Ты вернешься

      — Не каликсийский, но тоже неплох.       Игнис фон Валанциус чинно передала Каллигосу стакан с янтарной жидкостью; наполненный наполовину, с внушительным куском льда, что посоперничал бы в переливах с алмазом, — всё по заветам роскоши. Инкрустированный, изящный для этих существ, сервитор поставил на небольшой стол поднос с закусками, да не рассчитав, смахнул на пол какое-то устройство неизвестного предназначения. Судя по и так торчащим проводам и шестерням, оно не работало и до падения. Издав жалобную трель, сервитор принялся рвано опускаться на позолоченные колени.       — Оставь, Лария. — Игнис небрежно махнула рукой со стаканом, в котором амасека было на один глоток. — Покиньте покои. Оба, — кивнула она на серво-череп, деловито выглядывающий из-за поворота.       Каллигос не понаслышке знал, сколь скверным и своевольным характером могли обладать боевые серво-черепа. Вот и сейчас здоровый по человеческим меркам череп, напичканный устрашающе громоздкой аугментикой, взирал на Каллигоса Винтерскейла, Вольного Торговца, как на кусок гроксова дерьма, прилипшего к подошве ботинка. Линзы, в которых посекундно вспыхивали красные мушки, разбредавшиеся по кибернетической глазнице, немедленно фиксировались на госте, стоило ему пошевелить хоть пальцем.       Такой хотя бы не выстрелит в хозяйскую спину.       Чтобы не развивать мысль дальше, Каллигос залпом опрокинул в себя и правда неплохой амасек. Шарик льда ущипнул потрескавшиеся губы. Пряная горечь в горле скрестилась с точечным ударом намеренно расшатанного импланта в спине. Боль и алкоголь схлестнулись в животе в экзотическом букете ощущений, к которому Каллигос так и не понял, как относиться. После того как техножрецы поставили его на ноги, попойки ничтожно мало занимали голову.       Серво-череп выполнил приказ только после ухода сервитора-слуги. Грубый бинарный возглас, в котором явно сквозило недовольство, сопроводил его отступление к главному лифту. Или то была угроза Каллигосу? Так черепушка может особо не волноваться. Он сейчас только и мог что стакан с амасеком поднять. В крайнем случае — бутылку.       — Прости за бардак, — сказала Игнис, указывая на хаотично лежащую по тумбам технику, от которых у техножрецов на глаза бы навернулось машинное масло. — Небольшое хобби. Поковыряться во время долгих варп-перелётов. Сюда живая прислуга не заходит. К тому же здесь тихо, отчасти темно и самый низкий потолок, какой я нашла на верхних палубах.       Каллигос заинтересованно поднял бровь:       — Это принципиально?       Беглое обследование выявило также отсутствие сильно отражающих поверхностей.       — Люблю, когда каждый тёмный угол на виду. А когда ты потолок над головой рассмотреть не можешь — нервирует. А нервничать — вредно для здоровья.       Игнис приподняла над головой кубовидный стакан и лишь пригубила его. На Магнаэ Ацессио уже было понятно, что она не привечала алкоголь. А вот аромат лхо, безуспешно пытавшийся замаскироваться под резкими нотами технического масла, Каллигос выявил, только зайдя в комнатку, прилегающую к безукоризненно убранному кабинету, — в котором спустя столько времени до сих пор ощущалась Теодора.       Но это место… Очевидно переделанное техническое помещение полнилось аурой настоящей Игнис фон Валанциус. Не размалёванной барышней, всем своим видом и поведением услаждавшей взоры аристократии. Но приземлённым солдатом, с выдержкой офицера и потенциалом Примариса. Как же Каллигоса удивили собранные его подчинёнными данные, что Теодора буквально выдернула свою наследницу с шага до титула Примариса. Интересно, что чувствовала Игнис в тот момент? Потерять два десятилетия службы ради крошечной надежды, которая, скорее всего, закончилась бы пожизненным на средних палубах.       