Но как именно все начинается и почему, к чему может привести — этого, понятно, не знает никто. День за днем, скрытая под внешней оболочкой нарочитой веселости и улыбчивости, ветшает душа, превращаясь в прах, в ничто.
© Банана Ёсимото «Амрита»
Вся жизнь — игра в куклы. Это так просто. Нити чакры тянутся от кончиков пальцев, прикрепляясь к рукам и ногам — деревянным или из плоти и крови. Кукловод шевелит пальцами, как будто играет на незримом фортепиано, и кукла двигается, целиком послушная воле хозяина. Она делает все, что нужно: развлекает, сражается, защищает. Она без колебаний убьет или умрет сама, разлетевшись напополам, но защитив того, кто ею управляет, и это нормально. Это всего лишь кукла, неважно, созданная из соломы или из трупа. У куклы нет чувств и эмоций. Юй подняла руки над лежащей перед ней марионеткой из связанных пучков сухой травы, пошевелила пальцами, и кукла поднялась на ноги, сделав несколько танцевальных движений. Повернулась вокруг себя, поклонилась. Если Юй заставила бы ее прыгнуть с края стола, она бы прыгнула. Иногда Юй чувствовала себя такой же куклой, хотя сама создала не одну (пусть и маленькую) марионетку. Она начала тренироваться в Кугутсу но дзюцу именно поэтому — чтобы видеть, как хотя бы бездушные куклы подчиняются ей. Чтобы иметь хотя бы иллюзию контроля, потому что контроля над ситуацией у Юй не было почти никогда. Рано потеряв отца, она даже не помнила его, мать вышла замуж второй раз, а отчим… он не был таким уж ужасным человеком. Он не обижал маму, иначе она не стала бы терпеть его рядом — пылкие дочери пустыни никогда не терпели. Он и Юй не обижал, просто тренировал ее, и методы его тренировок были… жестокими. Но иначе просто нельзя; их мир весь целиком был жесток. Среди засушливого зноя раскаленной пустыни выбор стоял один: твоя жизнь или чужая. Убить или умереть. Возвыситься или сдаться. Все или ничего. Юй всегда выбирала первое, и знала, что иногда выживание зависит вовсе не от скорости реакции, силы дзюцу и остроты куная в руке. Иногда выживание вообще никак не касается битвы. Иногда не нужно сражаться, чтобы погибнуть или стать причиной гибели другого. Политика была такой же опасной, как и открытые боевые действия, а она ввязалась в политику, едва родившись — мать принадлежала к семье старейшин Суны, отчим был старейшиной. Юй обучали искусству войны, она была неплохим кукловодом, еще лучше разбиралась в ядах и противоядиях, знала, в какую точку нужно попасть иглой, чтобы человек никогда больше не поднялся, знала, какие травы заварить, чтобы избавить от лихорадки или остановить кровотечение. И все же на ее счету были только самые простые миссии ранга D — найти потерявшуюся кошку или посидеть с детьми даймё, или что-то еще, что подходит генинам, хотя Юй недавно получила звание чуунина, но это произошло тихо и незаметно, и все об этом забыли, включая ее саму. Ей было неважно, какое звание она носит, и отчиму тоже. Юй не должна была становиться сильной, ее предназначение изначально состояло в другом. Ей повезло родиться красивой: длинные черные волосы шелком ниспадали чуть ниже пояса, светло-серые глаза цвета зимнего неба взирали на мир из-под пушистых ресниц с насмешливым интересом, по губам всегда словно скользила тень улыбки, неважно, была Юй серьезна или нет. Она двигалась изящно и горделиво с почти королевской грацией, говорила мелодично и негромко, но ее хотелось слушать, а когда она подросла, ее фигура, кроме изящества, обрела женственные формы. Если бы Юй была менее красива, возможно, ее бы оставили в покое, предоставив самостоятельно выбирать свой путь, но отчим говорил, что она «сокровище», и уже в десять лет Юй поняла, что ее обязательно продадут очень выгодно. И продали. Действительно выгодно — в жены не просто человеку, а… Совсем не человеку. Про него так говорили: демон, чудовище, безумный убийца, чего только ни болтали в деревне. В Гааре жил Однохвостый Шуукаку, и то ли он заставлял носителя убивать людей, то ли Гаара удовлетворял с помощью монстра собственную жажду крови — его жертвам было неважно. Даже собственного дядю он убил, когда был еще ребенком. Его ненавидела