***
Время перестало существовать. Были лишь слёзы, страх, тихие всхлипывания, тяжёлые тени и красный свет. Только зловещая тишина в квартире, редко нарушаемая капающей водой. Тени в окнах домов поглощали весь свет вокруг себя, и девушке казалось, будто бы из темноты на неё смотрят. Страх, паника, чувство покинутости и полного одиночества. Она знала, что рядом никого нет, что в своей крохотной клетке она совсем одна. Лисичке хотелось то плакать, то тихо трястись в ужасе, в ожидании когда яркий свет снова вернётся в комнату. Монни с опаской выглядывала из-за угла, будто готовая увидеть нечто ужасное в окне. Более ужасное, чем чужой кровавый мир за окном, пародией на её крохотный личный рай. Но в конце концов усталость и любопытство взяли верх над паникой, и она решилась. Схватив одеяло и подушку, Монни перетащила их за стену, отделяющую спальню и кухню от прихожей. Она слишком переживала, что если будет спать на кровати, то нечто на улице увидит её из окна или двери балкона. Устроив себе спальное место на полу и закутавшись в одеяло, лисица прикрыла уставшие заплаканные глазки и провалилась в сон. Разбудил её голод. Негромкое урчание в животе помогло разомкнуть веки. Всё ещё находясь в полусонном состоянии, Монни села на полу, безразлично осматривая комнату. Яркий луч, словно от прожектора, изучал ту часть комнаты, что было видно из окна. Сонливость мигом спала с бедняжки, губы сомкнулись, плечики затряслись. Бесшумно. Абсолютно бесшумно, аккуратно, без намёка на звук. Первое его появление сопровождалось грохотом и треском, как если бы трещали исполинские кости. Такой грохот должен был разбудить девушку, однако в этот раз неизвестное создание было безмолвно. Яркий свет исчез так же беззвучно, как и появился, когда Монни проснулась. Девушка задержала дыхание, ожидая, что услышит знакомый грохот и скрип, однако этого не произошло. Лишь потом донеслись далёкие, громкие и тяжёлые шаги. Будто гора отрастила ноги и медленно шла прочь. Тишина наступила вновь: тени стали гуще, красный свет тяжелее, а голод вынудил напуганную Монни дышать дальше и отправиться к холодильнику. Трясущиеся пальчики открыли дверцу, холодок вырвался наружу, заставив большую серую рубашечку колыхнуться. Две бутылки с водой, нарезанный на два больших куска сэндвич в тарелке, замороженные овощи, открытая банка газировки. Обыкновенный студенческий холодильник, чье содержимое могло утолить голод и жажду Монни. Если ещё и чайник поставить, то будет горячая вода. И хоть в животе снова заурчало, разум девушки призывал остановиться. Здесь всё другое, всё неправильное, фальшивое. Отражение настоящего, чтобы ослабить бдительность, лишить внимательности и… Неизвестно. Самое худшее, что результат был неизвестен. Была лишь тревожность, вызванная мыслью: “А если?” Если Монни попадёт под белый свет? Если выйти из квартиры? Если ещё раз позвонить Чаре? Если съесть что-то из холодильника? Неопределённость сводила с ума, паника вызвала внутреннюю истерику, голод заставлял голос страха замолчать. Монни застонала от бессилия и ярости, схватила сэндвич с тарелки и откусила кусочек. Прожевала, проглотила, зажмурилась в ожидании худшего. Живот прекратил урчать и жить стало чуточку легче. Насколько это вообще возможно. Маленькое счастье согрело доброе и несчастное сердце. Лисичка плакала и ела, чувствуя себя хоть немного живой. Когда прошёл голод, Монни наконец взяла себя в руки. Проверила закрыт ли балкон, прикрыла окно шторами, создав в комнате неприятную алую полутьму, девушка решила привести себя в чувства. Закрывшись в ванной, лисичка почувствовала себя в большей безопасности. Маленькая комната, тишина, но не давящая, полутьма, но не пугающая. А ещё — близость с водой. Кафель, резервуар, негромкое эхо собственного голоса. Оранжевая лисичка прошлась вдоль стены, касаясь гладкого кафеля сине-зелёного цвета, а затем встала напротив зеркала. В отражении на неё смотрела уставшая, заплаканная и всё же очень красивая девушка. Пышные светлые, длинные волосы, маленький чёрный носик, острая мордочка. Серая рубашка закрывала всё ниже шеи, однако два больших шара под ней создавали ясное впечатление большого бюста. Бежевые шортики облегали округлые бёдра, подчёркивая достаточно пышный и упругий зад. Оранжевые ножки были оголены и вызывали восхищение, радость и другие инстинктивные желания. Даже будучи отчаянно напуганной и уставшей, Монни всё ещё была красавицей. Разум умолял не открывать кран и не умываться, но девушка не хотела чувствовать собственную слабость на лице. Прохладная вода освежила и сняла разбитость, вернулв каплю самообладания. Лисичка увидела себя более уверенной и готовой к действию. В конце концов, они попадали и не в такие неприятности. Открыв дверь из своей квартиры, Монни лицезрела яркий ковролин тяжелого красного цвета, ряд дверей, подсвеченных тёмно-алым цветом и всепоглощающую, кромешную, почти что бархатную тьму. Некогда длинный, достаточно приветливый коридор, где даже ночью можно было встретить какое-нибудь дружественное лицо, превратился в пространство, вызывающее панику и замешательство. Лисичка подумала о своей квартире, которая как две капли воды похожа на её собственную, но ей не являющуюся. Коридор же представлял из себя ещё более страшное зрелище. Будто имитация не была завершена, оставив лишь слабое понимание того, что из себя должно представлять из себя место. Двери, пол, цвета и тьма. Ни стен, ни потолка. Бездна. Сердце Монни застучало, дрожащая рука захлопнула дверь. Коленки подкосились и упали, лоб негромко стукнулся о дверь. Сил плакать не оставалось, только сидеть на месте и дрожать от страха. От собственного бессилия и слабости. Она в ловушке. За стенами её ожидает опасность, в стенах — поглощающая бездна. Если за этими дверьми что-то и есть, она не хочет знать. Не хочет, чтобы они знали, что она есть тут. И когда они постучатся в двери, Монни не будет знать, что делать. Чем сильнее страх сковывал её разум, тем отчаянней становились мысли, тем яснее представлялся конец. — Но я не хочу умирать, — прошептала девушка, хватаясь за голову руками. — Не хочу! Не хочу! Я хочу домой. Я не сделала ничего плохого, чтобы попасть сюда! Почему? Где я виновата? Прозрачные капли падали на пол, оставляя влажный след. Ответом была тишина.***
