Я хочу стать счастливой. Душу очаровывают не страдания от долгого мытья золота на речном берегу, а горстка золотого песка в руке. А еще хорошо бы, чтобы все люди, которых я люблю, стали счастливее, чем теперь.
© Банана Ёсимото «Тень луны»
Просьбу Юй позволить ей устроить прощальный ужин перед тем, как Фуги отправится в тюрьму, Гаара принял не без труда, но понимал, что ей это необходимо. Ей было нужно закончить все это, освободиться от мерзкой паутины, что сковывала все эти годы, и, наконец, она жаждала мести. Отговаривать ее Гаара не пытался. Она была куноичи, хотя ее способности и не развивались, тщательно сдерживаемые тем же Фуги. Юй поговорила с матерью, рассказала ей правду — об изменах отчима, об угрозах, о предательстве. Та снова плакала, но приняла это. И Юй приняла. Наконец приняла, разложив в голове по полочкам все, что необходимо. Будто зелье правды помогло сказать ту самую правду и Гааре, и себе самой — мысленно.***
Стол накрыли во дворе тюрьмы — под навесом, спасающим от знойных лучей солнца. Фуги препроводили сюда двое АНБУ, и не ушли после далеко, лишь скрывшись с глаз. Юй знала, что стоит ей щелкнуть пальцами, и они появятся. При виде нее в глазах отчима сверкнула ярость, но он сдержался. Сел напротив, поджимая губы. — С чего вдруг ты решила увидеться со мной? — Попрощаться? — Юй пожала плечами. — Вы все еще любите роллы с шиитаке? Подцепив ролл палочками, Фуги отправил его в рот. Запил глотком саке из сакадзуки, любезно протянутого падчерицей. — Было бы честно, — прошипел он, — если бы ты отправилась в тюрьму вместе со мной, но так как ты успела захомутать Казекаге… лиса, — последнее слово он будто выплюнул. — Возможно, вы правы, — согласилась Юй. — На самом деле я хотела увидеть вас, чтобы кое-что сказать, — она наклонилась над столом. Фуги невольно склонился тоже. — Я сделала то, чего вы хотели, отоо-сан, — шепнула Юй. — Я подала отравленную пищу убийце своего отца. — Ты это сделала? — Фуги шокированно-радостно распахнул глаза. Юй подумала, что он действительно рад. Он видит ее чакру, понимает, что она стала женой Гаары не просто на бумаге, а если так, то можно сделать что угодно, например, заставить ее быстро зачать с кем-то ребенка, выдать его за ребенка Казекаге и держаться при власти… Ей стало противно от такой мысли. — Я это сделала, — подтвердила она. — Он скоро умрет. — Ха! — торжествующе воскликнул Фуги. — А я думал, ты правда его полюбила! — Я могла бы его полюбить, — печально сказала Юй. — Если бы он был хорошим человеком. Если бы он заботился обо мне. Если бы он не лгал моей матери… Фуги вздрогнул. — Он мог стать мне настоящим отцом, хоть и не родным, — жестко продолжила Юй. — Но он никогда не считал меня дочерью. Я была его марионеткой. — Юй… — Марионетка вышла из-под контроля, отоо-сан. Я знаю, что моего отца убили вы, — она откинулась спиной на спинку стула и скрестила руки на груди. — У вас осталась минута. За эту минуту вы можете извиниться… если захотите. Фуги побледнел. Быстро оглянулся по сторонам, сжал кулаки. — Мелкая дрянь! Как Юй и ожидала, он замахнулся — хотя бы напоследок ударить. Она даже не шевельнулась, уверенная, что АНБУ тут же его остановят, но руку отчима перехватил не АНБУ. Гаара с силой сжал пальцы на запястье бывшего старейшины и отшвырнул его в сторону. — Ты! Фуги дернулся вскочить, но не смог, упав на землю. Гаара помог Юй встать, обнял за плечи, шепнул на ухо: — Идем. Не надо на это смотреть.***
