Ты моя.

Застегнув куртку и накинув на голову капюшон, с обреченным вздохом выхожу из здания университета на улицу. Почти неделю льет дождь. Хмурое небо с низко нависающими сизыми облаками не пропускает ни луча сентябрьского солнца, окрашивая все вокруг в серые оттенки, а пронизывающий ветер продувает насквозь. Ежась от очередного порыва, торопливо бегу к парковке в надежде поскорее укрыться от дождя в салоне автомобиля, но резко оборачиваюсь, когда меня окликает знакомый голос. — Маша, подожди! С противоположной стороны улицы навстречу мне идет Костя. В яркой ветровке, в модных кроссовках, с растрепанными пшеничными волосами — он именно такой, каким являлся мне в мечтах на протяжении многих лет, и все же, несмотря на мгновенно вспыхнувший и угасший огонек радости, сейчас я не ощущаю даже маленькой доли былого трепета. — Привет! Ты что тут делаешь? — спрашиваю я, пряча озябшие руки в карманах куртки. — Через общих знакомых узнал, что у тебя пары в четыре заканчиваются, — говорит он, сверкая белозубой улыбкой. — Может, сходим куда-нибудь, перекусим? — Кость, мне до завтра надо сделать большой проект по философии, — с сомнением произношу я, переминаясь с ноги на ногу. — Извини. Он иронично усмехается, но не выглядит обиженным. — Ты стала такой неуловимой. Постоянно занята и недоступна. Неужели в твоем плотном расписании не найдется свободный час для старого друга? Я чувствую болезненный укол совести от справедливости его упрека. А почему бы мне и не пойти с ним в кафе? Варя улетела отдыхать в Испанию. Витя в Салехарде уже больше недели, и дома меня никто не ждет. Я голодна, а Костя — мой друг. И хотя я действительно в последнее время избегала его без видимой на то причины, разве это плохо, если мы с ним сходим перекусить как старые друзья? — Не обижайся, но только час, — соглашаюсь я. — Я думала, что на пятом курсе будет проще, но преподаватели заваливают нас работами. — У меня машина за углом, - сообщает Костя с удовлетворенной улыбкой. — Я на своей поеду. — Брось. Зачем две тачки гонять? — он удивленно вскидывает брови. — Я потом подвезу тебя. С моих губ готово сорваться возражение, но я одергиваю себя. Друг прав: в том, чтобы ехать на двух машинах, нет никакого смысла, да и с парковкой в центре всегда возникают проблемы. Через двадцать минут ВМW Кости тормозит у модного заведения, о котором мне уже несколько раз рассказывала Варя. По ее словам, это самое горячее место на карте московских тусовщиков, в котором должен побывать каждый. — Была здесь? — Костя отщелкивает ремень безопасности и с интересом наблюдает за моей реакцией. — Нет, — без тени смущения признаюсь я. - Ты же знаешь, я не часто выбираюсь в подобные места. — Знаю, — он как-то странно смотрит на меня. — Наверное, в этом и есть часть твоего очарования. Рядом с тобой мне всегда кажется, что мне под силу тебя впечатлить. — Впечатлять нужно не ресторанами, Костя, а поступками, — говорю нравоучительно, в ужасе от собственной дерзости. — Разве ты этого не знал? Впервые на моей памяти Фролов смущенно отводит глаза. — Один — ноль в твою пользу, — с глухим смешком говорит он, выбираясь из машины. Несмотря на то что на часах лишь пятый час, ресторан забит до отказа. — Уверен, что мы сядем? — спрашиваю я с сомнением. Костя кивает и, подхватив меня за локоть, тянет за собой. Перекинувшись несколькими фразами с симпатичной девушкой-администратором, он ведет меня к столику в центре зала. — Я владельцу делал фотосессию к открытию, - поясняет он. — Так что для меня тут всегда припасен хороший столик. Просмотрев меню, я выбираю салат и чай. Потом откидываюсь на не очень удобную лавочку и осматриваюсь вокруг. — Кстати… На днях получил расчет за нашу съемку. Мы с тобой просто «дрим