Свидание вслепую

Назавтра погода установилась по классике: «мороз и солнце, день чудесный». - Ещё ты дремлешь, друг прелестный? Пора, красавица, проснись! - пропел Иван Иваныч, ставя на тумбочку у кровати душистый чай с чабрецом, и продолжал декламировать: - Открой сомкнуты негой взоры, навстречу северной Авроры звездою Севера явись!.. Он произнёс последнее слово повышенным тоном, как шуточное заклинание наподобие «крибле-крабле-бумс» на детском утреннике. Евгения Ивановна, пока не открывая глаз, с довольной усмешкой зашевелилась, уютно поёрзала в постели, утыкаясь в подушку и вдыхая сладковато-мятный аромат белья. Вот как, при всей банальности приятно – она «звезда Севера». Хотя настоящей звездой был Францев, по справедливости – не хуже папанинцев. А Иваныч про свою Женичку вечно трындел коллегам, они даже добродушно посмеивались такой восторженности. А она предпринимала контратаки и везде трындела про Иваныча и готова была бить себя пяткой в грудь, доказывая, какой её муж герой Росатомфлота. А весь этот сор в виде опрокинутых ёлок или застревания в лесных сугробах пусть в избе и остаётся. В Карском или в Чукотском море не застревал? Ледокол от ядерной катастрофы спас вместе с Крозенко? Медведя красным знаменем отгонял? Любимцем экипажа был? Ну и ладушки. Ай, что тут рассуждать! Вот уж её милый старенький лапочка... - Ой, Ванюша, избалуешь меня. - Уже успел, вообще-то, за столько лет. Чаёк пей с конфетой и поднимайся на побудку, там тебя «яешня» ждёт, - проворчал Иваныч, ввернув белорусское словечко – одно из тех, которых он поднабрался от Крозенко. Завтрак сегодня был по всем правилам скоромный, в некоем русско-английском стиле: яичница с ветчиной, жареные грибы и помидоры, колбаски, фасоль, сладкий пирог. И Евгения Ивановна догадывалась, к чему такая основательность: наверняка Иван Иваныч задумал долгую прогулку. Поэтому она прямо так и спросила: - Ну что, куда пойдём? - А здесь, куда ни пойди, везде хорошо. Иваныч был прав. Кронштадт был особым маленьким мирком со своим лицом, где всё носило отпечаток старины и особенного обаяния военного городка: закрытый статус он утратил только в девяностые. Евгения Ивановна глянула на градусник за окном и поцокала языком: - Однако же!.. Температура за ночь опустилась до минус семнадцати. - Это значит одно – надо идти бодрым шагом, - с неизменным оптимизмом заявил Иваныч, - а ещё ветра нету – это шикарно. И вообще, мы с тобой полярники или как? Как следует одевшись и ощущая внутри приятное тепло от сытного «топлива», Францевы вышли из дому и, не мудрствуя лукаво, направились куда глаза глядят – а глядели они в сторону Овражного парка. В тени домов и деревьев лежали глубокие голубые тени, а на свету снег едва различимо золотился и переливался мириадами ярких искр. Внимание Евгении Ивановны привлекло огромное необычное дерево, и она припомнила то, что когда-то читала: - А не этот ли дуб посадил адмирал Макаров? - Этот самый! - Вот, и я кое-что да помню! - Скажешь тоже, «кое-что», ты ведь знаменитый трэвел-блогер, так что я не удивлён. Дуб, обнесённый ажурной оградкой, выглядел величественно, весь покрытый попоной из снега, нападавшего ночью. Было в нём самом что-то морское: ствол низко от земли разветвлялся на шесть частей, так что дерево напоминало спрута, ныряющего в толщу вод. Справа по курсу виднелся доковый бассейн, нынче обледеневший. Место казалось заброшенным, и в этом тоже читалось чисто кронштадтское обаяние – известно было, что здесь даже в самом центре, вблизи Якорной площади, есть уголки, где