Каллигос сосредоточенно разглядывал детали окружения, будто это был его последний шанс изучить женщину, которая за шкирку вытащила его, старого дурака, из бездны.       — О чём так задумался? Аж моргать перестал.       — Думаю, где Её Светлость спит, раз её так нервируют высокие потолки.       — Да здесь же, на диване, — ответила Игнис и открыла одну из многочисленных дверей шкафа. — Не всегда, конечно. Видел бы ты лица прислуги, когда они в первый раз не нашли меня в спальне. Сколько шума из-за одной меня. Стыдно признать, но в том момент мне это даже понравилось. Но спать на широкой кровати я так и не научилась. Когда ты одна на такой махине, всегда есть ощущение, что кто-то или что-то желает занять эту пустоту.       Игнис дёрнула плечами и поправила волосы, собранные в небрежный пучок; несколько медных прядей рассыпались по плечам, не выдержав нервные движения пальцев. Она не собиралась делиться с ним столь личным и неприятным. Что её, — впрочем, так же как и Каллигоса, — мучают кошмары.       — Так и зачем же ты позвала меня, нов?.. — он проглотил последнее слово, понимая, что больше не мог вкладывать в него прежний смысл.       Заминка не осталась без внимания, и Каллигосу второй раз посчастливилось стать свидетелем лицезрения чуть заострённых боковых резцов, которых Игнис, как ему показалось, стеснялась. Зыркнув с надменной искрой, но беззлобно, она хмыкнула:       — Я позвала? А кто так пристально смотрел на меня всё собрание на мостике, словно хотел что-то сказать, но без ушей офицеров и Инцендии? Так говори, Каллигос. Даже всеслышащий Мастер вокса здесь глух. Я слушаю.       О, ему хотелось сказать ей. Точнее, задать вопрос. И лучше бы ему получить внятный ответ. Что, варп подери, ему делать дальше? Каллигос сам мог ответить на половину вопроса: идти вперёд, восстанавливать разрушенный им протекторат, попутно впитывая прожигающие взгляды и ядовитые шёпоты экипажа, совершенно не понимающего, что, во имя Трона, творится с их Лорд-капитаном. И он не мог рассказать, не наплевав на жертву другого человека. К тому же Каллигос был слишком горд, чтобы подохнуть в лапах Инквизиции, не попытавшись разгрести свои грехи. Не ради прощения. Он никогда его не заслужит.       Но что делать с разъедающей его нутро паранойей? С незримым чувством опасности, проистекающим из собственной прохудившейся головы. Как она, затронутая варпом, справлялась с этим испытанием каждый день?       Вот что хотел спросить Каллигос. Но вместо этого стоял насупившись, заполняя тишину звяканьем льда об стенки стакана. Игнис тихо вздохнула, уступая его упрямству:       — Хорошо. Опустим прелюдию.       Она открыла увесистую шкатулку, ранее вынутую из недр шкафа, забитого свитками, книгами, кристаллами и, внезапно, ксеновскими минами.       — Веришь ли ты в силу амулетов?       — Если только они генерируют защитное поле, — ответил Каллигос с полуулыбкой и отставил стакан, отметив, что его руки наконец-то перестали так сильно дрожать. Либо процесс восстановления можно назвать успешным, либо работали наркотики, вкаченные в его вены литрами прежде, чем Каллигос ступил на флагман фон Валанциус.       — Чего захотел, — усмехнулась Игнис, подходя ближе. — Идея хорошая. Но я не владею тайнами техножречества. А тебе явно нужна защита не тела, я права?       Каллигос молча склонил голову и корпус, дабы облегчить ей задачу. Металлические спицы в спине задребезжали, но не отразили на лице эмоцию боли — он надеялся.       — Моя лучшая работа. — В руках без перчаток раскачивался матовым спокойствием лазурный камень в форме морской раковины; словно пена, амулет омывали серебряные жилки, также крепившие камень к цепочке. — Помню, как впервые попала на море, хотя и не по своей прихоти. Я сопровождала тогда важную персону. Но этот один единственный час, когда меня оставили в одиночестве на берегу… Солёный воздух без запаха дыма; прохладный песок, крупицами золота утекающий сквозь пальцы; и волны, напевающие песню, в которой нет ни слова о войне. Жизнь без войны.       — И тогда ты почувствовала несправедливость?       Игнис негромко хохотнула, и в уголках глаз рассыпались морщинки. Она была без макияжа ещё на мостике, не боясь показать печать измождения и следы пройденных испытаний. Но Каллигос видел, как смотрели на неё офицеры. Словно на принцессу с далёких миров, а может, с самой Терры. И не было в их взгляде рабского поклонения. Что-то иное. Что-то чуждое Империуму, у которого есть только враги и слуги.       — О нет, я была уже не в том возрасте, чтобы сетовать на судьбу, — ответила Игнис. Расстегнув на вид хрупкую цепочку, она обвила руками его подставленную шею. — Подобрала приглянувшийся камень, намереваясь вложить в него воспоминания о том, что этот мир спокоен, благодаря таким, как я. Оставалось добиться чуть больше свободы…       В сдержанном выдохе, щекотнувшем ухо, чувствовалась потаённая досада. Каллигос не заметил, как наклонился ещё ниже. Только когда имплант в позвоночнике, который техножрецы ещё не успели убрать под синтекожу, впился в его одежды. Наверное, без ничего он теперь похож на хтоническое чудовище с наростами на спине.       — Вот так, — удовлетворённо произнесла Игнис, справившись с застёжкой. В её воротнике уютно вились запахи моря, нагретого на солнце песка и аромат лхо. — Я хочу передать тебе эти чувства, Каллигос. Что есть те, кто нуждается в твоей силе так же, как ты… Как мы нуждаемся в их заботе. Не всегда этот энергообмен работает. Кто-то назовёт это наивностью; кто-то слабостью. Время и мудрость сточит острые углы. Зато мы не будем одиноки среди мрака. А значит — приобретём защиту от Губительных Сил.       Так вот что читалось в глазах её офицеров — забота о своём Лорд-капитане.       Преодолевая резь в мышцах, Каллигос поднял руки, чтобы ухватить частицу ответа на свой вопрос. Игнис, не успевшая убрать ладони с его плеч, потонула в крепких объятиях, не издав ни звука. Однако тело её напряглось так, что под слоями скромной одежды прощупывались налитые свинцом мышцы, укреплённые тяжёлыми для столь невеликого тела аугментами. Этой своей особенности она также будто стеснялась, предпочитая обувь, которая заглушала шаги. Каллигос улыбнулся своим мыслям: в нём самом значительно поприбавилось веса. Но он всё ещё был способен поднять Игнис, может, не сейчас. Может, в другой раз. Когда он достаточно окрепнет. Когда она вернётся.       Игнис прерывисто вздохнула и постепенно начала оттаивать в его руках. Но ненадолго. Вена вновь беспокойно забилась, стоило Каллигосу просто чиркнуть подбородком по бледной шее. Не потому, что его объятия были ей неприятны, а потому, что Игнис явно не понимала, что ей делать с расчувствовавшимся стариком, свалившемся на её плечи.       Лёд тронулся бодрее, чем он думал. Тёплые ладони легли на его затылок, слегка взъерошив волосы; в паузах чувствовалась неловкость и немой вопрос — правильно ли? Не перебарщиваю? Наблюдая раннюю седину в потухших рыжих волосах, Каллигос никогда бы не подумал, что человек, охочий до заботы, не будет искушён хоть какими-нибудь ласками.       Он прильнул щекой к её щеке, подражая движению матери, утешающей дитя, — нужно что-нибудь невинное, дабы не спугнуть; и самому вспомнить, как быть терпеливым и внимательным. Каллигос не хотел её ни к чему принуждать, насколько бы сильно не выло его сердце от дикого одиночества.       