Сломать / построить / сломать / построить?

      Решиться провести вечер с Петей — это, оказывается, ещё только полбеды, если даже не треть. Дальше надо договориться о деталях. Во сколько встречаться, в чьей комнате всё произойдёт, к чему готовиться — последний вопрос особенно скользкий, Аня старается избежать его как может, отчаянно избегает неудобной темы, хотя Петя и пытается что-то такое обсудить. Это всё очень неловко и даже стыдно. Как будто она делает что-то вопиющее, позорное, почти преступное. Непристойное, так уж точно. И неприятные, колючие мурашки крадутся по коже от мысли о том, что кто-то может обнаружить в Анином телефоне эту неприличную, довольно откровенную переписку. Например, Алина. Боже, Алина же сразу всем разболтает. Нет-нет, ей нельзя не то что показывать эти сообщения — ни слова о них лучше не говорить.       Аня волнуется. И чувствует собственное сердцебиение отчётливо как никогда — глухое, тяжёлое и вместе с тем пугливо ускоряющееся. Ей до сих пор немного не верится, что она согласилась. И страшно, что кто-то из них с Петей проболтается, или что кто-то третий сумеет за ними подглядеть, и тогда некрасивая, грязная сплетня полетит по всем источникам, и наверняка будут те, кто станет её с удовольствием обмусоливать, приукрашивать и в таком виде передавать дальше. У Ани поджилки трясутся, и она старается как-нибудь не думать о плохом, успокоиться, постараться настроиться на хорошее. Хотя как тут настроиться? Это всё ужасно, ужасно нервное, и Аня даже подумывает отказаться, пока ещё не поздно. Но под конец всё-таки заставляет себя решиться. Дождавшись, когда этаж затихнет и настанет время, на которое они с Петей договаривались, Аня для верности выжидает ещё пару минут, а потом, набросив тонкий халат поверх ночной сорочки, крадучись выходит в коридор. Возможно, это ошибка, что она сразу так едва одета, но Аня полагает: какой смысл наряжаться, как на свидание, если они не делают секрета из того, что это и близко никакое не свидание, и даже предполагают, что одежду сразу же придётся снять?       Но, Боже, как же всё это нервно.       Петя открывает на первый же робкий стук в дверь. Зайдя в номер, Аня почти сразу же зябко обхватывает себя руками и вздрагивает, нервничая ещё сильнее прежнего. Она совершенно не представляет себе, что и как случится дальше, и на мгновение ей даже рисуется, что Петя вот-вот уткнёт её лицом в стену и возьмёт прямо в коридоре, даже не приласкав. Разве «просто секс без обязательств» не означает как раз что-то такое, механическое и лишённое тепла? Но потом ладонь Пети ложится ей на лопатки, согревает бережным прикосновением, и Аня немного успокаивается, а тревожная картинка размывается. Нет, на «механическое и лишённое тепла» это уже не очень похоже.       — Проходи, — приглашает Петя. И следует за Аней шаг за шагом, и его ладонь продолжает касаться её спины, и в этом есть что-то заботливое, как будто даже уютное. Успокаивающее — не в убаюкивающем, а в хорошем смысле. Так Ане проще поверить, что в том, что они намереваются сделать, действительно нет ничего такого уж плохого. Она проходит в комнату, останавливается возле кровати и на мгновение замирает в нерешительности: что ей теперь, сесть? Лечь? Или, может, для начала сразу раздеться? И, пока она сомневается, Петя сзади приобнимает её за плечи.       — Не волнуйся. Здесь всё просто. Если что-то не нравится, говоришь «нет». Терпеть ничего не надо, — говорит он, а его руки тем временем оглаживают Анины плечи, затем с мягким, ласковым нажимом спускаются ниже по её телу и останавливаются на пояске её халата. — На тебе есть что-нибудь ещё?       — Да. Да, есть, — кивает Аня, покрываясь мурашками. Она пока затрудняется сказать, хорошие ли это мурашки, нравится ли ей то, как ощущаются Петины ладони на её теле, пока прикасающиеся сквозь два слоя ткани, — зато точно понимает, что ничего липкого и неприятного в этом нет. По меньшей мере, сейчас.       — Хорошо, — как-то буднично роняет Петя. Развязывает поясок, стягивает халат с Аниных плеч, роняя его на пол, и снова настойчиво трогает — плечи, бока, бёдра. Так его руки ощущаются гораздо горячее, они, кажется, совсем раскалённые. Аня стыдливо жмурится, когда жаркие ладони ложатся ей на грудь, опаляют сквозь тонкую ткань. Ох. Её так почти никто и никогда не трогал, и Аня едва ли знает, что ей с этим делать. Прикосновения дразнящие, ловко оглаживающие по кругу, и пальцы вызывающе заигрывают с сосками, безошибочно находя их под сорочкой. Ане лицо и шею заливает жаром. Прикосновения ощущаются приятно-откровенными, и Ане даже самой стыдно за то, как быстро она теряет личные границы.       — Я должен уточнить. Просто для понимания, чего ждать, — говорит тем временем Петя. — Ты сказала, что у тебя совсем немного опыта. А конкретнее? Детали мне не нужны, если что.       Дать ему детали Аня всё равно бы не смогла, она и так мучительно краснеет.       — Один раз было. И мне не то чтобы понравилось, — бормочет она. Её первый раз случился, когда она уступила настойчивым ухаживаниям Даниэля, тренировавшегося тогда в «Хрустальном». Было очень неловко и немного больно, и казалось, что всё длится как-то слишком долго, а мокрые поцелуи хотелось поскорее с себя стереть, и у Ани после этого осталось навязчивое ощущение, что ничего она на самом деле не хотела, просто позволила, то ли из вежливости, то ли из нежелания обидеть, то ли ещё что-то в том же духе, просто самым бездарным образом потеряла свою девственность. Даниэлю она тогда сказала, что второго раза не будет, всё-таки нашла в себе силы отказать и не терпеть дальше. Сейчас же… ну, ощущения какие-то примерно такие же. Она не уверена, что ей действительно хочется, скорее позволяет Пете уговорить её. Это совсем не те мысли, на которых следует концентрироваться, и Аня очень старается их отогнать.       Петя удивлённо выдыхает у неё над головой. Его ладони замирают и как будто готовы в любой момент исчезнуть с её груди.       — Значит, всего один раз, и тот не понравился. То есть, секс для тебя — это что-то напряжное и неприятное, — подытоживает он. И в целом он прав, но слышать это Ане почему-то обидно и даже холодно. Петя тем временем задаёт очень логичный, но вместе с тем ужасный вопрос: — Но тогда зачем ты согласилась?       Больше всего на свете Ане в эти мгновения хочется проглотить язык. У неё полное ощущение, что сейчас всё сломается, и Петя просто выставит её за дверь, и отношения испортятся окончательно. Поэтому Аня старается как можно точнее найти слова, чтобы объяснить: — Ну, я думаю, это был просто неудачный первый опыт? Не обязательно ведь и дальше всё будет так же. Да и потом, ты же сказал, что это приятно. Ты ведь не обманывал?       — Нет, конечно, — сразу же заверяет Петя — и вдруг целует Аню в щёку. Губы у него очень сухие, лихорадочно горячие, и поцелуй тоже выходит очень сухой, почти стерильный. Но именно это прикосновение неожиданно сладко обжигает Аню. Наверное, это её даже заводит — во всяком случае, раньше она не испытывала ничего, настолько похожего на жар возбуждения.       — Мы ведь можем продолжить, да? Всё в порядке? — спрашивает она. Кладёт ладони Пете на предплечья, осторожно поглаживает, старается вовлечь его обратно, приободрить, не отпугнуть. Ей правда кажется, что у них может что-то получиться. Что уже сейчас есть какая-то искра, которая позволит всему происходящему не стать чем-то неловким и тягостным. Аня искренне верит, что действительно может быть приятно; чуть застенчиво она добавляет: — Я думаю, всё будет хорошо.       