Хёнджин Хван: «Хэй» «Пришел в клуб к тебе сегодня, а Джисон сказал ты на каком-то мероприятии»
Феликс Ли: «Привет, малыш», - ответ не заставил себя долго ждать. Внезапно сердце Хёнджина сжалось до микроскопических размеров от того, как Феликс назвал его в своём сообщении. Это вдруг заставило его почувствовать себя так странно и по-особенному тепло? Вашу мать, он никогда себя так не чувствовал. Феликс Ли: «Да, сижу тут, скучаю, пока толпа напыщенных стариков пытается сделать вид, что заинтересована в помощи сиротам, лишь бы получить каплю моего внимания» «Хочешь, можешь приехать ко мне на квартиру в Чартер-Хилл» «Я скажу тебе код»Хёнджин Хван: «Ты не будешь уставшим?»
Феликс Ли: «На самом деле, всё, чего я хочу, это уснуть в твоих объятиях» «Я всё равно не собирался задерживаться тут до утра» «Ближе к полуночи приеду домой»Хёнджин Хван: «Хорошо, скоро буду у тебя»
Прямолинейность Феликса в отношении собственных желаний заставляла сердце Хвана пропускать удары и одновременно вызывала в нём умиление, граничащее со смущением. Заказав у Джисона куба-либре, Хёнджин ещё немного посидел у бара с мыслями о своём ангеле и чувствах, которые он в нем вызывает, и, попрощавшись с Ханом, вышел из клуба. Чартер-Хилл отличался от Джапан-тауна только тем, что здесь на каждом шагу не висели барные вывески и не стояли торгаши своим телом. Да и в целом улицы выглядели немного побогаче. В остальном же здесь было почти так же вырвиглазно ярко и шумно. Небоскребы застилали обзор даже на облака, порой они казались настолько искусственными, что мысль о том, что в них живут люди была как будто бы самой странной на свете. Но Феликс был одним из них. Его квартира была просторной и светлой, с панорамными окнами и минималистичным интерьером, который несмотря на это был полностью вдохновлен своим хозяином. На туалетном столике стояли средства по уходу за волосами и кожей лица, лосьоны и масла для тела, небольшое количество дорогой косметики, вазочка с клубничными леденцами и пузырьки с парфюмами. На кресле у окна лежала бежевая кофточка и свободные штаны, а рядом на плюшевом коврике — пушистые тапочки. На середине кровати расположилась мягкая подушка в виде сердечка, а в углу комнаты стоял живой цветок с широкими красно-розовыми лепестками. Хёнджин был полным неучем во всем, что касалось растений, да и видел их буквально пару раз за всю свою жизнь, поэтому не знал названия стоящего перед ним цветка, но сканер показал, что это азалия. Собачья будка Хёнджина не шла ни в какое сравнение с домом Феликса во всех возможных смыслах. Отсутствие смущения на его милом лице, когда он пришел к Хвану тогда, действительно поражало. Всё было таким аккуратным и прибранным, в отличие от того хлама, который тут и там валялся по полу в квартире Хёнджина, что ему стало даже стыдно за то, в каких условиях он принимал такого чистюлю, как его дорогой ангел. Немного неловко, как будто ему мог кто-то запретить, Хёнджин начал ходить по квартире. Он бывал по работе в разных местах, и в заброшенных развалинах, и в элитных домах, но жилье Феликса было совершенно не похоже ни на какое другое место. Аромат его парфюма мягким облаком до сих пор витал повсюду, как будто он ушел только что. Здесь было по-настоящему уютно, так, будто ты хочешь назвать это место и своим домом тоже, будто ты хочешь остаться здесь навсегда и никогда не уходить, потому что на улице шумно, людно и жестоко. Каждый раз расставаться с Феликсом было чем-то невозможным, теперь это будет ещё невозможнее. Всё, что было связано с ним, так или иначе пускало корни внутри Хёнджина и распускалось в его сердце японской весной. Это было поразительно до дрожащих пальцев, что кто-то спустя столько лет бесполезного существования смог вдохнуть в него ту самую жизнь, которая должна сопровождать человека с рождения. Здесь, в этой квартире, словно не существовало понятия времени, тревоги и боли. Хотя, конечно, Хёнджин помнил рассказанное Джисоном и мог даже представить, что Феликсу пришлось здесь пережить. Возможно, ему приходилось плакать вон на том самом диване, приходилось чувствовать одиночество в той самой кровати в