родная мать, прокляв, едва он родился на свет. Его отец хотел ему смерти, а его брат и сестра всячески его избегали — и этот человек должен был стать Казекаге, а Юй… Юй должна была стать его женой сразу после инаугурации. Всё уже решили, и ее не спрашивали — поставили перед фактом, а если бы спросили, если бы ее мнение хоть однажды учитывалось, она бы с ужасом воскликнула: «только не это». Замуж за старика. За ребенка. За нищего. За потного пыхтящего толстяка. Но не за него. Только мнение Юй не учитывалось никогда, а она была покорной дочерью, поэтому только поклонилась и поблагодарила. В конце концов, на что ей жаловаться? Ее мужем будет Казекаге. Выйдя из храма, она достигнет таких высот, что поначалу и не снились. Она не даст так просто себя убить, если он попытается, а что будет больно в постели, в чем Юй не сомневалась ни секунды, так что за беда? Куноичи приучены переносить боль, и важна только первая ночь с мужем, а после — есть специальные травы, которые отобьют у него желание. К тому же… речь шла не просто о браке, как о торговой сделке. Жена всегда рядом с мужем, жена — его тень, поэтому жене легко узнавать про все его дела, про планы и про сокровенные мысли. Жена всегда рядом с мужем, и от слабой женщины не ожидают удара. — Твой брак — миссия, — говорил отчим, пристально всматриваясь в ее глаза. Говорил тихо, но каждое слово она невольно запоминала. — Не как те твои предыдущие, идиотские, дешевые миссии, где ты подтирала сопли даймё. Это миссия ранга S. Ты станешь шпионом. Двойным агентом. Ты подберешься к этому чудовищу так близко, насколько сможешь, вызнаешь о нем все, а когда придет время… тогда — цикута, аконит, красавка… что угодно. — Убить? — тихо ахнула Юй. — Кто заподозрит такую хрупкую красавицу? Я приложил все усилия, чтобы твоя практика ядов и твой любимый садик остались в тайне от всех. Для Гаары ты — всего лишь бесполезная кукла, которую подсунут ему в качестве жены. Твоя задача — втереться в доверие. Узнать о нем как можно больше, и… — Но кто вместо него? — Конечно же, Канкуро, глупая. Он старший сын и наследник Расы; Гаара узурпировал власть, и неизвестно, каким путем. Возможно, он угрожал своим брату и сестре. Скорее всего, так и было. Кроме того, разве смерть Йондайме не кажется тебе странной? — Вы хотите сказать, что?.. — Кто может быть уверен? Он не ценит чужие жизни. Твоего отца он однажды убил. Земля словно ушла у Юй из-под ног, глаза заволокла пелена, собственный голос донесся будто издали или из-под толщи воды: — Убил… отца? — Твой отец был АНБУ, и ему не повезло оказаться рядом с Гаарой во время его вспышки гнева. Гаара создал Песчаный гроб… и… Юй затрясло. Отец… она не знала его, но часто думала о нем. Каждый день на протяжении всей своей жизни. Ей казалось, отец должен был быть лучшим из людей, лучшим из мужчин, совершенно не таким, как отчим… о его смерти она спрашивала, и не раз, но ей говорили обтекаемо «погиб на миссии» или «погиб, как герой»… ну конечно, кто же обвинит вслух того, кто, не дрогнув, хоронит других заживо… Она согласилась на брак, более не колеблясь. Не без внутреннего страха, но и без каких-либо сомнений или сожалений. Гаара стал более тихим и спокойным, вернувшись с Чуунин Шикен, который проводила Коноха, но это значило лишь то, что чудовище затаилось, став умнее и научившись действовать исподтишка. Юй отвела руки от куклы, и та бессильно упала на стол, ни на что не способная без своей покровительницы. Хотелось бы Юй быть не такой.***
— Жена? — искренне удивился Гаара. — Мне подобрали… жену? — Видимо, старейшины решили сразу взять все в свои руки, — усмехнулся Канкуро. — Знают, что пока ты решишься хотя бы сказать девушке «привет» — то и моря пересохнут. — Я… — Гаара нахмурился. — Я говорю девушкам «привет». — Темари вообще-то не в счет. Ладно, — посерьезнел брат. — На самом деле это серьезно, и это не просто девчонка, а дочь старейшины Фуги. И правда, серьезно, да и не могла стать его невестой простая девушка. Гаара мрачно уставился в чашку с ароматным кофе. Ему было очень уютно сидеть здесь, на открытом балконе их дома, наблюдая за тем, как заходит солнце, окрашивая