Телефонный звонок заставил лисичку открыть глаза и вскрикнуть. Тишина была разорвана своей внезапностью и грохотом, неожиданностью. Монни тут же вспомнился звонок Чаре, молчаливый ответ, какой-то шум в комнате. Может быть призрак в комнате хочет услышать её снова? Может быть пытается найти? Он плохой, правда? Не может же быть в этом проклятом месте кто-то хороший и доброжелательный к девушке, кто-нибудь, кто хотел бы спасти её, помочь и успокоить. — Прекрати! — срывающимся голосом крикнула она, смотря на шумящий телефон. Старый, офисный, пахнущий ещё тем временем, когда мир казался таким молодым и многообещающим, когда технологии казались чудом. Теперь этот звонок пугал и вызывал панику. — Хватит! Замолчи! Но тут лисичка осеклась. Молчание. Безмолвие, при всей своей пугающей атмосфере и загадочности, было её единственным другом. Оно не позволяло тому, что ходит за окном, отыскать девушку. Безмолвие позволило ей понять, что в комнате Чары никого — если так можно сказать — нет. Тишина стала союзником лисички, но проклятая машина нашла способ показать всему алому миру, всему малиновому небу и всем обитателям во тьме. Несчастная, испуганная, красивая и соблазнительная, ранимая и чуткая, нежная и чувствительная — живёт здесь. — Пожалуйста! Не надо! Монни подскочила с места и схватила телефон,выдернув кабель. Маленький светлый проводок подлетел, дёрнулся, словно тонкий хвостик перед глазами лисички. Но аппарат продолжил гневно звонить, находясь в беленьких ручках несчастной лисички, требуя, чтобы та взяла трубку. — Нет… Нет же, — болезненно простонала Монни, глядя на шумящую трубку. — Почему… Ну почему я? П… Пожалуйста! Замолчи! Я не хочу. Не хочу! Я… Аппарат упал к ногам, трубка припала к рыжему ушку с белым кончиком. Белые пальцы, как только могли, крепко обхватили пластиковую поверхность. Звонок прекратился, и лишь голос, гневный и расстроенный, прекрасный и громкий, раздался на всю квартирку. — Что вам от меня нужно?! Я ничего не сделал вам плохого! Хватит меня пугать! Я просто… — Алло? Мужской голос заставил Монни замолчать и впасть в лёгкий ступор. Хрипловатый, сильный, мужественный, но вместе с тем потерянный, озадаченный, с нотками лёгкого испуга. Она слышала этот голос раньше, знала его обладателя и довольно хорошо. Один из тех мужчин, тех редких, почти несуществующих мужчин, которых лиса не боялась. Которому доверяла. — Монни? Ты там? Голос звучал обеспокоенно, будто его обладатель был готов бросить всё на свете и примчаться на помощь. Как и всегда. Образ сильного, храброго парня всплыл перед глазами. Мышцы, стойкость, взгляд хищника, и такие грустные глаза. Разум говорил, что верить не стоит. Это место — одна сплошная ловушка, здесь всё играет на чувствах и ожиданиях. Всё фальшивка, всё ненастоящее. Идеальная мимикрия, читающая сердце и душу. Но именно душа с сердцем хотели верить, что одиночество девушки закончится здесь и сейчас. Не может же быть всё плохо, даже в самой отчаянной ситуации. Нужно цепляться за каждую соломинку, бороться и не сдаваться. Монни попадала в плохие места, там где злые мужчины измывались над её телом и довольствовались её красотой. Но ведь были и хорошие парни, верные подруги, незнакомцы с добрым сердцем и чистыми помыслами. Даже опасные личности, чьё благородство пряталось за маской зверя, а руки, покрытые кровью, стремились спасти невинных. Она просто хотела верить. — Монни? Скажи, что-нибудь. Это ведь настоящая ты? — Привет, — широко улыбалась лисичка, вытирая слезу тыльной стороной ладони. — Очень рада тебя видеть. Я… Я настоящая, да. А ты? — Думаю, что да. Как же я рад тебя слышать! Я обзвонил всех! Чару, Дженни, своих друзей. Я хотел позвонить тебе, но боялся, что услышу… Не тебя. Слава небу, ты в порядке! Девушка улыбалась, слабенько шмыгая носом. Как же это приятно! Как же это чудесно — услышать знакомый голос, тёплые слова в свою сторону. Получить капельку заботы в мире ужаса и страха. Знать, что даже в таком страшном месте о тебе хотят позаботится, желают помочь. Что ты совсем не одна. — Я тоже звонила Чаре и… Не услышала её. Боялась, что теперь они знают где я, и захотят прийти ко мне. Когда ты позвонил, я так испугалась, не хотела брать трубку. Очень боялась, — Монни тяжело выдохнула и прижала трубку плотнее. — Какая же я трусиха. — Не вини себя. Осторожность была верным решением. Прости, что напугал. Если бы я только знал… Ты ведь там в порядке? Тебя… Не поймал он? То чудовище за окном? И вновь Монни почувствовала облегчение. Друг по ту сторону трубки не только беспокоился за её здоровье, но и подтвердил опасения. Она не зря пряталась от белых лучей за окном. — Я пряталась от него. Сидела за стеной и слышала громкий шум. А потом… Потом он появлялся, но был таким тихим, бесшумным! Так испугалась! Но ты ведь теперь со мной, правда? Монни обняла себя за коленки, представляя друга рядом с собой. Сильный, большой, с лазурной чешуей, обнимающий её за тонкое плечико. Как бы она хотела почувствовать его тепло рядом, обнять и услышать голосом рядом с собой, а не из трубки. Но даже сейчас ей стало легко и приятно от осознания, что в этом жутком месте она не одна-одинешенька. — Ты ведь останешься? — с надеждой в голосе спросила Монни. — Конечно, — хрипловатый голос прозвучал увереннее. — Ты ведь в своей комнате? Седьмой этаж, тридцать второй номер? — Ты знаешь? — удивлённо спросила лисичка. — Я даже не знала, что… Погоди. Ты что, живёшь здесь? — Уже пару месяцев. Монни усмехнулась и забыла напрочь о красном мире. О тенях, призраках и ужасе. Всё ушло в сторону. Страхи, ощущения покинутости, одиночества и ужас смерти. Она будто вернулась в привычный мир, где её подруги всегда рядом, а один чешуйчатый знакомый, сильный и крепкий, порой ведёт себя, как влюблённый мальчишка. — Так ты тут жил почти столько же, сколько и я? Ох, Моту, — шире улыбнулась Монни. — Ты… Ты… Ты просто очарователен. Почему ты не приходил ко мне раньше? — Не хотел тебя стеснять. Мне казалось, что я немного пугаю тебя, и ты хочешь побыть одна. Боялся, что буду навязываться. — Глупенький. Ты добрый и глупенький. Я тебе всегда рада. Если бы ты только был рядом, я бы…Ну… Монни мечтательно посмотрела в сторону кухни, представляя не тяжёлый красный свет, а ласковое голубое небо в окне, ясное солнышко и крики с улиц. — Я бы угостила тебя чем-нибудь, включила бы радио и обняла бы тебя крепко-крепко! В отличие от Чары, тебя можно сжимать — ты сильный. И не бояться, что ты стиснешь в ответ, как Дженни. Мы бы сидели на кровати и может быть, — её ушки опустились, — пообнимались. А потом… Потом… — Я могу прийти. Хочешь? Это был не голос отчаяния, ни крик желания. Всего лишь вопрос, заданный так, будто ничего вокруг не происходило. Словно предложение свидания, такого лёгкого, с искренней и чистой влюблённостью, желанием побыть рядом. Никакой похоти, никакого отчаяния или страха. Монни ужаснулась, представляя себе Моту совсем одного, в этом мрачном… Нет, не мрачном. Мире из тьмы и бездны, из ужаса и опасностей. Совсем одного, идущего от одной кровавой двери к другой, поднимающийся по ступеням из бархатной тьмы. Такой смелый и отважный! — Хочу. Голос лисички дрогнул, тепло разлилось по всему животу. Странная лёгкость упала на плечи, а с ней и какая-то надежда на лучшее. У неё в голове уже возникали эти сцены. Чешуйчатая лапа гладит волосы, прижимает к широкой груди, целует в пушистый лоб. — Очень хочу! — громко сказала Монни. — Жди. Раздались гудки. Монни поспешила положить трубку на место и убрала телефон на столик. Она обернулась к двери, прогоняя разговор в голове, пока внутри радость танцевала с сомнением. Нет, это был Моту, иначе быть не может. Его