Виски пронзали тупые иглы от малейшего движения, но Каллигос стоически переносил боль и бездействие со стороны Игнис. Стремительно алеющие уши подсказывали, что жертва не проходила даром, и требовалось только чуть-чуть подождать. И вот его ноющую шею уже поглаживали горячие пальцы, а едва зажившая скула пощипывала от обоюдного трения, выходившего за рамки невинности.       Игнис едва не льнула к его уху приоткрытыми губами, посекундно выдыхая горячо и протяжно. Каллигос поплотнее прижал её к себе, чтобы острее ощущать, как сердце громко перекачивало горячую кровь. Шея и лицо покрылись неровными малиново-красными пятнами; и явно зная о специфике своей очень светлой кожи, Игнис рефлекторно попыталась скрыться от пытливого взгляда. Здесь Каллигос позволил проклюнуться своему темпераменту: он резко вскинул руку, не давая Игнис уткнуться ему в плечо, — за что получил ножевую боль в это же плечо. На сей раз удержать в горле стон не удалось.       Заинтересованная диковинным звуком Игнис оставила попытку к бегству и посмотрела считывающими глазами, от которых у Каллигоса пробежал холодок по спине. Ох уж эти псайкеры. Никак к ним не привыкнуть. На размалёванной сосудами щеке также поблёскивали тонкие серебристые швы, ещё больше делая Игнис похожей на мраморную статую.       Она не шелохнулась, когда его губы соприкоснулись с уголком её губ. Эта робость даже начинала Каллигосу нравиться. Где ещё увидеть столь необычное зрелище, как глава династии фон Валанциус мнётся похлеще юной девы на первом выходе в свет. В голову прокралась неприличная мысль — а был ли у неё вообще когда-нибудь мужчина? Разумеется, для него Игнис всегда будет слишком юной. Его сыновья старше. Но для других ей уже миновало треть века.       Наконец-то поддавшись желанию и отчасти любопытству, Игнис повернула голову, позволяя Каллигосу накрыть её губы полностью. Пряная горечь амасека на языке, сладковатый привкус лхо, плавные скольжения от подступающей слюны — обычный поцелуй, коих у Каллигоса накопилось — не счесть. Однако он не смел относиться к их поцелую наплевательски, припоминая и применяя выверенные движения, — и игнорируя боль, заполонившую разные части тела.       Ещё секунды на припухшие и покрасневшие уста, и он приступил к шее, к счастью, достаточно обнажённой. Уделил внимание небольшому аугменту-разъёму, предназначенному для соединения с флагманом. Сейчас он был перекрыт защитной мембраной с драгоценным камнем. Участки кожи, прилегающие к имплантам, как правило, обладали повышенной чувствительностью. Игнис шумно втянула носом воздух и толкнула его в грудь; без карапаса Каллигос по достоинству оценил силу её рук. Он уже было хотел расцепить затянувшуюся близость, но, прошепча извинение, Игнис накинулась с неожиданно ретивыми и звонкими поцелуями.       Последующие минуты, счёт которым был потерян, Каллигос предоставил Игнис вдоволь насытить своё любопытство. Жаркие губы и юркие пальцы порхали по его лицу, не оставив без внимания ни один шрам; ни одну морщинку, которые Механикус уже были не в силах убрать. Игнис игриво заметила, что волосы у Каллигоса по какой-то причине мягче, чем у неё, — и это нечестно. А вот подбородок колючий, и теперь у неё побаливали швы. Но она ещё пару раз целовала этот подбородок. Ещё и ещё зарывалась в его разлохмаченную шевелюру без единого седого волоса — на это она также указала с напускной обидой. И тут же впивалась во влажные губы, смакуя то верхнюю, то нижнюю. Быстро училась, сопровождая успехи приглушёнными стенаниями. Каллигос как мог сдерживал своё громкое дыхание, лишь бы услышать их.       Сам он всё это время почти бездействовал, пытаясь запечатлеть негу без болевых ощущений. Получалось плохо. Но то был его выбор.       