мир в алые оттенки, пить кофе с кардамоном, запивая маленькими глотками свежей чистой воды, но он обрадовался, когда его уединение нарушил Канкуро, а теперь вся радость погасла. Невеста, жена… Еще недавно у Гаары не было даже родственников — только де-юре. Он привык быть один, даже убедить себя в том, что Темари и Канкуро его не ненавидят, и то было сложно, и иногда все еще не верилось, что это правда, что он дорог брату и сестре. Друзья тем более казались чем-то запредельным, кроме Наруто, но Наруто мог его понять, Наруто — другое. — Я даже не знаю, что делать с женой, — пробормотал Гаара, запоздало опомнившись, что озвучил свои мысли. Канкуро громко хохотнул, хлопнув младшего брата по плечу. — Да ничего особенного с ней делать не нужно. Хочешь, можем заранее сходить в весенний квартал? Поймешь на практике, как говорится, путем тренировок. — О… Гаара чуть не накрыл лицо ладонью — про то, что с женой делают еще и такие вещи, он даже не сообразил. Он знал все это, ему уже исполнилось семнадцать, и по меркам Суны он уже считался взрослым совершеннолетним мужчиной, способным жениться, но никогда не размышлял о чем-то таком применительно к себе — ни про любовь, ни про другие чувства. — Так что? — сощурился Канкуро. — А? — Гаара встряхнул головой. — Нет, конечно, нет, что ты такое говоришь? — осознав, что ему предлагают, он почти оскорбился. — Я уже помолвлен, так ведь? — Угу. — Помолвленные люди не ходят в весенние кварталы. — Бывает, что и ходят, но это плохо, — Канкуро стащил с блюдца кусочек рахат-лукума и забросил в рот. — Ладно, ты прав. Ты уже почти что женатый человек. Завтра инаугурация, после сразу церемония. — Я даже не знаю, как ее зовут, — спохватился Гаара. — Юй. — Юй… Короткое имя. Красивое имя. Раньше он его не слышал, но раньше он не сближался ни с кем из деревни, общался с единицами. Ему предстояло стать Казекаге, но многие до сих пор считали его чудовищем. Считала ли так Юй? Если решила стать его женой, то, наверное, нет. — Да не переживай ты, — сказал Канкуро. — Ясно же, что это политический брак. Даже если ты совсем с ней не заговоришь и увидишься только на свадьбе, я уверен, что это ее более чем устроит. — Политический брак? То есть… она не хочет? — вздрогнул Гаара. — Будто ты хочешь. Ее, как и тебя, поставили перед фактом: вот тебе жених, вот тебе невеста. Впрочем, я не в курсе, может, она тайно в тебя влюблена, но, скорее всего, ей просто не оставили выбора. — Это неправильно. — Конечно, неправильно. А что правильно? Вопрос был риторическим. Гаара допил свой кофе одним глотком, ничего не ответил, но подумал, что хотел бы все сделать правильно. Так, чтобы Юй не пришлось плакать в браке с ним. — Зато, — сказал Канкуро, — она очень красивая. Ее называют Суна но Хана, Песчаный Цветок. Когда она расцвела, ходили слухи, что за ее руку мужчины будут драться насмерть, но так и не дрались. Я наводил о ней справки по своим каналам, и… почти ничего. Но ничего опасного. Хоть она и куноичи, но, думаю, она из тех девушек, которые были рождены стать женами. — Вот как. В сущности, не было никакой разницы, чего именно хотела Юй. И тем более, чего хотел он. Окружающий мир требовал от них проливать кровь — свою или чужую, жертвовать жизнью, и брак против воли в сравнении с прочим — меньшее зло. Гаара прикрыл глаза. Все равно это было… противно. Даже тот он, что был демоном, не одобрил бы.***
В день инаугурации пустыня то ли сердилась, то ли бурно радовалась — где-то вдали бушевали песчаные бури, их было слышно, но до Суны они бы не дошли. Солнце немилосердно жгло землю жаркими лучами, в плаще и головном уборе Казекаге было еще хуже, но Гаара мужественно терпел, и даже произнес какую-то речь, приветствуя народ и давая обещания править мудро и справедливо, но говорил почти механически. Когда ему зааплодировали — удивился, но не засвистели, и хорошо. После к нему подошли двое старейшин. Между ними шла девушка в белом широмуку, и старейшины вдруг показались Гааре ее конвоем — так ведут пленников. Он сглотнул, понимая наконец, кто это. За широким ватабоси он не видел ее лица, и не знал, рад этому или нет, но заметил, что у девушки