голос она узнает сразу, да и повадки абсолютно те же. Только этот двухметровый мастер боевых искусств может совершенно случайно ляпнуть, что месяцы ждёт когда его в гости позовут. Лисица до сих пор хранила в памяти сцены отчаянных драк, когда Моту голыми руками бился с группой вооружённых бандитов и вступал в смертельные схватки с опытными наёмными убийцами. Казалось бы, бои должны были закалить и ужесточить его, но какая-то робость осталась в этой горе мышц. Монни нравился этот крокодил, ведь с ним она чувствовала себя безопасно. Но теперь мысли были целиком о нём, идущим в этом проклятом мире. За дверями прячутся призраки, отвечающие на звонки, за окнами ходит огромное чудовище, что может приглушать шаги. И это только то, что она знает! В фильмах ужасов самые страшные опасности раскрывают себя только единожды или даже в конце. Но ведь они не в фильме! Это реальность, как бы разум лисички не пытался доказать обратное. И Моту подвергся куда большей опасности, чем она за всё время. Он пошёл в утробу зверя из-за неё. Чтобы успокоить, чтобы увидеть, но какие у него шансы? — Что я наделала?! Монни схватилась за голову, скуля от ужаса. Зубки стиснулись, ножки водили девушку по кругу комнаты, пушистый хвост нервно дёргался в стороны. Глупая, глупая трусиха! Лучше бы они беседовали друг с другом, лучше бы никогда не умолкали! Судьба подарила ей шанс, поднесла надежду, и чего захотела лисичка? Большего. Невероятно много для своего плачевного положения. А теперь она поплатится за это. Моту сильный, но он не дойдет. Кулаки не помогут против чудовищ, ноги не унесут от тьмы. Девушка возмущённо замычала и бросилась к двери, царапая поверхность. Боль и гнев обуяли её, коготки трещали о железную поверхность, глазки метались по сторонам. Она подвергла смертельной опасности друга и сама решила отсидеться? Нет! Такого она не допустит! Сейчас она сама откроет дверь и побежит к нему! Но куда? Наверх? Или вниз? Где вообще живёт Моту? Монни не знала. Он поднимется с главного входа или пожарной лестницы? Монни не знала. Ладно, он стеснялся напроситься в гости, но почему она ничего не уточнила? Потому что думала только о себе, о своих нуждах, и желаниях. Правильно говорят, что тот, кто хочет слишком много, может лишиться всего. — Я найду его! Сама найду! Он не останется там один! — крикнула Монни в пустоту и открыла дверь, сделав шаг в бездну. Однако нога остановилась в воздухе, так и не достигнув бордового ковролина, а потом вовсе вернулась в комнату. Лишь один вид коридора вызывал неконтролируемую панику, как и дверь напротив. Монни казалось, что кто-то смотрит на неё сквозь дверной глазок, следит так внимательно, так пристально, что в животе начинало болеть. Девушка боролась с собой, пытаясь заставить выйти. Сердце кричало, что нужно броситься на помощь, бежать по лестнице и искать лазурного друга, но разум ясно говорил: “Стоп. Ты можешь умереть. Сиди тут” — Прости меня, миленький. Я не могу. Просто не могу. Сил плакать не оставалось. Лисичка просто сползла спиной вдоль стены, тихо стеная от бессилия и трусости. Разум взял вверх, трусость оказалась сильнее, отчаяние захлёстывало надежду. Монни вдруг почувствовала себя страшно уставшей и эмоционально вымотанной. Может быть, звонок тоже был лишь уловкой? Может никакого Моту и нет? Вдруг она сошла с ума и всё выдумала сама? Что если разум просто оставить и всё ей только кажется? Монни шмыгнула и вытерла несуществующие слёзы. Вновь хотелось есть и пить, но глаза закрылись сами. Бух. Бух. Кто-то шёл по ковролину. Стук. Стук. Кто-то стучался в двери. Монни резко поднялась и вздохнула, будто только что задыхалась. В коридоре кто-то есть. Совсем неподалёку от неё! Как хорошо слышно, но почему? Она не закрыла двери! Лежала без сознания, пока тьма выглядывала в полоску алого света из её комнаты. Паника взяла верх и Монни, вскочив на ноги, схватилась за ручку двери и уже приготовилась толкнуть плечом, но мешали ноги. Стройные, красивые, трясущиеся от страха ножки, которые превращали любой побег в плен, любую решительность в неудачу, любое действие в проигрыш. И даже теперь, когда опасность была рядом, Монни не могла сделать такое просто действие — закрыть дверь. Стук становился всё ближе, девушка сжалась и медленно потянула на себя дверь, будто бы боясь, что её увидит… Кто? Призрак? Чудовище? Кто-то неизвестный и злой позарится на беззащитную и слабую девушку, которая так и не дождалась друга. И Монни резко подняла брови, застыв в изумлении. Она ждала его, хотела пойти искать сама, но страх не позволил выйти. Но неужели она поступила правильно? Неужели всё сделала верно, оставшись здесь? Неужели не всё потеряно? Стук раздался далеко от неё. Как странно, ведь она только что слышала шаги у соседней двери. Разве не она должна быть следующей? Всё-таки так ждала Моту, так надеялась, что он придёт, а теперь тот словно отдаляется. Если это вообще был он. А если нет? Вдруг чудовища с ней просто играют? Лучше запереть дверь и не отвечать, ведь крокодил знает и этаж и номер. Да, это наверняка обман и ничего иначе! Так говорил разум. — Моту! Монни распахнула дверь, ослушавшись разума в очередной раз. Открыла двери навстречу бездне, нарушила тишину и наверняка привлекла к себе ненужное внимание. Лазурная голова с большими ушами-гребнями повернулась в её сторону. Крокодил стоял на противоположной стороне в комнатах пяти от лисички. В длинном-предлинном коридоре с огромным количеством дверей. Он бы так и отдалялся, если бы девушка не набралась смелости позвать его сама. — Я здесь! — отчаянно крикнула она, держась за дверной косяк. — Иди ко мне! Крокодил сорвался с места и побежал по кровавой дорожке, подбегая к оранжевой красавице. Монни счастливым и уставшим взглядом посмотрела на крокодила, стоящим перед ней. Как она была рада этой здоровой морде с большими гребнями, голубыми глазами и таким обеспокоенным взглядом. Пушистые ручки потянулись к крепкой шее, заключая в объятия. — Я так… Ладонь зажала ей рот, пол под ногами исчез. Крокодил втолкнул её внутрь и прижал к стене, не больно ударив спиной. Сердце Монни заколотилось от ужаса, глаза стали влажными от слёз. Как ей хотелось увидеть Моту, нежного и доброго, чуткого и милого, а не фантома с его телом. Те же глаза, тот же взгляд, тот же запах. Всё-таки стоило слушать разум и тогда она осталась бы жива. Хотя какой в этом толк? Рано или поздно до неё бы добрались или безумие взяло бы верх. А теперь она умрёт. Будет разорвана чудовищем. А может и пусть? Может не всё так плохо? По крайней мере, это сделает нечто, похожее на Моту. Сильный, красивый, тот, кому она доверяла. Внезапное тепло в животе позволило ей немного расслабиться, соски налились кровью, между ног стало жарко. Монни подняла голову, словно готовя себя к смерти. Ах, если бы ей напоследок почувствовать себя хорошо. И больно. Она бы выдержала ещё немного извращённой формы любви прежде, чем умереть. — Тш-ш-ш! Моту поднял палец к морде, и Монни удивлённо