Запах женщины

      Около года спустя окончания войны Джинни по-прежнему приходит в больницу святого Мунго, чтобы навестить Гарри и родителей Невилла. Нет, Гарри не сошел с ума — он всего лишь страдает от "тяжелой формы посттравматического синдрома", который мешает ему слезть с зелья без сновидений и начать просто жить. "Просто жить" не получается и у самой Джинни: кошмары снятся ей практически каждую ночь, и в них только сменяются действующие лица: Гарри, Тонкс, Фред, Римус, Колин, — круг замыкается, повторяется вновь и вновь.       Войдя в лифт, Джинни неожиданно для самой себя натыкается взглядом на кнопку с неприметной надписью "Сад", которую, очевидно, совершенно не замечала раньше.       И уверенно нажимает ее.       Ее окутывает густой запах роз и сирени, где-то неподалеку мелодично журчит вода. Под ногами вместо пола шуршит гравием узкая дорожка, ведущая в глубину сада. Джинни, оглядевшись по сторонам, решает пройтись по ней — и приходит к фонтану. Из статуи мальчика с единорогом печально льются прозрачные струи воды.       У фонтана, в маггловском инвалидном кресле, сидит Северус Снейп. Джинни несколько секунд часто моргает, потом щиплет себя, убеждаясь, что не спит. Что, если она опять внутри своего кошмара? Тогда они оба умрут.       — Сэр? — полу-утверждение, полу-вопрос.       Снейп отвечает не сразу, едва повернув к ней слегка лохматую голову. За его внешним видом наверняка не следят.       — Что вам угодно?       — Я думала, вы погибли.       — К сожалению, мадам Помфри слишком хорошая медсестра.       Джинни нерешительно подходит ближе, разглядывая его с удивлением и любопытством, будто только сейчас захотела увидеть его как человека, но не учителя. Его шея безжалостно изуродована, лицо бледно, под глазами — темные круги, черные глаза невидяще смотрят перед собой.       — Кто вы?       Она мешкает с ответом. Ей не хочется выдавать себя сразу. Имена имеют слишком много значения, скрывают душу формальностями.       — Женщина.       — Гм.       — Вас кто-то навещает, сэр?       — Плевать на меня хотели.       Джинни смотрит на него с искренним сочувствием. К Гарри постоянно приходят: друзья, знакомые, просто благодарные волшебники. А Снейп — одинок. После всего, что ему пришлось пережить.       — Хотите, я буду вас навещать?       — Не уверен.       — Почему?       — К хорошему быстро привыкаешь. К человеку особенно. Начинаешь в нем нуждаться.       Джинни задумчиво протягивает ладонь, касаясь ледяной струи воды.       — Я, наверное, навещала бы вас ради себя. Я очень одинока. А так я буду приходить к вам и как бы займу себя добрым делом. И все от меня отстанут.       Снейп негромко усмехается.       — Честность и эгоистичность: вы мне нравитесь. Впрочем, не верьте мне. И не беспокойтесь, если передумаете: я не буду вас ждать. Я уже очень давно ничего и никого не жду.       На следующий день Джинни приходит к нему с "Расширенным курсом зельеварения" для последнего курса обучения в Хогвартсе и садится на низкой скамейке напротив его инвалидного кресла.       Снейп подкатывает его ближе к ней и тихо произносит, говоря будто сам себе:       — Пришла. Я уж подумал, вы мне приснились.       — Я вас буду использовать в своих целях, сэр.       Он кривит губы.       — Попробуйте.       — Я хочу сдать Ж.А.Б.А., а для этого требуется повторить один сложный предмет, в котором я не сильна.       — А! Какого черта вам нужен этот экзамен?       — Я подумываю стать целителем в Мунго, но чтобы поступить на курсы, необходимо сдать зельеварение.       Снейп объезжает на своем кресле вокруг скамейки.       — Бросьте эту затею.       — Почему?       — Всю жизнь видеть инвалидов вроде меня и осознавать свое бессилие не каждому под силу. Если можете от этого отказаться, откажитесь. Это здорово бьет по голове.       Джинни пожимает плечами, потом вспоминает, что он не видит ни жестов, ни выражения лица. Только слышит голос и чувствует запахи.       — Так вы мне поможете?       — Понятия не имею, кто вы, но по-моему, вы пытаетесь меня приободрить. Знаете, что я неравнодушен к зельям. Ненавижу жалость. Уходите.       Джинни и не думает сдвигаться с места.       — Хотите, поиграем в игру?       — Нет.       — Вы попробуете угадать, как я выгляжу.       — Однако, вы жестокая особа.       — Так что же, сэр?       Снейп несколько секунд молчит, обдумывая ее предложение. Целитель рассказал, что он провел в молчании практически весь год. Целитель хотел добавить что-то еще, но только махнул рукой, убеждая ее, что более сварливого, раздражительного и невыносимого пациента еще не видел.       — Вы простушка вроде Сьюзен Боунс, которая разлила рябиновое зелье прямиком мне на мантию.       Очевидно, Снейп просто удивлен, что к нему проявляют внимание. Он давно поставил на себе крест.       Джинни добродушно смеется.       — Не угадали, сэр.       — У вас глупый смех.       — А у вас?       — Я никогда не смеюсь.       — Очень зря. Смех продлевает жизнь.       — Мне недолго осталось.       Она приподнимает брови, потом спохватывается.       — То есть?       — Я умираю, мисс бестолковая незнакомка. После укуса Нагайны невозможно выжить, возможно только немного протянуть время, удлинить страдания и боль, особенно радостные в одиночестве. Клянусь, я бы давно прикончил себя сам, если бы мог. Вы зря задумали возню со мной.       Джинни тихонечко выдыхает, но он улавливает этот звук. Очевидно, слух у него развит великолепно.       — Я уже говорил, что ненавижу жалость.       — Я не могу справиться с собой, сэр.       — Справедливо. — Снейп подкатывается к фонтану. — Какая сегодня погода? Там, в настоящем?       — Дождливо.       — Ничего нового.       — А вы думали, что-то изменилось?       — Нет. И это приятно.       Джинни ерзает на жесткой скамейке, глядя на его профиль. Горбинка его носа в утреннем свете выглядит не такой уж уродливой как в подземельях школы. И голос у него с приятной бархатной хрипотцой.       Она знает всю его историю. Его мучительную, уже мертвую любовь, высосавшую из него все желание жить. Возможно, Снейп просто не знает, что впереди еще есть будущее. Джинни и сама в него не верит, только упорно идет вперед день за днем, шаг за шагом.       — Как дела у Поттера? — однажды спрашивает Снейп.       Да, это его беспокоит. Ему хочется, чтобы он жертвовал собой не зря. Чтобы его искупительная жертва дала другому жизнь.       — Налаживаются, — врет она плохо, но старательно. — Не сразу начинаешь дышать полной грудью после войны, знаете ли. Сначала дышишь понемножку, как будто проверяя, что жив.       Поразмыслив и решив, что ничего не теряет, Джинни начинает приходить к нему каждый день: хотя бы на полчаса. Сперва Снейп делает вид, что ему безразличны ее визиты, затем он начинает узнавать ее шаги и поворачивает к ней свое кресло. И каждый день помимо занятий по зельеварению они играют в обоюдное "догадайся". Снейпу уже удалось выяснить, что у нее россыпь веснушек, и что фигура ее довольно стройная, почти худощавая, и что она любит стискивать пальцы, когда нервничает, и что больше всего из сладостей она любит сливочное пиво, а из времен года — зиму.       Когда он ошибается, сразу же сердится и прекращает игру. Проигрывать он не умеет.       Сегодня — ее очередь угадывать.       Удивительно и необъяснимо, но Джинни начинает все больше нравиться общество этого угрюмого человека, потерявшего надежду. У него своеобразное чувство юмора, он умен и довольно наблюдателен, будто слепота открыла ему мир в сердца людей. Иногда она даже позволяет себе положить голову ему на колени, чтобы он касался ее волос. Тогда по ее телу бегут приятные щекочушие мурашки, а голова становится легкой.       — Вы рады, что я прихожу к вам, сэр?       — Не угадали.       — Почему?       — Я уже жду вас, будь вы прокляты. А вот вы возьмете и не явитесь завтра — что прикажете мне делать?       — Но это не значит, что я вас бросила, сэр. Я живая, я могу заболеть. Меня может сбить автобус.       — Гм. Я запрещаю вам приближаться к автобусам.       Джинни весело смеется. Рядом с ним можно быть одновременно сильной и слабой.       — Опять этот ваш глупый смех.       — Он вам нравится, сэр?       — Да.       — Угадала! Значит, я имею право еще на один вопрос. А вам приятен мой голос?       — Да. И ваш запах.       Джинни неожиданно краснеет и теряется.       Снейп фыркает.       — Пока вы там воображаете невесть что, поспешу заметить, что слепому проще жить, опираясь на запахи, интонацию и прочие звуки, доверять только им. А раз вы молчите, следовательно, придумали себе всякие неосуществимые глупости.       — Например?       — Что вы способны в меня влюбиться. И более того, что это взаимно.       Тишина. Тихо льется вода в фонтане. Над кустами роз летают бабочки.       Джинни сглатывает. Снейп произносит вслух то, в чем она боится себе признаться.       — С чего вы взяли, что я в вас влюблена?       — У вас учащается дыхание. Дайте сюда вашу руку.       Джинни покорно протягивает вперед ладонь и касается его узловатых пальцев. Он нащупывает ее пульс и довольно улыбается.       — Тело не обманешь, она наша звериная часть, изящных слов не знает. Бешеный, яростный стук от сердца сквозь кровавые нити. Видите ли, одно из преимуществ быть слепым — это иметь абсолютное право на прямолинейную правду. Так что возьмите вашу книгу и идите ко всем чертям, пока не поздно. Для вас это доброе дело, а для меня — пытка. Я вас постоянно воображаю в своей непроглядной тьме. Вы идете свозь мрак, и ваши рыжие волосы отдают золотым сиянием. Я делаю с вами всякие неприличные вещи. Я знаете ли, упустил много радостей в жизни.       Джинни отнимает ладонь и, замерев на мгновение, проводит кончиками пальцев по его волосам.       — Прямолинейность мне и нужна, сэр. Все вокруг лгут. Пытаются притворяться, будто у них все хорошо. Вы среди них — настоящий.       — Я среди них самый большой лжец, мисс незнакомка.       — Вы только что говорили про преимущества быть слепым. Одно из них — невозможность предугадать, что сделает невидимый друг.       Джинни наклоняется и целует его, ее волосы скрывают их поцелуй и от мальчика с единорогом, и от цветущих роз. Невинный, нежный, короткий, но полный предчувствия поцелуй. Они оба на нулевом меридиане — так Гермиона говорит обо всех вокруг.       — Вы просто исчадие ада. — его руки находят ее талию, властно обнимают ее. — Пахнете настоящей женщиной, которая умеет давать надежду умирающему. Знаете, как медсестры в военных госпиталях уверяли смертельно раненых, что выйдут за них это замуж и клялись в вечной любви. Святая ложь во спасение.       Джинни высвобождается из плена, глядя на него внимательно.       — А вы, сэр, вы хватаетесь за соломинку — или за меня?       — Это одно и то же.       — Вовсе нет. Я хотела бы знать, что нравлюсь вам не потому что прихожу сюда уже три месяца подряд, а потому что вам нравится моя сущность. Иначе вместо меня можно было бы легко поставить другую, заменить чуть треснутую фигуру на шахматной доске.       — Хотите какого-то прямолинейного признания? Его не будет.       Джинни направляется в сторону лифта. Ей необходимо побыть одной после того, как он вслух высказал то, что она только нащупала внутри себя. Колеса инвалидной коляски шуршат за ее спиной, преследуя.       — Куда вы собрались, черт бы вас побрал?       — Мне пора, сэр. Правда, пора.       — Не смейте уходить! — шуршание становится яростней. — Черт!       Раздается грохот: коляска, очевидно неудачно повернувшись, опрокидывается на землю. Джинни испуганно вскрикивает и бросается Снейпу на помощь, но он слишком тяжелый для нее, и ей приходится бежать на третий этаж, чтобы вызвать целителя.       Старичок Смит цокает языком, стоит им обоим зайти в лифт.       — Ведь он может ходить, только не хочет. Вбил себе в голову, что ноги у него не двигаются. Слепота реальна, лечению не поддается из-за действия яда, это правда. Все остальное у него в воображении.       Джинни на выдохе спрашивает:       — Сколько ему осталось на самом деле?       