогда как жестокие, наполненные болью, слова сына проносились в его разуме. Бывший заключенный понимал, что увиденное им не было обычным сном, а являлось отголоском возвращающихся воспоминаний. Впрочем, увиденное лишь немного прояснило положение имперца, добавляя ему новые вопросы. Сын…молодой, прекрасный и талантливый сын, который не мог появиться у того, кто в зеркале сам едва перешел порог двадцатипятилетия. Мартин поднял руку, рассматривая абсолютно гладкую кожу, лишенную морщин старости, но имеющую едва заметные мозоли от фермерских инструментов. Что могло заставить его сменить внешность, лишая его тело печати времени? Кого он любил настолько сильно, что оставил привычный ему мир и собственных детей, идя против долга и практически не жалея о собственном выборе? В глубине его разума осторожно дрогнула, наполненная страхом, золотая связь. Слабое чувство фальшивого чужого спокойствия дотронулось до его души, пытаясь осторожно забрать боль вернувшихся воспоминаний. Испуганная, теплая душа неизвестного, заботливо окутывала душу Мартина, заставляя того доверчиво тянуться в ответ, чувствуя появляющуюся в связи искреннюю поддержку. Что-то в его душе довольно заурчало, слегка приподнимая голову и словно пытаясь в защитном жесте коснуться невидимого им человека. Впрочем, стоило бывшему заключенному попытаться в ответ перетянуть на себя чужой страх, связь задрожала, поднимая стену и словно отрезая его от любимых его сердцу ощущений. Разочарованно вздохнув, имперец прикусил губу, поднимаясь с небольшой, стоящей у деревянной стены, кровати. Поправив теплое, сотканное из темных шкур, одеяло имперец подхватил лежащую на крышке, расположенного перед кроватью деревянного сундука, черную мантию. Легкая ткань, практически не способная защитить от холодов Скайрима, коснулась тела имперца, который привычными быстрыми движениями застегивать серебряные пуговицы, расправляя появляющиеся складки на рукавах. Знакомые движения нисколько не помогали Мартину отвлечься от мыслей, в которых тот вспомнить о своем прошлом что-то, неосознанно касаясь молчаливой, скрывающейся в глубинах его разума, связи. Появившиеся воспоминание, несмотря на его болезненность, не могло не радовать бывшего заключенного, понимавшего что травма головы милостью Богов оказалась не так серьезна, как можно было опасаться. Знакомые ощущения, проявляющиеся через сны видения прошлого, позволяли предположить, что со временем его память вернется, давая ему ответы на многочисленные вопросы и позволяя найти того, ради кого он затеял это все. Быть может, после этого он сможет навестить сына, сможет посмотреть на его семью, сможет помириться с ним и…девочками. Мартин невольно нахмурился, потирая виски и пытаясь вспомнить имена своих дочерей. Две чудесные, прекрасные и хрупкие как цветы розы… привлекающие к себе восхищенные взгляды молодых людей…имперец вновь прикусил губу, чувствуя, как на месте имен возникает привычная ему за эти дни пустота. Бывший заключенный знал о них, но никак не мог вспомнить ни лиц, ни имен, чувствуя лишь отголосок оставшейся любви и зная о том, что в его глазах они были маленькими безупречными жемчужинами, к которым всегда было более мягкое отношение, чем к его сыновьям. Застегнув пуговицу на воротнике и скрыв при помощи высокого, плотно прилегающего к телу воротника, шею и висящее на тонкой серебряной цепочке кольцо, Мартин бросил взгляд на небольшое, расположенное слева от кровати, зеркало. Пальцы имперца коснулись густых темно-каштановых волос, свободно лежащих на его плечах, начиная перебирать некоторые пряди. Склоненная влево кривая линия пробора, заставила бывшего священника удовлетворенно кивнуть, чувствуя возникшее в душе ощущение правильности, говорящее ему о том, что именно эта прическа была для него когда-то обыденной и привычной. Толкнув, со скрипом открывшуюся, дверь Мартин оказался в длинном узком коридоре, по обе стороны от которого находились закрытые двери. Возле каждой двери горел зачарованный на заклинание света белый бивень мамонта, над которым плавно