Сломать / построить / сломать / построить?

      На самом деле, Петя ничего подобного не планировал. Ему искренне кажется, что не стоит заводить такого рода отношения там, где ему ещё и соревноваться, и выступать, и мало ли что ещё, чтобы потом в случае чего не усложнять себе жизнь и не портить рабочую атмосферу. Но то, как они с Аней накалены уже к началу тура и продолжают накалять друг друга своими взаимодействиями, мотать друг другу нервы — это должно было чем-то кончиться, привести к какой-то попытке разрядить напряжение и исправить дело, прежде чем оно испортится окончательно. Но Петя не предполагал всерьёз, что Аня согласится, он был уверен, что прямая откровенность её смутит, она застыдится и откажется. Его самого смутило и застало врасплох её неожиданное прямое «я приду». Виду он не подал, но всё дальнейшее обсуждение отложил на потом, свёл к переписке, когда у него уже получилось взять себя в руки и перестать несдержанно удивляться тому, как провокация вдруг вышла из-под контроля.       К моменту, когда Аня должна была к нему прийти, Пете уже удалось совладать с собой настолько, что ему даже понравились открывающиеся перспективы. Он успел придумать себе приятный, будоражащий сценарий, по которому пройдёт вечер — а потом Аня призналась, что весь её сексуальный опыт ограничивается нерадостным «было один раз и не понравилось», и Пете сразу стало понятно, что придуманный им сценарий идёт к чёрту. Что требовать в тот момент от Ани большой раскованности было утопией.       Он вообще подумывал остановиться и всё отменить, пока всё не зашло слишком далеко. Но Аня вдруг попросила продолжить — так же неожиданно, как до этого согласилась провести вечер вместе, — и в очередной раз всё перевернула и спутала, и Петя позволил себе увлечься вновь.       Он не лгал после, когда говорил, что было хорошо. С Аней и впрямь оказалось приятно. У неё тёплая тонкая кожа, которую можно нежить губами, едва прикасаясь, и Аня всё равно будет отзывчиво вздрагивать. И кроме того, быстро выяснилось, что в постели она очень, до крайности, головокружительно послушная. Так, словно это не она днём ругается и спорит едва ли не до хрипоты, непримирим обвиняет в десятке ошибок и ни сантиметра не уступает, твёрдо стоит на своём. Но Петя прекрасно помнит, как она ведёт себя на льду. И именно поэтому ему доставляет особое сладкое удовольствие всё переломить, изменить кардинальным образом — увидеть, как Аня безоговорочно слушается, услышать, как она выстанывает сбитые пожалуйста, и умоляет ещё, и взахлёб подтверждает, что ей нравится всё, что Петя с ней делает. Это заводит на каком-то совершенно другом уровне, уже не имеющем отношения к просто физиологии, и именно из-за этого контраста наслаждение ощущается таким острым. Поэтому Петя честно сказал, что ему понравилось и что он повторил бы ещё раз, если будет возможность. Он подозревает, что уж как минимум повод-то у него будет точно. Что их конфликты на льду не угаснут сами собой, как по мановению волшебной палочки: пусть некоторое напряжение они с Аней и выплеснули, но до полной гармонии им ещё очень далеко.       Он попросил её остаться ещё ненадолго — имея под этим в виду, «ещё на раз-другой» — почти сразу же. Пока Аня ещё лежала рядом, обнажённая и красивая, и чудесный румянец окрашивал её щёки, и вершинки твёрдых сосков вызывающе смотрели в потолок, и было очень легко представить себе, как приятно это будет — обнять ее вновь, ненадолго забыться вместе с ней ещё раз. Но Аня отказалась. Её быстро начала стеснять её нагота, она стала искать, чем прикрыться, и в скором времени сбежала, оставив после себя только сладостные воспоминания. Впрочем, не то чтобы Петя не рассчитывал увидеть её подобным образом ещё раз. Глобально от идеи «повторить» она ведь не отказалась.       