Петя целует её ещё раз, так же сухо и горячо, только теперь в шею под самым ухом. Аня охает от неожиданности — это прикосновение нравится ей ещё больше первого, кажется ещё приятнее, и опять по коже пробегает торопливый жар.       — Думаю, что да. Всё в порядке, — соглашается наконец Петя. Его руки становятся чуть настойчивей, начинают снова трогать вызывающе и плотно и тревожить. — Ладно, тогда… я как-нибудь осторожнее. Давай попробуем. Но если тебе будет не нравиться — не молчи. Обязательно говори мне об этом. Обещай.       — Что, могу просто сказать, что не хочу? — осторожно уточняет Аня.       — Можешь, — кивает Петя. — Договорились. Твоё стоп-слово — «не хочу», не стесняйся им пользоваться.       «Стоп-слово». Надо же. Никогда не думала, что дойдёт до такого.       И тем не менее, Ане сразу становится спокойнее, как только появляется этот маленький уговор. Значит, она может в любую минуту попросить остановиться — и быть услышанной, и Петя, наверное, даже не обидится, раз он сам вводит стоп-слово. Это очень помогает нервничать не так сильно. Петя вновь коротко целует её в щёку, а затем тянет к кровати, усаживает Аню на покрывало и сам садится рядом. Так, когда они почти лицом к лицу, снова возникает некоторая неловкость — но очень быстро тает. Потому что Петя вновь склоняется к ней, жалит в шею торопливыми поцелуями — они всё такие же сухие, он прикасается одними губами, и почему-то это кружит Ане голову, — тепло приобнимает, и делает всё это так почти что естественно, что как будто никаких поводов для неловкости нет. Аня запускает пальцы ему в волосы, перебирает, чуть оттягивает — они завораживающе густые под пальцами, их хочется ворошить снова и снова. И очень длинные. Ане кажется, ни у кого из её знакомых парней нет таких длинных волос. Она касается Петиной головы снова и снова, пересыпает в пальцах чёрные пряди, и это её до странного гипнотизирует. Это почему-то очень приятно, хотя никаких оснований для этого как будто бы нет.       — Ничего, что я так… тормошу? — бормочет она, так и не найдя подходящего слова. Ей сложно думать, когда Петя беззастенчиво трогает и целует её, когда воздух бестолково трепещет в лёгких от волнения, заставляя уже сейчас бестолково хватать ртом воздух.       — Ничего. Всё чудесно. Продолжай, — отзывается Петя. Короткими прикосновениями губ он жалит Анины плечи и ключицы, а его ладонь крадётся вверх по её бедру, подбирается к кромке ткани, и без того едва прикрывающей ноги. Аню всю пробирает мурашками от мысли, что дальше будет лишь откровеннее. И, наверное, ещё приятнее? Она содрогается, ощутив, как с плеча соскальзывает лямка, как обнажившейся груди касаются горячие губы, и закрывает глаза.       Боже. Как до этого дошло, они ведь даже не влюблены? Ане сложно объяснить это самой себе. То ли дело в том, что Петю она знает давно, и, как ей рисуется, неплохо, и в целом ему доверяет, то ли в её желании загладить свою вину, то ли в том, как ей хочется ощутить свою привлекательность, почувствовать себя желанной — а может, всё это сразу сплетается в сложный, нераспутываемый, отчасти ядовитый клубок. Но пока всё происходящее ощущается вызывающе приятным и даже приносит смутное удовлетворение. Горячая ладонь быстро оказывается у неё под подолом — и замирает.       — На тебе что, нет белья? — удивлённо спрашивает Петя. Аня не уверена, хорошее это удивление или плохое — но ей кажется, что она улавливает в его голосе нотки восторга. Тогда, наверное, скорее хорошее?       С другой стороны, чем тут восторгаться?       — Ну да, — сознаётся Аня и заливается краской мучительнее прежнего — хотя казалось бы, куда уж мучительнее. — Я подумала, так будет… уместно, что ли. Мы же не притворяемся, что у нас свидание, так зачем усложнять. Или я это зря? Ой! — Она вскрикивает от неожиданности и цепляется за Петины плечи. Его ладонь вдруг оказывается у неё между ног, и пальцы дотрагиваются откровенно и бесстыдно, и это прикосновение похоже на яркую вспышку. Аню пронизывает дрожь; ей немного стыдно, но это чувство стремительно отступает, и она сама раскрывает бёдра, чтобы Пете было удобнее её трогать.       — Отчего же зря? Я оценил. Ты шла ко мне через весь этаж, и на тебе при этом не было белья. Не думал, что ты так можешь, — жарко шепчет Петя, и его пальцы ласкают всё настойчивее, снова и снова задевают чувствительную точку, и Аню передёргивает от сладких вспышек, которые становятся всё ярче.       — Я сама не думала, что могу так, — признаётся она, дрожа. И как может пытается приласкать Петю в ответ: гладит по плечам и шее, снова зачёрпывает ладонями чёрные волосы, смазанно тычется губами в жаркий висок. Откровенные прикосновения продолжают жалить её, заставляя скулить, не дают покоя — а потом настойчивые пальцы соскальзывают ниже, начинают давить, проталкиваясь внутрь. Смущённо Аня бормочет: — Ну зачем ты так, — и больше всего её смущает то, какая она, оказывается, влажная и податливая, как легко Петя проникает в неё.       — Неприятно? — чутко уточняет Петя. Но при этом не останавливается ни на миг, его пальцы оказываются в Ане всё глубже, это ощущается всё более неловко, и… Аня искренне пропускает момент, когда неловкость уходит и становится хорошо. Она громко ахает, не в силах сдержаться, и выгибается, сама пытается двинуться на пронзающих её пальцах, чтобы повторить неожиданное сладкое прикосновение.       — Нет, нет. Наоборот. Продолжай, пожалуйста, продолжай, — упрашивает она. И, кажется, слышит, как Петя довольно усмехается, и немножко не уверена, как ей это воспринять и что об этом думать, — а потом это всё мигом перестаёт иметь значение, потому что на Аню шквалом обрушиваются ощущения, в которых она совершенно теряется, всхлипывая и задыхаясь. Двумя пальцами Петя толкается в неё ещё и ещё, бесстыдно изучает её изнутри, давит туда, где тело самое чувствительное и отзывается ярче всего, а большим пальцем вновь цепляет чувствительную точку чуть выше, дразнит ловкими прикосновениями.       — Тебе нравится? — настойчиво спрашивает он. — Нравится? Скажи это. Хочу слышать.       — Да, — стонуще сознаётся Аня. И вскрикивает, ощутив очередной сладко-острый толчок глубоко внутри: — Да! Да, мне нравится!       Петя удовлетворённо урчит, осыпая поцелуями её грудь, — и, кажется, сорочка сползла уже совсем, потому что Аня чувствует жаркие губы везде-везде и ни единого клочка ткани, который прикрыл бы её. Ну и к лучшему, безвольно думает она. Ткань бы сейчас только помешала — а Аня ни единой помехи сейчас не желает, она хочет полностью раствориться в нахлынувших ощущениях.       — Не останавливайся. Ещё говори, — почти приказывает Петя. Ане, уже почти готовой рассыпаться вокруг его пальцев, сложно соображать, но она искренне старается. Мне нравится, стонуще выдыхает она, это очень хорошо, да, да, сделай так ещё, пожалуйста, и даже забывает устыдиться того, как банально и пошло это звучит. Её переполняет мечущийся внутри яркий жар, она всё громче срывается на стоны и под конец захлёбывается самым громким из них. Удовольствием её почти что разламывает на части; ощущая себя по-странному приятно расколотой, она вжимается Пете в плечо и крупно дрожит.       — Как ты? — шепчет ей Петя и целует её в шею, пока его пальцы медленно покидают её. — Всё-таки не так плохо, верно?       — Верно, — с замедлением соглашается Аня. Ей нравится, что он не пытается отстраниться сразу, что поддерживает её, привлекая к себе свободной рукой, и позволяет отлежаться в его тёплых объятиях. Она пытается поцеловать его в губы плохо слушающимися губами, но Петя неожиданно уворачивается, и у Ани получается только мазнуть поцелуем по его щеке.       — Не стоит, — твёрдо говорит он. — Должно же остаться что-то интимное. Что-то, что будет только для любимого человека.       Сперва Аня хочет сказать ему, что это не проблема, что она и это уже потратила, так что разницы никакой и беречь нечего. Но, по счастью, она не успевает открыть рот и вовремя соображает: это она так безалаберно всё упустила, а вот Петя, возможно, нет, у него, может быть, это ещё осталось, и нечего пытаться вытянуть из него что-то, что он желает сохранить. Поэтому Аня кротко соглашается: — Конечно. Я понимаю. И не настаиваю, — и вместо этого она целует Петю в плечо, правое, затем левое, и снова правое, настойчиво жмётся губами сквозь ткань футболки, затем тянет за воротник, пытаясь добраться поцелуями до ключиц. На несколько мгновений Петя вдруг хватает её за затылок, притягивает к себе так, что она вжимается лицом ему в шею. Аню немного оглушает этим тесным контактом; она успевает почувствовать аромат кожи, от которого встают дыбом волоски на руках и снова подступает горячее возбуждение, а потом, так же внезапно и торопливо, Петя сгребает её за плечи и опрокидывает на кровать.       — Ложись, — выдыхает он. Аня слушается, ёрзает на покрывале, сползая ближе к подушке, устраиваясь так, чтобы потом обоим было удобнее, и прикипает к раздевающемуся Пете нетерпеливым взглядом. Он красивый. Это и раньше можно было заметить по некоторым его костюмам, только подчёркивающим рельефные, эффектно очерченные, словно бы литые мышцы. Но сейчас, когда он всего лишь на расстоянии вытянутой руки, когда никакая ткань уже не скрывает его тела и можно без помех, в полной мере увидеть, дотронуться, почувствовать, это особенно обжигает. Аня сгорает от нетерпения. Она послушно вскидывает бёдра, помогая Пете сдёрнуть с неё сорочку, совсем сбившуюся к талии, и подложить ей под поясницу подушку, и так же послушно разводит колени, уже не стесняясь ни своей наготы, ни вызывающей открытости.       — Иди ко мне. Пожалуйста, — зовёт она. Петя надевает презерватив и тянется к ней, склоняется над Аней, оказываясь между её раскрытых бёдер. Головокружительной наготы столько, что всё происходящее кажется немножко нереальным, похожим на очень горячий сон. Неужели Ане правда можно? Вот с этим потрясающим парнем? И никто ей ничего не скажет, никто не осудит? Ох, очень не хочется сейчас проснуться и понять, что всё это лишь пригрезилось. Помогая себе лишний раз убедиться в том, что всё происходит наяву, по-настоящему, Аня кладёт ладони Пете на грудь, гладит разгорячённую кожу, бережными прикосновениями чертит линии вдоль рёбер, опускаясь ниже, останавливается на пояснице и ласкает пальцами нежные местечки над ягодицами. Нет, не сон. Для сна Петя слишком осязаемый и близкий.       — Ты хорошенькая, — доверительно нашёптывает ей Петя. И беззастенчиво, бесстыдно трогает Анино тело. Аня чувствует его ладони то на бёдрах, то на талии, то на груди, и его раскалённый взгляд она, кажется, тоже чувствует на коже. Это выжигает в ней остатки стеснения — хотя стесняться уже давно должно быть поздно, сейчас уже странно, что в ней ещё остаётся хоть что-то смущённо трепещущее.       — Только «хорошенькая»? — провокационно уточняет Аня. Хотя и такой комплимент ей уже приятно слышать, она и после него ощущает, как в груди разливается приятное тепло. Не ни о чём. Хорошенькая.       