* * *
— Это вода кажется такой вкусной, потому что я испытываю жажду, или потому что она от нечисти? — спросил охрипшим голосом Лукас. Он чувствовал себя грязным и замерзшим, потому, наверное, землю, которая приклеилась к его щеке, придется отдирать от кожи с кровью. — Не называй их нечистью, Лукас, им это не нравится. Ты ведь посол, — ответил на это голубоглазый с большим носом и острыми скулами, похожими на торчащие кости, парень, младше Токвиля на три года. Его темные волосы резко выделялись, контрастируя с болезненно бледной кожей. Сальвадор Руинский — тот, кого на протяжении долгих двух лет кормил пустыми обещаниями президент Вассерман, давая тому надежду занять место министра экономики Ретреасе. Сальвадор согласился-то сопровождать Лукаса отчасти потому, что двоюродный дядька, являвшийся по совместительству президентом, убедил его в том, что после возвращения эта должность будет официально принадлежать ему. Лукас мог на это лишь горько усмехаться да жалеть друга. Не видать ему бразды правления, слишком уж он самовольный для Марвина Вассермана, хоть образование чудесное, да и мотив неплохой — навести порядок в стране. Однако последнее означало что-то слишком неопределенное, что, возможно, и напрягало президента и его сторонников. Сальвадор часто говорил Лукасу, что для него имели значение лишь цифры, и если бы все было именно так, вопросов бы к нему не было со стороны власть имущих. Но на деле Руинский не собирался брать взятки и работать на и так зажравшееся сословие. — Вот именно. Я — посол. А меня отправили в логово врага с двумя единственными телохранителями, — «и тобой» хотелось добавить Лукасу, который все же воздержался от озвучивания своих мыслей. Он стал закутываться шерстяным одеялом, которое лежало на его коленях. Странная тоска овладела им. Когда Лукас съехал с Кракморского тракта и пересек границу, он оказался в Бессмертном лесу. Смени Лукас траекторию своего пути, направлялся бы в сторону памятника Мавре, прародительнице нечисти, где она якобы и была убита. Легенды гласили, что под этим памятником, глубоко под землей, где почвы раскалены до предела, похоронена нечестивая женщина. Лукасом овладели странные фантазии. Воспоминания о холоде, безмолвности и мраке казались ему такими приятными… Сальвадор встал со своего насиженного спального места. Токвиль подумал, что друг решил милостиво забрать деревянный стакан с выпитой водой из его рук, потому протянул посудину Руинскому. Сальвадор подошел со стаканом к небольшому столу на четырех тонких ножках, рядом с которым были поставлены два стула с резными спинками, а в следующую секунду, когда Лукас уже собирался прилечь на своей койке, ему на лицо была выплеснута вода. — Сальва, ты что творишь?! — крикнул он на него, убирая ладонью влагу с кожи. Его тяжелое, немного колючее, но, что самое главное, теплое одеяло стало теперь в некоторых местах неприятным на ощупь и холодным. В тот момент Лукас обратил свое внимание на каменные стены, которых до этого как бы и не замечал. Да он же тут обледенеет. Холод в лесу — одно дело, а здесь он просто страдать будет, вот и все. Среди могучих сосен и елей его словно бы охраняла сама Святая Троица, так что никакая смерть не смогла бы даже посмотреть в его сторону, но в каменных стенах, как в гробу. — Лукас, даже если тебе кажется, что здесь никого нет — знай, это лишь притворство, — шепотом начал Сальвадор, старательно произнося каждое слово, видимо, чтобы до него, как до посла Республики Ретреасе, точно дошло. — Разделившись с тобой, я примчался к самым воротам Арлекинского замка, стараясь изо всех сил устроить все так, чтобы тебе было проще взаимодействовать с вампирами. Потому отбрось это легкомыслие, пора уже взяться за голову, Лукас, — он словно бы хотел сказать что-то еще, но блеск в глазах Лукаса, вероятно, заставил его замолчать. Токвиль лишь негромко усмехнулся, сбрасывая с себя одеяло. Поправил очки, чтобы те