На следующей же репетиции все Петины не очень оптимистичные прогнозы оказываются верными. Петя полагает, что это вовсе и не сбывшееся предсказание, а просто банальный логичный результат, поэтому и удивляться там нечего. Они с Аней снова спорят, потому что никак не могут сделать их совместное пребывание в финальном номере обоюдно комфортным. Петя старается огрызаться сдержанно — он ведь в любом случае уже обещал доставлять поменьше проблем на льду и назад этого обещания пока не забирал, так что старается его сдержать. Аня, наоборот, поначалу ругает его со всей страстью, упрекает почти яростно, выбрасывает претензию за претензией. Потом она вдруг словно спотыкается на полном ходу и замедляется. По её лицу пробегает тень тревожной растерянности, и последние упрёки она договаривает совсем уж вяло, почти робко.       — В общем, давай просто попробуем по-другому, — просит она в конце концов. И старается объяснить, показать, что и почему её не устраивает, как, по её мнению, стоит сделать лучше. Петя, со своей стороны, тоже взывает к ней, пытается донести до неё, что её предложения не очень выполнимы, потому что, облегчая жизнь ей, загоняют в неудобное положение его, предлагает найти компромисс. Они так ни к чему и не приходят, и опять доделывают номер с чётким ощущением, что мешают друг другу, что это всё могло быть гораздо проще, переругиваясь всю дорогу.       Но потом, когда уже за бортиком Аня снова подходит к Пете, на её лице вместо непримиримого раздражения написано смущение.       — Извини, — говорит она и вздыхает. — Опять я всё испортила? Мы же договаривались, что будем вести себя спокойнее и не ругаться.       — Ну нет. Строго говоря, об этом мы не договаривались. Так что ты по-прежнему имеешь полное право ругаться, — замечает Петя. Если уж говорить совсем строго — никакого уговора у них не было вообще. Так, немного пожеланий и немного одолжений. Поэтому тут вообще не должно возникать претензий — разве только с общечеловеческой точки зрения, потому что эта ругань уже всех достала и бесит.       — Так неправильно. Тебе же наверняка неприятно. Да и мне тоже неприятно, — качает головой Аня. И неловко усмехается уголком губ: — Что за напасть вообще! Два взрослых человека — уж как минимум, два совершеннолетних человека, — и никак не можем нормально друг с другом договориться. Всё ругаемся, как будто другого способа общаться не знаем.       — Да отчего же. Один альтернативный мы уже нашли, — возражает Петя. — Ещё немного притрёмся друг к другу, и, думаю, всё наладится.       У Ани вспыхивают уши.       — Ты специально так выражаешься, чтобы звучало максимально двусмысленно? — возмущается она, продолжая краснеть.       О, это не худшее, что есть у Пети в голове. Вообще-то он думает, что с высокой долей вероятности к концу этого тура они с Аней друг друга совсем затрахают, причём во всех смыслах этого слова. Но вслух этого не произносит, чтобы не делать и без того двусмысленный разговор ещё хуже, а просто напрямую спрашивает: — Придёшь вечером?       Аня отводит глаза.       — Да ну что ты, — бормочет она, отчаянно смущаясь. — Нельзя же постоянно вот так! Это перебор, это слишком.       — Если тебе не хочется, просто так и скажи. Не ищи никаких оправданий, — предлагает ей Петя. — В таком вопросе «не хочу» — более чем достаточный довод. Я его приму.       Аня с преувеличенным вниманием рассматривает край бортика. Её лицо горит прелестным румянцем, так ярко, что, наверное, с другого конца катка можно разглядеть.       — Нет, я не думаю, что мне не хочется, — негромко сознаётся она. У Пети от этого признания немедленно подскакивает пульс. Аня же продолжает тихо и просто: — Наверное, я приду. А… будет так же хорошо, как в прошлый раз?       Петя не может не улыбнуться этому наивному, доверчивому вопросу.       — Я очень постараюсь, чтобы было, — обещает он. Уверенность в себе у него уже есть: ему ведь удалось переломить Анино восприятие, переубедить её, затмить ее негативный опыт. Так что он совершенно не считает, что даёт какое-то невыполнимое обещание. Аня мечтательно улыбается; потом улыбку в мгновение ока слетает с её лица, она, спохватившись, оглядывается, словно проверяя, кто успел заметить эту улыбку, и убегает с катка, бросив Пете короткое «увидимся вечером».       