очень красивые руки — выглядывая из широких рукавов, они лежали поверх оби: тонкие запястья, длинные пальцы, правильная форма кистей. Девушка поклонилась. Гаара поклонился в ответ, чувствуя себя очень глупо — как будто его потянули за ниточки, вынуждая склонить голову. Всю дорогу до храма Гаару не покидало ощущение нереальности происходящего, все это было каким-то сном: паланкин невесты, смена его одежды на черный хаори с золотым поясом, музыка гагаку, нудные сутры каннуси… …и в храме действительно произошло особое таинство. Более невероятное и сказочное, чем заключение брака. Более волшебное и чарующее, хотя такое земное… …Юй сняла ватабоси. В храм нельзя было входить в нем; она медленно подняла руки, из-за чего широкие рукава скатились чуть вниз, открыв запястья, и сбросила с лица большой белый капюшон — и Гаара окаменел, застыл, забыл обо всем, не в силах отвести от нее глаз. Она была прекрасна. Ее по полному праву звали Песчаным Цветком, но и цветы не бывают такими красивыми. Чудом Гаара смог заставить себя вернуться в реальность, и в реальности его накрыло волной тягучего жаркого стыда. Он женится на ком-то настолько великолепном, хотя не имеет на нее никакого права. Он не ухаживал за ней, не добивался ее благосклонности, даже кольцо, которое Гаара надел невесте на палец, выбирал не он, а кто-то другой. Клятву защищать ее он произносил чужим голосом, незнакомым. Когда они пили ритуальное саке, Гааре хотелось сделать не один глоток, а выпить все пиалки залпом, а из храма хотелось не выйти, а выбежать бегом, но теперь он был не просто должен терпеть — обязан. Он стал Казекаге. Ему необходимо было доказать, что он заслуживает доверия… если действительно его заслуживал. Свадьба — всего лишь обязанность, говорил он себе. После они с Юй поговорят и решат, что с этим делать. Но если не договорятся? Если она в него каким-то непонятным чудесным образом влюблена? Если он заставит ее страдать, сам того не желая? И почему его должна волновать незнакомая девушка? И почему она так сильно его волнует? Сидя рядом с ней во главе праздничного стола, Гаара не мог заставить себя на нее посмотреть. Юй не прикасалась к еде, держа свои восхитительные руки на коленях, не смотрела на Гаару и ни на кого другого, только вниз перед собой, безразличная, как статуэтка, созданная великим мастером.***
Дом песчаных каге походил на дворец: высокое здание, лишь немногим ниже Резиденции Казекаге. На каждом этаже — широкие балконы, стены украшала лепнина из стукко и вьющиеся лианы плюща, у дома был сад и даже пруд, где плавали карпы кои. К наступлению сумерек здесь зажгли разноцветные бумажные фонари в честь праздника. Отныне Юй предстояло здесь жить. Отныне это был и ее дом тоже, а она была женой Годайме, и звать ее полагалось уже не просто «Юй», а «Юй-сама». Она приобрела значимость всего лишь потому, что вышла замуж. Всю церемонию Гаара был отстраненным. Юй редко видела его раньше, и получила возможность лучше рассмотреть за пиршественным столом — изредка бросала на него взгляды из-под ресниц и не могла угадать, что именно он чувствует. Раздражение? Тоску? Досаду? Удовлетворение? Он не был равнодушен, но больше Юй ничего не поняла, и не знала, нужно ли понимать. Служанки окружили ее, помогая переодеться, снять тяжелое ушикаке и облачиться в одежды, более подходящие для брачной ночи — белую шелковую ночную рубашку, едва скрепленную оби. Волосы, заплетенные в высокую прическу, украшенную множеством заколок, расплели, расчесали и втерли в них ароматные масла. Тело тоже натерли ароматными маслами, и, пока служанки делали это, Юй не покидало ощущение, что они готовят не невесту к брачной ночи, а блюдо к ужину. Угощение для зверя. Юй шла к спальне, как в тумане. Увидела Гаару; тот сидел на пятках, ожидая ее. Что теперь? Опуститься на колени в догэдза? Это был устаревший ритуал, проявление наивысшего почтения к мужу и господину, но как же было противно кланяться убийце ее отца… Юй закусила губу. Гаара встал, и она затрепетала: вот оно, действительно, зачем поклоны, если можно просто взять то, что принадлежит по праву? Но он не дотронулся до нее. Склонил голову