попытках заглушить его объятиями с подушкой-сердцем, приходилось быть убитым пустотой внутри и отчаянием за тем самым туалетным столиком. Феликс всегда казался жизнерадостным и весёлым, но что было внутри него, что скрывалось за лицом ангела? Хёнджин лежал поперек кровати и почти что дремал, когда дверь в квартиру отворилась и захлопнулась с характерным звуком. Он приподнялся и сел, выжидающе заглядывая в коридор. Феликс появился в проеме, как белоснежный ночной мотылек. В лёгкой ажурной рубашке и в струящихся вдоль его ног чёрных брюках, уже без своей розовой шубки он был прекрасен и неосознанно захватывал дух. Верхняя часть его длинных волос на китайский манер была убрана в пушистый пучок на спицы, а нижняя распущена. Никто не мог сравниться с ним в его великолепии. Как можно было сходить с ума каждый раз всё сильнее? Хёнджин не знал ответа. Он знал только то, что Феликс действительно делал это с ним постоянно. Такой изысканный и изящный, но при этом такой нежный, он не мог этого не делать. Уставившись друг на друга, они молча не двигались. Воздух между ними в одно мгновение стал каким-то разряженным и наэлектризованным, как глаза Феликса, являющие собой треск синей молнии на ночном небосводе. На его спокойном лице проскользнула хитрая ухмылка, и он отвел взгляд. Это, наверное, было к лучшему, потому что у Хёнджина было стойкое предчувствие чего-то. Чего-то, надвигающегося с неумолимой силой. — Можешь помочь мне расстегнуть пуговицу сзади? - вдруг чересчур обыденным тоном подал голос Феликс, будто это типичный для них вечер, будто они живут вместе уже лет пять, будто они любили друг друга всю свою жизнь. — Да, конечно, - поднявшись с кровати, Хёнджин подошел к нему со спины и без затруднений высунул пуговичку из петельки. — Не устал меня ждать? - отвлеченно поинтересовался Ли. — Тебя можно ждать хоть целую вечность, - не двигаясь с места, словно прикованный к полу, прошептал Хёнджин. Когда Феликс развернулся к нему, Хван понял — дело было совершенно не в пуговице. Скользящие по его лицу озорные глаза парня по-хозяйски забирали его в свой плен, шепча все тайны мира и заключая их в пространство этой комнаты. По коже Хёнджина прошлись дикие, не знающие приручения мурашки. «Это хорошо, ведь моя душа охвачена безумием из-за тебя» — последнее, что он услышал, прежде чем его накрыло пеленой. Огня. Феликс с настойчивой нежностью вонзился в его губы своими и объял ладонями лицо. Надломившись внутри какой-то частью своей бесконечной воли, Хёнджин не в силах противостоять притяжению притиснул Феликса к себе, жадно обхватив его талию и сжав её в своих руках. Неудержимые поцелуи пронзали его изнутри лучами вероломного солнца. Он поднял на руки и придавил воплощенную в этом немыслимом человеке чистую страсть к стене, выцеловывая идеальную светло-карамельную кожу на её шее. Сердце в груди Хёнджина бешено колотилось на последнем издыхании, но стоило Феликсу вытянуть спицы из своих шикарных волос, как оно просто остановилось. — Пиздец… - всё, что смогло сорваться с губ Хвана в момент, когда прямо на его глазах жемчужные пряди изящно упали на плечи неотразимого ангела и в красивом объеме застыли вокруг его головы, словно бы это было ознаменованием конца света. Сила, властная над Хёнджином в этот момент, была безгранична. Вместе с упавшими на пол спицами упала куда-то и последняя капля терпения, кое-как сдерживавшая их двоих. После затянувшихся поцелуев с шумным дыханием они рухнули на кровать, наскоро сбросив вмиг осточертевшую одежду. Феликс любил медленно, глубоко и сильно, когда всё внутри сжималось от ощущений, когда член плавно входил в него до упора. Под конец любил чуть быстрее и несдержаннее, когда всё стягивается внутри, готовое взорваться сахарной бомбой. Любил находиться максимально близко к друг другу на протяжении всего процесса, кожа к коже, так, чтобы одно сердце чувствовало другое. Хёнджин готов был дать ему всё, чего он только захочет. Томные стоны и горячий воздух превращали их в обезличенных возлюбленных, сгорающих в объятиях друг друга, как переплетенные кометы в атмосфере Земли. Своими прикосновениями и толчками Хёнджин