* * *
— Знаешь, напрашивается вопрос, кто кому еще помог, — глядя на него, пробурчал Руинский. За окном солнце, белое пятно на сером небе, уже почти было в зените, а Сальва выглядел так, будто только проснулся. И Токвиль не мог понять, отчего тому вздумалось паясничать. Однако покрасневший нос и синие синяки на его бледной коже указывали на истинное настроение Сальвадора. — Увольте меня, мой друг, но Вы ведь просто очаровали ту девчонку, — парировал Лукас, кивая в сторону миски с вареной картошкой. — Вижу, голодом Вас не морили, в отличии от меня, но я и не обижаюсь. Разве что чуть-чуть, — заговорив о Софии Брик, ему невольно стало неловко за свои слова. Видя близкого человека перед собой, имея возможность с ним говорить, он чувствовал себя немного лучше, и, наверное, именно желая избавиться от навязчивых тревожных мыслей, стал говорить все, что приходило в голову. — Но откинем в сторону формальности. Ты заслуживаешь почетной грамоты, Сальва, и я не шучу. Тем не менее, отчего же ты до сих пор не собираешься? Одевайся скорее, мы должны идти, — Руинский накинул на себя вязаную вещь и шубу, превращаясь из хрупкого молодого паренька в грозного владыку холодных земель. — За что мне вручать почетную грамоту? И почему ты дрожишь? Да и неужели нас просто так отпустят? И, Лукас… знаешь, я не думаю, что… — на скомканной постели лежал толстый темно-коричневый томик, на который упал взгляд Сальвы. Токвиль хотел ударить друга из-за того, что тот заставлял его нервничать. — Кто тебе это дал? — Госпожа Брик, которую ты назвал «девчонкой», хоть та и старше тебя на восемь лет. — Сальва, мы так и не поговорили насчет того, что произошло в Кракморе, и у меня создается впечатление, что очень зря. Что с тобой происходит? Какое тебе вообще дело до того, как я называю ту полукровку? — О, Святая Троица, да никакое, просто… — начиная уверено, Сальва кончал скомкано и нечленораздельно. Он явно хотел о чем-то сказать Лукасу, но из-за определенной нерешительности затыкался в последний момент. Лукас испытывал раздражение, которое, мешаясь с тревожностью, становилось преградой для того, чтобы воспринимать все на ясную голову. Он начинал чувствовать зуд на месте укуса, которое хотелось расчесать до крови. — Джесси и Майкл. Так их звали. Себя я не виню за произошедшее, но в мою голову навязчиво лезут мысли, что, возможно… возможно, это должно было произойти с нами, а не с ними. Хотя, я даже не про тебя говорю, но… — Лукас замялся и уже успел разозлиться на себя из-за того, что завел об этом речь, однако, в отличии от Сальвы, решил договорить. — Хочется сказать, что это несправедливо, но в таком случае я просто лицемерю, ведь на самом-то деле несправедливо именно то, что одни ретреасцы вынуждены дышать загрязненным воздухом, пить грязную воду и голодать, работая день изо дня, почти без выходных, в то время как другие купаются в роскоши и богатстве. Сальва смотрел на него, не моргая, и Лукас даже подумал, что тот пустит слезу. — Пойдем, — бросил он, и они наконец отворили дверь комнаты, дабы уйти. Но не успели Сальва с Лукасом перешагнуть порог, как их глазам предстало бледное, но словно бы высеченное из драгоценного камня, лицо хозяина замка. Сальвадор стоял чуть позади него и уже было даже отступил назад, намереваясь словно вновь спрятаться в комнате, однако Лукас, удивленный приходом Раймонда, все же достаточно быстро взял себя в руки. — Не поможешь ли нам ты, Раймонд Победитель, найти выход? Коль Арлекинский замок такой большой, что здесь и заблудиться можно. — Мое почтение, господин Манюэль, — поклонился Сальва. Лукас уже успел возненавидеть Раймонда за то, что тому так нравилось неотрывно на него глядеть. После случившегося