В действительности в своих инстинктах мы целиком и полностью идентичны животным, но так как мы все-таки люди, мы покрываем их слоем утонченности и держимся величественно и благородно. В нашем мире это считается правильным и наиболее приемлемым.
© Банана Ёсимото «Она»
Комната, которую отвели Юй, была обставлена просто, но очень удобно. Отодвинув сёдзи, можно было выйти на открытый балкон под небо, и оттуда открывался вид на всю Суну, кровать была широкой и мягкой, кроме кровати — письменный стол, пустой гардероб, почти пустой книжный шкаф — на полках стояло несколько томов. Взяв один, Юй увидела, что это сборник старых легенд. Второй оказался книгой известного автора о приключениях некого героя. Третий… Юй сдвинула брови, стараясь не засмеяться. Меньше всего она ожидала увидеть здесь «Ича-Ича». Если эту книгу выбрал Гаара… как он читает нечто подобное, Юй представить не смогла. Он был чудовищем, но слишком серьезным чудовищем для таких вещей. Почему же он ничего с ней не сделал? Не может? Или она ему не нравится? В любом случае, ей же лучше, и не нужно будет тратить время на готовку зелий, которые снижают потенцию. И все же, когда Юй укладывалась в постель, все еще чувствовала, что дрожит, и боялась, что в любой момент войдет ее муж. Она думала, что будет до утра прислушиваться к каждому шороху, но так устала, что уснула, едва голова коснулась подушки.***
— Ну как? — шепотом поинтересовалась у брата Темари, когда они собрались за завтраком. Юй еще не пришла; место рядом с Гаарой, которое отныне положено было занимать ей, оставалось пустым. — Никак, — так же тихо ответил Гаара. Если бы спрашивал Канкуро, он бы обязательно добавил нечто вроде «и это не твое дело», но с Темари не мог быть грубым. Даже когда весь его разум захватила лишь ненависть, сестра была особенным человеком; он мог защищать ее, мог не убить кого-то ради нее, или, наоборот, стереть в порошок любого ее обидчика. — Никак? — охнула Темари. — Почему?.. — но замолчала, прикусив язык, ибо вошла Юй — в сопровождении двух служанок. Коротко поклонившись в знак приветствия, она прошла к столу, грациозно опустившись подле мужа. — Привет, Юй, — Темари попыталась улыбнуться. — Как… как тебе спалось? — Благодарю, — бесцветно ответила Юй. — Превосходно. Взяв палочки, она медленно и грациозно принялась за еду. Темари попыталась еще раз: — Хочешь, после завтрака пройдемся по магазинам? В твоей комнате почти ничего нет, можно купить что-то. — Благодарю, Темари-сан, но меня все устраивает. Увидев, что сестра начинает закипать, Гаара незаметно сделал ей знак, призывая молчать, и Темари послушалась, занявшись своим рисом с овощами. Юй ела механически, будто к ее рукам прикрепили нити чакры, и никакой диалог не поддерживала — если к ней обращались, отвечала односложно-вежливо, а когда завтрак наконец закончился, снова почтительно поклонилась и тенью удалилась из трапезной. — Что это было? — спросила Темари. — Что с ней, черт побери, не так? — А ты не понимаешь? — Гаара криво усмехнулся. — Она боится. — Ты же ничего не… — Канкуро покраснел, потирая шею. — В смысле… ночью ее не напугал? — Я ничего не делал, — обсуждать такие вещи вроде бы было не принято в обществе, но Гаара решил, что брат и сестра — исключения. — Вообще. Тем более, не пугал. Но она боится, и это неудивительно. Многие боятся. — Веселая у вас двоих получается семейная жизнь, — фыркнула Темари. — А что делать? Вопрос был риторическим и не имел ответа, но Темари вдруг оживилась. — Надо ее расшевелить! Показать, что все хорошо и бояться нечего, она привыкнет! Сейчас же пойду к ней и если снова откажется идти гулять — потащу силой!.. — Нет, — твердо сказал Гаара. — Не надо. Так ты только сильнее ее смутишь. Я… я сам хочу поладить с ней. Канкуро поиграл бровями, но промолчал, за что Гаара был ему благодарен — что бы там ни придумывал брат, а желание подружиться с Юй не имело ничего общего с романтикой и, тем более, с чем-то бóльшим. Просто они никак не могли расстаться, а жить вместе и страдать… что это за жизнь? Гаара не был уверен, что поступает правильно, не позволяя Темари тащить Юй на прогулку, но интуиция подсказывала, что пока его жене нужен покой. В детстве он любил кормить птиц; не жалея людей и будучи способным убить любого, он никогда не причинял боль животным. Птицы прилетали к рассыпанным крошкам, и сначала всегда боялись — всего, и Гаары, и друг друга, но постепенно привыкали, осваивались, и вскоре даже садились ему на руки. Юй была примерно как эти птицы. Ей нужно было поверить, что она в безопасности.***
