Младший брат

— Анапнео! — Бу-э-э-э… — Экспеллиармус! Палочка вылетела из рук поверженного второкурсника, но тот даже внимания на это не обратил. Еще бы! Очень трудно сосредоточиться, когда очищаются дыхательные пути. Особенно если до применения заклинания они забиты не были. Но рвотный рефлекс есть рвотный рефлекс и если его вызвать — так просто уже не отделаешься. А ведь это вовсе не боевое заклинание, а самая обычная бытовуха, которой в чистокровных семьях обучаются с малолетства. — Победил мистер Малфой! Эванеско! Рвотные массы несчастного Энтони Голдстейна исчезли. Равенкловец с трудом смог продышаться и встать на ноги. — О, Мерлин… Это было просто ужасно… — Охотно верю, — Брутус протянул ему руку. — Ты достойный соперник. — Ты тоже, — охотно согласился на рукопожатие Голдстейн. — Я не ожидал, что бытовые могут… Вот так. Как ты вообще додумался? — Скажи спасибо, что я кулинарные чары не особенно разбирал… Голдстейн мгновенно побледнел, нервно хихикнул. Ну да, еще бы. Чародейская кулинарная книга — подарок для маньяка. Свежующие чары, мелющие чары, чары потрошения, скальпирования, растирки, нарезки разными способами, начинки… Так что даже последняя домохозяйка-чародейка в бою может обеспечить проблемы кому угодно. Так сказать, не отходя от плиты. Вообще, Брутусу в дуэльном клубе очень понравилось. У каждого участника были свои стили, свои острохарактерные фишки и уловки, любимые заклинания… Кто-то больше упирал на силу и старался задавить противника, кто-то, особенно старшекурсники из чистокровных, могли позволить себе сделать ставку на выносливость и объем магических сил, выматывая противника. Ну а кто-то, как Брутус, предпочитал хитрить, используя необычные методы или используя обычные заклинания необычным образом. Конечно, иногда приходилось и проигрывать, но не слишком часто — разве что соперник давил опытом или разница в «весовых категориях» была очень уж большой. Но, тем не менее, Брутус получил некоторую репутацию хорошего дуэлянта, которую быстро разнесли по всем причастным многочисленные сплетники и сплетницы. Конечно, клуб не упоминался — просто «там-то видел» или «да мы как-то тренировались в выходные»… Тем не менее, слава хорошего дуэлянта убавила и без того не особо частые насмешки по поводу того, что Малфои могут только папочке жаловаться. Сразу стало как-то легче жить. Драко… Брутусу же только добавилось неприятностей на голову. Профессор Синистра, как только до нее дошли слухи, что ее ученик очень неплох в дуэлях, кровожадно заурчала и, так сказать, добавила урокам динамики. Теперь нередко Брутусу приходилось не только медитировать над созвездиями и учить наизусть гигантские таблицы взаимодействий ближайших звезд в плане магии, но и успевать реагировать на попытки профессора себя задеть. А у Синистры, как он быстро выяснил, был богатый опыт устраивать ученикам подлянки — то иллюзии ночного неба наведет, то попытается жалящим запустить когда он уже будет почти полностью погружен в сияние звезд, но внезапно оказывается, что ту или иную вещь нужно делать совсем без магии, даже если магией все то же самое можно сделать за пару секунд. То внезапные вспышки под ногами, то еще какие-нибудь фокусы… Брутус, впрочем, не жаловался. Во-первых, бесполезно — профессор Синистра после жалобы только удвоит усилия. Во-вторых, Брутус прекрасно понимал, что нужно учиться действовать в любых условиях — противник не будет ждать, пока астромант как следует настроится на созвездия и обретет полную силу. Скорее уж наоборот — ему будут мешать всеми возможными способами. Так что следовало привыкать. Издевательства продолжались почти до Хэллоуина. И с каждым днем профессор Синистра зверела все больше. Как вскоре узнал Брутус, она как-то там надавила на попечительский совет, а те договорились с директором об исключениях из правил и теперь Брутус мог колдовать в замке где угодно и в любое время в