захлопала глазками. Яркий белый свет изучал кусок открытой двери и стены, бродил по стенам, ища кого-нибудь. Возможно, что монстр пришёл на шум, а возможно это был просто обход. В этот раз Монни слышала грохот и стук костей. Моту замер как азуритовая статуя, продолжая не сильно прижимать лисичку к стене. Затем свет, белый как снег, покинул их, грохот раздался вдалеке. Тишина опустилась. Крокодил и лиса смотрели друг на друга. Моту в панике и озадаченности, Монни с радостью и лёгкой истерикой, вдыхая аромат сильной руки. — Извини! — крокодил убрал ладонь от мордочки. — Я увидел его в окне и испугался. Прости, что вжал тебя в стену, как… — Сильнее, папочка. Монни рассмеялась беззвучно и уронила слёзы. Крокодил наконец-то обнял её, прижав тонкое тельце к крепкой груди. Лазурные пальцы касались длинных шелковистых волос, не очень длинные затупленные когти тонули в оранжевой шёрстке, приятно касаясь тёплой кожи. На чёрной майке появились влажные пятна от слёз, но Моту не возражал, придерживая лисичку за плечо. Она испугалась и устала, пусть поплачет, выплеснет всё наружу, а синий будет рядом, станет крепким плечом. Ему самому было очень страшно последние… Чего? Часов? Дней? Время здесь ощущалось иначе. Сломано, неправильно, даже лишне. Постоянное чувство опасности и тревоги, ожидание белых лучей, ищущих его, будто беглого преступника. Выживание в аду, в невыносимых условиях. Но Моту — большой и сильный, а Монни… — Теперь я рядом. Всё будет хорошо. Он прикрыл глаза и крепче прижал к себе хрупкую девушку, чувствуя её пальцы сжимающие ткань майки на спине. — Ты такой храбрый. Я бы ни за что не смогла выйти из комнаты, а ты бесстрашно отправился ради меня и прибежал. Такой храбрый! Монни подняла мордочку и слегка затуманенным взором посмотрела на Моту. Большой чешуйчатый палец смахнул слезу, ладонь погладила пушистую щёчку. Девушка положила свою руку поверх, ощущая тепло прикосновения. — Мне всё ещё казалось, что ты — привидение, которое притворяется моим другом. Но даже так, я была бы рада увидеть чье-то знакомое лицо перед смертью. С каким-то фатальным облегчением, лисичка ведала свои переживания и тайны, словно на долгожданной исповеди. Или, в её случае, похода к психологу. Моту бы прекрасно сошёл за специалиста. Может у него нет образования и особых знаний, но кто понимает жизнь лучше бандита, рискнувшего ради знакомой своим здоровьем в аду? — Я бы ни за что не навредил тебе, — шептал крокодил, почёсывая остренький подбородок. — И никому другому не позволю сделать тебе больно. — Знаю, — посмеялась Монни, вытягивая голову для почёсывания заботливой ручкой. — А тебе было хоть немного страшно, когда ты шёл ко мне? — лисичка положила голову на широкую грудь, наслаждаясь прикосновением щеки. — Внутри оно всё такое же тёмное и красное? — Такое же, как и в коридоре. Кругом лишь кровь и тьма. Тьма и кровь. Моту припал спиной к стене, продолжив гладить лисичку. — Всюду исчезли номера, ориентироваться стало сложно. Моя квартира на втором этаже, так что считать было просто. Но везде, куда бы я не смотрел, то везде видел цифру четыре. На каждой двери, на каждом указателе. И когда очутился в коридоре седьмого, то понял, что самое сложное только впереди. Было страшно, но я стучал в квартиры, хотя знаю, что в них кто-то есть. Пока цифры ещё были, я попытался достучаться до друга. Будто целая жизнь успела пройти. Монни слушала и поражалась той мысли, что они с Моту действовали похоже. Оба беспокоились о близких, оба узнали о наличии призраков за квартирами. Девушка прижалась сильнее, внимательно смотря в голубые глаза великана. — Я слышал шум за дверью. Будто кто-то ходит, двигает мебель, но при этом никаких звуков. А ещё это ощущение, будто смотрит на тебя в глазок, — Моту нахмурился и крепче прижал девушку, будто та могла исчезнуть. — Кажется, я тогда поступил глупо. Можно было просто позвонить. — Я позвонила Чаре. Подумала, что выходить небезопасно, но мне ничего не отвечали, — Монни говорила так, словно о каком-то дурном сне. Это было странное ощущение — переживание за подругу исчезло, как только лисичка оказалась в надёжных руках с тем, кто пережил похожее. — И тоже этот шум. Лёгкий такой, будто коробочка упала. А потом… Когда позвонил ты, я думала, что жильцы квартир звонят мне и… Ох, Моту! Она вжалась в синего, опустив уши. — Мне так жаль! Мне так стыдно! Прости-прости-прости! Я заставила пройти тебе через весь этот ужас! Думала только о себе, о своей заднице, пока ты так рисковал! Извини! Прости-прости, миленький мой! Монни принялась чмокать крокодила в морду, пока тот удивлённо, даже шокировано смотрел на лисичку. Её внезапный порыв вины и нежности озадачил, изумлял и умилял одновременно. Крокодил улыбнулся и чуть вытянул морду, чтобы целовать его было сподручнее. — Всё хорошо, Монни. Я жив, я цел и добрался до тебя. И, честно говоря, о твоей заднице я думал тоже. Он рассмеялся, она рассмеялась, и оба почувствовали себя живыми и настоящими, будто всё страшное осталось позади, а небо не имело цвет пролитой крови в воду. Монни на миг почувствовала себя счастливой, поглаживая чешуйчатую синюю морду, пока руки крокодила гуляли по её спине, массируя лопатки. Приятная дрожь прошлась вдоль тела до кончиков ушей и пальчиков на ногах. Влажное пятнышко на трусиках неприятно давало о себе знать, но Монни возбуждалась от этого только сильнее. Наконец-то! Рядом с ней жизнь! Живое создание, способное чувствовать и понимать! Сильный, крепкий, здоровый самец способный позаботиться о ней. Инстинкты и желания начали брать верх, лисичка потянулась за поцелуем. В голове всё смешалось, перепуталось. Страх, желание, страсть, печаль. Её мордочка практически коснулась морды крокодила, но урчание в животе разрушило идеальный момент. Моту посмотрел вниз, убирая взгляд от прекрасного личика Монни к своему животу. Крокодил цокнул и усмехнулся. — Извини. Я не помню, когда в последний раз ел, — неловко улыбнулся синий. — У меня есть! — Монни вскочила, игнорируя возбуждение и трясущиеся ноги. Обошла стену и направилась к холодильнику. — У меня там что-то должно быть! Надеюсь, что ты любишь… сэндвичи?! Тёплые зелёные глаза уставились на тарелку с сэндвичами. Точно такими же, какие девушка съела не так давно. А может и очень давно. Она не помнила, как ставила тарелку в холодильник, не помнила как мыла её. Но вкус мягкого хлеба, мяса, масла и хруст помидоров с салатами всё ещё ощущался во рту. — Не откажусь, — крокодил уже вышел к девушке, застав ту нагнувшись за едой. Попка девушки, круглая и упругая, вызвала мурашки вдоль позвонка и невольное шевеление хвостом. А учитывая страсть синего к представителям данного вида, это было вдвойне приятнее. — Не понимаю, — девушка взяла тарелку и закрыла дверцу. — Я ведь их уже… Но потом сомнения отошли в сторону. Да какая уже разница, что происходит? Реальность и ужас сплелись в слишком сильный клубок и утратили различия. Моту рядом, и это уже хорошо. Она передала тарелку