ему-то хотелось провалиться сквозь землю от этого взгляда, даже учитывая тот факт, что он был не из стеснительных. С приходом Раймонда место укуса словно стало извергающимся вулканом. Ему так хотелось поскорее выяснить, что все это значило и что теперь с ним будет, но понимание того, что ситуация для Сальвы и него и так не самая безопасная, помогло подавить в себе это желание. — Проведи нас до выхода, — словно бы повелевая, сказал он. — Как прикажете, господин Токвиль, — от такого обращения и отношения у него засосало под ложечкой. Собственные мысли стали поперек горла, а в животе затянулся узел. Такие ощущения обычно вызывал страх, но Лукас был уверен, что дело в другом.* * *
— Лукас, то, что я хотел сказать… — Сальва, сейчас не время, — шепотом бросил он другу, стараясь не отставать от Раймонда. Его одолевала усталость, а тошнота заставляла жалеть о том, что он не съел ту вареную картошку, предназначенную Сальве, когда была возможность. Но хуже всего был укус, который не переставал зудеть. — Почему Раймонд «Победитель»? — решив таким образом отвлечься от дискомфорта, доставляемого укусом, спросил он. Тот же, коротко взглянув на Лукаса, незаинтересованно ответил: — Три месяца назад одна стая оборотней, с многими членами которой предыдущий король был знаком лично и имел приятельские отношения, напала на жителей Жертвенной долины, оккупировав памятник Мавры. Эти твари собирались провести там какой-то ритуал, связанный с памятником Святой Дочери и ее местом захоронения, но не успели, так как явился я. Потому к моему имени и добавляют теперь «Победитель». Лукас не ожидал такой откровенности от него. Окинув взглядом Сальву, в душе рассмеялся. Тот выглядел, как семилетний мальчик, которому ученый человек стал рассказывать о физических законах. Лукас был уверен, что будь у его друга чернила с бумагой, тот бы записывал за господином Манюэлем каждое брошенное слово. — Кристиан Сноу водил дружбу с оборотнями? Я не знал об этом… — Какая угодно псина его не устраивала. Лишь самые сильные, могущественные и чистокровные. Но, при всех амбициях короля, сам он был жалок и слаб. Но я начинаю думать, что ты, Лукас, не просто хочешь остаться в живых. Пытаешься выудить из меня полезную информацию? Коли так, можем вернуться в мои покои и продолжить начатое… — Господин Манюэль, Вы должны объясниться! Какого дьявола мне докладывают о том, что готовят лошадей для посла республики и племянника президента Вассермана? — гневно налетел на Раймонда грозный слепец, который шел им навстречу, истощая всем своим естеством злобу. Лукас не совсем понимал, отчего он так неуважительно обращался к хозяину замка. Статный слепец вместе с парой других вампиров, глядящих на Лукаса и Сальву с презрением, преградил им путь. Самих же ретреасцев и Раймонда сопровождали стражи ордена Святого Воина. — Пошел вон, Киллиан, — голос Раймонда звучал, как натянутые струны какого-то музыкального инструмента. — Так не пойдет. Мы не можем их отпустить. — Здесь я решаю, что мы можем, а что нет. — Думаешь, Арианна дала бы на это согласие? Да ты с ума сошел! Ретреасцы прибегли к помощи ведьм и заговорили Лукаса Токвиля, или что? Объясни мне, почему ты их отпускаешь?! Лукас не решился вставлять свои пять копеек, так как понимал, что от него мало что зависело, да и наговорил он уже и так достаточно. Раймонд молчал, в то время как Киллиан Хаслер с каждой секундой начинал закипать все больше и больше. — Мне так захотелось, — ответил в конце концов хозяин Арлекинского замка. Прозвучало это так, словно Раймонд был из тех, для кого власть лишь игрушка, однако Лукас мог его понять. Он сам нередко в свои университетские годы демонстрировал легкомыслие и напыщенность, но лишь от того, что не знал, как защитить себя.* * *