полностью свёл Феликса с ума, за что получил в ответ без преувеличений лучший минет в своей жизни. То, что они были пьяны в первый раз, было огромнейшим упущением, но теперь он точно никогда не забудет Феликса, дрожащего от удовольствия в его руках. Абсолютно ласково убитые друг другом, разрушенные поцелуями и безмолвным наслаждением, сожженные до хромовых костей они уснули в сладких объятиях, как и хотели до этого. Хёнджин прижимал к себе Феликса всю ночь как самое дорогое, что у него есть, однако на утро он проснулся с мокрым лицом. Это было так непривычно, он не помнил, когда в последний раз из его глаз вообще текли слезы. В какой-то момент своей жизни он словно очерствел настолько, что забыл как плакать, но сейчас это действительно происходило с ним. Перед пробуждением ему снился он, маленький, потерянный, никому не нужный мальчик, слоняющийся по грязным улицам в поисках еды. Мальчик, отца которого разорвало на куски гранатой и мать которого покончила с собой, сбросившись, скорее всего, в отравленную отходами реку Найт-Сити. Мальчик, которого подобрала свора бандитов, убийц и наркоманов, чтобы сделать таким же, как они. Хёнджину было уже давным-давно всё равно на этого мальчика, ему некогда и незачем было жалеть себя из прошлого, но вопреки всему глаза его были влажными сейчас. Почему? Феликс уже сидел подле него с печальным лицом и изломанными бровями. Его нежные миниатюрные руки кончиками пальцев собирали слезинки с чужих щёк, аккуратно поглаживая кожу вокруг глаз. Теперь когда Хван проснулся, Ли наклонился к нему и одарил его скулу легким, почти призрачным, но таким ласковым поцелуем, говорящим «я здесь». — Малыш, что тебе приснилось? В какой-то момент ты просто начал плакать во сне. Притянув Хёнджина к себе, он уложил его голову на свои бёдра, укрытые одеялом, и принялся успокаивающе перебирать черные тминновые волосы. Такой сам ещё немного сонный и помятый после их совместной ночи, невероятно милый с чуть опухшими глазами и взъерошенной челкой. Мог ли Хёнджин расстраивать его сейчас? Что ж, он уже расстроил. — Моя жизнь, - честно признался Хван. — Расскажи мне о ней, - осторожно попросил Феликс. И Хёнджин рассказал ему всё от начала и до того момента, как он впервые попал в «Red only». От того момента, когда он ещё жил в полноценной семье и строил планы на будущее, и до того, как ему стало совершенно плевать на всё в этом мире. От того момента, когда им с матерью подкинули под дверь разорванные органы отца в коробке, и до тех пор, пока он не выпал с окна в тот вечер незадолго до встречи с самим Феликсом. С тех пор, как он впервые взял в руки пистолет, и до того, как на него объявила охоту чуть ли не половина банд в этом городе. На бёдрах Феликса было так мягко, а в его объятиях так тепло. Он гладил Хёнджина по голове, не прерываясь, какой бы ужас тот ни рассказывал. От этих легких ласковых поглаживаний Хван почти что засыпал, несмотря на весь тот кошмар, что слетал с его губ. С Феликсом вся его прошлая жизнь казалась дурацким вымыслом. Здесь, в этой квартире, в этой постели, словно не было всей той боли, крови, перестрелок, грязи и беспроглядной черноты. Он впервые за всю свою жизнь был любим, окружен заботой и кому-то нужен. Как быстро он, однако, привык, и стоило признать, без этого ему теперь не будет никакого смысла продолжать попытки жить. Рассказывая Феликсу историю своей жизни, Хёнджин чувствовал себя как на исповеди, он будто отпускал из своей души всё плохое и темное, хоть ему уже и давно была совершенно равнодушна собственная судьба. Феликс слушал его внимательно, поддерживая зрительный контакт, когда это было нужно. Его глаза были полны сочувствия и какой-то непередаваемой грусти. — Я действительно не могу представить, как ты всё это пережил… - прошептал он, наклоняясь и прижимая голову Хёнджина к себе. Он знал, что тому не нужно было утешение, когда постоянно переступаешь через себя, жалость — худшее, что могут дать тебе другие. - Это просто невероятно, что ты смог прийти к более менее стабильной жизни и не сойти с ума. — Насчет последнего не уверен, - с усмешкой ответил Хёнджин, за что получил