создаётся ощущение запущенности, уединения и тайны. Потом Иванычи пошли в Летний сад, который сейчас был сплошь засыпан снегом, так что название звучало слегка иронично. Там возле входа они увидели чёрный памятник со старорежимными буквами и кормой корабля с надписью «Азов». - Интересно, - проговорила Евгения Ивановна и присмотрелась. Она прочитала: «Въ память человѣколюбиваго подвига А. Домашенка 9го Сентября 1827 года. при берегахъ Сициліи». - Хм! Любопытно, а что за Домашенко? Евгения Ивановна знала, кажется, всех морских героев, а этого не припоминала. - Помнишь первую серию «Террора»? Как не помнить! Говоря современным языком, в этом фандоме сидела большая часть их морской компании отставников и ныне служащих, преподов и курсантов. А всё с лёгкой руки Фёдора Родионыча, притащившего летом книгу Симмонса, которым потом зачитывалась половина дачного посёлка. Первым прочёл он сам, ужаснулся и под вдохновением от крафтового самогона, распиваемого с закадычным дружбаном Фомой Блинковым, накатал автору в фейсбуке гневную простыню насчёт искажения исторических фактов и неуважения к персонажам. Писатель отвечать не стал и просто заблокировал горе-правдоискателя – чем Крозенко потом гордился: ну надо же, сам Симмонс его персонально забанил! Но тогда у него ещё долго полыхало, и Родионыч развонялся в общем чате – тем самым подняв волну локальной популярности злополучного «Террора». А там народ и до сериала добрался и принялся азартно обсуждать, кто на какого персонажа похож. В общем, объяснять Евгении Ивановне было не нужно, и она подтвердила: - Конечно, помню! - Так вот, на «Азове» тоже матрос с рея упал, совсем как Билли Оррен – ну, вот мичман Александр Домашенко и кинулся в воду, так же, как Коллинз порывался сделать. Пловец он был хороший, до утопающего добрался и поддерживал его на плаву. Корабль тут же лёг в дрейф, спустили шлюпку, но погода была штормовая, так что несчастных моряков отнесло от корабля, и товарищи до них так и не добрались – и оба пошли ко дну. - Мда, - покачала головой Евгения Ивановна, - совсем как резюме той песни в «Формуле любви»: «Короче, все умерли». - Слабое утешение, но император Николай приказал выплачивать матери погибшего пожизненную пенсию. А моряки собрали деньги, и на них и сделали этот памятник. Он тут один из старейших. - Во как. Уж чем-чем Иваныч отличался, так это исключительной памятью, так что его всегда было интересно послушать – постоянно узнаешь что-то новое. Францевы перешли по мостику Обводной канал, прямоугольником опоясывающий центральные кварталы, и зашагали по улице Петровской. Вскоре показалось здание Машинной школы Балтийского флота - там когда-то обучались кочегары, водолазы и матросы. Почему-то раньше Иванычи до него не доходили, и теперь Евгения Ивановна обязательно захотела сфотографироваться на фоне. А посмотреть было на что: пусть и лаконичный, но яркий модерн – овальное переплётчатое окно зелёного стекла во всю стену, маскароны с неописуемыми выражениями лиц. - Эх, вот бы забраться внутрь, – мечтательно произнесла Евгения Ивановна. - Ну, вряд ли нам это удастся. И правда, по забору грозно вилась колючая проволока. - Но я же видела фотки цехов у кого-то в блоге! - Неугомонная моя! Не думаю, что лезть туда в принципе хорошая идея, а уж нам-то тем более, – проворчал Иван Иваныч. - Эх, Ваня, в тебе пропал дух авантюризма, - подколола Евгения. - Во-первых, я никогда не лазил в окна к любимым женщинам, во-вторых, теперь я уже туда точно не пролезу, а в-третьих, это прерогатива Фёдора