парил небольшая белая сфера. Деревянный пол был покрыт разноцветным ковром, сотканным из нескольких разных шкур. Плотный, мягкий мех при более внимательном рассмотрении становился искусно созданным узором волн, скользящим вперед и тихо шуршащим при движении, создавая иллюзию текущей воды. Ковер вел к грубо сделанной из бревен арке, напоминающей две грубо поставленные друг к другу гигантские дубинки. За аркой слышались наполненные возмущением и волнением голоса, среди которых Мартин узнал Хадвара. Хриплый голос темноволосого норда звучал устало, словно легионер после прибытия в Ривервуд не сомкнул глаз, проводя ночь в обсуждениях и раздумьях. В ответ ему вторил более громкий голос, замечавший, что прибывший в поселение легион не может действовать без приказа погнавшегося за мятежниками генерала Туллия. Одновременно с этим, кто-то указывал на то, что появление дракона является чрезвычайным происшествием, означающим то, что легион должен взять дело в свои руки и в обход генерала оповестить ярлов и Имперский город о возможной опасности. Вспоминали легионеры о беженцах, которых им нужно было разместить на время восстановления Хелгена. Возмущенный старческий голос требовал от легиона ответов о том, где ему разместить всех прибывших людей и какую работу дать им, чтобы те хотя бы могли заработать себе денег на первое время. На вошедшего в просторный, хорошо освещенный зал таверны, Мартина первоначально никто не обратил внимания. Небольшой, столпившийся у одного из расставленных по периметру комнаты длинного деревянного стола, отряд легионеров переводили друг на друга взгляды, успевая спорить с старым седым нордом, сидевшим у стены. Простые меховые одежды голубоглазого старика были хорошо сшиты, тогда как на его груди был заметен серебряный кулон с головой лошади. Белая как снег морщинистая рука потирала длинную бороду, а на грубом лице было заметно легкое недовольство. Резкое движение, появившиеся справа от бывшего заключенного, заставило Мартина повернуть голову, замечая подзывающего его к стойке широкоплечего норда, длинными черными волосами. Серые словно грозовое небо глаза приветливо смотрели на имперца, тогда как могучие, скрытые под серыми суконными одеждами, руки быстро пододвинули к краю стойки приятно пахнущую металлическую тарелку, в которой находился румяный, прямоугольный рулет, украшенный сверху зеленью. – Доброе утро. – тихо поприветствовал подошедшего к стойке Мартина норд. На лице норда застыла вежливая улыбка, а сам он, осторожно кивнув в сторону спорящих посетителей спросил: – Надеюсь Ваш сон никто не потревожил? – Не беспокойтесь, руны в комнатах надежно защищают от шума. – успокоил человека имперец, благодарно склоняя голову и присаживаясь на одну из, стоящих перед стойкой, высоких табуреток. Руки имперца пододвинули к себе тарелку, после чего вдохнув запах, исходящий от блюда, пряных трав, имперец взял в руки нож и вилку. Неосознанно, выпрямив спину, имперец начал отрезать от рулета небольшие кусочки, замечая, как на лице норда мелькает интерес. Серые глаза оценивающе прошлись по лицу бывшего заключенного, словно раздумывая над чем-то. Мартин в ответ, с благодарной улыбкой, откусил небольшой кусочек от предложенного ему блюда, практически сразу же замечая в начинке сочетание риса и яиц. «Его глаза удивленно расширились, когда его языка коснулся нежный банановый вкус, скрывавшийся в начинке мясного рулета. Теплое, практически растворяющиеся во рту говяжье мясо словно было благословлено Богами, позволившими ему стать свидетелем настоящего таланта. Его руки дрогнули, а сам имперец едва сдержался от того, чтобы, забыв обо всех тренировках и манерах, наброситься на приготовленную еду. Слабая, скрывающаяся в уголках губ, улыбка коснулась лица сидящего напротив него человека. Выбившиеся из высокого хвоста серебряные пряди, упали на красивое лицо, скрывая его и не позволяя имперцу рассмотреть мелькнувшие в, на секунду оторвавшихся от древних трактатов, золотых глазах эмоции. Их связь дрогнула, выдавая смущение и неуверенность