не сползали на переносицу, при этом думая: «Если вампира не называют Генрихом Убийцей Жалких Людишек или Виктором, Пьющим Кровь Девственниц — это еще не означает, что он не будет убивать без причины «жалких людишек» и «пить кровь девственниц». — Так мы в Арлекинском замке? — уточнил Лукас, так как изначально их целью являлся именно Вечерний дворец, где ему предстояло говорить с вампирской королевой, которую здесь называли Кровавой, а в Ретреасе — Взяточницей. — Да, — ответил отвлеченный тем, что пытался уловить звуки шагов за дверью их комнаты, Сальвадор. Только теперь Лукас заметил, как его друг был напряжен. Челюсти сжаты, очень редкие моргания да обкусанные губы. — И? Сальва, мы что, в плену? На его крайние слова Сальва отреагировал недоуменным взглядом. Стал медленно моргать, а затем обратился к Лукасу: — Нужно привести тебя в более менее достойный вид, я не знаю, когда за нами явятся. Токвиль поднялся, подошел к окну, выглянул, а внизу стояли две женщины, на одежде которых были различные нашивки, значки и тому подобное, однако по-настоящему жутко выглядели серебряного цвета порезы на их правых скулах. Одна из них что-то насвистывала, а другая как раз стала поднимать голову вверх. Лукас сманеврировал вниз. Скатился по стенке, и неровный пол ужалил его задницу, как раскаленный камень. — Мне есть во что переодеться, Сальва?* * *
Лукаса и Руинского сопровождала четверка кровопийцев, из которых двое были далеки от стереотипного образа вампира, не имеющего ни единого недостатка. Впереди бесшумными, но при этом массивными шагами, которые словно бы заставляли сам пол вибрировать, ступал вампир с темно-каштановыми длинными и кудрявыми волосами, будто промокшими под ливнем, стройным телом и аристократическими чертами лица, однако обезображивала его слепота. От глаз, словно молнии, расходились по векам кривые линии, напоминающие рубцы. Если бы не эта незрячесть, вампир вполне мог сойти за главного героя больных фантазий работников Кротовой Норы, борделя в Подсолнечнике. В этом городе Лукас и родился. Помимо слепца был кровопийца с карими глазами, отливающими красным, являющийся, вероятнее всего, по человеческим меркам ровесником Руинского — не самая красивая нечисть, но превосходящая многих любовников Токвиля. Шел он позади Сальвадора и Лукаса. Своим резким дыханием вампир выдавал некоторые свои эмоции. Токвилю хотелось закрыть затылок руками, так как он буквально телом чувствовал, как кровопийца позади то ли его сожрать хотел, то ли просто хотел. По обе стороны от человеческих парней шли две вампирши. Одна из них столь непримечательная, столь невзрачная, что Лукасу казалось, будто слева от него ступала лишь тень какого-то живого существа. Девушку со стороны Сальвы не заметить было сложно. Черные, как смола, волосы до основания шеи, густая челка, высокий рост, брюки, которые в Ретреасе носили лишь женщины рабочего класса, разноцветные глаза и ожог почти на всю левую часть лица. Когда Лукас стал слишком часто на нее поглядывать, девушка слева, та, что невзрачная и неприметная, ударила его в бок. Едва ощутимо, но намек он понял. Поездка изначально была словно бессмысленной или просто в один конец, но в глазах Лукаса кое-что переменилось после пробуждения в Арлекинском замке. Переговоры состояться не с вампиром-женщиной, а с вампиром-мужчиной. Однако кто он такой, этот Раймонд Победитель? Родственник Екатерины Кровавой или просто выдающийся ее поданный? В любом случае, занимать Арлекинский замок значило для вампира, как для человека в южных землях республики иметь поместье в Ротаткиде. Учитывая, что в столице Ретреасе их всего пятьдесят и большинство из них принадлежало самым великим семьям республики — для местной знати это очень значимо. Сальвадор, идущий слева от Лукаса, запутался в собственных ногах на ровном каменном полу и упал бы, но он его подхватил, после чего слепец злорадно засмеялся, а молодой вампир позади них