Маму Юй звали Кёко. Она была милой женщиной, такой же красивой, как ее дочь, с той лишь разницей, что возраст брал свое. Раньше Гаара знакомился с ней лишь вскользь, потому что это предписывали традиции, и все ограничилось поклоном и приветствием. Говорил он только с Фуги. Домой к Юй тем более не заходил, а она не звала, но после того, как все было кончено с отчимом, они вместе отправились к дому, где она выросла. Это было красивое ухоженное здание с парником, где росли разные цветы. Во дворе постукивал содзу. Над дверью висели бамбуковые колокольчики. Хозяйка дома встречала их не в траурном кимоно, как ожидал Гаара. Он боялся увидеть маму Юй в слезах, горюющей по мужу, которого она любила, боялся, что та набросится на Юй с обвинениями, не зная, что делать при семейной ссоре, но Кёко была в элегантном ципао персикового цвета. Ее волосы, светлые, в отличие от дочери, были коротко подстрижены. Она улыбнулась Гааре в знак приветствия. — Здравствуйте, Кёко-сама, — он поклонился ей. Она ответила таким же учтивым поклоном. — Пройдемте в дом? — предложила Кёко. — Я угощу вас лимонадом. Кроме лимонада, на столе их ждало песочное печенье. Гаара сел рядом с Юй, ожидая, когда же разразится гроза, но Кёко была спокойна, как озерная гладь в безветренную погоду. — Как у вас дела? — спросила она в первую очередь. — Юй-чан, Казекаге-сама заботится о тебе? — Просто Гаара, — вырвалось у него. Кёко засмеялась, прикрыв рот ладошкой. — Заботится, — сказала Юй. — Как я рада, — протянула Кёко с облегчением. — Я боялась, что ты повторишь мою судьбу. Прости меня, — обратилась она к дочери. — Я вела себя ужасно. Я знала, что Фуги мне не верен, но я понятия не имела, что знаешь ты. Я знала, что у него есть какие-то планы насчет твоего брака, но все это были лишь догадки. Я не куноичи. Он ни во что не посвящал меня. Я думала, что он причиняет боль только мне, и долгие годы вместо любви ненавидела его, но жила с ним… не потому, что мне некуда было пойти или я сгнила бы в нищете. Нет, потому, что мне было так удобно. Он не был жесток со мной, я не знала, что с Юй иначе, — ее голос дрогнул. — Я ничего не знала. Гаара шокированно наблюдал, как Кёко кланяется в догэдза, опуская голову на сложенные руки. — Прости меня, Юй, за то, что тебе пришлось пережить это. — Мам, — она бросилась к ней, схватила за плечи, вынудив подняться. — Ну что ты… — Ты пошла даже на убийство, — еле слышно прошелестела Кёко. — Я сама так решила, — сказала Юй. — Я этого… хотела. — Вы ведь не обвините ее? — Кёко подняла глаза на Гаару. — О чем вы говорите? — деланно невозмутимо спросил он. — Старейшина Фуги покончил жизнь самоубийством. К сожалению, он не смог справиться с позором и предстоящим ему тюремным заключением. Кёко заметно полегчало, и она защебетала о чем-то отвлеченном, неустанно подкладывая дочери и зятю сладости. Гаара давно не ел столько сладкого, и, хотя никогда его не любил, сейчас ему нравился вкус угощения. Нравилось то, что к его плечу прижимается плечо Юй, что она то и дело словно невзначай касается его руки, что бросает на него лукавые взгляды из-под ресниц.***
Отныне и навсегда спальня у них была только одна — общая. Гаара задвинул сёдзи. Юй сидела у зеркала, готовясь расчесывать волосы — длинные, шелковистые, они блестели, как вороново крыло на солнце. — Можно я? — невольно спросил он. Юй обернулась через плечо, окинула его оценивающим взглядом, словно решая, достоин ли, и наконец протянула ему гребень. Аккуратно Гаара дотронулся до ее волос. Начал расчесывать, изо всех сил стараясь не дернуть и не сделать больно, но так как гладкие локоны были чистыми, ухоженными и не имели колтунов, то и расчесывать их было легко. От них пахло душистыми маслами. Юй почти замурлыкала от удовольствия. — Я не думала, что ты так умеешь. — Я тоже не думал, — признался