Родионыча, - парировал Иваныч. Супруга фыркнула: конечно, он намекнул на легендарный случай, когда охранники не пустили Крозенко в академию, а он, разозлённый, оскорблённый и с большого бодуна, забрался в аудиторию на втором этаже по водосточной трубе. Иванычи направились дальше и, петляя улочками, вышли к Музею подводной археологии – стройному золотисто-белому зданию с колоннами. - Этак мы скоро до городского пляжа дойдём! - Мда, не думаю, что сейчас сезон и нам туда надо, – скептически усмехнулась теперь уже Евгения Ивановна. - Ну, а кто ж тебя знает, ты ж «та сумасшедшая бабка-моржиха из пятьдесят шестой»! – хрюкнул Иваныч. – Эти ваши с Соней дворовые тренировки в минус в одних майках – это нечто... - Чего?! А ну подробней насчёт «бабки»! Францев понял, что хватил лишку и осёкся. - Так! Я так понимаю, это цитата? – грозно вопросила Евгения. – И кто же автор сего высказывания? Ясно было, что она не отцепится, но Иваныч неуклюже забубнил: - Блин, вообще-то некрасиво разносить сплетни, да ещё такие... - Нет уж, сказал А, говори Б!.. - Ладно. Это соседка с пятого брякнула. - Баландина? - Ну, она. Иваныч съёжился, предвкушая возмущение благоверной, но та лишь насмешливо фыркнула: - Тьфу ты! Сама она бабка – даром, что сорокалетняя. Ивановна мигом остыла. Не в её манере было обижаться на людей со скучной серой жизнью, которых эта самая жизнь как раз и обидела, наградив тягомотным существованием с мужем-алкашом и сыном-двоечником. Они проследовали по улице Мануильского, свернули в Лазаревский переулок и вышли к усадьбе адмирала Лазарева, увенчанной красной остроконечной башенкой и напоминающей сказочный теремок – её тоже сфотографировали и направились по Советской вдоль канала. Однако, морозец начинал уже ощущаться – всё-таки не ходьбой единой – тогда надумали поискать, где бы погреться. - Айда к Дому молодёжи, там куча заведений, - предложил Иван Иваныч. Сказано – сделано: выбор пал на заведение с греющим душу названием «Где-то лето». Внутри пахло сдобой так, что голова могла закружиться, а в меню сразу же привлекали внимание сезонные чаи. Не сговариваясь, решили взять облепиховый – и залюбовались тем, как он оранжево, солнечно светится в чайнике. - Ну, за противоцинготные мероприятия! – провозгласил Иван Иваныч и чокнулся с Евгенией Ивановной высокой чашкой. Смакуя терпкий, по-настоящему летний вкус, стали прикидывать, куда б ещё сходить да что посмотреть. В окрестностях располагались Музей истории Кронштадта и Дом маяков. Но к этим предложениям Евгения Ивановна отнеслась без явного энтузиазма, тем более, заметила, что, скорее всего, музеи сегодня закрыты. - Ай, давай просто по улицам побродим, - сказала она. Иваныч не возражал, сам же говорил, что здесь везде своё очарование. И они двинулись по направлению к крепости через дворы. В конце концов, и тут можно было увидеть много чего своеобразного, пусть даже не вычурные арт-объекты или граффити, а просто какие-нибудь старые обшарпанные дома – их облик ведь неотделим от образа и духа Кронштадта. Вот на одно из таких и упал глаз у Евгении Ивановны. Верней, сначала она увидела высокие чёрные ворота с затейливой ковкой и немедленно захотела узнать, что находится за ними – тем более что они были открыты. Ивану Иванычу оставалось лишь последовать за женой, которая с кошачьим любопытством скользнула во двор. - Вах! Да тут есть, на что посмотреть, - удовлетворённо отметила она. Такое чувство, что она обнаружила некое сокровище архитектуры – но взгляду представало крайне запущенного вида длинное четырёхэтажное