рамках противодействия своей наставнице. Появились ловушки, срабатывающие на магию. Вляпался, не успев ощутить — страдай на физических упражнениях. Да и сама профессор Синистра регулярно устраивала на него охоту силами нескольких старшекурсников и себя любимой. И если сама профессор явно сдерживалась и наносила больше обидные, чем вредоносные удары, то вот четвертый-пятый курс сил не жалели настолько, что мадам Помфри пригрозила ему, что закажет именную табличку для койки в госпитале, куда Брутуса стабильно приносили минимум раз в неделю. Впрочем, счет был не «сухим». Брутус быстро принял правила игры и даже сумел запомнить, кто именно из старших курсов помогает профессору. Уже на следующий день двое самых ретивых «помощников» сами отправились в госпиталь с тяжелейшим пищевым отравлением. И ведь главное — никаких следов, за исключением купленных через домовика двух флаконов горькозема. Белый порошок лекарства великолепно смешался с сахаром, а чары подмены, которым Брутуса научил Флитвик, не позволили лекарству оказаться не по адресу. Правда, и в более честных поединках Брутус периодически начинал выигрывать — привык уже примечать следы засады, да и чувство магии в боях обострилось дальше некуда — Лев ощутил борьбу и теперь, давая возможности, требовал действия. Брутус буквально ощущал запахи магии, когда кто-то устраивал ему засаду или ловушку. Ощущал взгляды в спину и буквально краем уха слышал шелест палочки, рассекающей воздух. Удавалось справиться не всегда, конечно, но часто. Мало того, Брутус решил, что если профессору можно использовать помощников, то и ему подобное не запрещается. Так что за неделю до Хэллоуина к партизанской войне был подключен Пивз. Как выяснилось, шаловливый полтергейст может быть очень вежливым, добрым и покладистым, если ему подкидывать идеи и возможности для сотворения пакостей. А если еще и указать на наиболее сладкую гадость — сделать из охотников жертву… Конечно, сам Брутус периодически тоже становился жертвой полтергейста, но куда чаще по шапке получали именно «охотники». Единственными исключениями из постоянной партизанской войны были выходные, когда профессор утаскивала Брутуса на очередную вылазку из замка. До конца октября они успели обойти почти все храмы в комплексе Дендеры, где Брутус спокойно мог медитировать над иероглифами и начерченными созвездиями, пытаясь по подсказкам профессора еще больше погрузиться в тайны звезд и созвездий, раскрыв для себя логику магических связей, которые создаются именно под тем или иным сиянием. Но за пару дней до Хэллоуина вдруг все прекратилось, а в субботу вечером, незадолго до начала банкета в честь праздника, профессор Синистра вызвала его к себе. В кабинет к наставнице Брутус шел как по гвоздям. Интуиция буквально выла, что что-то должно произойти. Каждые несколько шагов Брутус оглядывался и использовал «ревелио», чтобы удостовериться в отсутствии засады. Палочка была готова, как и нож для ингредиентов из набора для приготовления эликсиров. Как уже однажды выяснилось, тонкий, но острый серебряный ножик для компонентов может быть крайне опасным делом — в этом Брутус убедился лично, когда приложил одного из «охотников» экспеллиармусом, а через мгновение не только сильно порезался, поймав выбитый заклинанием нож вместо палочки, но и схлопотал оглушающее. Однако все было тихо. И даже когда Брутус постучал в дверь кабинета и по привычке отскочил в сторону, вместо уже привычной лавины заклинаний, с той стороны послышалось: — Заходи. Брутус приоткрыл дверь, осторожно, постепенно открывая себе сектор обстрела, просунулся внутрь, удерживая перед собой палочку. Однако, заклинаний не последовало и сейчас. Профессор Синистра даже не была готова к бою — она спокойно сидела в позе лотоса, зависнув в полуметре над полом. Эффектно, но неэффективно — Брутус быстро научился подобному трюку с применением простейших чар снижения