Они мчались во весь упор, не желая останавливаться ни на секунду. По воле случая Лукас снова путешествовал на гнедой лошади из Кракмора. О ней явно позаботились в Арлекинском замке, и за это Токвиль был благодарен вампирам. Как он считал, животному незачем было расплачиваться за то, что оно просто первое подвернулось под руку Сальвадора Руинского, за которым Лукас следовал, особо и не думая, куда их приведет выбранный им маршрут. — И все же я скажу сейчас, ты обманывал меня, Лукас! — кричал ему Сальва. До Токвиля с трудом долетели его слова из-за сильного ветра. Пока Руинский был заперт в комнате Арлекинского замка, к нему наведывалась София Брик, полукровка, которой от генов отца достался лишь атмокинез. Если сильно разозлить вампиршу или заставить ее чего-то очень бояться, в помещении, где она находилась, образовывались незначительные атмосферные осадки. София также рассказала Сальве о том, что не обладала острым слухом или дальним виденьем, она, конечно, бессмертна, ведь это — одно из главных отличий людей от очищенных, однако тело ее не настолько безжизненно, как у чистокровных вампиров. Она могла болеть, ломать кости, испытывать боль и временами хотеть есть настоящую человеческую еду. Рассказывая о себе, София выдала много информации, о которой не знало и восемьдесят процентов ретреасцев, если не все девяносто девять. Сальвадор узнал, что в Маврии уже как двадцать один год существовал закон о запрете употребления крови какого-либо происхождения, кроме природного. Закон, который позволял пить лишь ту кровь, которая добывалась как рудниковая вода. Данная информация мало что меняла по сути, но Сальва мог попытаться хотя бы некоторых ретреасцев с помощью нее перетянуть на сторону сотрудничества с Маврией, а Лукас скрывал ее. На взгляд Руинского, это было подло и глупо. — Что говоришь? — орал ему вслед Лукас. Они объезжали Бессмертный лес с северной стороны, и до границы с республикой оставалось еще более сотни километров, однако их уже в этом месте поджидал личный отряд президента Вассермана. «Я не запрещаю тебе быть отстраненным, Лукас, но своим безразличием ты очень сильно мне мешаешь», — больше грустно, нежели гневно, думал Сальвадор. В этом заснеженном месте, где справа тянулись к небу высокие хвойные деревья, ему сложно было осознавать себя частью столицы республики, города, который на весь мир прославился отдельной единицей, словно целая обособленная страна. Ротаткид — гордость республики и ее же корень всех проблем. Руинского могли счесть трусом или тряпкой, но на деле он думал о тех вещах, которые пугали и вводили в ужас большинство жителей Ретреасе. — Не сокращать расстояние между друг другом! Ближайшие пятнадцать километров спешиваться запрещено! — начал отдавать приказы знакомый Лукасу человек. «Каждый день этой треклятой поездки возвращает меня к тому, о чем, как мне казалось, я уже давно перестал думать», — размышлял он, подчиняясь приказам главнокомандующего личным отрядом президента Вассермана. Тот едва взглянул на Лукаса, объезжая отряд. Токвиль лишь мог надеяться, что ему не придется видеться с младшим братом Чарли Тейлора. «Как называют шлюх мужского рода?» — Лукас не хотел об этом вспоминать, но, смотря на спину Чарли, невольно видел образ Оскара. «Не хочу. Мне хватило Фемиды. Других фантомов прошлого мне не надобно. Я предпочту вспоминать о том, как таял, словно лед в моих теплых руках, Раймонд Манюэль, нежели это все», — но даже нежелание возвращаться в столь неприятную для него столицу не могло одержать верх внутри Лукаса, которому претила мысль убегать от собственных страхов к хозяину Арлекинского замка. Ведь это была всего лишь ложь во спасение самого себя. Иллюзия тех чувств, которых на самом деле не было. Так часто блестело прошлое, которое казалось лучше настоящего, хотя на деле и хранило в себе то, что сформировало зло внутри.* * *