Этих двух слов и этой улыбки более чем достаточно для того, чтобы пришпорить Петины размышления о предстоящем вечере. Или можно даже прямо сказать — фантазии.       Он старается себя сдерживать, не позволять себе выдумывать лишнего, чересчур откровенного. Всё-таки у Ани был один нормальный сексуальный опыт, и после него она быстро закрылась, хоть и уверяла, что ей понравилось. Было бы бессмысленно ожидать, что ко второй встрече она вся раскрепостится и откроется для самых безудержных фантазий. Но Петя всё же не может не думать о том, что ему хочется попробовать её границы на ощупь, попытаться их немного подвинуть, расширить. Да, за один вечер не получится, и за два — тоже. Но у них впереди ещё немалая часть тура. За это время, может, что-то да изменится.       Аня, кажется, желает максимально сохранить их недоотношения в тайне, поэтому сильно осторожничает. Петя быстро замечает, что при Алине она вообще телефон в руки не берёт — похоже, опасается, что на экране случайно промелькнёт переписка и перестраховывается, не желая быть рассекреченной. Петя думает, что это чрезмерные предосторожности — но, в конце концов, это Анино дело. Она совета не спрашивала, вот и Петя держит своё мнение при себе.       Вечером Аня приходит так же тихо и осторожно, как в прошлый раз. Единственное что — в этот раз она даже на личные сообщения не разменивается, ничего не уточняет, поэтому Петя расплывчато представляет себе, когда именно её ждать. Но ждёт с нетерпением. Уже довольно поздно, когда наконец раздаётся негромкий, почти пугливый стук в дверь. И Петя почти что срывается с места, чтобы открыть, и едва ли не затаскивает смущённую Аню в комнату.       — А предупредить, что будешь так поздно? — горячо выдыхает он. И зажимает Аню у высокого зеркала в крохотной прихожей, жадно трогает её, наконец дорвавшись — она опять едва одета, как и в прошлый раз, почувствовать её нежное тело под ладонями совсем легко, и это приятно пьянит. — Я уж думал, ты передумала, не придёшь совсем.       Аня учащённо дышит и послушно размазывается по зеркальному стеклу, вжимается в него так, что оно потрескивает.       — Прости. Я не хотела, чтобы так получилось, просто застряла с Алиной. Она всё рвётся причинять добро, несмотря на то, что одаряемый отбивается. Очень хотела меня с кем-нибудь познакомить. Целую галерею из кандидатов показала, я уж и не знала, как сбежать от неё, — торопливо оправдывается она. Петю, честно говоря, подробности интересуют мало. Во-первых, ему гораздо интереснее сама Аня, трепещущая под нескромными прикосновениями, а во-вторых, к этому моменту он выясняет, что провокационная раздетость девушки опять достигает запредельных масштабов: на ней снова нет белья, и в этом свете становится уж как-то совсем фиолетово, что там Алина.       — И что? Ты выбрала кого-нибудь, с кем будешь знакомиться? — спрашивает он чисто машинально, просто чтобы поддержать разговор, раз уж он завязался, чтобы Аня не ощущала происходящее совсем уж сухим и безразличным — ей, наверное, и так сложно расслабиться, она ведь очень переживала из-за того, что у них всё получается «не по любви». Своим вопросом Петя приглашает её говорить дальше — а сам в это же время гладит губами её нежную шею, добирается до бретельки на плече, захватывает зубами и стягивает. Аня протяжно выдыхает у него надо ухом и вдруг крепко-крепко обхватывает за плечи, пытаясь то ли прижать Петю к себе, то ли сама вжаться в него.       — Зачем мне кто-то ещё? Я уже знакома с тобой. Мне этого достаточно, — жарко сознаётся она. На трезвую голову Петя усомнился бы в том, как это трактовать. Сейчас же он однозначно воспринимает Анины слова как комплимент. И по венам прокатывается приятное воодушевление, мешающееся с возбуждением в совсем уж головокружительный сладкий хаос.       