Гаара. — А я умею? — По-моему, да… слушай, — тон Юй вдруг изменился. — Это же неправильно? — Что? — Что я ни капли не тоскую по Фуги. Что мне совсем не жаль. Я его убила, — она посмотрела на свои руки. — И того парня с бива убила. Раньше не убивала. Думала, мне будет страшно, думала, меня будет трясти в истерике… а мне все равно. Сейчас даже более, чем все равно — сейчас мне легче. Я будто освободилась. И мама тоже… — Я не то чтобы эксперт в таком, — осторожно заметил Гаара. — Но мне тоже не было жаль своего отца. А Темари было, она плакала… но она сказала, что это потому, что к ней Раса относился хорошо. На самом деле и она не эксперт, но чуть лучше, чем Канкуро, и точно лучше, чем я. К тому же, мы шиноби. Нас учат убивать и не жалеть об этом. — Чужих. — Не всегда. Спиной Юй почувствовала, что Гаара напрягся, и тут же пожалела, что продолжила развивать эту тему, которая могла всколыхнуть в нем болезненные воспоминания. — Может, я буду тосковать позже, — сказала она. — Может, это отсроченный эффект. Хотя я не любила его, а в последние недели — ненавидела… ладно. Не стоит говорить в нашей спальне о моем отчиме. Есть более приятные темы. Юй быстрыми движениями заплела расчесанные волосы в косу — Гаара любовался тем, как ловко движутся ее пальцы. Встала, повернулась к нему, заставила развернуться и легонько толкнула в грудь, чтобы сел на ее место, но спиной к зеркалу. — Что ты делаешь? — А ты не видишь? Я тебя соблазняю. Ей не нужно было стараться; одно слово — и он уже почувствовал, как член каменеет, и в штанах становится тесно. Юй очень по-лисьи облизнулась, опускаясь на колени. — Юй? — Помолчи. Так же быстро и ловко, как плела косу, она расстегнула его штаны, стянула вниз с бельем. Накрыла губами головку, и по всему телу Гаары прошлась дрожь. — Господи, Юй, это… — Не дергайся, — сказала она, на миг отпустив. — Я еще не умею. Только знаю, как. И мне хочется это сделать. Гаара послушно замер. Юй вернулась к движениям языком, пальцами, она говорила, что не умеет, но ему казалось, что невозможно уметь лучше, и так каждое касание сводило с ума. Это было стыдно, это было приятно, это было чем-то таким личным, от чего у него все сжималось внутри, а когда все закончилось, взорвавшись покалываниями по пояснице, он подхватил Юй на руки, унося на футон, уложил на спину и развел ее колени. Она длинно и чувственно застонала, когда его язык скользнул в ее лоно, собирая соки, втягивая нежную кожу и выписывая иероглифы, до тех пор, пока ее тело не содрогнулось, напрягаясь и расслабляясь. — Ты такая чувствительная, — Гаара поцеловал внутреннюю сторону ее бедра. — Я хочу почувствовать больше, — она приподнялась на локте. — Я хочу тебя. Прямо сейчас. На этот раз презервативы были. Гаара входил медленно, как в первый раз, давая ей привыкнуть, двигался, наращивая темп. Повернулся так, что она оказалась сверху, и можно было видеть ее целиком — то, как от толчков подпрыгивает пышная грудь, как туманятся глаза, как она закусывает губу, стараясь принять его еще глубже, и жар у нее внутри — жар раскаленной солнцем пустыни. Снова повернувшись так, чтобы быть сверху, Гаара зашептал: — Моя жена… моя-моя-моя… — А ты — мой… Еще несколько толчков, и она застонала громче и чувственней. Гаара вышел, обнял ее так крепко, как мог, но чтобы при этом не причинить боли. — В сказках говорят, — сказал он — «И жили они долго и счастливо». Я сделаю все, чтобы у нас было так же. Юй смущенно хихикнула, прижимаясь к нему крепче. — Я тоже. У нас обязательно все так и будет. — Обязательно, — эхом отозвался Гаара. И подумал, что это снова было клятвой. И что оба они эту клятву исполнят.