крокодилу, скромно улыбаясь. — Пожалуйста, угощайся. Может быть ты хочешь пить? Знаю, что ты любишь воду, давай налью тебе. Голод. Радость. Жадность. Для Моту наступил момент катарсиса. Живот его насыщался едой, глаза красотой, слух голосом, а разум осознанием, что он дома. В безопасности. Монни. Милая, светлая и прекрасная Монни. Добрая, понимающая и знающая его. С её чудесной улыбкой, с глазками тёплыми и ласковыми. Когда лисичка упомянула о воде, крокодила будто самого окунули в тёплую ванную. Всего лишь скромная деталь, а как сильно поднимает дух, настроение, желание. Монни. Красивая, пышногрудая и нежная Монни. Вручив стакан с водой, лисичка смотрела на парня сверху-вниз, будто на большую статую. Мощную шею, широкую грудь, каменные плечи. Чёрная майка подчёркивала крепкий торс, серые штаны немного облегали крепкие ноги. Сандалии без носков. Как он жадно пил, высоко подняв стакан, пропуская лучики враждебного солнца через стекло. При этом взгляд был сфокусирован на девушке, пока жидкость медленно исчезала. Монни осознала, что всё это время открыто пялится на крокодила, чуть раскрыв ротик. Между ног покалывало, соски затвердели под футболкой. Стакан и тарелка опустились на столик, негромко звякнув, синие пальцы легли на плечи. Крокодил тяжело дышал, Монни томно дышала в ответ. Они смотрели друг на друга, оставленные в адском мире, предоставленные себе сами, чувствуя энергию страсти между ними. — Какая же ты красивая, — прошипел синий, опуская одну руку на талию. Пальцы проникли под футболку, трогая спину. — Каждый раз, когда смотрю на тебя, хочется накинуться, сорвать одежду и… Щёчки запылали. Монни отвернулась в сторону, продолжая улыбаться. Рука на спине скользнула выше, обнажая белую шёрстку на животе, цветом чистого горного снега. Большие груди тихонько тряслись, вызывая у Моту почти болезненную тесноту в штанах. — И? — улыбалась лисичка, прикрыв глаза. — Ещё. Пожалуйста, ещё немного пошлостей. Хочу услышать какой особенной ты меня… Ах! Монни не успела опомниться, как упала на кровать. Пружины под ней заскрипели, большие груди перед глазами закачались, крокодилья морда появилась перед глазами. Синие руки вжали её плечи в кровать, отрезая пути для отступления, сухой нос уткнулся в тонкую шею, длинный лиловый язык коснулся подбородка, танцевал кольцами на шее. Лисичка стонала. Жалобно, громко и протяжно, чтобы он слышал, чувствовал себя таким большим и опасным, чтобы лёгкая боль в паху подогревала интерес. — Пожалуйста, — по привычке произнесла Монни, готовая чувствовать боль, унижение и стыд от партнёра. Её большой страх служил одновременно постыдными и очень приятными мыслями. Быть беспомощной и обесчещенной в очередной раз. — Нет! — она задрожала и выгнулась, ощутив ладонь на своём ровном животике. Пальцы шли всё выше и выше, касаясь тёплой и мягкой поверхности, поднялись по мягкой кожице, касаясь твёрдого бугорка. — Не надо. Не сжимай. Голос звучал умоляющим, а прикосновения были редкими, ведь со стыдом они дарили и наслаждение. Её большая грудь ощущала жадное прикосновение лапы, твёрдый сосок отдавал волной ощущений, стискиваемый похотливым крокодилом. Монни выгибалась и тихонько отталкивала Моту от себя, пока тот не поднял рубаху вверх, обнажая две белые, большие груди с красными твёрдыми сосками и такими же ареолами. Не очень большими, не очень маленькими. Громкое шипение, острые зубы сомкнулись на соске, слюнявый язык шлёпал и поглаживал бугорок. Чавкающий звук заставил девушку напрячься сильнее. В этот раз отталкивания стали грубее и интенсивнее. Лисичка попыталась сбросить с себя лазурного любовника, испуганно дыша. В ответ крокодил сграбастал сбоку незанятную грудь и не больно, но чувствительно сжал. Монни запрокинула голову, запищав от испуга и волны удовольствия и стыда. — Так бы и тискал твои пушистые лисиськи, — прорычал Моту, потягивая сосок на себя. У Монни выступили слёзы, она напряглась, ожидая, когда алый сосочек соскользнёт с зубов крокодила. Хлоп! — Монни выдохнула блаженно. — Кусал и сосал, как дитя. Такие большие, мягкие и нежные! В руке так приятно сжимать! — Ах! Не так сильно. Не смотри, — слабо сопротивлялась лисица, смотря на довольную морду крокодила прикрытыми глазами. — Пожалуйста. Ой! — глазки распахнулись. Лазурный палец подцепил край шортиков и стащил их вниз, являя на алый свет белое хлопковое белье с тёмным мокрым пятном. Девушка в ужасе попыталась прикрыть стыд рукой, пытаясь сесть. — Подожди! Нельзя! — Можно. Нужно. Хочется, — прохрипел Моту, слабо толкнув девушку на кровать, так и не убрав руку от белой, пышной груди. Длинная морда широко и хищно скалилась, медленно поворачиваясь в сторону рыженьких ног девушки. Пальцы опускались по мягкому белому животику, что так часто подымался и опускался, пальцы коснулись мокрого пятна. Слишком влажного, слишком горячего, издав хлюпанье. — Ого! Да ты истекаешь, как переспелый фрукт. Не знал, что в этих невинных глазках так много желания. Совсем намокла. — Это неправда, — судорожно дышала Монни, ощущая прикосновения к промежности так ярко, будто синие пальцы посылали электрический разряд. — Пожалуйста, не надо туда! Я не хочу! — Поздно, — улыбался Моту, не позволяя Монни подняться, крепче сжимая грудь. Пальцы проскользили по белой шёрстке вниз, оказавшись между липкими трусиками и влажными половыми губами. Девушка замычала, застонала и протестующе забилась на месте. — Ты сама взмокла, так что упрашивать меня бесполезно. Горячо! Моту наблюдал за силуэтами своих костяшек под влажной тканью белья, чувствовал горячую, скользкую плоть, пока пальцы уходили глубже. Монни вскрикнула, схватилась обеими руками за локоть Моту, пытаясь убрать от своей груди. Ножки продолжали биться о кровать, в то время как два пальца внутри двигались, вызывая в девушке то радость, то стыд, то страх, то дискомфорт. Крокодил наслаждался своей привлекательной партнёршей, вытаскивал пальцы почти полностью, а затем запихивал их внутрь, до упора. — Я хочу… Хочу… — стонала Монни, пытаясь поджать коленки. — Так скоро? — ласково спросил крокодил, приподняв бровь. — Ты видимо совсем изнемогла от ожиданий. Что ж, хорошо! Но на моих условиях. Пальцы покинули лоно, рука изнутри натянула трусики так, что те заскрипели и лопнули. Монни ахнула, увидев рваную ткань на кулаке чешуйчатого, длинный язык, пробующий влажное пятно на вкус. Осознание грядущего обрадовало её внутри, а внешне вызвало панику. Но главной проблемой стало то, что Моту её не понял. — Нет! Я не этого хочу! Подожди! — Вредно ждать, сладкая, — слюнявый язык прошёлся по мордашке, между грудей и заскользил по животу вниз. — Можешь вырываться и кричать как угодно, мне только… — Нет-нет, ну подожди! — закричала девушка, зажимая коленками морду крокодила, едва удерживая того. Синий просто рвался впиться носом в мокрую щель. — Я хочу… Хочу сначала тебя раздеть! Глаза крокодила уставились на Монни, болтающийся язык замер. Моту медленно сел на колени, смотря на лисичку с трясущимися