тим», я всегда это знал: рекламодатель в восторге, редакция уже отправила тираж журнала в печать. Костя на стол кладет деньги. — Так много? - вырывается у меня удивленный возглас. — Ты здорово выручила меня, малышка, — с нежностью замечает Костя. — Я же говорил, это очень крупный рекламный проект. — Мне неудобно, — признаюсь я. — Я же испортила тебе всю задумку. — Брось. Все вышло идеально, — он довольно потирает ладони. — Сама увидишь — журнал выйдет совсем скоро. Официант возвращается с напитками и закуской, и на несколько минут за нашим столиком воцаряется тишина. — Ну как ты поживаешь? В целом? — вдруг спрашивает Костя. — Семейная жизнь стоит того? — У меня все в порядке, — осторожно отвечаю я, внезапно ощущая себя не в своей тарелке. В том, чтобы обсуждать с кем-то Витю, особенно с Костей, есть что-то крайне неправильное. — Ходят слухи, что твоего супруга почти не бывает в городе, — нарочито небрежно замечает он. — Он много работает, — резче, чем требуется, бросаю я. — В этом нет ничего необычного. — Необычно лишь то, что спустя неделю после свадьбы он тебя бросил совсем одну. Я бы так не сделал. — Кость, — строго осаждаю я друга детства. — Это касается только меня и Вити. Давай закроем эту тему. — Почему ты вышла за него? — не сдается он, всем телом подаваясь вперед. — Потому что на то были причины. И очень серьезные. — Из-за денег? Ты могла обратиться ко мне! — Мне неприятен этот разговор, - отрезаю, комкая салфетку. Я настолько возмущена, что не сразу замечаю, что к нашему столу кто-то подходит. Лишь запоздало морщусь, когда в ноздри ударяет приторный запах духов. — Посмотрите, какая неожиданность! — раздается над ухом томный голос Лики Власовой. — Лика? — Костя встает со стула и быстро целует ее прямо в губы. — Прекрасно выглядишь. — И ты, дорогой, — она кокетливо хлопает ресницами. — Познакомься, это Маша, — Костя переводит взгляд на меня. — Моя подруга детства. — А мы знакомы, — говорит Лика чуть насмешливо. — Удивительно, как тесен мир. — Присоединишься к нам? — предлагает Костя. — Нет, меня ждут. Была рада тебя увидеть, - манерно бросает певица, а потом вдруг посылает мне самодовольную улыбку и, прежде чем уйти, произносит: — Маша, передавай привет Вите. Он так много работает, совсем себя не жалеет. Если этой фразой она хотела меня ранить, ей это прекрасно удалось. Очевидный личный подтекст ее слов не дает мне усомниться - она знает, о чем говорит. В груди становится тяжело. Я чувствую, как кровь отходит от лица, а сердце болезненно сжимается. Несмотря на то что я зарекалась это делать, с того дня, как Варя показала мне фотографию Власовой в северных снегах, я ежедневно проверяла журналы. К моему облегчению, все последующие фотки певицы были с московской геолокацией, но сейчас меня вновь терзают сомнения: неужели она все это время была с Витей? Наверное, чтобы не мучить себя, мне нужно было спросить у него обо всем напрямую сразу же, но я так и не решилась этого сделать, а с каждым проходящим днем возвращаться к этой теме становится все сложнее. В итоге наши с ним ежедневные разговоры по телефону свелись к вежливым банальностям, и то хрупкое доверие, которое на некоторое время установилось между нами, было безвозвратно утеряно. — Кость, я поеду, — со вздохом говорю я. — У меня что-то голова разболелась. Ужин, который и так начался с крайне неприятной беседы, после появления Лики стал безнадежно испорченным. — Я отвезу, — предлагает Костя. — Не стоит. — Прекрати, — он раздраженно бросает на стол вилку. Он просит счет и, расплатившись, выводит меня из ресторана. — Отвези меня домой, — прошу я, называя адрес квартиры Вити. - Свою машину я завтра заберу. Мы едем молча. Обычно нам с Костей всегда есть о чем поговорить, но сейчас между нами словно выросла глухая стена. — В понедельник я улетаю на Кипр. Пробуду там неделю. Потом поеду в Лондон, - говорит он, остановившись возле кованых ворот у дома. — Маш, поехали со мной. — Что? - переспрашиваю я, уверенная, что ослышалась. — Со мной, — повторяет он с нажимом. — Я таким дураком был. Скажи мне, что сделать, чтобы ты ушла от Пчёлкина. Тебе деньги нужны? Скажи сколько. Я мотаю головой. — Кость, не продолжай, прошу тебя. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. — Я знаю, что ты долгое время была ко мне неравнодушна, — говорит он, заглядывая мне в глаза. — Я был таким идиотом. Но больше не буду. Он тянется ко мне и берет мои ладони в свои руки. — Маш, ты нужна мне. О господи! Сколько лет я мечтала услышать от него эти слова, но сейчас они оставляют меня абсолютно холодной. — Кость, уже поздно, — я аккуратно, но твердо высвобождаю свои руки. — Извини. — Подумай о моем предложении. Я выскальзываю из автомобиля и несусь к двери с кодовым замком. Костя, в которого я была так долго влюблена, только что предложил мне то, о чем я всегда мечтала, но мне это не нужно. Почему судьбе так нравится надо мной смеяться? Зайдя в квартиру, я скидываю кроссовки и вешаю на крючок куртку. Но стоит мне щелкнуть выключателем, как я столбенею. Возле окна в гостиной, засунув руки в карманы деловых брюк, стоит Витя. Прошло чуть больше недели с тех пор, как мы виделись в последний раз, но сейчас мне кажется, что прошла вечность. Судорожно вдохнув воздух, я смотрю на него, впитывая его образ, поражаясь, как смогла провести вдали от него так много времени. За удивительно короткое время этот человек стал смыслом моей жизни. И сейчас было достаточно лишь его присутствия рядом, его запаха, щекочущего обоняние, и его тепла, чтобы сердце наполнилось радостью. — Почему ты не сказал, что собираешься приехать? — спрашиваю я, растерянно замирая в коридоре. Витя долго смотрит на меня, выражение его голубых глаз остается мрачным и абсолютно нечитаемым. Вспыхнув от смущения, опускаю глаза и смотрю в пол, стараясь вновь обрести потерянное самообладание. — Где ты была? — наконец отвечает Витя вопросом на вопрос. — Я... В университете. — Пары закончились несколько часов назад, — обвинительным тоном напоминает он. — Да, я потом встречалась с другом, — от несправедливости его поведения во мне просыпается внутренний протест. — С Костей Фроловым. Я задираю подбородок и прямо встречаю его пронизывающий взгляд. На мгновение напряжение в комнате достигает своего апогея, но внезапно Витя бормочет под нос ругательство и криво усмехается. — Иди сюда, — говорит он. Может быть, это звучит как приказ и в любой другой ситуации я бы ему воспротивилась. Но сейчас все воспринимается мной иначе. И я иду. Несусь, скорее. Прячусь от терзающих меня сомнений в теплоте и надежности крепких объятий человека, которого я только учусь воспринимать своим мужем. Уткнувшись лбом в крепкую грудь, я жадно вдыхаю в себя знакомый запах, ощущая, как тело медленно, но неумолимо наливается сладкой истомой. Витя Пчёлкин пахнет как искушение, как жизненная необходимость и как дом, который я даже не наделась обрести вновь, и моя бескомпромиссная тяга к нему абсолютно несовместима со здравым смыслом. Я не сопротивляюсь, когда он обнимает меня за плечи и притягивает к себе, не стесняясь демонстрировать откровенную физическую реакцию своего тела на мою близость. Мне остается судорожно дышать, ощущая характерное давление внизу живота, и беспомощно цепляться за его рубашку. Глупо и дальше притворяться, что меня не трогает та бескомпромиссная сила, мужественность, естественная чувственность, проявление которой не требуется от Вити никаких усилий. Несмотря на все причины, по которым