Целитель Смит бросает на нее испытующий взгляд, потом негромко замечает, подергав седую бородку:       — Полагаю, около полугода. Яд убивает его, с этим ничего невозможно поделать. Сейчас он страдает от слепоты и сильных головных болей, но уже понемногу начинает терять и обоняние. В конце концов его охватит паралич, но как быстро и резко, охватит ли он все тело или нет — невозможно сказать. Увы, мы перепробовали все зелья, все методы лечения. Даже пиявками, представьте себе. Между прочим, пиявки умирали.       Снейп не позволяет Джинни остаться после того, как Смит помогает ему выбраться из ловушки.       — Я ненавижу жалость, — грубо и отрывисто чеканит он, отворачиваясь. На виске у него кровоточит ссадина. — Уходите, мисс незнакомка. Вам же пора.       Джинни сдается, неохотно уступая его напору. Вероятно, Снейп несколько напуган тем, что произошло, да и потом: он совсем не выносит собственной беспомощности.       Как хорошо, что внутри нее есть целые запасы терпения. Она копила их все эти годы, пока Гарри не обращал на нее никакого внимания.       Несколько дней она не навещает ни Снейпа, ни Гарри, бесцельно слоняясь по Норе и гоняя садовых гномов. Мама пытается настойчиво выпытать из нее истинную причину молчания и бледности, но Джинни только раз за разом приподнимает плечи, оставляя за собой право держать дверь в сердце закрытой: нечего маме наводить там порядок.       Вновь нажимая кнопку лифта, надпись на которой стерта меньше прочих, Джинни думает о том, что ответить, если он спросит ее о любви. Снейп любит логику, а любовь всегда нелогична. Откуда же ей знать, почему ее так тянет к этому странному человеку. Возможно потому, что ей хочется дать ему частичку тепла, которого он не испытывал. Это много или мало? Рождает ли это желание великую любовь или только искорку? Кто знает.       А сегодня — Джинни досадливо морщится, вспомнив, — его черед угадывать.       Она находит его в дальнем углу сада за кустом роз. Алый цветок безмолвно лежит на его темных брюках. Сердце ее радостно ухает при виде его бледного лица. И она снова забывает, что у него осталось мало времени — для всего.       — Это снова я, сэр.       Снейп хмурится, потом произносит, явно пересиливая себя:       — Я знаю. Я выучил звук ваших шагов.       — Я много думала, сэр.       — Это вредно. Посмотрите, что излишнее усердие сделало с Грейнджер.       Джинни спокойно продолжает:       — Я собираюсь нарушить наши правила.       — В конце концов, это должно было произойти. Валяйте.       Она кашляет, потом чертит носком ботиночка линии на дорожке. На ней сегодня зеленое платье, которое очень нравится родным. Жаль, что Снейп не видит ее такой — дерзкой и красивой перед ним. Она не верит, что он умрет. Этого просто не может случиться!       — У вас ко мне серьезно?       — Какой глупый вопрос. Вот вроде взрослая, а как ребенок.       — Тогда встаньте. С коляски.       Но Снейп невозмутимо интересуется, напрочь сбивая ее с толку:       — Зачем?       Джинни сглатывает.       — Сможете меня обнять.       — Ради этого и пальцем не пошевелю. Я вас и со своего трона прекрасно обниму.       — Поцеловать.       — Гм. Уже интереснее.       — И сказать, что я вам нужна.       — Хочется быть нужной?       — Нужной вам.       — Зачем?       Она чутьем понимает, что в коротком слове прячется огромный ком сомнений. Он скоро умрет, он старше, она — молода, а молодость переменчива. Он говорил, что рано или поздно она вернется в квиддич, потому что внутри нее огоньки беспокойства, и они дадут о себе знать.       — Потому что я не боюсь.       Ответ, видимо, удовлетворяет его: медленно, очень медленно, Снейп ставит ступни на дорожку, одну за другой, потом, опираясь на подлокотники, горбится и пытается выпрямиться.       Джинни обнимает его и прижимается к его груди.       — Вы можете опираться на меня, сэр.       — А вы выше, чем я предполагал.       Снейп слегка отстраняется и принимается изучать ее тело и ее лицо, его внимательные пальцы не пропускают ничего, но не позволяют себе лишнего. Джинни надоедает ждать: она нетерпеливо тянется к его тонким, часто сжатым губам, и беззастенчиво целует.       