Игнис совершенно игнорировала закрытые участки тела, а Каллигос обнаружил для себя, что женщина, которая не спешит лезть к нему в штаны, может быть не менее сексуальной. Век живи — век учись.       Амулет между их сердец погорячел и потяжелел, хотя это было невозможно. Каллигос ощущал вес раковины и её чуть заострённые — как боковые резцы Игнис — шипы на спирали. Амулет полнился и ширился чувствами, что помогут Каллигосу в его новом пути. Кажется, он сполна получил ответ на свой вопрос.       — Посуди сам, — говорила Игнис, обхватив мундштук налитыми кровью губами. — Если мы с Инцендией не вернёмся, Футфол вновь перейдёт к тебе. Я уже сделала соответствующее распоряжение. Для сдерживания аппетитов Касбаллики нужна рука потвёрже, но не слишком, чтобы совсем не перекрыть поставки.       Небольшую комнату постепенно затопляло туманом с ароматом лхо. Чтобы сбить его запах — догадался Каллигос. А вот ему как-то подольше хотелось сохранить на одежде ненавязчивый парфюм, поэтому и отсел от Игнис подальше, деловито потягивая амасек. Да и откровенно говоря, ему требовалось немного остыть.       А вот Игнис вполне успела оправиться. Румянец схлынул; волосы Каллигос не додумался растрепать позаметнее, а к одежде не рискнул притронуться — спасибо вновь обретённой силе воли. Лишь сладкая истома в глазах выдавала затихающую интимность момента. Вновь в своей тарелке — собранная и статная, готовая к любым испытаниям. Вот только слова она подбирала неправильные, возвращающие Каллигосу привычную раздражительность.       — Из-за варп-шторма наследники фон Валанциус не смогут прибыть в Коронус вовремя, — не унималась Игнис, провожая Каллигоса до шаттла. — У Чорды тоже не всё сладко, как бы династия совсем не была обезглавлена. И всё же я восхищаюсь самоотверженностью Инцендии. Остаёшься ты, Каллигос. Рано или поздно у инквизиторов истекает срок годности. Похоже, время Калькасара вышло. И здесь, если что, понадобится вся мощь Винтерскейлов.       — Если что?!       Рык Каллигоса громыхающей волной пронёсся по грузовому отсеку, сбивая работников с мысли и превращая их в каменные изваяния. Его личный пилот спружинил всем телом так, что, казалось, вот-вот запрыгнет на крыло шаттла. К Игнис на пару секунд вернулся взгляд испуганной лани, но, в отличие от остальных, она быстро взяла себя в руки и вопросительно склонила голову.       Игнорируя взгляды её и своих людей, Каллигос взял Игнис под локоть и подтянул к себе. Потребовалось время, чтобы обуздать рвущиеся наружу эмоции. По итогу Каллигос произнёс спокойно, но твёрдо:       — Ты вернёшься. Это не вопрос. Не просьба. Даже не приказ. Ты вернёшься, Игнис фон Валанциус.       «Ты. Мне. Нужна», — добавил он мысленно, уповая на её хвалёные псайкерские способности. Раскалённые спицы в спине никогда не дадут забыть, как низменные страсти сделали Каллигоса бессердечной марионеткой в руках Вортена и Хаоса. Но ему всё ещё требовалась опора, которую могла дать только Игнис. Любой бы отвернулся, узнай правду. Но не она. Каллигос не попросит многого. Ему будет достаточно знать, что она живая, где-то там, среди звёзд. Взамен он поделится своей силой и вековой мудростью, взращённой кровью.       — Сколько миров ещё не изучено… — задумчиво проговорила Игнис. Её глаза вмиг посветлели, будто только сейчас с её плеч свалилась тяжкая ноша. — Ты прав. Чего это я в самом деле? У нас, вдвоём, слишком много работы, чтобы отлынивать в могиле. — И легонько стукнув кулаком по груди, нагретой неостывающим амулетом, она во всеуслышание сказала: — До встречи среди звёзд, Лорд-капитан.       — Ваша Светлость.       Их улыбки, дерзкие и уверенные, отразились на лицах экипажа. Даже пилот Каллигоса впервые посмотрел на своего господина иным взглядом, со светом надежды в усталых глазах.