здание из щербатого красного кирпича. Окна были где-то забиты досками или затянуты сеткой-рабицей, где-то зияли чёрными провалами, рамы перекосились или висели на соплях, как и двери подъездов. - Та-ак, - протянула Евгения Ивановна. Иван Иваныч понял: она, что называется, дорвалась и отговаривать её бесполезно. И всё-таки иронично проговорил: - Вообще-то, леди по заброшкам не лазают. - Покажи мне нормативный акт, где это прописано, - съязвила Евгения – и тут же направилась к ближайшему открытому подъезду. Опять же, оставалось только пойти за ней. Внутри царил густой сумрак, прорезаемый лишь белёсыми лучами дневного света из малочисленных не заколоченных окон. Под потолком змеились ржавые трубы. На полу валялись груды битого кирпича, щебня, каких-то досок – Иваныч пару раз споткнулся и пробормотал: - Не хватало ещё нос расквасить. А у нас даже фонарика нет. - А так даже атмосферней. А вообще, телефонным посвети. - Много толку... Ничего выдающегося внутри обнаружить не удалось, но приходилось признать, что бродить по внутренностям мёртвого здания, как по лабиринту, в чём-то захватывающе. В одной из комнат, где было посветлее, тянулся длинный ряд душевых кабинок, облицованных грязно-белым, там и сям отколотым кафелем. Судя по ним, Францевы предположили, что раньше здесь была казарма. - Так, надо исследовать верхние этажи, - задумчиво произнесла Евгения Ивановна. - Ты с ума сошла, коза! – воскликнул Иван Иваныч. – Это опасно. - Это – интересно! - Ничего не знаю, пошли на выход. И он, желая воздействовать личным примером и изображая решительный шаг, насколько это было возможно, стал пробираться в указанном направлении. Он не оглядывался, и уже на улице обнаружил, что жена куда-то улизнула. - Ну здрасьте-пожалуйста... Иваныч не сильно встревожился, но отправился на поиски. Пробовал позвонить, но телефон плохо ловил сеть. Тогда он оставил муторные попытки, снова вышел наружу и принялся набирать Евгению. Она сперва не ответила, но перезвонила сама. - Ну и где тебя черти носят? - Сам сейчас увидишь! – торжествующим тоном донеслось из трубки. - Да не говори загадками, ты где? - Обогни здания с торца и зайди с той стороны. - Ничего не понимаю, - проговорил Иваныч, однако повиновался. Он смотрел под ноги, чтоб не угодить в буерак или не споткнуться о какой-нибудь мусор. «Ну обошёл я здание, и что?». Иваныч снова полез за телефоном, принялся неохотно стягивать перчатки и чуть не подпрыгнул, когда совсем рядом громко раздалось: - Ку-ку! Ку-ку, мой мальчик! И голос доносился сверху. Иван Иваныч задрал голову и обалдел: Евгения Ивановна, победоносно уперев руки в боки, стояла на крыше котельной, рядом с уходящей в небо узкой длинной трубой. - Ну, я ж говорю - коза! – воскликнул Иваныч. - Кто обзывается, тот сам так называется, – шутливо огрызнулась Евгения. - Не, ну логично, что у козы муж козёл – но вниз-то ты как собираешься? - Да что за вопрос? Выход – там, где вход, но у меня есть идея получше. Оказалось, стоило пройти чуть дальше, и можно было увидеть, что к боковой стене котельной примыкает искусственная насыпь, сейчас укрытая снегом. Вот по ней Евгения Ивановна и спустилась, так и сияя улыбкой. Совсем как мальчишка, всласть извозившийся в грязи, подумал Иван Иваныч – правда, озвучивать сравнение не стал. Только и проворчал: - Так, Женик, не знаю, как ты, а я за то, чтобы пойти уже домой. - Хорошо, - на удивление покладисто согласилась Евгения Ивановна. Похоже, свою программу на сегодня она уже выполнила – и они с Иванычем отправились обратно на квартиру.