нельзя было поддаваться его очарованию, мне не удалось остаться равнодушной: здесь и сейчас находиться в объятиях мужа важнее того, по каким неправильным причинам мы вообще оказались рядом. — Скучала? Наши глаза встречаются. Смущение обжигает мои щеки. Признание замирает на губах. Может быть, я скучала, но разве можно спрашивать меня об этом вот так, в лоб? — А ты? Низкий смех Вити прокатывается по позвоночнику, рассыпаясь мурашками по предплечьям и затылку. Он берет мое лицо в ладони, нежно поглаживая щеки подушечками больших пальцев. Потом уверенно прижимается к моим губам, на долю секунды проникая языком в глубину рта. — Каждый вечер, положив трубку после разговора с тобой, хотел сорваться обратно в Москву, - его мягкое признание звучит почти буднично, словно он не осознает, какое воздействие эти слова окажут на мое глупое сердце. — Правда? Вместо ответа Витя запускает пальцы в мои волосы и сталкивает наши рты. Мой глухой стон, сигнализирующий о полной капитуляции, гаснет где-то в горле. Пальцы рефлекторно сжимаются, комкая хлопчато-бумажную ткань рубашки. Грудь наливается тяжестью, которая стремительно спускается к бедрам. С губ Вити срывается низкий звук, похожий на утробное рычание. Внезапно он подхватывает меня на руки и, не прекращая терзать мои губы, уверенно несет в спальню. Все происходит настолько естественно, что я, несмотря на всю свою неопытность, не успеваю даже смутиться. Растворяюсь среди поцелуев и прикосновений, теряюсь между нежностью и напором. Жесткость щетины, царапающей кожу, влажные прикосновения языка, скользящего вдоль шеи к груди, жар дыхания, тяжесть тела, лихорадочная порывистость движений. Я даже не представляла, что секс может быть таким - всепоглощающим, требовательным и в то же время бесконечно чувственным, заслоняющим собой все остальное. На этот раз боли нет. Инстинктивно я ее жду, но вместо этого на меня обрушивается ураган страсти. Каждое прикосновение опытных рук усиливает лихорадочный ответ тела - оно выгибается, дрожит, подчиняется какому-то естественному ритму, незнакомому мне раньше. Я всхлипываю и задыхаюсь, потрясенная жгучей потребностью организма в разрядке. - Хочу... Еще, - вырывается из горла вместе с низким стоном. Запустив пальцы в жесткие волосы Вити на затылке, я притягиваю его лицо и сама нахожу его губы. Мои бедра и плечи вжимаются в матрас, спина выгибается в попытке теснее прижаться к крепкому мужскому телу. Сердце гулкими толчками разгоняет кровь, отдаваясь монотонным грохотом в ушах, кожа становится влажной. Я чувствую себя одновременно придавленной и окрыленной силой собственного желания. Пожар внутри становится нестерпимым, тело словно больше мне не принадлежит, а напряжение достигает апогея - и тогда меня как куклу бросает в пропасть, а темнота под закрытыми веками раскрашивается во все оттенки радуги. После того как все остается позади, мы долго лежим в тишине, нарушаемой лишь нашим дыханием, которое становится все ровнее и тише. И никто не делает попытки заговорить. «Так вот как это бывает», — думаю я, дрейфуя в блаженной сонливости. Неужели это именно то, о чем пишут в книгах? Взрывной коктейль эмоций — противоречивых, сильных, в чем-то даже пугающих - это то, что испытывают миллионы людей ежедневно, занимаясь любовью? Мне не верится, что все это — не единичное волшебство, а обыденность, к которой со временем привыкаешь. Неужели это просто физиология и так происходит у всех? Мне не с чем сравнивать, но неужели у Вити с Ликой было так же? Мысли о Власовой врываются в мой затуманенный разум, омрачая безоблачное удовольствие. Я не хочу о ней думать, но сейчас, когда страсть утихла, никак не получается изгнать ее из своей головы. — Можно я задам тебе один вопрос? — спрашиваю