* * *
Через две недели, когда все уже потихоньку начинают забывать о первом происшествии, находят второй труп. Он выглядит так, будто его с нечеловеческой силой тащили полмили по лесу, ободрав при этом всё лицо до такой степени, что личность в последствии еле установили. Преступления переворачивают привычную размеренную жизнь горожан, как медведь, влезший в улей пчел. Руби одета в очень короткую юбку, а резинка чулок, как назло, так и норовит сползти вниз. Руби старается незаметно поддернуть её каждый раз, как уходит за заказом на кухню. — Тот парень, через два столика, чуть шею себе не сломал, смотря на тебя, — со смешком замечает Эмма, когда Руби ставит перед ней дымящиеся овощи и ростбиф. Руби нравится улыбка Эммы. Ее сдержанность прекрасно сочетается со строгим контуром едва тронутых помадой губ. — Где? — весело переспрашивает Руби и резко оглядывается назад, так что действительно ловит на себе мечущийся взгляд из-под кепки. — Не так резко! — Эмма смеётся. Парнишка, уличённый в разглядывании Руби, покраснев, вскакивает из-за столика и, не доев заказанный бургер, выбегает из кафе. — Стоит только надеть короткую юбку и всё — сразу миллион пошлых шуток и взглядов. Когда-нибудь настанет время, когда девушка сможет выглядеть так, как захочет, и ничего не опасаться? Эмма устало откидывается на спинку дивана и скрещивает руки на груди. — Как женщина и сознательный член гражданского общества я горячо поддерживаю твоё негодование, — серьёзно произносит она, внимательно разглядывая Руби. — Но как помощник шерифа я призываю пытаться максимально избегать разного рода провокаций, которые могут закончиться… нехорошо. — Трупом в лесу, ты хочешь сказать? — завершает Руби мысль Эммы. Та лишь передёргивает плечами и отворачивается к окну. Эмма всегда одета в джинсы и кожаную куртку, держится просто и скромно, немного по-мужски даже, и ей не понять желания быть настолько заметной. Хотя куртку Эмма носит красную. Любимого цвета Руби. Может, они не такие уж и разные?.. — Ничего не нашли, да? — сочувственно спрашивает Руби у Эммы, отмечая тяжёлые тени под глазами. — Мне очень хочется думать, что это совпадение, но, похоже, это не так, — медленно произносит Эмма, возвращаясь к почти остывшему мясу.* * *
В Сторибрук приходит весна. В воздухе разливается предчувствие любви и перемен к лучшему. Хотя… Какие могут быть перемены в Сторибруке? Только к худшему. А из маленькой речушки на окраине вылавливают ещё два разной степени свежести тела. Руби ярко подводит глаза и надевает красный берет. Перестук шпилек её туфель звонко разносит эхо полупустого переулка. Весенний ветер подхватывает какую-то жестянку, выпавшую из мусорного ведра, и она с металлическим громыханием прокатывается по улице. Затем этот звук перекрывает шелест катящихся автомобильных шин. — Девушка?.. Руби оглядывается. Всё происходит так стремительно: резко взвизгивают тормоза, стучит дверь автомобиля, мужская рука тянется к запястью, Руби отшатывается и кричит. Позже, когда потревоженный криками сонный переулок наводняется бдительными добрососедскими прохожими, нападающего уводит шериф для дачи показаний. Парень бормочет что-то невразумительное про то, что не хотел ничего плохого, что он просто собирался спросить дорогу и… Но шериф особо его не слушает, запихивая в машину. Четыре трупа — это слишком много для маленького провинциального городка. Все вокруг на взводе, как заряженное ружье. Эмма, прибывшая вместе с шерифом, покровительственно и сочувственно обнимает Руби за плечи. Запах шампуня перебивают ноты сладких духов. Руби позволяет увести себя прочь и угостить горячим шоколадом. Сторибрук — это вонючая дыра, в которой скучно, как на семейных поминках, затхло, как в склепе, и единственное, что хочется делать — это выть на луну, сиротливо заглядывающую в окно маленькой квартирки. На бледно-жёлтое ночное светило, которое рождает в душе ярость, не знающую выхода и бессильно клокочущую внутри.* * *
— Это тебе! За счёт заведения. — Руби ставит перед Эммой горячую выпечку. Персик посреди слойки аппетитно заглазирован сиропом. — Это ещё зачем? — недоверчиво спрашивает Эмма, удивленно вскинув на Руби глаза. Эмма всегда так яростно отстаивает границы своей независимости, что это почти забавно. Но больше грустно, конечно. Когда-нибудь Руби обязательно спросит у Эммы, что же такого случилось в ее жизни, что разучило ее доверять людям и подпускать их близко. Но не сегодня. — Потому что ты — мой спаситель. И ты достойна самого лучшего. А лучше выпечки бабули ничего нет в целом свете. Уж в этой дыре точно, — переходит она на доверительный шепот и добавляет уже не так вдохновенно. Эмма смеется. Руби нравится ее смех.* * *
Фары высвечивают в ночной тьме участки тошнотно-жёлтого цвета. Машины проносятся одна за другой мимо. Куда они едут, интересно? Ведь все знают: из Сторибрука нет выезда. Из него не вырваться, не сбросить с себя одуряюще-сонные оковы, не вытравить из-под век отпечатки невысоких белых оград и идеально-зелёного газона. Утопия. Топь. Болото. Всего лишь игра слов. Или клетка для загнанного животного? Волка. Руби улыбается и голосует.