Проведя целую неделю в поместье клана Казекаге, Юй не уставала удивляться, насколько Гаара к ней безразличен. Он вежливо здоровался, если они пересекались, вежливо прощался, желал спокойной ночи, но всегда это заканчивалось лишь учтивым пожеланием добрых снов, и он уходил, а днем работал, сутками пропадая в резиденции. Канкуро руководил АНБУ и занимался собственными тренировками, Темари ездила на дипломатические миссии, и почти постоянно Юй была одна. Никто за ней не следил, и она беспрепятственно проникала в домашний кабинет мужа, но ничего особенного там не обнаружила — никаких жутких планов. Гаара хотел сделать обучение в Академии Ниндзя доступным для всех, а не только для тех, кто владеет ниндзюцу, укреплял связи с соседними странами, не пытался совершать никаких глобальных перемен в политике, и все это выглядело очень… разумно. Юй не понимала его. Еще каких-то два года назад Гаара был чокнутым монстром — разве можно измениться за такой короткий срок? Неужели просто взял и передумал быть тем, кем был? Юй не понимала никого из детей Расы. Канкуро и его постоянные костюмы с диким макияжем, тогда как под краской и балахонами скрывался достаточно привлекательный парень. Темари и ее упрямое стремление к самостоятельности, неженственное желание сражаться наравне с мужчинами и лучше их, но вместе с тем — нежность… и Гаара, который должен был хоронить всех неугодных в песчаном гробу, а не вежливо кланяться ей при встрече. Ее жизнь превратилась в сюрреалистичный затянутый сон, откуда не было выхода. Поместье Казекаге — золотая клетка, но еще ни одна диковинная птица, заключенная в такую клетку, не была столь безразлична хозяевам, и ей бы радоваться, что все идет так хорошо, но очень скоро Юй стало скучно. Она все еще боялась Гаару, но страх — это уже чувство. Это уже что-то. Ей было необходимо испытать хоть что-то, в противном случае Юй казалось, что руки и ноги задеревенеют, и она превратится в куклу с человеческим лицом. Для начала… На подносе стояли две чашки ароматного чая с мелиссой и блюдце печенья — печенье Юй испекла сама, ей нравилось заниматься кулинарией, так же, как и работать с целебными или ядовитыми травами. У входа в спальню Гаары она замешкалась, не спеша стучать. Стоило ли вообще сюда приходить — прямо в логово зверя? Нужен ли ему ее чай?.. Зачем сближаться — потому, что скучно? Станет весело, когда он ее растерзает? За дверью Юй услышала какие-то странные звуки. Будто… стон?***
Это было невыносимо; Гаара не подозревал, что все достигнет таких масштабов. Жена была просто чужой девушкой в соседней комнате, но… но так думал он, а Шуукаку зашевелился внутри, поднял голову и оскалил зубы. Он вел себя тихо после битвы с Наруто, не реагировал даже на кровь, но среагировал на женщину. «Ты можешь просто пойти к ней и взять ее». Гаара прикрыл глаза. Он только что закончил работу и хотел отдохнуть, но отдых с младенчества был для него роскошью. Проклятый тануки изнывал от желания хотя бы через носителя проявить свою сексуальность, и плевать он хотел на все дурацкие принципы морали и даже на личную симпатию Гаары. Он просто хотел женщину. «Не могу». «Почему? Ты ее муж, она твоя жена, вам положено консумировать брак». «Она не хочет». «Сделай так, чтобы захотела». «Это так не работает! И я ее тоже не хочу». «Врешь». Гаара сжал и разжал кулаки; если бы оппонент в споре стоял перед ним, можно было бы ударить, но не бить же себя? Все равно Шуукаку не замолкнет. Когда-то Темари предположила, что, чтобы противостоять Однохвостому в такие моменты, нужно отвечать ему как можно холоднее, спокойнее и рациональнее. Но отвечать, а не игнорировать. Сестра не была уверена, и могла быть не права, но Гаара уцепился за ее совет, потому что больше никто не давал ему советов. «Не вру. Ты сам ее видел. Она ледышка». «Ты не проверял. Иногда ледышки в постели — самые горячие, да и… я не верю, что она такая. Я чую в ней нечто большее, чем красоту. Я чую силу, я чую злость, и поэтому я бы так хотел ею владеть». Гаара сжал зубы. Было так просто поддаться, встать с дзабутона, пойти к Юй и наконец сделать ее своей женой не просто на словах. Что бы она тогда делала? А он что бы делал, если очень смутно представлял себе, как супруги любят друг друга? Ему мог подсказать Шуукаку, но… Застонав, Гаара накрыл лицо ладонью. Однохвостый не унимался, внутри раскалялась огромная пустыня, кости ломило