С того полудня она заставляет его выбираться из кокона коляски и ходить рядом с ней по саду, пусть ему и удается сделать не больше двадцати или тридцати шагов.       — Предположим, что я бы не умер, и тем самым разрушил все ваши планы на освобождение от инвалида. Что бы вы стали делать?       Они сидят на скамейке.       — Пригласила бы вас на матч по квиддичу.       — А! Так вы уже начали разгораться изнутри.       — Благодаря вам, сэр. Вы встали с коляски — разве я могу продолжать игнорировать жизнь?       Но спустя неделю этих счастливых прогулок, во время которых они все больше узнают друг о друге с помощью игры, Джинни находит в саду только старичка-целителя.       — К сожалению, яд захватывает его организм. Ваш друг сегодня очень плох. Ему резко стало нехорошо, он упал и не смог подняться. Наотрез отказывается пускать вас в палату.       Джинни закусывает губу. Решительно произносит:       — Пойдемте.       Снейп неподвижно лежит в постели, и его болезненно-желтоватая кожа неприятно контрастирует с белоснежным больничным бельем.       — Никто не уважает мои желания. Я просил не пускать сюда мисс незнакомку.       — Не будьте эгоистичны, сэр. Хотите, чтобы я переживала? Что случилось?       — Плющ. Из-за проклятой слепоты я принял слишком маленькую дозу.       Джинни недоверчиво произносит:       — Вы что, собирались убить себя?       — Можно и так сказать.       — Я вам не верю, сэр.       — Ваше право.       Джинни потирает переносицу. Он страшно упрям!       Снейп первым прерывает повисшее молчание.       — Вам, конечно, говорили, что я долго не протяну. И я сам, и Смит. Чудес не бывает.       — Вы клоните к тому, сэр, что это наша последняя встреча?       — Я бы предпочел, чтобы вы запомнили меня другим. Не беспомощным овощем тошнотворного желтого цвета. Идите. У вас все получится. Вы дали мне надежду, как те полевые сестры, и этого достаточно. Смит о них много знает, его отец был на войне. Жужжит мне над ухом как муха.       Джинни выходит из палаты оглушенная и несколько минут сидит на стуле в широком коридоре.       Еще утром она знала, что делает. Сейчас же она растеряна и не представляет, куда идти. И как справиться с тем чувством, что живет внутри нее.       Гарри отдалился от нее, стал чужим. Гермиона с Роном заняты друг другом. Друзья ищут себя после потерь.       У нее же появился Снейп — называть по имени она не решается — и его так быстро отняли.       Вот и все.       И лишь спустя неделю, проснувшись посреди ночи в холодном и липком поту, Джинни вдруг ощущает удар тока. Будто ее пронизывает молния — с головы до ног.       "Тошнотворного желтого цвета" — так ведь он сказал?       Откуда он знал про цвет?       Возможно, ему сказал старичок Смит. Или...?       Едва рассветает, Джинни наспех одевается и трансгрессирует к дверям больницы. Рабочий день только начался, и ей приходится проталкиваться к входу вместе с посетителями, потенциальными пациентами и целителями.       Смит снимает очки в леопардовой оправе и кладет руки на пухловатый живот, поигрывая пальцами.       — Нет в больнице вашего Снейпа, мисс Уизли.       Джинни на всякий случай опирается ладонью о стол. Сердце у нее прыгает вверх и вниз.       — То есть? Он... Он умер?       — Исчез. А вместе с ним из отдела лекарств исчезли несколько крайне ценных ингредиентов. Очевидно, плющ действительно оказался весьма ядовит. Предположим, он отправился умирать домой. Но честно говоря, согласно словам мракоборцев, его дом в Паучьем тупике до сих пор пуст.       Джинни возвращается домой с полном смятении.       На столе, у раскрытого окна, лежит неприметный серый конверт.       Джинни поеживается от прохладного воздуха и неспешно распечатывает его, сперва осмотрев: ни адреса, ни печати. Осторожно вскрыв его, она обнаруживает внутри засохший цветов алой розы и короткую записку. Мелкий ровный почерк насмешливо сообщает:       "Если мисс незнакомка придет в магазин "Флориш и Блоттс" завтра вечером около восьми, она может задать еще один, последний вопрос".