Раймонд расположился в своем рабочем кабинете, разбирая бумаги, связанные с доставкой крови из Королевской долины. С южной стороны Арлекинского замка протекала Смертница, и на данный момент жить на том берегу остались лишь вампиры, так как для северных фейри, которые на протяжении тысячелетия занимали данные земли, речная вода стала непригодной. Всех вампиров, проживающих вдоль северной части реки Смертницы, необходимо обеспечивать кровью, и всем этим должен заниматься Манюэль. Однако он раз пятый возвращался к тексту, так как не мог сосредоточиться. Его словно держали в тисках. Раймонд не позволял себе вертеть головой из стороны в сторону, но ему так и чудилось, что в комнате был кто-то еще. Он только спустя время осознал, что его голова наклонена в сторону, как если бы была положена на чье-то плечо. И Раймонду казалось, что он, как маленький зверек, лез со своей щекой к хозяину. Собственная голова ощущалась им как нечто очень тяжелое, что и ему самому толком не принадлежало, он словно бы находился в бессознательном состоянии, не имея никакого понятия о том, как же прийти себя. Физически он не ощущал дискомфорта, но из-за того, что происходило в голове, просто не мог спокойно сидеть на месте. Странная тревога зародилась в области горла, а затем спустилась к самому низу живота. Покалывание сменилось ощущением тесноты. — Дьявол, нет же! — то ли отчаянно, то ли злостно произнес Раймонд. Встал наконец из-за рабочего стола и, оторвав взгляд от безобразия в штанах, отозвался на стук в дверь. В кабинете было как при сумерках, и от того он сначала подметил только тот факт, что в комнату зашла мужская фигура. Волосы заблестели рыжим, а глаза засверкали, выделяясь из черного пятна вместо лица. Стоило силуэту приблизиться и поклониться, как Раймонд вышел из-за стола и ударил жалкое подобие Лукаса Токвиля. Образ начал дрожать, в то время как кожа словно бы отделялась от костей, а затем все рассеялось, и перед ним предстала блеклая девушка, смотрящая прямо перед собой. Она не сводила с Раймонда глаз, а ее щека начинала краснеть. Он мог видеть, как она пыталась вернуть себе облик посла республики, но из-за его вмешательства не могла повторить столь тот же правдоподобный образ. — Ты страх потеряла, Никто? — наконец переступив волнение, задал ей вопрос Раймонд. Девушка-оборотень не отвечала, а он начинал терять терпение. Никто, которая являлась ребенком убитых им оборотней, и которой Раймонд сохранил жизнь, выглядела так, словно не испытывала ни малейшего чувства вины. Ее ясное лицо так и кричало: «Я хотела лишь помочь!» — Вы оставили на после Ретреасе метку? — Я тебя в Шутовские клетки брошу, оставлю без воды и еды и буду присылать к тебе Себастьяна, чтобы он тебя пытал в свое удовольствие, — осознавая, что Раймонд и вправду мог все это сделать, он все равно чувствовал себя беспомощным. Никто никогда его не слушала, всегда поступала лишь так, как считала правильным для себя. «Невыносимая девчонка», — только и подумал он. — Откуда в тебе столько наглости? — Господин, оставлять партнерские метки — частое явление среди чистокровных оборотней, но и у вампиров такое иногда случается. Когда Вы оставляли метку, Вы же понимали, что… У Раймонда так и чесались руки снова ее ударить, но он просто не был способен не испытывать угрызений совести за первый раз, потому лишь окликнул святых воинов, охраняющих его за дверью. — Уберите ее отсюда и передайте своему генералу, чтобы держали ее от меня подальше.