от жара — он настаивал на своем, требовал, как ребенок требует немедленно купить игрушку. «Тебе станет хуже, — вкрадчиво прошелестел тануки. — Есть ли смысл так мучиться из-за девушки, которая даже тебе не нравится? Всего одной девушки, которая и так тебе принадлежит? Ты говоришь, что она кукла, а куклы созданы для того, чтобы в них играли». Это казалось почти резонным. Что, если Юй воспитали так, что ей будет все равно? Что она просто послушно вытерпит все, или даже будет угождать ему… Щеки вспыхнули от картин, пролетающих в воображении — их подбрасывал Шуукаку: вот она снимает кимоно, у нее пышная аккуратная грудь, идеально помещающаяся в ладонях, она стонет, раздвигая ноги, она опускается перед ним на колени, она стоит на четвереньках, когда так удобно намотать на волосы длинные черные пряди… Гаара в ужасе замотал головой; фантазии тануки переходили все границы. И именно в этот момент в дверь постучали, и каким-то шестым чувством или нюхом он понял, что это Юй. «Сама пришла!» — обрадовался Шуукаку. — Я подумала, — услышал Гаара робкий голос, — может, вы хотели бы чая? И печенье; знаю, вы не любите сладкое, но я испекла острое. Может, вам понравится такое? На негнущихся ногах Гаара сделал шаг к двери — очень долгий шаг. Еще один, еще; прижался лбом к перегородке из васи и ответил: — Уходите. За дверью замолчали, но звука уходящих или убегающих шагов не раздалось. Наконец Юй снова заговорила: — Что-то не так? Все не так, обреченно подумал Гаара, абсолютно все не так, и какого черта она здесь, когда именно сейчас ей нужно вспомнить про свой страх перед ним и удрать подальше… — Все… все хорошо, — через силу выговорил он. — Но я же слышу, что нет, — возразила Юй. — Вам кажется. — Не кажется, вам нехорошо. Я могу вас осмотреть, у меня есть навыки ирьенина… «Осмотреть!» — встрепенулся Шуукаку. — Нет! Вышло это громче, чем Гааре хотелось бы, но так было даже лучше. — Я… я устал, и мне не сдался твой чай и твое печенье, ясно? Пошла прочь! — можно было остановиться на этом, но его трясло, и с губ слетали очередные злые слова, — Я вообще от тебя не в восторге! Я не хотел жениться! Мне не нужна жена! Думаешь, я рад, что мне повесили на шею обузу? Думаешь, мне приятно жить с женщиной, которая мне безразлична? Она же сейчас заплачет, с ужасом подумал Гаара — та его сторона, которая все еще сохраняла контроль или некое подобие контроля. Она заплачет, и испугается его еще больше, и замкнется в себе еще сильнее, а деваться им обоим все равно некуда, поэтому он только все усугубит и испортит, и это он виноват, он, он, он, она пошла на сближение, она даже испекла для него печенье, для него раньше готовила только Темари… Юй не заплакала. Ее удаляющиеся шаги были медленными — так не убегают, так идут люди, полные достоинства. Гаара осел на колени, повернулся, опираясь о васи спиной, ударился о дверь затылком и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Внутри бушевали песчаные бури и завывали демоны — не один Шуукаку, много. Пройдет, нужно просто перетерпеть, главное, что она ушла. Потом он извинится, все потом… и не просто ради всего лишь одной девушки, которая даже ему не нравится. Она ему не нравилась; Юй была красивой, но одной красоты мало. Она не казалась Гааре живой личностью, она не проявляла в себе личности и со временем стала бы отражением мужа, как положено примерной жене в устаревших традициях не только деревни Скрытого Песка, но всех скрытых деревень. Юй была никем, тенью, продолжением кого-то другого. Но… «Она — куноичи Суны, слышишь, ты? — зло выплюнул Гаара ревущему внутри песчаному смерчу. — Я Казекаге! Я ее муж! Я дважды поклялся защищать ее — как свою жену и как человека своего селения! И я буду защищать ее даже от самого себя! И тем более от тебя!»***
Доедая печенье и запивая чаем, Юй мрачно думала, что зря она рассчитывала на какой-то контакт. Ничего удивительного; если Гаара подавлял в себе суть чудовища, это требовало усилий, и если на работе кто-то доводил его, не мог позволить себе сорваться, вот и срывался дома. В одиночестве, не на ней, за что она уже должна была быть благодарна. Но… в том голосе, что она слышала, принадлежавшем Гааре, но словно и не ему, было не так много звериной ярости. Гораздо больше там было боли. Не возвращаться же, снова предлагая свою помощь? Юй чуть не засмеялась этой мысли — она еще не обезумела и ей не надоело жить. Но… но где-то на самом краю, на самой дальней периферии сознания… …ей было… жаль.