грудьми, большими и белыми как снег. Маленькие снежные горы с алыми вишнями. Лисичка, мокрая и взлохмаченная, села перед другом, стащила с него майку, явив взору крепкую грудь и пресс. Пальчики заскользили вниз, расстегнули штаны, щупая горячий и затвердевший ствол, обтянутый тканью чёрных трусов. Она озадаченно выдохнула, улыбнулась крокодилу и засунула пушистую ладошку под бельё, обхватив орган кулачком. — Мой бедный и несчастный. Такой голодный, такой жаждущий. Столь заботливый, — шептала Монни, смотря в расширенные зрачки. Крокодил поднялся на коленях, раздвинул руки в стороны и чуть откинулся спиной назад, демонстрируя широкий размах плеч. — Ты ведь тоже весь взмок. А ведь с твоим оружием нужно обращаться как следует. Головка с выступающим клином-капюшоном тёрлась о ладошку, пока другие пальцы уверенно шли снизу, трогая то место, где у нерептилий была мошонка. Монни немного изумляло отсутствие внешнего мешка крокодила, хотя она прекрасно знала, что тот находится внутри. Небольшая разница в анатомии только делала момент интереснее, жгуче. Лисичка сжалилась над Моту, стащила мокрые трусы полностью, а потом втиснула член между своих грудей. — Я позабочусь о твоём оружии. Смотри, как ему тут мягко. Смотри, как хорошо, — шептала Монни, сжимая пушистые груди, двигая ими в стороны. Моту повернул морду, грозно выдохнул через нос и захрипел. — Твой лиловый орган так хорошо тут смотрится. Липкий, горячий, сильный. Она вытащила головку члена так, чтобы тот торчал вверх и лизнула кончиком, дразня крокодила. Теперь пришла его очередь дрожать. Хоть девушке было стыдно, она была не единственной, кто находился в уязвимом положении. — Вкусно. Правда, вкусно, — застонала Монни. — А если я… — Иди сюда! Девушка вскрикнула и рухнула на спину. Затвердевший, гладкий лиловый член прижался к щеке, источая специфический запах, который и пугал, и нравился. Чешуйчатый кончик морды вжался в красные, пухлые и влажные половые губы, язык ворвался внутрь. Монни слабо закричала, схватившись пальцами за ноги синего. Слишком нежно, очень чувствительно, чересчур глубоко. Движущийся, живой, извилистый, сильный, гибкий. Лисичка то кричала, то стонала. Пыталась сначала столкнуть крепкого парня, затем стискивала ногами морду. Повернув голову влево, она сосредоточилась на облизывании крепкого ствола, слишком взволнованная, чтобы сделать приятное, как следует. Моту слишком увлёкся своей игрой, а Монни действительно находилась у самого пика удовольствий, поэтому дарила лишь страстные, неспешные полизывания вдоль ствола, пока крокодил чавкал и напивался её соками. — Хватит. Пожалуйста, Моту, — просила Монни. — Я сейчас не выдержу. Я вот-вот… Я совсем… Совсем! — шептала лисичка, ощущая дрожь во внутренней стороне бёдер. Ножки вот-вот сведёт судорогой, стыд и радость наполнят сердце и слёзы счастья прольются наружу. Язык был слишком хорош, чтобы ждать чего-то меньшего. Но синий решил иначе. Их глаза снова встретились, крепкие руки рухнули по бокам, вдавливая матрас внутрь. Упругий и смазанный слюной член вжался в половые губки, мокрые и горячие, проникая с яростным чавком. Монни бесшумно завопила, принимая в себя твёрдый и горячий ствол, расталкивающий стенки влагалища изнутри. Кожаный клин уткнулся в шейку матки. Потом ещё раз. Потом ещё. Крокодил рычал, вдавливаясь бёдрами в бёдра девушки, с трудом удерживаясь от желания сделать это внутрь, прямо так, прямо в эту нежную и напуганную красавицу, подарить её несчастному лону часть любви. Но он хотел, чтобы девушка первой испытала это ощущение, чтобы он, как полагается мужчине, был последним и завершающим в их союзе. — Кончай! — угрожающе рычал крокодил. — Кончай немедленно, сочная ты дырка! — Ах! — Монни ощутила резкую пульсацию между ног и обхватила Моту за шею. Испытывать оргазм от прикосновения, от языка, от приказа и от ужаса, потерять контроль и довериться другому. Какое незабываемое ощущение. — Нет-нет-нет-нет! — плакала лисичка. — Пожалуйста, не надо! Ах! Я не могу! — оранжевые ножки дёргались. — Я совсем не могу! Прости меня, пожалуйста! Прости, я не хотела! Тепло вырвалось внутрь, наполняя Монни так быстро, что лисичка лишилась дара речи. Теперь пульсация была не только её, но и у твёрдого члена внутри. Жаркий поток стремительно рос, жидкости брызнули наружу. Зубы крокодила громко клацнули у соска, нос уткнулся в тёплую шейку, ноздри жадно ловили воздух. Моту обмяк на Монни, тяжело выдыхая, продолжая изливаться в бедняжку. Его бьющееся сердце заставило лисичку улыбнуться, ведь этот такт был схож с её. Член медленно, — и к огорчению — чавкающе покинул приятный плен, выпустив белую пенистую жидкость из семени и сока лисички. Крокодил аккуратно лёг рядом, чтобы не сильно давить на девушку, затем повернулся на спину и выдохнул. Полустоячий член продолжал течь, небольшая струйка брызнула вверх и обляпала лазурный лобок. Девушка повернулась личиком к крокодилу, счастливо вздыхая и любуясь синим. Такой сильный, отважный, умелый и страстный. В этом алом освещении, он выглядел как кусочек моря в кровавом мире. — А я ведь идиот, — вдруг произнёс крокодил, поворачивая морду к девушке. В глазах искры, усталость, плечи содрогаются. Монни непонимающе улыбалась и трогала подбородок, поглаживая нарост-бородку. — Забыл занавески до конца закрыть. Хорошо, что нас никто не увидел. Лисичка усмехнулась и поцеловала Моту в щёку. Когда синий задвинул ткань и в комнате окончательно воцарилась пугающая полутьма, Монни уже спала, несмотря на липкое состояние, вытекающее семя из влагалища и неухоженность. Сквозь сон она чувствовала, как крокодил её обнимает, опускает пальцы на грудь и массирует сосок прежде, чем уснуть сам.***
Чешуйчатая рука на губах, полутьма в комнате. Сосок больно сдавлен между пальцев, под ногами засохшие пятна любви. В комнате жарко и тихо, в кровати тесно. Сосок ноет от боли, а белый луч прорывается сквозь щель. Грохот и треск костей едва не остановил сердце Монни. Зелёные глазки посмотрели в сторону крокодила. Моту замер на месте, так и зажав несчастный бугорок, да заткнув девушке рот. Слеза боли и страха потекла по щеке, но девушка не смела и пискнуть, пока луч продолжал метаться, изучая скудный участок. Заметил ли он, что места стало меньше? Воспользуется ли балконом? Может быть в ярости выломает стекло? — Ху-у-у-у-у-у-у-у-ом! — завыл ветер за окном, полный ненависти и злобы. Сокрушительный грохот, зловещий треск. Луч исчез, зубы громко заскрежетали. Глазки Монни дёргались, лисичка стала ёрзать на месте, не в силах терпеть болезненный зажим пухлого сосочка. Моту пришёл в себя и отпустил белую грудь девушки, виновато посмотрел на бедняжку и уже хотел извиниться. Но неземной, яростный и демонический вопль, полный отчаяния и злобы, раздался вдалеке. Крокодил и лиса замерли в ужасе, скованные таким внезапным и чудовищным разрывом тишины. Неожиданно, жутко и зловеще. Громко, как горы, велико, как сами боги. Моту выскочил из кровати, полностью голый, и