слабый укус в щеку. — Всё равно удивительно, что в тебе смогло остаться столько человечности, это заставляет меня гордиться тобой. Феликс всегда будет поражать его тем, как искренне и открыто он говорит, так, будто губы его несут чистую правду через свои слова, наделенные какой-то почти магической силой. Хёнджин не помнил, чтобы хоть кто-то им гордился, чтобы хоть кто-то искоренял из него чувство собственной ничтожности и бессмысленности одними только словами. Всё потому, что Феликсу было на него не плевать. — Как ты смог остаться таким замечательным? - с удивлением спросил Ли, смягчая тему. — Я не остался, я стал таким, когда встретил тебя. Да и просто я, знаешь, думаю много о всяком… - честно ответил ему Хёнджин. Феликс не смог подобрать слов, которые были бы достаточными по отношению к парню, лежащему на его коленях, и вместо них выбрал робкую улыбку, выражающую окутавшее его сердце смущение. Ему тоже за всю жизнь нечасто говорили подобные слова. Слова, обозначающие благодарность за все твои старания, обозначающие то, что тебя ценят и любят, слова, подтверждающие, что ты не пустое место в жизни кого-то, кто тебе важен. Словно бы он должен был сыграть свою лучшую роль и продать душу за внутреннее терпение ради того, чтобы заслужить хотя бы каплю искренней и чистой любви. — Знаешь, обычно мужчины говорили мне подобное в обратном ключе, якобы это они сделали меня таким «хорошеньким», то есть «их энергия», а не просто потому что я такой, какой есть. Они привыкли считать, что я очень стараюсь им понравиться, - показав кавычки в воздухе, горько усмехнулся Феликс. - Мужчины, которых я встречал, частенько любили придавать чрезвычайно большое значение собственной персоне в моей жизни. — Они совершенно ничего не понимают, - невольно надув губы, Хёнджин разозлился от одной только мысли о бывших Феликса и всех тех, с кем ему пришлось общаться, их нельзя было назвать никак иначе, кроме как редкостными мудаками. - С учетом того, что мне тут одна птичка про них напела, я в этом полностью уверен. — Ох, знаю я эту птицу высокого полета, - закатывая глаза, Ли мгновенно вспомнил лучезарное лицо Джисона. - И много же он разболтал? — Хах, ну, я еле держал себя в руках после того, как он вскользь упомянул то, с чем тебе пришлось столкнуться в ответ на попытки довериться другим. Просто в это тяжело поверить даже… — Один раз у меня был мужик, почти уверен, что Джи его упоминал, потому что он потом ещё неделю меня от него стерег, - вдруг начал свой рассказ Феликс. - В общем, этот тип был весь такой из себя, галантный, поэтичный, недели две он водил меня на всякие разные свидания, по выставкам, по ресторанам, а в одно утро я просыпаюсь и вижу, как он сидит рядом со мной на кровати с контрактом в бордель. Он сказал что-то по типу: «у тебя классные навыки для эскорта, плюс трахаться с тобой тоже классно. Из тебя выйдет дорогая кукла». Пытаясь переварить эту информацию, Хёнджин чуть не впал в ужас от мысли о том, что кто-то мог так нагло предложить Феликсу нечто подобное. Зажмурив глаза от отчаяния и вымученно простонав, он повернулся на бок и уткнулся лицом ему в живот. Он просто не хотел даже видеть весь этот безобразный мир и не менее безобразных людей, населяющих его, и вместе с тем ему хотелось просто спрятать Феликса от всевозможного дерьма в своих руках, и что, что им здесь от него никуда не деться. В любом случае, кажется, он начинал понимать Джисона всё лучше. Он бы тоже с подозрением смотрел на всех, кто пытался бы познакомиться с Феликсом. — Он просто так принял твой отказ? - получив очередную порцию поглаживаний по голове, Хёнджин расслабился и вновь поднял глаза. — Ну… пришлось скинуть его с окна, чтобы остудить пыл, потом, да, принял, - похихикал Феликс, довольно морща свой веснушчатый носик. — Ты подрался с ним? - удивленно усмехнувшись, Хёнджин восхищенно уставился на Феликса. — Ага. Мне повезло, что я отделался одним только фингалом, потому что он не ожидал, что я вспылю и начну протестовать. — Судя по твоей веселой реакции, это ещё не самое страшное, что случалось с тобой в отношениях. — Просто этот тип был настолько самоуверенным