бретонца, осторожно перелистнувшего страницу старого айлейдского текста». – Ваша реакция греет мое сердце. – доброжелательный, тихий голос норда вырвал Мартина из воспоминания, заставляя бывшего заключенного вздрогнуть. Излишняя соль, чувствовавшаяся в яично-рисовой начинке мясного рулета, слишком сильно отличалась от исчезающих призрачных ощущений сладости. Жесткое, передержанное на огне мясо, также не было похожим на приготовленный в воспоминаниях рулет, поддававшийся легкому движению ножа. – Ваш повар определенно знает, как готовить. – соврал Мартин, понимая, что когда-то подобные рулеты казались ему нормальными. Губы имперца тронула мягкая улыбка, а сам он, прекрасно понимая, что в его положении высказываться с критикой явно не было лучшей идеей, вернулся к завтраку. В конце-концов имперец не заплатил ни за завтрак, который ему предоставили лишь по доброте душевной, ни за теплую комнату, в которой он провел сегодняшнюю ночь. Вместе с этим, он смутно осознавал, что подобный уровень готовки был совершенно нормальным для небольших поселений и живущие здесь люди не всегда имеют доступ к лучшим продуктам, из которых умелые руки могли приготовить шедевр. – Что-что, а мясные рулеты скайримские повара готовят лучше всех. – с гордостью ответил ему норд. – Что бы кто не говорил о бретонцах, их мясные рулеты насмешка над тем, что должно придавать силы истинному воину. – Думаю, в данном вопросе каждый народ Империи найдет чем похвастаться. – дипломатично отозвался Мартин, невольно вспоминая с какой тщательностью жители Хай-Рока подходили к готовке, меняя рецепты и с радостью подчиняясь предпочтениям гостя. – Не стану спорить. Чего у вас, имперцев, не отнять, так это способности создавать вино. – усмехнулся в ответ собеседник, доставая из-за стойки темную запечатанную бутылку. – Хотите попробовать Сурили 153 года этой эры? «Рано утром вино пьют лишь альтмеры, монашка. И то, потому что они все такие из себя “высшие и цивилизованные”. Мы же, обычное, выросшее на улицах, быдло, сейчас упьемся крепким кофе и заберем на опыты спящего у камина птичку. Всегда хотел посмотреть на кровь меров, после двух бутылок бренди дома Дагот. А кошечке скажем, что он сам виноват» - пронесшийся в голове имперца насмешливый голос был наполнен вызовом. – Пожалуй откажусь. – покачал головой Мартин, откладывая столовые приборы и касаясь правой рукой виска. Слова забытого им друга, вызвали в бывшем заключенном желание привычно закатить глаза, понимая, что с тем злопамятным и одновременно заботливым смертным существом всегда было сложно бороться. С его манерой всегда можно было лишь смириться, наблюдая за тем, как из-под наглой, бессовестной маски, появляется верный, готовый вытащить из любой беды, друг... Позади Мартина раздались знакомые, тихие шаги. Присевший на высокую табуретку Хадвар спокойно кивнул норду, убравшему бутылку вина. Вместо этого, на столе оказалась высокая металлическая кружка, в которой спустя несколько секунд плескалась прозрачная, пахнущая можжевеловыми ягодами, жидкость. – Дельфина все еще разбирается с поставками? – спросил у норда Хадвар, отпивая из кружки. – Сам понимаешь, у нас внезапно стало слишком много постояльцев. – ответил легионеру собеседник, быстро кивая. – Тебе принести что-нибудь еще? Хадвар глубоко вздохнул, отрицательно качая головой и ставя кружку на стойку. Его глаза коснулись лица Мартина, который неосознанно положил вилку и нож горизонтально, располагая столовые приборы параллельно друг другу. Стальные глаза спокойно смотрели на уставшего солдата, тогда как голова имперца оказалась слегка опущена, словно тот попытался кивнуть и выразить собеседнику свою поддержку. – Вы все еще собираетесь посетить Бруму? – осторожно начал их разговор легионер. Бывший заключенный, не задумываясь кивнул. Несмотря на то, что память все же понемногу начала восстанавливаться, он все никак не мог забыть об ощущениях того, что в заснеженной Бруме его кто-то ждал. Кто-то дорогой его сердцу…кто-то чьи глаза он каждый раз видел перед собой и чьи эмоции чувствовал…кому