побежал к балкону. Монни таращилась в его сторону, не зная, что ей делать. Такой храбрый поступок, отчаянный жест и совершенно безумное желание. Она хотела закричать, умолять его не ходить, но крокодил уже открыл дверь балкона и вышел в загадочный, пугающий и зловещий алый мир. — Не уходи! — закричала Монни, выбираясь из кровати. Ей показалось, что только выйдя на балкон, Моту навсегда исчезнет, растворится и оставит её одну. Может даже прыгнет с балкона! — Пожалуйста, вернись! Девушка запуталась в одеяле, упала плечом на мягкий пол, выпутала ножки и бросилась к балкону, заставляя большие груди трястись и подпрыгивать. В первый раз Монни, абсолютно голая и беззащитная, вышла на улицу, ощутила сухую атмосферу красных скалистых гор и колючий воздух. Ещё какое-то время девушка боялась, что те, кто живут в квартирах соседних домов, могут увидеть её, а теперь стояла нагишом, растрёпанная, испуганная и с засохшими пятнами между ног. Моту стоял у края, схватившись за выступ, таращился в сторону, не в силах оторваться. Монни аккуратно подошла сзади, прижимаясь к лазурной крепкой спине, будто бы та могла, что случись, спрятать её. Первый раз за долгое время, лисичка увидела источник белых лучей и обомлела. Гигантский скелет, сгорбленный, с выступающей нижней челюстью, воя яростным голосом, придерживался за крышу, бросал вечный оскал на дома. Яркие белые лучи вырывались из глазниц, разгоняя тьму внутри. Скелет приседал и вытягивался, тщательно выискивая жертву, изучал каждое окошко, каждый этаж, пока не скрылся за зданием. Голый крокодил и обнажённая лисичка стояли на балконе, дожидаясь пока гигант из костей не исчезнет из поля зрения. Монни прижималась к Моту, Моту приобнимал Монни одной рукой. Скелет гремел, шелестел и стучал, выл, пока тишина не завладела проклятым царством. Ни ветра, ни стука. Ничего. Тишина и духота. — Это ад? — спросила лисичка. Тело тряслось, сердце стучало, тени из окон соседнего здания смущали. Будто теперь неизвестные сильнее таращились на голенькую, грудастую Монни, лицезрея покачивающиеся от движения груди. Но было почему-то не так страшно, хотя бедняжка только что видела невероятное чудовище. Привыкла? Сошла с ума? Или это твёрдые чешуйки, об которые так приятно тереться сосками, успокаивают своим наличием рядом? — Может быть. Не знаю, — озадаченно ответил Моту. — Понятия не имею, Монни. Лисичка почувствовала себя не только трусихой, но и глупой девицей из фильма ужаса, что задает идиотские вопросы, ходит в соблазнительном вырезе и выбешивает остальную команду. Зелёные глазки опустились вдоль спины синего, посмотрели на крепкие ноги и хвост, узрели выпирающие красные соски. — Но вряд ли это ад, — тихо сказал крокодил, поворачиваясь к девушке. Синий заключил лисичку в объятия, вдыхая её аромат. — В аду щадят невинных. Поэтому тебя здесь быть не должно. Он поцеловал её оранжевый лобик, вызвал добрую улыбку, а после оба осмотрели пустой мир вокруг. Скалы из красного камня, кровавое небо и здания с чёрными окнами. Лисичка подошла к краю балкона и осторожно посмотрела вниз. Высоко. Очень высоко. Явно не седьмой этаж. На сердце девушки отлегло, ведь то, что Моту отыскал её — большая удача. Так она смогла взглянуть в лицо опасности, так у неё получилось узнать, что за призрак изучает их комнаты. На сердце стало спокойнее, хотя бедняжка до сих пор не знала, что им делать. Моту стоял у стены и не мог оторваться от обнажённой Монни. В прошлом, они были немного близки, но крокодил прятал свои эмоции так сильно, как мог, несмотря на душевную и не только близость. Он считал, что пугает лисичку своим внешним грозным видом, здоровой мордой. Даже размеры его кажутся чересчур габаритными, а желания совсем уж… похабными. И сейчас, встретив скелета из легенд, Моту только и мог, что любоваться упругим задом Монни, круглым, пушистым, таким манящим и желанным. Желание вновь захватило его, кровь потекла вниз, наполняя орган. Что есть страсть, как не желание отогнать смерть? Что есть секс, как не искра жизни в мире мрака и крови? И разве Монни против? Разве девушка сама не хотела этого? Такая мокрая, такая горячая. Мягкая, тёплая, нежная, стонущая, узкая, влажная. — А? Что? Ой! Монни вскрикнула, почувствовав прикосновение к левой ягодице. Моту сжимал упругую попку, чуть отодвигая полупопие в сторону, любуясь заляпанными половыми губами и узкой дырочкой выше. Крокодил довольно ухмылялся, пока Монни, низко опустив уши, ожидала… чего-то грубого, страстного. Ножки немножко разошлись в стороны, приятное покалывание между ног заставляло сердечко трепетать. — Тебя надо помыть, солнышко, — проурчал Моту, проведя пальцем от клитора, вдоль набухающих половых губ, надавив в промежность между влагалищем и анусом и чуть царапнув нежное алое кольцо. — А-то ты вся из-за меня липкая и грязная. Пойдём. Я сам тебя обмою. Монни издала лёгкое урчание и пошла на трясущихся ногах, поддерживаемая лазурными руками. Так неловко, так неуверенно, почти осторожно, будто могла упасть. Позади остался мир призраков и больших скелетов, затем комната с красным освещением. А потом приятная полутьма, звук падающей капли и влажность. Моту довольно оглядел небольшой углублённый бассейн и принялся набирать воду. — Совсем как тогда, верно? — улыбнулся крокодил. Монни хихикнула в ответ, красная. Ну как можно забыть? Год назад они оказались вместе в банях. Она в тонком и открытом бикини, он в широких плавках. Вода способствовала многим приятным вещам, близкому знакомству и новым ощущениям. Их первый раз навсегда запечатлелся в памяти девушки, и воспоминания делали между ног так же влажно, как и в бассейне. — Совсем как тогда, — кивнула лисичка, взяла шланг с раковины и села на пластиковый стульчик. Прежде нужно помыться и только потом залезать в воду. Окатив себя водой, Монни принялась омывать пушистые груди, животик, плечи. Однако чешуйчатые лапы перехватили носик шланга с тёплой водой. — Ох? — Я ведь сказал, что сам помою, — довольно урчал Моту, присаживаясь рядом. — Ты ведь будешь послушной девочкой и не станешь мне перечить? Не дожидаясь ответа, крокодил перехватил Монни на руки и уложил животом на свои колени. Девушка возмущённо заурчала, но тёплая вода окатила её спинку. Стало тепло и хорошо. Следом присоединилась чешуйчатая рука, омывая и массируя шёрстку, так что Монни совсем расслабилась, позволяя Моту вести. Пальцы массировали спину, посжимали ягодицы, а затем перешли к набухшим, алым половым губам. Крокодил направил струю душа на нежное из мест, вымывая оттуда последствия страстного помешательства. Лисичка тяжело дышала, нервно махала хвостиком. Теперь пальцы внутри казались очень большими, несмотря на то, что какое-то время назад свободно проникали внутрь. К счастью, крокодил не пытался поиграться с её нутром. Вот только… — Ой! Х-хэй! — девушка повернула голову, опасливо и болезненно смотря на крокодила. Струи душа попадали на нежный сфинктер, упругий и маленький, указательный палец дразняще разминал