мужланским мужланом, который упорно строил из себя интеллигента и порядочного мужчину, что я не могу не смеяться над ним, но, да, ты прав, - вдруг грустно улыбнувшись, Феликс перевел взгляд в окно на простирающиеся небоскребы на фоне светло-голубого, выцветшего неба. - Про остальных, с кем у меня были попытки в отношения, уже не такие веселые истории, прости... Мне кажется, веселые истории в Найт-Сити в принципе случаются только с беззаботными или везучими дураками… Он продолжал по инерции гладить волосы Хёнджина, как будто это могло успокоить его испытанную временем и грубостью людей душу. Но Хван уже начал замечать, как Феликсу с каждой секундой становилось тяжелее дышать. Его боль, словно начинала разрывать его изнутри, начиная от разбитого сердца и заканчивая своим проявлением в виде влаги, накатившей на глаза, что были как гром и молния, и родниковая вода. — Знаешь, - закусив губу и запрокинув назад голову, Феликс попытался успокоиться, - лет до двадцати я вообще был уверен, что любовь — это пустая трата времени и она мне не нужна. Пока мои друзья и одноклассники ходили на свидания и целовались по углам, я испытывал к этому отвращение и всячески запрещал себе даже мысли о чем-то околоромантичном. Я думал только об учёбе, мировых проблемах и о такой работе, на которой я мог бы быть полезным обществу. Так моё одиночество копилось во мне до тех пор, пока оно не стало больше, чем я сам, пока оно не разорвало моё сердце и грудь на части и я не осознал, насколько ранимый и нуждающийся в ласке на самом деле. Я даже первую работу бросил потому, что влюбился в своего начальника, ахах… А я был государственным служащим, прикинь. С каждым сказанным словом голос Феликса становился всё ниже и принимал более нестабильное звучание, поэтому на последних фразах он перешел на шепот. Сглотнув ком в горле, он замер, как и его пальцы в волосах Хёнджина. Когда на щеку Хвана упала первая слеза, он взял Феликса за руку. Хёнджин на интуитивном уровне отчетливо ощущал, что его милому спасителю нужно было выговориться и отпустить всё тяжелое и терзающее из своего сердца, поэтому он не собирался его перебивать. — В итоге, я решил, что должен занять себя другой работой или сменить место жительства. Мой брат как раз собрался поехать сюда, вот я и увязался за ним. Шесть лет назад Крис открыл тот клуб, которым сейчас управляю я. Если бы я знал, что пустота станет только больше, что станет только хуже... Судорожно сжав ладонь Хёнджина в своей, Феликс закрыл глаза и перевел дыхание, чтобы продолжить. Разговор явно давался ему нелегко. — В этом городе на меня посыпалось мужское внимание, и я больше не мог противостоять желаниям своего сердца. По началу мне было приятно и весело, знакомства всегда давались мне легко, но, когда я начинал думать, что между нами завязываются отношения, я сталкивался с холодом в ответ. Я не понимал, в чем проблема, а по итогу оказалось, что большинству вокруг нужна была просто грелка для члена, которая беспрекословно принимала бы нужную позу, ещё и папочкой этих извращенцев бы называла. Другим же нужна была подушка, в которую можно поплакаться и вылить все свои страдания. Меня как будто не существовало для всех них, я был рядом, но как задний фон. Со временем я, конечно, научился просто играться с мужчинами, вырываясь из их лап в последний момент и отбирая такой желанный для них триумф, потому что ничто так не веселит, как раздавленное мужское эго. Однако это не отменяло того, что ничего не менялось. Я смеялся над их шутками, был милым, порой мне казалось, что в этот раз будет точно по-другому, и я давал шанс, отдавал своё сердце, свою плоть, но всё это было в пустоту. Дыра одиночества продолжала расти во мне, порой желание необдуманно броситься в чьи-нибудь объятия ради капли мнимой любви становилось невыносимым. Спасибо Богу за Джисона, без него я бы, наверное, уже сошел с ума… Слезы безудержно катились по лицу Феликса, огибая его щеки, подбородок и шею. Сердце Хёнджина никогда не сжималось с таким холодом, словно его опустили в наполненную льдом ванну и попытались вместе с ним вырвать из груди ещё и всё самое