начал их злостно поторапливать. «Ну ничего. Я слышал, вампиры издавна придерживались полной свободы воли и выбора. Им плевать, любит ли мужчина мужчину, а женщина женщину. Так что может быть люди — и жалкие существа с кучей изъянов, но, предаваясь греху, именно несовершенства пробуждают в занимающихся прелюбодеянием страсть», — рассеяно рассуждал Лукас, чьи мысли были подхвачены неосторожностью напуганного Сальвадора. Ситуация складывалась таким образом, что Токвиль просто не мог не осознавать ее серьезность. Он стал обращаться к своим воспоминаниям, пытаясь понять, как же оказался перед входом в зал, где восседал некий Раймонд Победитель, негаданно, нежданно оказавшийся его собеседником вместо Екатерины Кровавой? «Ну что же, настал мой час триумфа или позора. Я не поверну назад, да и бежать некуда. Единственный мой шанс вернуться домой (и хоть знал бы я, что такое дом) — это не совершить ни единой ошибки в обхождении с вампирским лордом». Лукас помнил, как пытался выбраться из оков небытия, когда его подобрали в Бессмертном лесу и повезли в Арлекинский замок, он словно собственными руками, с которых сняли кожу, залезал в паутину, пытаясь понять, откуда исходил свет, и там, в редких лучах холодного солнца, ему виделись невысокие каменные шпили, стремящиеся к небу. Сейчас ему было неясно, как такой небольшой замок снаружи мог вмещать в себе зал с таким потолком. Он словно бы оказался в Загробье. Камень, камень, камень — везде только он, да и редкая темная древесина. Какой арлекин вообще мог так любить камень? Лукас с семилетнего возраста где-нибудь да обучался, однако лишь на одном из островов архипелага Возрождения, где в тайне от правительства республики действовала Цитадель Восточных земель, он по-настоящему начал познавать этот мир. Именно оттуда ему и стало известно о истории создания многих маврийских построек, например, Арлекинского замка. Якобы этому замку более полуторатысячи лет, и был он построен при Якове Первом, маврийским королем из династии Мавровых, которого прозвали Шутом. Однако на деле уже более поздние летописцы описывали Якова Маврова как вампира, который всех обвел вокруг пальца. Но Токвиль никогда не был силен в истории, даже такой занятной. Они шагали по алому ковру, и шестеренки в голове Лукаса бешено вращались. Какой же он опрометчивый кретин! Только сейчас к нему пришло осознание того, что он — посол, что означало, что на нем все это время лежала гигантская ответственность, которую он игнорировал до сего момента. Их с Сальвой подвели на расстояние в двадцать шагов от стеклянного трона, на котором возвышался светловолосый молодой вампир. Хотя сказать, что волосы у него были всего лишь светловолосыми, было бы откровенной ложью. Бесцветные, прозрачные, но при этом насыщенно белые, такие же брови и кожа. Известный факт, что почти все вампиры на два-три оттенка светлее самого светлокожего человека, но этот был словно созданным из снега. Лукас вспомнил, как его телохранитель Джесси, родом из Ворна, старинного города в пустыни Ретреасе, имея темную кожу, пошутил, предложив им обоим достать белой краски с мебельного завода и искупаться в ней, дабы вампирам было проще с ними разговаривать. Джесси был неплохим, но когда ты ни хороший, ни плохой — нечего ждать от этого мира справедливости. Прямо на глазах у Лукаса и Сальвадора волосатому старику прилетело каблуком в живот. Сам же он валялся на полу. Высокий вампир-недоросль, так называли нечистокровных кровопийц, которые совсем недавно обратились, снова ударил старика. Лукас ощутил движение рядом с собой и, сделав небольшой шаг в сторону друга, схватил того за руку. Посмотрел на него своими медовыми глазами и молча покачал головой. — Довольно, Арнольд, — приказал вампир, сидящий на троне. Он говорил на маврийском, который Токвиль практиковал одиннадцать лет назад с кочевницей-ведьмой в Приюте Обездоленных. Лукас невольно стал пялить прямо на сидящего