немного набок и тихо спросил: — Вы устали? Юй взмахнула ресницами — такого она не ожидала, как и того, что с мужем вообще придется разговаривать. Думала, он выполнит свой супружеский долг и уйдет, оставив ее плакать, растерзанную и уничтоженную. — Да, — прошелестела она, и не добавила «господин», не смогла, как и поклониться. — Я тоже устал, — сказал Гаара. — Давайте пойдем спать? А утром поговорим о… обо всем. Или вы хотите… Она же ничего не ела на празднике. — Вы голодны, — он не спрашивал, а утверждал. — Присаживайтесь, — указал на невысокий столик и дзабутон. Юй села, радуясь приглашению — стоять становилось сложно. — Что вы хотели бы съесть? — Я?.. Гаара ждал. Юй поборола в себе желание нервно расхохотаться: он что, правда собирается ее накормить? — Я… неприхотлива в еде. — И все же, есть блюда, которые нравятся вам больше? — настаивал он. Юй покачала головой. Гаара подошел к сёдзи, слегка раздвинул их и негромко сказал в пустоту: — Пожалуйста, принесите нам ужин. Он сел на дзабутон напротив Юй, и она боялась, что муж начнет беседу, но Гаара молчал, и она молчала, пока не появилась очередная служанка, безмолвной тенью прошедшая в комнату и принявшаяся расставлять на столике блюда — куриный суп, рис с овощами, тамагояки и всего одну порцию десерта, поданную лично молодой жене. Прислуживать девушке Гаара не дал, отпустив ее, и та поспешила убежать. Юй взяла палочки, чувствуя, что руки подрагивают. — Если вам не нравится еда, — сказал Гаара, — я попрошу заменить. Еда ей нравилась; все, стоящее на столе, источало великолепные ароматы и выглядело восхитительно. Юй принялась есть, чинно и аккуратно, но с аппетитом, и даже забыла на время, с кем находится рядом — а потом вспомнила, но вместо того, чтобы покраснеть и начать извиняться, лишь с тем же достоинством кивнула, отложив палочки. — Благодарю вас за угощение. — Благодарить нужно не меня, готовил не я. Что ж, раз вы наелись, то пора и отдыхать? Юй поднялась на ноги, не веря своему счастью — ее отпускали? Просто отпускали? Никакого подвоха? — Благодарю вас, — повторила она. — Я действительно устала. — У нас обоих был трудный день, — сказал Гаара. — Ваши покои здесь рядом, через одну дверь направо. Простите за неудобства, со временем вы обставите комнату так, как вам нравится. Поклонившись ему и получив ответный поклон, Юй пошла к двери, заставив себя повернуться спиной, а не пятиться; она бы пятилась, отходя, как от дикого зверя, но это выглядело бы унизительным подобострастием, и она развернулась, распрямив плечи. До последнего Юй ждала удара: вот-вот на нее набросятся сзади, прижмут к стене, сорвут ночную рубашку… но ничего не произошло.***
Сёдзи за ней закрылись, и Гаара только тогда позволил себе шепотом выругаться. Чертовы старейшины, проклятые вершители судеб, они не стали ее спрашивать или, еще хуже — заставили; он плохо разбирался в человеческих эмоциях, но даже он отчетливо видел, что в Юй нет к нему никаких чувств, кроме страха. Она боялась его, боялась говорить с ним, боялась сидеть рядом с ним; Гаара привык к такой реакции окружающих, если бы она была просто мимолетной встречной, он бы даже не расстроился, но она была его женой. Он не хотел делать ей больно, никому не хотел — после боя с Наруто на Чуунин Шикен в Гааре что-то перевернулось. Он многое переосмыслил, и понял, что никого больше не хочет убивать, и ничью душу не хочет ранить. А ее — ранил, сам того не желая, и не в последний раз. Даже вела она себя так скованно, будто была куклой, и Гаара счел бы ее вправду куклой — живой, но настолько бездушной, будто неживая, если бы не глаза; глаза у Юй выражали все, о чем она молчала. Выразительные, глубокие, они отражали целую гамму эмоций. Целую гамму страха. Гаара развелся бы с ней, но это значило — нанести серьезное оскорбление. Позволить ей уехать — почти развестись, то же самое, о ней начнут ходить сплетни. С чего ему об этом переживать, он не просил ее в жены, она — чужой человек, волей случая живущий в соседней комнате… но она тоже вряд ли просила его в мужья, а он поклялся, что будет ее защитником. А раз поклялся — то исполнит, иначе что он за Казекаге?