нужна была его собственная поддержка и защита. Вместе с этим, имперец понимал, что Бруме…его ждал не только любимый им человек. За горами Джерол его ждало объяснение, ждали воспоминания прошлого, ждала защита и такая необходимая ему помощь. – Вы что-то хотите предложить? – спросил наконец имперец, вспоминая о словах генерала Туллия, обещавшего доставить его к самому северному городу сердца Империи. – На пограничных постах сейчас не спокойно. – продолжил говорить легионер, плавно подводя Мартина к определенным мыслям. – Ярл Ульфрик и его люди подняли среди солдат Империи шумиху. На границах посматривают каждого, проверяя и спрашивая за любую неточность в бумагах или словах…а сейчас еще и дракон появился… – Путешествия никогда не были безопасными. – заметил Мартин, хмурясь и осознавая отсутствие в его руках всех необходимых для перемещения через границу бумаг. Глаза имперца внимательно посмотрели на легионера, замечая неуверенность человека, нуждавшегося в помощи. Подобный взгляд и слова были знакомы бывшему заключенному. Так обычно себя показывали представители власти, попавшие в безвыходное положение и пытающиеся заинтересовать того, кто, по их мнению, мог оказать им необходимую услугу. – Хадвар, Вы сами понимаете, как слышатся Ваши слова. – спокойный голос имперца заставил легионера устало кивнуть, соглашаясь с бывшим заключенным. – Чего именно Вы от меня хотите? Легионер осторожно посмотрел на стоящего за стойкой человека. Тот, пожав плечами, подхватив со стойки серую тряпку быстро отошел от них. Оказавшись у правой стены здания, широкоплечий норд быстро прошел вдоль нее, останавливаясь рядом с длинной деревянной полкой, в которой лежали связки дров. Под внимательными взглядами легионеров и Мартина, человек ловко наклонился, подхватывая тяжелые бревна и оказываясь перед широким, занимающим центр помещения, горящим очагом, яркое пламя которого слегка побледнело. Едва не ударяясь ногой об одно из, расставленных вокруг очага, деревянных кресел человек начал подкидывать в огонь темные поленья. – Я и мои сослуживцы хотели предупредить ярлов об опасности дракона. – быстро произнес Хадвар, привлекая внимание Мартина. Имперец понимающе кивнул, соглашаясь с разумностью действий солдат легиона. Появление, обрушившегося на Хелген, дракона несло опасность всей провинции, и никто не мог утверждать, что завтра или послезавтра огромный монстр не нанесет удар по одному из крупных городов провинции. Сейчас, с появлением на этих землях настоящего чудовища, в дело вступал фактор драгоценного, утекающего сквозь пальцы времени, которого по обрывочным воспоминаниям Мартина всегда было слишком мало. – Что насчет остальных провинций и Императора? – уточнил у легионера Мартин – Я…хочется верить, что сейчас этим вопросом занимаются генерал, высокий посол Эленвен и мастер ордена Клинков. – пробормотал неуверенно Хадвар, бросая осторожные взгляды на то как к темноволосому норду, бросающему в очаг поленья, начинают подходить другие представители имперского легиона. Благодарно кивнув мелькнувшему на фоне Луи, втянувшему человека в разговор, Хадвар продолжил: - Сейчас важнее организовать оборону владений Скайрима, отправив гонцов к ярлам. Из-за ярла Ульфрика, чтоб его даэдра забрали, провинция разделена на тех, кто верит в его байки и в тех, кто хвала Десяти, еще может мыслить здраво. – Значит у вас здесь не просто мелкое восстание, а полноценная гражданская война? – уточнил Мартин, задумчиво прикусывая губу. В его голове пронеслись, услышанные им в повозке, слова светловолосого норда и агента Императора. – Почему никто не проверил Императора на магическое влияние? – Его проверяли. – в голосе Хадвара послышалась смешанное с недовольством усталость. – "Вороной курьер" несколько раз писал о том, что Его Императорское Величество милостью Богов пребывает в чистом разуме и все его действия принадлежат лишь ему. – И? – протянул Мартин, ожидая продолжения. – Имперский Симулякр, отбытие на остатки того, что осталось от Йокуды принцессы Августы, уничтоженная в Скайриме