важное, только от того, что он смотрел на кого-то в слезах. Он поднялся с бедер Феликса и усадил его, всего напрягшегося, к себе на колени, бережно прижав к груди. У его ангела не было сил для ответных объятий, но это было нестрашно и необязательно. Хёнджин полностью держал его в своих сильных руках, гладя по спине и голове. Этого было достаточно. — Я всегда твердил себе, что заслуживаю любви, но не мог получить её, как бы ни старался. Её попросту некому было мне дать. Конечно же, никогда не обходилось без мыслей о том, что я сам во всём виноват, что только я воспринимаю всё всерьез и связываю других ненужными обязательствами, что, может, это у меня слишком высокая влюбчивость, слишком много требований, завышенные ожидания и беспочвенная привязанность. Тц, можно подумать, это я себе лапшу на уши вешал... В какой-то момент я даже подумал, что просто недостаточно хорошо выгляжу, - лишь единожды Феликс прервался на один тяжелый вздох. - Моё сердце разбивалось столько раз, что я продолжал удивляться, как оно всё ещё способно желать любви. И тут появился ты. Меня потянуло к тебе с первого взгляда. Ты смотрел на меня весь вечер так, будто я с небес сошел. Возможно, я поступил не очень правильно, когда напился с тобой, но это был как раз один из тех вечеров, когда одиночество выедало меня изнутри, а ты был таким… Ах, дешевые оправдания! — Благодаря этому мы сейчас здесь. Да, всё могло произойти иначе, но я думаю, ничего бы не изменилось. Я уверен, что пришел бы к тебе снова и ушел, только если бы ты сказал мне уйти. Меня очаровало тобой, словно впервые возникшим в темноте светом, и я не мог перестать о тебе думать. Вытирая слезы с чужих розовых щек, Хёнджин продолжал прижимать парня к себе и гладить его по нежной бархатной коже. Не только же Феликс должен уметь подбирать слова и оказывать поддержку. Да, для Хвана такое было совершенно в новинку и точно не легко, но он мог постараться. Должен был. —Я не уверен, что умею выражать свои чувства, но я думаю, я должен сказать, что люблю тебя. Это понятие, честно говоря, мало мне знакомо, просто то, что я к тебе чувствую, кажется, подходит к этим словам. Мне становится так хорошо от твоей заботы, твоей нежности, твоей улыбки, твоего взгляда, касаний твоих рук. От всего, что связано с тобой. В тебе нет ничего, что бы я не любил, Феликс. И даже для такого, как я, месяца более чем достаточно, чтобы понять это. Захныкав лишь сильнее от этих слов и впечатываясь лицом в широкое плечо, Феликс обвил Хёнджина руками. Вся боль уходила вместе со слезами и растворялась тут, в ставших уже родными объятиях. Если бы Хёнджин не появился, как долго бы он ещё провел время в поисках любви? Хватило бы ему сил? Продолжал бы он желать её? — Я знаю, моя жизнь не была такой страшной и тяжелой как твоя, и… — Чш, у каждого свой путь, не стоит его обесценивать, - прошептал ему на ушко Хёнджин, успокаивая лёгкими покачиваниями из стороны в сторону. - Без тебя мой путь был бы бессмысленным. Почувствовав облегчение, Феликс расслабился в утешающих его руках своего возлюбленного. Тепло от тела Хёнджина согревало не только его самого, но и его тяжелое, по кусочкам день за днём собирающееся в одно целое, чувственное, любящее сердце. Все бывшие, прошедшие, ушедшие растворялись под ласковыми поглаживаниями и мягким чайным взглядом, расцветающих камелиями глаз. И сейчас Феликс был даже рад, что с другими у него ничего не вышло. Словно искрящаяся мягкая дымка, дарящая хлопковую негу, заполнила его лёгкие и помогла заново научиться дышать, когда он услышал «я люблю тебя», произнесенное вишневыми губами Хёнджина. Словно бы эти слова от него — всё, что Феликсу когда-либо было нужно, потому что он чувствовал, что это не просто пустой звук. Хёнджин вырос в жестоком и кровавом мире, поэтому нетрудно было догадаться, что во всем, что касалось искренних чувств и его собственного сердца, он был по-доброму наивен и неподделен, вот почему его признание было особенным. Феликсу нравилось это, нравилось до глубины души и так по-детски. Опасный и опытный наемник с ним был таким милым и чудесным Хёнджином, который обнимал и целовал его.