анальное кольцо. Лисичка инстинктивно сжалась, покрепче сжимая лазурную коленку. — Это место чистое. Там же… Там… Туда ты ничего не вставлял и не выпускал. — Пока что, — довольно гыгыкнул крокодил, осторожно пропихивая палец внутрь. Наблюдать, как тот не совсем скоро, но весьма гладко и нежно обхватывается упругой плотью, было весьма захватывающим. Монни задрожала, открыла рот и попыталась возмущённо и крайне эротично попросить друга остановиться, но не могла. Палец внутри стал двигаться не только взад вперед, но и сгибаться, потираясь о нежные стенки. Девушка болезненно выдохнула, вытянулась в спине. Белые большие груди заскользили по спине ноге и свесились вниз, негромко шлёпнувшись. — Не надо, — слабо простонала она, чувствуя как палец ускоряется. — Пожалуйста. Я не… Пожалуйста! — вскрикнула лисичка, ощущая более глубокое проникновение пальца. Крокодил ничего не ответил, продолжая обливать упругие ягодицы, пухлое колечко и текущее влагалище, а также собственную двигающуюся руку. Монни вздрагивала, стонала, упёрлась руками в пол, подскакивала и вскрикивала. Палец ускорился и лисичка напряглась, принимая ухаживания с видом боли и стыда. Палец резко покинул задний вход, тонкие струйки облили пульсирующий сфинктер. Знакомый язык прошёлся по нежной щели и крохотной дырочке. — Не надо! — пискнула Монни тихо и протяжно. — Туда… Внутрь… Не хочу… Это… Это… Стой! — хрипло вскрикнула она, выпучив глаза. Кончик языка дразнил сужающийся проход, оставлял следы слюны, тут же смываемые водой. Пальцы придерживали за упругий попец, другие ласкали клитор и половые губы, заставляя девушку снова течь. Монни тихо взвыла, сжимая обе щели, пока Моту настойчиво игрался языком и пальцами. Пушистые груди скользили по кафельному полу, хвостик бешено дёргался, дыхание было прерывистым, томным, смешанным со стоном боли и наслаждения. — Н-но ты же сказал, что помоешь меня… Ты обещал… Просто помыть, — прошептала лисичка. Язык пролез внутрь ануса, закручиваясь спиралью, а затем резко вылез обратно. Монни задрожала, выпучила глазки и стала хватать ртом воздух. Слишком резко! Слишком внезапно! — И я вымыл, — крокодил помог лисичке сначала подняться, а потом опуститься в неглубокую ванную. — И дам причину вымыться снова. Груди шлёпнулись о воду, упругий член ударился между ног, крепкий торс прижался к спинке. Крокодил схватил пушистые сферы и сжал их, качая воду, двигая лисичку к краю. Монни сопротивлялась, пыталась оторвать руки от белых шаров, но самец был слишком силён. Так силён, что даже в воде она чувствовала, как снова истекает. — Пожалуйста! Нет! — умоляла девушка, когда крокодил наклонил её на борт. Соски упали на мокрый кафель, хвост был схвачен цепкой лапой за основание. Клиновидная головка уткнулась в узкий проход с явным намерением войти внутрь. — Я боюсь! Монни продолжала играть роль недотроги и жертвы, ощущая как кровь приливает к и без того набухшему члену. Моту отодвинул правое полупопие в сторону, помогая войти. И хоть лисичка вела себя так, словно ей было больно и стыдно, она благодарила за подготовку и осторожность. Плавно, легко и не спеша. Нежно, но сильно, страстно, но заботливо, лиловый орган входил в упругий зад, обтянутый жаркими стенками. — Хватит! — вскрикнула Монни, наслаждаясь тем, что помогает насладиться Моту. — Не входи полностью, пожалуйста, — тихо просила бедняжка. Лазурная рука проникла между кафелем и грудью, ладошка обхватила мягкий шар. — Ах, не сжимай! Вода колыхалась под ним, выплёскивалась наружу, пальцы сжимали мягкую грудь, заставляя белую шёрстку торчать, словно тесто. Член входил сначала наполовину, подготавливая Монни к дальнейшему. Она пыталась оттолкнуть Моту хвостом, но крокодил не позволял пушистому сокровищу и сдвинуться. — Хватит. Пожалуйста, — лисичка ощущала приятный зуд между ног, слушая как хвост крокодила шлёпает по воде. Головка прошла дальше, клиновидный отросток щекотал стены. Стало немного больнее, неудобнее, но по-своему хорошо. Сердце радовалось. — Ты такой сильный. Я боюсь, что ты порвёшь меня! Ах, ах! Нет-нет! — вскрикнула девушка по-настоящему. — Погоди! Не так… Ох! Крокодил всё же освободил хвостик и отправил руку вниз, поглаживая влажным чешуйчатым пальцем клитор. Монни закатила глаза, теряя контроль и забывая о своей роли “сексуальной мученицы”. Стало очень хорошо. Приятно и болезненно, стыдно и страстно. Пальцы сжимали сосок одновременно с клитором, превращая саму Монни в маленький бассейн внизу. Моту уселся на край ванны-бассейна, подхватил лисичку под коленки, глубже насаживая на себя. Узкое кольцо обхватывало и массировало ствол, стоны вызывали хищную улыбку. Крокодил выбрал момент и запихнул язык в открытый ротик стонущей девушки, насаживая ещё глубже. Бедняжка закатила глаза и замычала, едва не теряя сознание. Монни ухватилась за ручки лестницы, выгнулась в спине и почувствовала толчок. Груди шлёпнулись о ступеньки под водой, вода и хлюпала и брызгалась вверх, когда лазурный пах бился о упругую попку. Руки крокодила схватили ягодицы и раздвинули их, входя в бедняжку, быстрее, грубее и жёстче. С каждым толчком член креп всё больше. С каждым вскриком, кончик истекал соком обильнее. Когти не больно впились под кожу лисички, победное рычание окатило ванную. Едва не бросив Монни на край резервуара вновь, Моту опустил обе руки на промежность лисички, поглаживая клитор указательным и средним пальцем левой руки, проникая в пульсирующее влагалище правой. Пах шлёпался о ягодицы всё быстрее и быстрее, Монни тихонько завыла и схватилась за руки. — Нет. Нет! Не надо! Не хочу! Не хо… Грубый и болезненный стон прозвучал над ухом, а в животе разлилось странное тепло, наполняя Монни изнутри. Лисичка испугалась, судорожно шевелила губами, ощущая резкие движения органа внутри. А потом и её ножки подкосились. Лазурные пальцы заставили тело вновь биться в оргазме, стонать и ёрзать на месте. Груди подпрыгивали, зелёные глазки закатились, живот наполнялся. Издав полухрюк, полурык, крокодил вытащил член из пульсирующего ануса. Через несколько секунд следом брызнул весь труд синего самца, плавая на поверхности воды. Голова Монни закружилась и девушка рухнула в воду.***
Проснулась она от пения птиц. В комнате царил полумрак, сухой воздух гулял по комнате. Тело всё ещё вздрагивало от недавно пережитых ласк. Девушка смотрела в тёмную точку, ощущая какую-то ясность происходящего. Она в своей комнате, вернее так она хочет думать. Она слышит пение птиц, хотя такого не должно быть. Или должно? Этот мир был хищником, что играл на ожиданиях, поэтому девушка не могла быть уверена ни в чём. Почти ни в чём. Твёрдая рука лежала на её бедре, спокойное дыхание колыхало ещё влажные волосы на затылке. Это он. Сомнений быть не может. Она не одна. И даже если мир обманывает её снова, если опасность всё ещё рядом, они узнают это вместе. Как только проснутся. Монни закрыла глаза, хватаясь за пальцы. Сильные, чешуйчатые, с недлинными ступленными ногтями. Всё так и должно быть