веса и дальнейших чар левитации на самого себя. Выглядит — огонь. Прямо-таки будто древний великий Гуру готовится внимать слабым и униженным, а на деле — просто вопрос контроля и поддерживания заклинаний. Ну и магических сил, конечно же. Стоит только «просесть» с поддержкой заклинания — и все, тут же будто кто-то к пушечному ядру приковывает. — Вызывали, профессор? — Да… Конечно, — профессор Синистра плавно опустилась на пол, встала на ноги. — Вижу, ты неплохо справляешься с «охотой». Это замечательно. Но некоторые вещи ты ведь так и не смог заблокировать, верно? Равно как не смог их даже предвидеть, хотя твоя интуиция обострилась до предела… Брутус кивнул. — Да… Не смог. — А почему? Подобный вопрос несколько выбил Брутуса из колеи. Конечно, он и сам много раз задавался вопросом, как так получается, что некоторые ловушки натурально «кричат» о себе задолго до того, как их получится обнаружить, а другие срабатывают прямо под ногами, хотя Брутус магии от них не ощущал. — Я не знаю, мэм. Некоторые из них как будто… Теряются. — Во-о-от! — профессор наставительно подняла палец. — Молодец, не все мозги в дуэлях отбили… Верно! — профессор усмехнулась. — Они «теряются» в магическом фоне. «Ибо сияние их звезд укрыто от видения незнающих», как сказано в одном старом учебнике для астрологов и астромантов. Учебник — дурь полная, но эта мысль там — одна из немногих дельных. Брутус усмехнулся. — Вы использовали астромантию, чтобы скрыть ловушки? — И использовала уникальное сочетание именно твоей магии в сочетании с твоим созвездием, чтобы в ловушку не влетел никто больше, — кивнула профессор Синистра. — Молодец. Правильно догадался. Хотя я думала, что ты поймешь быстрее — еще когда влетишь в первые несколько ловушек. — Ну, извините… — Ничего, — профессор Синистра махнула рукой. — Очень немногие соображают самостоятельно. Моя наставница в свое время мне больше полугода мозги полоскала, пока не сжалилась, наконец… Брутус покачал головой. Да уж… Полгода таких вот взаимных «сюрпризов» — это сильно. — Впрочем, к делу, — профессор Синистра подошла к ближайшей стене, мелом нарисовала на ней несколько простейших и не очень ровных мишеней. — Пора тебе начинать учиться не только накапливать энергию от созвездий и за счет этого не спать сутками и усиливать свою естественную магию, но и применять энергию звезд напрямую. На многое сразу, конечно, рассчитывать не приходится, но, как известно, дорогу осилит идущий. — Я понимаю, мэм. — Очень на это надеюсь. И учти — то, чему я тебя буду учить, Брутус, является одной из высших форм магии. Как тауматургия, некромантия, друидистика, алхимия и прочие высшие виды магии. Эти чары стоят намного выше обычного школьного волшебства. Понимаешь, к чему я клоню? — Не зазнаваться? — И не срываться, если не получится. Ты, конечно, талант, но я не жду, что хотя бы к концу первого курса увижу от тебя хотя бы что-то, что будет хоть отдаленно напоминать об успехах. Все ясно? — Да, мэм… — Чудно, — профессор Синистра шевельнула рукой, едва слышно прошипела какое-то заклинание — и в одну из мишеней, что была нарисована на стене, ударил мощнейший луч невыносимо яркого серебряного свечения. Он сиял всего несколько секунд, но когда профессор опустила руку в стене на месте мишени осталось только закопченное и основательно прожженное вглубь пятно. — В идеале, к концу первого курса я жду что-то хотя бы отдаленно похожее на это. Да, если что — это просто Люмос Солем. Просто без палочки и с прямым перенаправлением энергии звезд. Без замешивания собственной магии. — Я понял, мэм… — Брутус сглотнул. — А можно сразу попробовать? — Дерзишь, мелкий, — нахмурилась профессор. — Но давай попробуем… Раз в год и метла колдует, вдруг получится… Хотя на моей памяти еще ни у кого не получалось с первого раза. Это как с Патронусом — все считают, что это доступно только особо талантливым и сильным магам, а на деле — вопрос понимания, пары месяцев практики и нужного направления мыслей. Брутус встал напротив мишени, от греха подальше убрал палочку в кобуру, поднял руки перед собой, прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. — Люмос солем… Ничего. Ни вспышки, ни сияния, ни даже какого-нибудь ощущения покалывания на руках, которое иногда возникало, когда он поглощал энергию, медитируя под сиянием звезд. Ощущение… Брутус попытался вспомнить это ощущение, сосредоточить приятное покалывание сияния… — Люмос… Солем… Ничего. — Люмос солем… — Не пытайся так часто. Это равносильно попытке проломить кулаками метровую стену — не только бесполезно, но еще и крайне болезненно. Мало того, если не сможешь как следует сосредоточиться, а будешь торопиться в погоне за результатом, то… — Люмос солем… БАБАХ! Сверкнула ярчайшая вспышка, ослепившая Брутуса. По ушам стегнуло, будто рядом кто-то пальнул из пушки. Брутус заорал от боли. Приятное покалывание на пальцах в одно мгновение сменилось жгучей болью по всем ладоням. Брутусу показалось, будто он окунул ладони в кипящий котел. С трудом сумев проморгаться, он с ужасом обнаружил, что кожа на руках не просто сгорела — она оплавилась и сползла целыми кусками. Мало того, по оголившимся мышцам — тоже частично запекшимся — все еще ходили, сверкая, мелкие вспышки белого сияния, причиняя еще больше боли. Кровь мгновенно запеклась от вспышки, но кое-где открылись сосуды и теперь с поврежденных ладоней на пол активно капала кровь. — Бестолочь! — взревела профессор Синистра, в одно мгновение оказываясь рядом. Через несколько секунд руки Брутуса как будто окаменели. Синистра, достав неизвестно откуда флакон со слегка светящейся голубоватой субстанцией, принялась быстро капать ее ученику на руки. При этом, профессор не переставала ворчать: — Сказала же, не торопись! Но нет же — вам, мелким нетерпеливым паразитам, больше всех надо поскорее… Как же, это ведь у вас жизнь к концу подходит, хотя у самих еще молоко на губах не обсохло… Придурок, ты куда посреди объяснения собрался колдовать… — Я… Я хотел… То есть… А-а-а! — Брутус вскрикнул еще раз. Капля масла попала прямо на кровоточащий сосуд. — Я хотел — я хотел… — Синистра взмахом палочки остановила кровотечение. — Сколько раз тебе говорила — во время разговора и объяснений о магии даже не думать, концентрацию сорвешь… А здесь тебе не просто чародейство, тут ведь… Вот дуркецало… — Простите… — Так! — профессор бросила пустой пузырек от масла в мусорную корзину. — Слушай меня… Идти сможешь? — Д-да… — с трудом выдавил из себя Брутус. — Тогда в больничное крыло — шагом марш! Считай, что это тебе наказание за тупость и нарушение техники безопасности. Я тебе руки обезболила и обработала рану бадьяном, но полностью лечить тебя будет мадам Помфри. И пока полностью не восстановишь руки — чтобы я тебя даже рядом с башней не видела! — Да, мэм… — Брутус с трудом сдержал всхлип. Было очень больно, даже не помогало заклинание онемения. — И… Извините… — Все, кыш отсюда! Бегом в госпиталь! — Д-да… М-мэм… Брутус поспешил к выходу. Как только за ним сама по себе закрылась дверь, профессор Синистра крикнула: — Пинки! — Хозяйка звала Пинки? — перед ней тут же появился домовик. — Моего ученика видел? Он только что ушел отсюда. — Пинки видел, хозяйка! — Проследи, чтобы он добрался до госпиталя. Потеряет сознание — доставишь его сам. И в любом случае сообщи мадам Помфри, что этот напыщенный павлин-младший сжег себе руки сиянием звезд и что лечить руки ему лучше всего настойкой растопырника с примесью двух унций порошка лунного камня. — Пинки все понял, хозяйка! — Кыш отсюда! Домовик с хлопком исчез, а профессор Синистра, подняв палочку, шепнула: — Экспекто Патронум! Перед ней тут же появилась огромная сияющая сова. Патронус завис в воздухе, ожидая сообщения. Профессор Синистра вздохнула и принялась диктовать: — Люциус, у твоего младшего проблемы…