Свидание вслепую

Руки покалывало и сводило от тепла, с подошв после старательного топанья отпадали фигурные кусочки спрессованного снега – а общим знаменателем могла бы стать фраза из школьных сочинений: «усталые, но довольные, они вернулись домой». После прогулки вся рождественская снедь показалась особенно вкусной, а ещё практичная Евгения Ивановна с удовольствием отметила: - Вот, а главное, что своими руками, с любовью сготовленное – не то, что эта туристическая обдираловка в «Старом Котлине». Иван Иваныч согласно покивал, с аппетитом жуя карпа, начинённого гречкой с грибами. Хотя, вообще-то, он был и в «Старый Котлин» не отказался сходить и приговорить там порцию фасолевого супа, подаваемого в хлебной буханке, но сейчас Иванычу было приятно, что жена отдаёт должное его кулинарному мастерству. После обеда они уселись досматривать «про Сонечку и ментов», как окрестила сериал Евгения Ивановна. Кстати, обнаружились там и другие любопытные сходства: так, одного полицейского Францевы сразу же переименовали в Родионыча и дико расстроились, когда он погиб на задании в последней серии. А ещё вчера, при просмотре первой, Иван Иваныч расхохотался: - Ты смотри, вылитый Брежнев! В виду имелся не советский генсек Леонид Ильич, а приятель семьи Иван Сергеич. Он жил в дачном посёлке и издавна присматривал за домом Францевых в их отсутствие, зимой убирал снег с крыши и следил, чтоб не влез кто-нибудь залётный. Иван Сергеич Брежнев был примером того, как лихие девяностые проехались по человеку – благо что не раздавили. Он работал в школе учителем истории, но в один далеко не прекрасный день попал под сокращение. Нового места найти так и не удавалось, а репетиторство приносило более чем скромный доход. С тех пор кем только не довелось трудиться: то разнорабочим, то дворником, то сторожем, то сиделкой у каких-нибудь пенсионеров. Вот на почве последнего и состоялось сближение Ивана Сергеича с семейством Францевых. Тогда и у них наступили чёрные дни: произошла та самая скандальная история, когда Ивана Иваныча «ушли» с поста ректора военно-морской академии, а сам он от потрясения и нескончаемого давления свалился с инфарктом. А когда Иваныча уже выписали из больницы, радоваться было рано. Он ужасно переживал, что он неудачник и обуза, и тяготился помощью от супруги и племянницы – тогда как помощь-то была по- необходима: восстанавливался пожилой капитан медленно и со скрипом. Одним словом, атмосфера дома царила гнетущая. И вот однажды Иван Иваныч краем уха – расслышал же, что не надо! – уловил, что Евгения Ивановна планирует «договориться с человеком», потому что её он дичится, да и она не может быть с ним двадцать четыре на семь. Он возмутился: - Ты что, сиделку мне собралась нанимать?! Да я щас солнышко на турнике сделаю! - Тихо, Вань, не шурши! – цыкнула на него Евгения. – Чего ты сразу в штыки? И не сиделку, а компаньона – ты ведь не против общества Ивана Сергеича? Францев, обычно упрямый, как баран, сразу же расслабился. Да и супруга тоже. А ход был верный – никого другого Иваныч бы точно терпеть рядом не стал. А тут человек свой, знакомый, да ещё приятный и интеллигентный – которому к тому же как раз и представится случай тоже подсобить. Францевы были в курсе непростой биографии Ивана Сергеича. Правда, самому ему было не слишком приятно вспоминать о том, как он оказался в маргинальном статусе, поэтому Брежнев до последнего не признавался, что так-то изначально он сам преподаватель и пишет книги. Притом в одном, среди прочего, у них с Иванычем обнаруживалось сходство: по своей природной скромности и даже некоторой стеснительности Брежнев отказывался от любой помощи. Правда, когда Францев уже поправился, Евгении Ивановне удалось всё-таки в качестве благодарности пропихнуть одну из книг Ивана Сергеича в самиздат. ...