напрочь репутация Императрицы, явный фаворитизм Императора в отношении любимой жены и…этот даэдров предатель уже в девятый раз избежал казни и суда. – перечислил с усталым вздохом легионер, потирая глаза. – Словно сами Боги на его стороне. Теперь еще и дракон, которого он может выставить в качестве подтверждения своих слов. Мартин кивнул, принимая доводы норда. Ситуация действительно звучала не в пользу Империи, которая за всю свою историю действительно знала мрачные моменты, когда рубиновый трон был узурпирован. Упомянутый Хадваром Имперский Симулякр был тому ярким примером, напоминая каждому грамотному жителю Тамриэля, что когда-то у власти находился принявший облик Императора самозванец. Благословленный тварями Обливиона узурпатор, в котором никто не смог рассмотреть фальшивку, чьи приказы исполняли и чьей воле повиновались беспрекословно. Отношения в Императорской семье тоже играли в пользу золотоволосого ярла. Та, кто просил его о помощи очень удачно покинула континент, скрываясь среди таинственной и практически уничтоженной Йокуды. Была ли это ее воля? Была ли это попытка избавиться от раскрывшей заговор свидетельницы? Был ли это обычный заговор аристократии, планирующей посадить на трон более удобного им представителя благословенной крови? Императрица и Император…Мартин сомневался, что к их словам норды действительно могли прислушаться. Один по слухам совершенно не отвечал за свои действия, тогда как вторая являлась причиной этого. К тому же в дело вмешивались предрассудки и противоречия, проживающих на землях Империи народов, где человеческие расы всегда с подозрением относились к мерам. – Девять раз? – с недоверием уточнил бывший заключенный, наблюдая за тем как Хадвар – Почему Вы думаете его так быстро отвезли на казнь? – усталый смешок вырвался из Хадвара, а сам он покачал головой. – С каждым новым побегом его поддерживают все новые ярлы, а нам в итоге теперь приходится размышлять кого послать к этим высокопоставленным…правителям, чтобы они послушали и не посчитали это попыткой сместить их или захватить их владение. – Значит Вы предлагает мне стать одним из этих гонцов. – констатировал бывший заключенный, заслуживая в ответ согласный кивок. – И куда именно? Имперец понимал, что выбора перед ним практически не ставили. Несомненно, он мог проигнорировать «предложение», покидая Ривервуд и в соответствии со своим планом направляясь в Бруму. Однако…незаконное пересечение границы каралось по меньшей мере несколькими месяцами тюрьмы, с последующими общественными работами. И это насколько Мартин помнил был еще лучший исход, тогда как по словам Хадвара легион сейчас пребывал в боевой готовности, видя опасность практически в каждом. Вместе с этим, глубоко в своей душе Мартин чувствовал недовольно поднимающего голову существо. Сейчас бывшему заключенному казалось, будто в его груди живет неизвестный ему зверь, который отражает саму сущность имперца. Понимая, что этот зверь был в ярости… был недоволен и собирался дать бой, планируя тем самым защитить тех, кто ненароком вверил в руки имперца свою жизнь. Мартин вздохнул, принимая свою ответственность. Из того, что он успел вспомнить о своем прошлом, выходило что он был целителем. Человеком, в обязанности которого входила защита и исцеление тех, кто обратился за помощью. Он был ответственен за них – за детей, выведенных им из Хелгена и укрывшихся в этом поселении…был ответственен, осознавая истинный ужас заживо сгоревшей на глазах плоти…был ответственен, понимая, что когда-то, подобные решения были его долгом и обязанностью, которые он не мог игнорировать. – Даже выбрав иной путь, я постоянно возвращаюсь к долгу, Тит. – прошептал с болью в голосе Мартин, вспоминая яростный взгляд сына. – Простите? – в голосе Хадвара послышалось удивление. – Не обращайте внимание, это лишь секундная слабость. – покачал головой Мартин, мгновенно принимая решение и осознавая, что причины этого решения лежали в постепенно восстанавливающихся воспоминаниях. Прикусив губу, имперец повторил свой вопрос: - Куда именно Вы