на троне вампира. Мужская красота с самого детства бросалась ему в глаза. Иногда бывало такое, что в человеческом парне были красивы губы и нос, но линия подбородка была никудышной, и глаза были слишком глубоко посажены или наоборот. Бывало еще, что тело было в хорошей форме, но на лицо и взглянуть было противно. Это не означало, что Лукас был одержим внешней красотой, просто у него были свои предпочтения. Но сводилось в тот миг все к тому, что он чуть ли не с открытым ртом взирал на Раймонда Победителя. Однако очарование вампиром перекрывал старик, выглядящий невинным в его глазах. — Собачье отродье, на меня смотри. Раз тебе хватило наглости вернуться с никчемными остатками своей стаи и вновь совершать нападения на поданных Екатерины Кровавой, веди себя соответственно, — в нем и правда было идеально все. Если голос Лукаса был спокойным и мелодичным, но при этом с заметной хрипотцой, которая появилась у него после побега в тринадцать лет вместе с Сальвой в Приют Обездоленных, или как его еще называли в простонародье — Морской городок, — то голос вампира на троне был чистейшим, немного грубоватым, но ни сглатывание слюны, ни случайный кашель — ничего не выдавало в нем человечность. «Вот именно, Лукас. В нем нет ничего человеческого. Я — идиот, вот и все. Что я вообще собирался делать? Заняться с ним блядством? Но он — чертова нечисть, а я — один из слабейших, в физиологическом плане, разумных существ в этом мире. Откуда мне знать вообще, что у вампиров то же представление о сексе, что и у меня?» — Чтоб ты сдох, кровосос вонючий! — выкрикнул старик, поднявший свои глаза; названный раннее Арнольд снова замахнулся ногой, но в тот миг и сам Лукас ощутил, как с поднятием руки Раймонда Победителя движения у присутствующих стали более скованными. Он жестом что-то поручил Арнольду, и тот, поставив старика на ноги, поволок его из зала. У Лукаса засосало под ложечкой. Сальву, стоящего рядом, трясло. Если вампиры избивали другую нечисть, то что будет с ними? — Мой лорд, как Вы и просили, перед Вами Лукас Токвиль и Сальвадор Руинский из столицы Республики Ретреасе, — прощебетала девчонка с разноцветными глазами, что их сопровождала, вышедшая вперед и преклонившая колено. Давно Лукас такого не видел, если вообще когда-нибудь с таким и сталкивался. Но ему показалось забавным то, что президент Вассерман строил из себя вовсе не единоличного правителя, когда на деле таковым и являлся, в то время как нечисть открыто признавала эти монархические проявления в своих авторитетах. — Говорите, госпожа Брик, — у Раймонда Победителя до того момента одна нога была закинута на другую, но когда названная дама начала докладывать, он переменил позу, подогнув под себя нижнюю конечность, и небрежно запустил руку в волосы. У него был тот взгляд, который часто называли усталым, но на деле, скорее, являлся презирающим. Этим самым взором он словно мог разглядеть с такого немалого расстояния трещины на губах Лукаса, его запутанные рыжие кудри и несколько дрожащие колени. Сальвадор рядом с Токвилем должен был испытывать особый вид стресса, ведь еле-еле понимал, о чем здесь вели разговоры. Оба ретреасцев с самого детства проявляли способности именно к гуманитарным наукам, но после смерти Фемиды, сестры Лукаса, и побега в Морской городок они обрели узконаправленность своих интересов. Руинский ушел в цифры и историю, а Токвиль в литературу и языки. — Людишки из Кракмора взбунтовались и забили до смерти телохранителей посла Ретреасе, эти двое… — Госпожа Брик, при всем моем уважении, но я уже это слышал. Возможно, сам Сальвадор Руинский объявился у стен моей обители и заявил, что я обязан принять посла республики у себя. Лукас поправил очки, не позволяя себе с ошарашенным выражением на лице обратиться к Сальве. Тот словно к полу прирос. «А я-то думал, Раймонд Победитель сам пригласил к себе Сальвадора. Мне и в голову не приходило, что мой друг способен на такую