И вот, какое открытие – увидеть на экране те же тёмные чуть грустноватые глаза, чернющие густые брови и седую гриву – и притом киношный двойник Сергеича по сюжету вожак местной ирландской ОПГ!.. В общем, сериал зашёл на ура, оставалось лишь посетовать, что нет пока второго сезона. Иван Иваныч предложил поискать ещё какую-нибудь годноту для просмотра, но Евгения Ивановна не была бы собой, если б не произнесла мечтательным тоном: - Слушай, а интересно, как теперь в Острове фортов? - Холодно и снежно, - усмехнулся Иваныч. - Ну, это само собой! Вообще, он понял, куда жена клонит – ей всё-таки не улыбалось вечер проторчать дома. Иваныч прикинул и понял, что ему самому любопытно, каково сейчас в самом известном парке Кронштадта. Им с женой уже доводилось там бывать – но то летом, в сезон навигации, когда они прибывали сюда на «Метеоре» и высаживались на пристани у форта «Цитадель». Иногда зимой парки, обычно зелёные, наполненные солнечным светом и птичьими голосами, выглядят грустно и серо – словно впадают в спячку. Но навряд ли это можно сказать о таком масштабном и затейливом музейном пространстве под открытым небом, да ещё в пору праздников! Короче, отнекиваться Иван Иваныч не стал – и вот уже через полчаса они сидели в такси. Парк встретил сказочной иллюминацией и многолюдьем – не только им идея провести здесь рождественский вечер показалась хорошей и не только им, чете полярников, мороз был нипочём. Францевы по традиции направились к Аллее героев, где выстроились двумя рядами, нынче нарядно подсвеченные, концептуальные памятники русским мореплавателям: Петру Первому в виде огромного штурвала, адмиралу Кузнецову – в виде винта, Беллинсгаузену и Лазареву – естественно, в виде ледяных глыб, на фоне которых стоял якорь, а рядом пингвин. Деревья были оплетены гирляндами, возвышалась вдалеке огромная ёлка, вокруг неё кишела детвора и прохаживались взрослые – а другие дети с радостным визгом носились с горок на ватрушках. Там и сям призывно светились тёплыми огоньками киоски с горячим кофе и глинтвейном. Где-то была установлена сцена, и оттуда доносились задорные ритмы. Музыка раздавалась и из другого места – с открытого катка. Туда и обратился любопытный взор Ивана Иваныча. - А что, если и нам прокатиться, а, Женик? – предложил он. Евгения Ивановна на пару секунд зависла и протянула: - Ну, даже не знаю... Она решалась, прислушиваясь к настроению. Хотя предложение мужа нельзя было назвать таким уж неожиданным. Вообще-то, с коньками супруги Францевы были на «ты», особенно Иваныч. Порой его было за уши не вытащить с катка на Севкабеле, причём он там не просто тихонечко, чинно разъезжал для моциона, держась у бортика – гонял будь здоров. К тому же, при всей мягкости натуры трусом Ивана Иваныча уж точно было не назвать, и поэтому он – в стопроцентном соответствии со словами известной песни – играл в хоккей. Францев не считал своё увлечение неподобающим или странным, а если кто-то намекал, что в его возрасте выходить на лёд с клюшкой уже неуместно и небезопасно, спорил, что всё это предрассудки. И вообще, «что за эйджизм» - хотя Иваныч и правда был самым старшим игроком двух любительских команд Арктического факультета. Однако, во-первых, он был достойным капитаном и автором эффективных ледовых стратегий и тактик. Ну, а во-вторых, мог и молодёжи дать повод себя опасаться: излюбленным его трюком было незаметно подкрасться откуда-то из мёртвой зоны и с разгону впечатать соперника в борт. Конечно, этот приём со временем все раскусили, но одного взгляда на Ивана Иваныча хватало для того, чтобы помножить массу на скорость и постараться благоразумно убраться у него с пути – так что теперь за ним следили в оба. И он придумал кое-что посложнее: «проводку судов» прямиком к воротам противника; надо было лишь пристроиться к нему в кильватер и не терять времени – и шайбы – даром. В общем, баталии порой кипели нешуточные. Евгения Ивановна только и названивала мужу каждый раз с очередным увещеванием, чтоб он не таскался разгорячённым и потным по общественному транспорту, а дул на такси прямиком домой. - Ну так что? – спросил Иваныч. Отзвучала уже одна мелодия, начиналась следующая. - А давай! – согласилась Евгения. К счастью, коньки подходящего размера нашлись без проблем и сидели на удивление удобно. Францевы вышли на лёд и заскользили, делая первый круг, затем второй. Каток был вполне прилично залит и даже не особенно поцарапан, видимо, постоянно подновлялся – одно удовольствие. Из динамиков после современной композиции полился вальс Свиридова «Метель», и Иванычи азартно переглянулись. Никакими тройными тулупами и акселями они, понятное дело, не владели, но вполне могли похвастаться плавными, чёткими перебежками, которые с удовольствием отрабатывали вместе не один сезон. Возникло ощущение, что народ начал немного рассасываться, но тут супруги сообразили: на них любопытно, доброжелательно смотрят – и уважительно уступают дорогу. Что ж!.. Мимолётно поглядывая по сторонам с тенью улыбки на лице, они неслись, как две чайки. Евгения Ивановна не удержалась – сделала выпад, потом циркуль, и казалась при этом лёгкой-лёгкой – а Иван Иваныч кружил рядом и любовался ею. Они и не заметили, как подошёл к концу положенный час. Уже сидя на скамье и снимая коньки, оба чувствовали, как ноги и всё тело гудят от приятной, искристой истомы, в которой загадочным образом смешивались усталость и бодрость. Взяв по большому стакану какао в ближайшем киоске, Иванычи побрели по подсвеченной гирляндами тропинке к заливу. Сейчас его поверхность напоминала огромное заснеженное поле, синее в вечерней тьме. Евгения Ивановна обернулась влево и заметила: - О, да ведь это наше место. К заливу были обращены несколько огромных скамей, больше напоминающих деревянные диваны. На одной из них летом Иванычи отдыхали, любуясь игрой бликов на воде и греясь на солнышке. - Присядем? Идея ничуть не показалась странной – в конце концов, ради символического жеста необязательно долго сидеть и мёрзнуть. Иван Иваныч смёл снег, и они с Евгенией Ивановной присоседились рядышком, вольготно откинувшись на высокую спинку и оглядываясь по сторонам. Чувство было необычное и забавное. - Ого, гляди, а что это там в небе? Вон там, правее. Иваныч пригляделся. - Определённо, северное сияние, – с удовольствием констатировал он. - А не просто световое загрязнение? – осторожно уточнила Евгения. Она выражалась в обычной своей скептической манере, но на самом деле словно опасалась спугнуть чудо. - Над Бычьим полем? Шутишь, там нет столько объектов, один аэродром. Да ещё чтоб такого зелёного оттенка и чтоб двигалось? Присмотрись. Так что да, неяркое, но это оно, - подытожил Иваныч. Евгения Ивановна улыбнулась: она была полностью довольна объяснением. - А другие заметили, как думаешь? – тихо спросила она. - Наверное, кто-то да заметил, кто-то, может, и заснять пытался. Вообще, многое можно заметить и почувствовать, если смотреть не только под ноги. - Или если иногда вообще не смотреть и довериться другому? – подмигнула Евгения. - Именно, - расплылся в улыбке Иваныч. Напоследок они сфотографировались у статуи нерпы со смешными проволочными усами, ещё немного прошлись и отправились домой, опять же, на такси. Можно было сказать, что вечер прошёл на ура, но словно не хватало некого завершающего штриха. И тут Иваныч предложил принять ванну. С учётом того, сколько они сегодня протаскались по морозу, идея звучала неплохо, хотя Евгения сначала пожала плечами: - Да можно и просто горячий душ, зачем обязательно ванну? - Но она же тут для чего-то есть, ещё и с пузыриками. Почему б не воспользоваться всеми здешними удобствами? Он подчеркнул слово «всеми», и