Он ласкает её пальцами прямо там, в прихожей у зеркала, пока Аня повисает у него на плечах и судорожно всхлипывает, пока она не рассыпается вокруг его пальцев с громким пленительным стоном. Петя и здесь не может сдержаться: он ещё помнит, как она ругала его днём, и задаёт вопросы, призванные всё перевернуть, стереть эти обидные воспоминания. Тебе нравится? Скажи вслух, и Аня послушно говорит, давит из себя слова вперемешку с глухими стонами. Что мне сделать, чтобы тебе понравилось ещё больше? Расскажи мне, и Аня, пылая от стыда, говорит, просит ласкать её быстрее, быть в ней глубже. В какой-то момент с её губ соскальзывает размазанное, неконкретное больше. Петя не уверен, что он до конца понимает, что она имеет в виду, но он рискует: добавляет ещё один палец и слышит в ответ сладкие захлёбывающиеся вздохи, и чувствует, как Аня вцепляется ему в загривок, шепча о да, вот так, идеально, и это наполняет его сладким удовлетворением. Вот так, когда она соглашается с каждым его движением и срывающимся голосом упрашивает продолжать — так же гораздо лучше.       Потом Петя подхватывает её, совсем размякшую, на руки и несёт к кровати. Аня растекается у него в руках расслабленно и изнеженно, тихо признаётся, что ей хорошо. Была бы она такой же ласковой и на льду — впрочем, Петя думает, что и этого он ещё добьётся, время пока есть. Он опускает Аню на кровать, снимает с её расслабленного тела остатки одежды и мягко уточняет: — Возьмём паузу или сразу продолжим?       — Ой, подожди чуть-чуть, — выдыхает в ответ Аня. И крепко-крепко сжимает его руку. — Сейчас, мне только секундочку, я отдышусь немножко.       — Мы не спешим, — заверяет её Петя. — Отдышись, конечно, — и он наклоняется, чтобы коротко, бережно поцеловать Аню в плечо.       Аня обхватывает его за шею обеими руками и тянет к себе, мешая выпрямиться снова.       — Я совсем раздетая, а ты что же? Я ведь не сольную программу здесь катать собираюсь? — шепчет она, дёргая Петю за воротник футболки. Петя улыбается и её чуть пугливой настойчивости, и внезапному выражению, которое она выбирает, и так и остаётся склонённым над ней.       — За это не переживай. Парную программу мы тоже обязательно откатаем, — обещает он. Выскальзывает из футболки, потом избавляется и от остальной одежды и приникает к Ане уже без помех, кожей к коже, в полной мере чувствуя её тепло и нежность. Аня немножко ёрзает под ним, устраиваясь удобнее, волнующе — и явно не специально, судя по тому, как она смущённо прикусывает нижнюю губу — трётся об него, податливо обнимает всем телом. С ней удивительным образом быстро становится уютно, и Петя крепче прижимает её к себе, расцеловывает круглые красивые плечи, стремясь стереть её смущение.       — Я готова, — доверчиво говорит ему Аня. И её ладонь вдруг соскальзывает вдоль его рёбер вниз, к самым бёдрам, дотрагивается там, где Петя уже давно и горячо возбуждён, пытается приласкать, выдирает у Пети несдержанный полузадушенный стон, которого сама же Аня первая и пугается: — Ой! Я не так делаю? Тебе неприятно?       — Нет, что ты. Всё отлично, — возражает Петя. И тут же сам себе противоречит, сам едва всё не портит, когда позволяет желанию соскользнуть с языка: — Только лучше… ты можешь перевернуться на живот?       — Что? — переспрашивает Аня. На мгновение у неё в глазах мелькает растерянность; потом она делает глубокий вдох и уточняет: — Так тебе понравится больше? Ладно. Хорошо. Я всё сделаю. — Она послушно переворачивается, пока Петя тянется за презервативом, и волосы соскальзывают с её плеча, открывая взору уязвимые выступы лопаток и нежный изгиб спины. Петя соскальзывает глазами вдоль хрупкой цепочки позвонков, обводит сперва взглядом, а потом и ладонью тёплые ягодицы. В такой позе Аня выглядит на удивление по-своему более притягательной, более пленительной. Пете очень нравится то, какой он сейчас видит девушку перед собой.       — Ты что, сомневаешься? Думаешь, я сделаю что-то плохое? Считаешь, тебе не понравится? — провокационно шепчет он. И ведёт ладонью ниже, нащупывает и дразнит пальцами чувствительные влажные складки. — Разве я тебя в этом плане когда-нибудь подводил?       