хотите меня отправить? Услышав в голосе имперца ничем непоколебимую решимость, Хадвар посветлел лицом. Благодарная улыбка скользнула по лицу темноволосого норда, после чего он произнес: – Староста настоял, чтобы мы сперва связались с ярлом Балгруфом из Вайтрана. К середине дня он составит необходимое для пропуска в резиденцию письмо, которое нужно будет передать хускарлу ярла - данмерке Айрилет. Мартин кивнул, бросая взгляд в сторону сидящего в углу таверны старика. Староста Ривервуда, потирая переносицу носа склонился над несколькими листами бумаги, явно раздумывая над текстом послания. Рядом с седым нордом уже лежали несколько смятых листов бумаги, тогда как рука с слегка сияющим черным пером зависло в воздухе. – Легион возместит Вам все расходы и подпишет бумаги, которые позволят Вам воспользоваться кругом перемещения в Вайтране. – продолжил между тем Хадвар, замечая удивленный взгляд Мартина. – Похоже людей у Вас действительно не хватает, раз Вы так откровенно пытаетесь меня подкупить. – покачал головой бывший заключенный, в голове которого пронесся громкий, вызывающий смех. «Свободных агентов опять нет? Монашка ты б задумался, а то пахаем почему-то только мы» - раздавшийся в голове бывшего заключенного, насмешливый мужской голос был наполнен издевательскими нотками. Впрочем, нельзя было сказать, что сказавший эти слова был не прав. Мартин вздохнул, понимая, что слишком часто тот…бессовестный мер оказывался прав. – Я просто грамотно оцениваю работу гонца, которого просят сообщить нерадостные вести. – покачал головой Хадвар, поднимаясь из-за стойки и быстро окидывая простую мантию имперца задумчивым взглядом. – Особенно учитывая, что следовать моей просьбе Вы не обязаны, а я и жители Хелгена итак обязаны Вам своим спасением. Что-то глубоко в душе Мартина требовало, чтобы он отмахнулся от слов норда. Это было его обязанностью и долгом…так поступил бы любой порядочный человек, почитающий Девять Богов…так поступил бы священник и целитель, привыкший оказывать помощь всякому подошедшему…так поступил бы тот, кто пытался искупить свою вину…так поступил бы он. С улыбкой отказываясь от награды и говоря, что просто не смог пройти мимо. – От карты и денег на дорогу я бы и в самом деле не отказался. – заметил имперец, прогоняя из своей души ощущение собственного разочарования. – Как, впрочем, и от бумаг. – Если не возражаете, я бы занялся еще и вопросом обмундирования. – произнес Хадвар, кивая в сторону закрытой деревянной двери, ведущей к выходу из здания. Мартин промолчал, понимая разумность слов легионера. Надетая на нем мантия была совершенно обычной, не имея никаких защитных рун, способных противостоять холоду. Использование же магии требовало значительных усилий, которые в свою очередь могли привести к магическому истощению, ослабившему бы его тело. Несомненно, он мог обзавестись зельями восстановления, однако в таком случае все упиралось в цену, качество и количество употребляемых в день зелий. Возвращать воспоминания о передозировке или отравлении не захотелось бы никому, и Мартина подобное желание не обошло стороной. Как, впрочем, и не желал он в холодном Скайриме полагаться лишь на собственную сопротивляемость к холоду. Поднявшись с высокой табуретки, имперец последовал за Хадваром, замечая, как остальные находящиеся в зале люди и меры провожают их взглядом. Вернувшийся за стойку темноволосый норд начал разливать по кружкам мед или вино, вручая предметы подходящим к нему легионерам. Те, забирая кружки подсаживались к очагу, начиная тихо строить теории о причинах появления на землях Империи дракона. Хадвар, между тем, оказавшись у выхода открыл перед имперцем тяжелую деревянную дверь. Громкие, любопытные голоса и шум воды захватили разум имперца, тогда как внезапный порыв холодного утреннего ветра заставил бывшего заключенного вздрогнуть. Неосознанно прикусив губу, Мартин покинул таверну, понимая, что если подобная погода была в относительно лесистой местности, то при перемещении в Бруму ему действительно понадобится зачарованная мантия.