Ивановна усмехнулась: понятно стало, что муж хочет, что называется, отдохнуть на все деньги. Что ж, будучи женщиной практичной, она не могла не разделять такого подхода. - Ну так что, я набираю воду? – заговорщицким тоном переспросил Иваныч. При этом глаза у него горели таким огоньком, что Евгения Ивановна обо всём догадалась и хихикнула: муж явно был настроен на «хулиганство» и усиленно намекал, что хотел бы поплескаться вместе. Обычно инициатором близости и разных романтических затей выступала она сама. Иван Иваныч, по негласным правилам игры, делал вид, что жутко смущается, тем ещё больше раззадоривая супругу – мягкому, но решительному натиску которой неизменно уступал. А тут – вишь ты, сам сделал первый шаг! Евгения Ивановна была заинтригована и лишь шутливо проворчала: - Только не говори, что у тебя тут ещё и лепестки роз припасены! - Как ты вычислила? – демонстративно удивился Иваныч. Смех смехом, а он действительно заготовил лепестки – оказалось, они стояли и ждали своего часа в холодильнике, в коробке из-под торта. - Ну, Ваня, ну, затейник! Евгения Ивановна с приятным удивлением ощутила, что сердце забилось чаще, а щёки вспыхнули тёплым румянцем. Улыбаясь во весь рот, Иваныч чуть ли не радостной трусцой припустил в ванную и через плечо бросил: - Только ты не входи раньше времени! Через некоторое время Евгения Ивановна, завёрнутая в полотенце, кокетливо постучала в дверь: - Ну что? - Погоди, погоди немного, - раздался крайне сосредоточенный голос Иваныча. Евгения Ивановна покорно отошла от двери. Через пару минут переспросила, ещё больше заинтригованная: - Ну, а теперь можно? - Да подожди ты! «Что он там делает?» - Вань!.. – умоляюще протянула она. - Ну всё, можно, - наконец прозвучало с той стороны. Евгения Ивановна вошла и ахнула: - Ой, батюшки-светы!.. Свет был погашен. На безопасном расстоянии, на стиральной машинке, стояла настольная лампа, разливая таинственное мерцание, которое смешивалось с огоньками многочисленных свечей. Вода, бурлящая в ванне, была глубокого сиреневого оттенка, а на поверхности кружились и ныряли, словно рыбки, лепестки ярко-розовых роз. Иван Иваныч сидел, вальяжно прислонившись к бортику и раскинув руки, а на физиономии его было написано самодовольное блаженство римского патриция в терме. - Ну давай, заныривай! Евгения Ивановна заколебалась на пару секунд, но всё-таки скинула полотенце и присоединилась к мужу. Вода оказалась ни «летней», ни кипятком, а как раз нужной температуры. Ивановна устроилась рядышком и игриво осведомилась: - Ты как положено, без плавок? - Не вздумай проверять, - буркнул Иваныч, видя, как Евгения опускает руку под воду. Но она лишь погладила его по бедру и коленке и с лёгким смешком произнесла: - Ой, да ладно тебе, я ж аккуратненько, если что. Да и вообще, Вань, чё ты как неродной? Она придвинулась и обняла его, чмокнув в щёку – Иваныч ответил тем же, а затем, также опустив руку под воду, погладил грудь жены. - Правильно, смелей, Ванечка, - проворковала та и прижалась теснее. Было приятно сидеть вот так вместе посреди бурления джакузи, осмеливаясь на мимолётные и не очень касания под водой со смешками и озорными улыбками, взглядами и проносящимися изредка мыслями: а будет ли продолжение? А что, оно ведь порой случалось... Впрочем, об этом не очень-то и думалось. Ведь главное – процесс и погружение в момент. Именно поэтому Евгения Ивановна в который раз уже глубоко вздохнула и проговорила: - Да, Ванечка, не перестаёшь удивлять. Такого Рождества у нас ещё никогда не было. - Не было, - довольно промурлыкал Иван Иваныч. - Спасибо тебе за твой подарок. - А тебе – за твой. - Значит, мы сделали всё, как следует? – рассмеялась Евгения. - По-моему, просто идеально. - Согласна! И они поцеловались – мягко и неспешно, с наслаждением осознавая, что им будет, что вспомнить.