У их интимных отношений, конечно, ещё не настолько длинная история, чтобы можно было задавать такой вопрос, но Петина нехитрая провокация срабатывает. Аня всхлипывает, подаваясь бёдрами к нему.       — Нет, что ты! Что ты! Ты не подводишь, — торопливо соглашается она и отзывчиво дрожит от каждого прикосновения. — Если ты говоришь, что так будет лучше… хорошо. Я верю. Давай сделаем так.       — Чудесно, — бормочет Петя и целует Аню между лопаток перед тем, как войти в неё.       Она и впрямь обхватывает его чудесно, тесная, горячая и влажная. Пете не хочется думать о ней в таких некрасивых, приземляющих, низводящих категориях, но его накрывает и перехлёстывает ощущениями, которые его самого низводят до примитивного блаженства.       — Ты прекрасная, — выдыхает он, тяжелее наваливаясь на Аню и жадно толкаясь в неё. Проводит рукой от Аниного бедра вверх, зачёрпывая разгорячённую нежную кожу, находит ладонью её небольшую грудь, совершенно прелестную на ощупь, и мягко сжимает. — Прекрасная. Нравишься мне. Ты нравишься.       Аня в ответ издаёт восхитительный звук, больше всего похожий на радостный стон.       — Тебя так много! — восклицает она. И выгибается под Петей сильнее прежнего, поднимает бёдра, подаваясь навстречу, сама прижимается ближе, провоцируя и помогая проникнуть в неё ещё глубже. — Ещё, пожалуйста! Не останавливайся!       Петя и не планирует.       Больше не ругаешься на меня? настойчиво допытывается он, продолжая жарко ласкать Аню. Больше не считаешь, что я всё делаю не так? Аня под ним захлёбывается стонами, и извивается, и кое-как давится рваными ответами и заверениями, о которых он просит. Какой-то части Пети, более сознательной и умной, стыдно за то, как он подкармливает своих тараканов и свою гордость, заставляет девушку проговаривать все эти признания. Но эта часть сейчас запрятана где-то глубоко, погребена под оглушающим удовольствием.       Он позволяет себе беспорядочно ускориться, теряя контроль, лишь когда Аню под ним перетряхивает крупной судорогой, когда она заходится в оргазме, вскрикивая и цепляясь за простыню. Сам Петя от неё почти не отстаёт, доходит до разрядки, растворяясь в блаженстве, и окончательно наваливается на девушку, крепко обнимая её слабеющее тело и сам слабея следом. Это приятная слабость, которая захлёстывает не только тело, но и разум, и из-за которой Петя с замедлением вспоминает справиться о том, как себя чувствует Аня. В конце концов, всё ведь затевалось ради обоюдного удовольствия. Надо проследить, чтобы условие было выполнено.       — Я не слишком?.. — начинает было он, пытаясь подобрать подходящие слова, чтобы прозвучать не грубо и не чересчур прямолинейно.       — Нет, нет. Всё в порядке.       — Не давлю на тебя?       — Нет. Мне нормально.       Петя ещё довольно долго лежит, ощущая под собой её нежно трепещущее тело, гладит её по затылку и совершенно не хочет отстраняться, разрывать этот приятный контакт тел. Ему приходится поневоле признать, что с Аней хорошо. Хорошо настолько, что нет смысла притворяться перед самим собой и делать вид, что это просто ничего не значащие, мимолётные даже-не-отношения, которые будет легко порвать в любой момент. Аня цепляет. Её жесты, взгляды, очаровательное смущение и податливая нежность, которую она позволяет себе наедине, но которую так чётко скрывает на льду, — всё это вместе очаровывает и даже немножко завораживает. Петя думает, что мог бы представить её рядом не только в постели, но и в других, менее — как бы это сказать? — экстремальных условиях. Например, наверное, было бы неплохо пригласить её куда-нибудь прогуляться. У них выпадают свободные вечера, а они всё-таки в незнакомой стране, здесь очень даже найдётся куда пройтись и на что посмотреть. Петя подумывает об этом всё увереннее, как о неплохой идее. Тем более, ему кажется, что Аня смотрит на него по-особенному, не просто как на кого-то, кто просто время от времени ублажает её и о ком будет легко забыть.       Но прежде, чем он успевает обрести достаточную уверенность для того, чтобы пригласить её хоть куда-нибудь, Аня снова от него убегает.