Петя вдруг подаётся ближе, почти наваливается, и кусает её за мочку уха. Аня вздрагивает под ним, изумлённо вскрикнув. Ей не больно, просто это очень неожиданно: дыхание опаляет, зубы влажно проходятся по мочке, задевают и дразнят, и в целом это скорее похоже на изощрённую ласку, чем на настоящий укус.       — Выпрашиваешь комплименты? — тем временем безошибочно угадывает Петя. Но совсем не даёт времени ответить: теснее прижав Аню к покрывалу, он уже пронзает её, настойчиво толкается всё глубже, пока не входит до конца. У Ани перехватывает дыхание. Это… ни в какое сравнение не идёт с тем, как внутри ощущались пальцы. Как будто она до этого попробовала лишь демо-версию секса, а теперь наконец получила полный доступ. Её тело стремительно тает от вскипающего внутри жара; она обхватывает Петю за плечи, выгибается под ним, трепеща в унисон его движениям, и тщетно пытается хоть что-то сказать непослушным горлом. Да и что сказать? У неё слова друг с другом не складываются, в ней клокочет удовольствие, напрочь лишающее воли. Согласен, ты красивая, очень красивая, выдыхает ей на ухо Петя, и Аня восторженно стонет в ответ.       Разве так можно? Чтобы было так хорошо, когда не по любви, а просто по договору? Разве это правильно? Уже неважно. Ане хорошо. Она крепче хватается за Петю, перекрещивает лодыжки у него за спиной и почти что подвывает от удовольствия, пока он вколачивается в неё всё торопливее. В эти мгновения ей кажется, что ещё никто не было к ней так близок — или, уж по меньшей мере, ничьей близости она так не желала. Петю же она желает со всей жадностью, наслаждается тем, как тесно он сейчас соединён с ней, какой он красивый, уверенный, разгорячённый, как он хорош и как с ним хорошо, как ярко её обжигает каждое новое движение его сильных бёдер.       Оргазм заставляет её совсем обмякнуть, растечься под Петей восхищённо и обессиленно. Мягкими от неги губами она целует Петю в плечо снова и снова, гладит его по спине, по шее и затылку, старается неуклюжей лаской выразить благодарность, запоздало сделать ему приятно. Мало-помалу жаркое марево наслаждения отпускает их обоих, и всё вокруг снова начинает становиться обыденным. Петя откатывается в сторону, больше не укрывает Аню своим горячим телом — и Аня смотрит на него нерешительно, чувствуя, как вновь начинает возвращаться стеснение.       — Тебе понравилось? — осторожно спрашивает она. — Это было похоже на то, что ты хотел получить? Ты не разочарован?       Петя поворачивает к ней голову. Сперва он смотрит в глаза; потом его взгляд опускается ниже, падает на Анину обнажённую грудь. Протянув руку, он медленно обводит пальцем один из её сосков и только после этого наконец отвечает: — Разочарован? Нисколько. Конечно, я изначально планировал, что всё пройдёт несколько по-другому, но… так тоже было хорошо. Признаться, я бы как-нибудь повторил, на тех же условиях. Если ты не против, конечно. Что ты сама-то думаешь?       Аню окутывает теплом от его слов. Конечно, они здесь не говорят о каких-то чувствах, они договорились на встречу без малейших обязательств, и Петя так и планирует продолжать — но всё равно, даже так думать об этом приятно. Получается, она достаточно хороша для того, чтобы не стать девушкой на один раз. Петя готов встретиться с ней ещё — а Ане и размышлять почти не о чем, она со своей стороны тоже готова.       — Мне очень понравилось. Ты был прав, это действительно по-своему помогает, — охотно признаёт она и улыбается. — Я бы тоже ещё как-нибудь повторила.       У них ведь ещё значительная часть тура впереди. Они вполне могут скрасить вечера вот такими встречами — если получается, что это их обоих устраивает. Непривычно осмелев, Аня думает, что это очень хорошая идея.