дерзость и самоотверженность, что самое главное… Но ему, в отличие от меня, по-настоящему плохо после произошедшего с Джесси и Майклом. Он — истинный патриот, и его волнует судьба граждан Ретреасе», — пока Лукас нервно придумывал возможные варианты выхода из ситуации, Раймонд Победитель словно читал его мысли, усмехнувшись ровно в тот момент, когда его внутренний голос замолк. — Я говорю от имени президента Вассермана, — вообще-то нет, но таким образом он будто добавлял себе авторитета. — В последнее время участились набеги на поселение рядом с химическим заводом. Я прибыл сюда, чтобы выяснить причины этого, — «и устранить их, но вампирскому лорду лучше не знать, какие именно настроения в республике». Тишина повисла совсем ненадолго, ровно до того момента, пока какому-то вампиру, из огражденной невысоким заборчиком зоне слушателей заседаний действующего владыки Арлекинского Замка, не пришло на ум выкрикнуть: — Раймонд, отдай рыженького мне, да и дело с концом. Клянусь тебе могилой Мавры, мой господин, что будешь слышать даже в подземельях замка его крики. — Прошу прощения, мой господин, но что это за чушь? Что несет этот людишка? — возмущенно обратился к Раймонду Победителю тот, про которого Лукас думал: сожрать он его хотел или просто хотел. Ответить на этот вопрос оказалось куда проще. — Не заткнуться ли тебе, отродье полукровное? — в язвительном тоне бросила ему вампирша из зоны слушателей, сидячая вместе с тем очищенным, который возжелал его. Во время небольшой перебранки сам Раймонд Победитель едва заметно улыбался уголками губ. Еще до того, как он начал говорить, все словно уже знали, что сейчас будет звучать именно его голос: — Похоже, ты и сам не знаешь, о чем говоришь. Может, мне и в правду пустить тебя по кругу? — Если Вам так угодно, я не прочь поразвлечься этой ночью, однако моей основной целью являлось обсуждение проблемы, связанной с… — Ты меня, видимо, не понял, — Раймонд чуть-чуть поддался вперед. — Тебя будут насиловать до тех пор, пока ты попросту не издохнешь от боли. Так почему же ты продолжаешь мне говорить о том, чего бы не было, отнесись люди к маврийской природе уважительнее? «Ни черта не понимаю», — по недоумевающему лицу Лукаса, должно быть, его мысли мог прочесть любой смертный, не говоря уже об очищенных. — Господин Токвиль, я, кажется, понял, — почти шепотом бросил ему Сальва с каким-то особенно потерянным видом. — Смотри-ка, посол, да ведь твой дружок смышленней тебя будет, — сказала госпожа Брик, которую в следующие секунды стали бранить чистокровные вампиры. Та никак на это не реагировала. Кусочки пазла стали теперь складываться и в голове Лукаса. Отечественный завод — это одно из последних построенных предприятий в республике, где по приказу президента Вассермана производили различные химикаты, пользующиеся большой славой в Восточных землях, что за морем. Марвин Вассерман на официальных заседаниях Ретреаского Правительства не особо делился информацией о химическом заводе рядом с Кракмором, и, кажется, только сейчас Лукас начал понимать почему. Пока он в спешке пытался со всем разобраться, на него взирало множество пар вампирских глаз. Пот стекал по его ребрам, словно бы собирая с кожи все тепло. — Воды Смертницы священны, а люди пренебрегли этим и своим производством потревожили покой самой Мавры! Мой лорд, умоляю, позвольте мне прикончить этих тварей на месте! — почти не глядя на самого Раймонда, враждебно произнес один из сопровождающих Лукаса и Сальвы, сжимая руки в кулаки. Руинский чуть вышел вперед с приоткрытым ртом, явно намереваясь выступить с какой-то жалкой речью о том, что они не знали про то, что люди сами спровоцировали нападения вампиров, однако Токвиль наперед знал, что это лишь еще больше опустит их в глазах присутствующих очищенных. Потому опередил Сальву: — Раймонд Победитель, изначально мы держали путь в Вечерний дворец, чтобы нам дозволили говорить с Екатериной