я, отчаянно желая избавиться от растущего в груди напряжения. — Конечно, — лениво отзывается Витя. — Ты ведь не стал бы меня обманывать, правда? На мгновение в комнате воцаряется тишина. Очевидно, мой вопрос застает его врасплох. И в этом нет ничего удивительного — вряд ли подобные разговоры типичны в подобной ситуации. — Ты хочешь спросить о чем-то конкретном? — он не злится, его голос звучит ровно и мягко, с едва уловимыми нотками любопытства. Вот он, тот самый шанс, когда я могу спросить напрямую о его связи с Ликой, тем самым расставив все точки над «i», но что-то не позволяет мне им воспользоваться. Может быть, я боюсь, что в восприятии Вити физическая близость не дает мне права лезть в его личную жизнь или что условиями нашей сделки не предусмотрены вопросы о любовницах. Но, наверное, больше всего я боюсь его честности и того, что он скажет, что Лика не ушла из его жизни... — Ну? — голос Вити наполнен ожиданием. На мгновение я ощущаю себя как пловец, потерявший ориентацию в неожиданно нахлынувшей волне: я стремилась оседлать ее, но вместо этого не рассчитала собственные силы и сейчас отчаянно стремлюсь найти выход. — Я не знаю, — хрипло шепчу я. — Просто в любой ситуации я предпочту правду, даже если она мне не понравится. Витя внезапно перекатывается на бок и тянет меня за собой, так что через мгновение моя спина оказывается прижата к матрасу, а он нависает надо мной. — Значит, правда? — интересуется он вкрадчиво, изучая мое лицо. — Да, — я коротко киваю, не позволяя себе струсить. — Я хочу тебя, как мальчишка в период полового созревания, — говорит он с потрясающим спокойствием, словно обсуждает прогноз погоды. — И это одновременно ошеломляющее и очень приятное ощущение. Я краснею. Это не та правда, которую я ждала, но она мне определенно нравится. — Правда? — После всего, что было, у тебя разве остались сомнения? Я вспоминаю его ежедневные звонки, тот неожиданный приезд всего на несколько часов, появление сегодня, хотя вчера по телефону он сам признавался, что работы у него еще минимум на три-четыре дня. Мама всегда говорила, что о чувствах мужчины должны говорить не слова, а поступки, и я вдруг отчетливо понимаю, что все, что делал Витя с самого начала нашего странного брака, не дает мне повода усомниться в его честности. — Нет, в этом у меня нет сомнений. — Могу я рассчитывать на взаимность? Я резко поднимаю глаза, встречаясь с его внимательным взглядом. — Что? — На правду, Маш, — серьезно говорит он. Что-то в выражении его лица заставляет меня насторожиться. — Д-да. — Неделю назад, после того как я уехал, почему ты ушла из дома? Задержав дыхание, я отвожу глаза. — Мне нужно было подумать, — произношу я, ощущая на себе его пронзительный взгляд. — Это я уже слышал. Еще? — Я чувствовала растерянность. Наш брак не подразумевал этого, близости... Меня начали одолевать разные мысли. — Жалеешь, что все изменилось? — Нет, - говорю без сомнения, поражая своей горячностью не только Витю, но и саму себя. Его красивое лицо озаряется довольной улыбкой. — Хорошо. Наши губы соприкасаются, но, прежде чем углубить поцелуй, Витя отстраняется и твердо говорит: — Мне не нравится, что ты видишься с Фроловым. Если тебе так необходимо поддерживать с ним общение, пусть это происходит в присутствии третьего лица. Такого поворота событий я точно не ожидала. — Какого третьего лица? — сердито спрашиваю я. — Дуэньи? Он для меня только друг, и... — Надеюсь, ты меня услышала, — бесцеремонно перебивает Витя. — Продолжать эту тему мне сейчас вообще не интересно. Он похищает с моих губ готовый сорваться протест. И, когда мои руки обвивают его за шею, а тяжесть его тела пригвождает меня к постели, все остальное перестает иметь какое-либо значение.