Кровавой, однако, коли мы не добрались туда, и сейчас перед Вами двое глупых людишек, один из которых именует себя послом, но не удосужился проинформировать себя о ситуации с Отечественным заводом, позвольте принести свои извинения. Мы уйдем, однако наши бренные оболочки такие хрупкие, потому снабдите нас лошадьми и провизией, и больше Вы нас никогда не увидите, — за свою речь Лукас успел сократить расстояние между собой и вампиром, с которым говорил, ровно вполовину, оставив Сальву где-то позади. Он совершенно точно не знал, как отреагирует на результаты их путешествия президент и его приспешники, но сейчас хотел просто как можно скорее смыть с себя этот позор. В тот момент Лукас ненавидел президента Вассермана даже больше, чем собственного упокоившегося отца. Ненависть могла бы распространиться и на супруга его мертвой сестры, однако очки, которые и люди, и нечисть кличили Взглядом Смерти, блокировали любые воспоминания Лукаса, связанные с Фемидой. Лукас смотрел на Раймонда Победителя исподлобья, убежденный, что их жизни с Сальвой зависели сейчас только от него. Большинство присутствующих либо прикончили бы их на месте, либо же взяли и отымели, вероятнее всего, с особой жестокостью. — Да что ты о себе возомнил? Священные воды Смертницы теперь никогда не будут прежними из-за вашей поганой страны! Как вам вообще живется, ретреасцам, когда вы гадите в такую реку?! — запел один из их сопровождающих ту же песенку. Лукас не обращал на него внимания, как делал это и сам Раймонд Победитель. Токвиль был озадачен его зевком, прикрытым бледной ладонью. Воздух будто сгущался вокруг Лукаса. Высокие потолки теперь словно давили на него своей бескрайностью, а в полумраке вырисовывались тени людей из его прошлого, которые всплывали в сознании, как сделанные черточки карандашом на бумаге. — Господин хозяин Арлекинского замка, я, Сальвадор Руинский, намереваюсь, — Лукас столь опасался за своего товарища, что бесцеремонно оборвал его на полуслове: — Из существенного мне нечего тебе предложить, кровопийца, кроме своего тела. Примешь ли ты мой дар взамен на то, чтобы отпустить его? — спросил он, повернувшись лицом к Сальве, указывая на него Раймонду Победителю. Чистокровные вампиры наполнили зал своим холодным смехом, где каждый звук был высчитан до идеала. Все тот же последователь мавризма подлетел к нему и с невиданной для человека скоростью ударил в его грудь. Из Лукаса весь кислород выбили, да так, что казалось даже, будто ребра сломаны. Он не удержался на ногах и плюхнулся задницей на каменный пол. Очки с него слетели. Без них Лукас чувствовал себя голым. В голову тут же прилила кровь. Все что он мог, так это придерживаться за грудную клетку и считать до десяти, ожидая, что убьют его раньше, чем цифры закончатся. — Тебе такое по вкусу? Потому что завладев твоим телом, я буду пользоваться им только таким образом. Уильям, не медли. Посол Ретреасе решил, что сможет решить ситуацию, продемонстрировав нам свою безмятежность и похотливость, однако последствия принятого им решения ему следует прочувствовать в Шутовских Клетках, — сказал Раймонд Победитель, вставая со стеклянного трона. В полумраке он казался ожившей мраморной статуей. Лукаса немного отпустило; Сальва хотел помочь ему встать, но того с легкостью оттащил от Токвиля слепец, что их сопровождал. За все время, что Лукас провел в приемной зале Арлекинского замка, он первый раз обратил на него внимание. — Сальва, я нас вытащу, — одними губами кинул Лукас другу. Его взгляд переметнулся к спускающемуся по ступенькам вампиру. «Заточив меня в своем замке, ты лишь приближаешь момент наслаждения человеческой плотью. Мое тело будет блестеть от пота, я буду горяч, как камни, нагретые солнцем самых южных земель Ретреасе. Я полон шрамов и недостатков, но именно это тебя возбудит, если не возбудило уже, вампирюга тупой,» — подумал он, испытывая такие чувства, словно начал шахматную партию.