Новый друг
12 апреля 2024 г. в 04:22
Минтара не могла вспомнить, когда последний раз ощущала себя так великолепно. От удовольствия, распространяющегося по всему телу, от кончиков пальцев до кончиков волос, блаженная улыбка сама собой растекалась по губам женщины. И даже не хотелось открывать глаза. Словно бы это разрушило ту негу, которая мягкими путами обвивала всё тело. Было так тепло, так тихо, так абсолютно, словно в вакууме. В паучьем коконе, бережно сплетённом Паучихой-Матерью. Словно в утробе матери. Минтара почувствовала, как после пробуждения начала медленно погружаться в некий транс, заглушающий внутренние переживания и все мысли и чувства.
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, не так ли? Стоило Минтаре отдаться приятному мороку, как вдруг удовольствие резко сменилось острым болезненным ощущением; капсула с громким, слишком громким звуком открылась, впуская во внутренний мир женщины вой сотен истерзанных демонами душ. Вмиг стало непривычно холодно, даже несмотря на то, что температура снаружи капсулы лишь на какой-то один градус отличалась от температуры внутри капсулы. Минтара изо всех сил пыталась остаться внутри «кокона», жмурясь до боли в глазах и дрожа, но всё тщетно.
— А вот и мой свинёнок, — прозвучал завораживающий голос. Спокойный, тихий, таинственный. Но даже несмотря на все эти параметры, этот голос больно ударил по черепной коробке, вынуждая всё же открыть глаза и вернуться в этот мир. — Моя Ночная Хранительница, — в противоположность предыдущей реплике, прозвучало надменно, с толикой издёвки над прошлым Минтары. Сладко, выговаривая чётко и ясно, лаская кончиком языка каждую букву титула. В глубине сердца что-то глухо, но тоскливо ухнуло. — Я планировала заняться совсем другими делами. Ну, знаешь, у Избранной и без того хватает забот. Признаюсь, я даже на некоторое время забыла о тебе, свинёнок. Признаюсь и каюсь, — хихикнула она напоследок. — А ты? Ты помнила обо мне? Ну конечно, помнила. Я чувствую каждой своей волосинкой, что ты ни на дольку секунды не отпускала меня из своей маленькой паутинной головки. И мой клинок о тебе помнил. Помнил страх, гуляющий по твоей коже, каждую мурашку, которой он коснулся. — Орин, достав клинок из ножен, влюбённо осмотрела каждую зазубрину, каждую микротрещинку и довольно промурчала.
Минтара с ненавистью посмотрела в глаза Орин: сложно было не заметить, как в её взгляде читалось невыносимое желание изрезать Минтару на кусочки, медленно и мучительно, а затем рисовать её же кровью на её тёплом трепещущем теле.
Минтара зажмурилась и мысленно повторила: «Госпожа, прости меня за слабость мою».
— Молишься своей свергнутой демонице? Как ничтожно и глупо. Злобная паучиха, такая же слабая, как и ты сейчас. Как и все твои друзья, которых я убила. Где же была твоя горячо любимая Ллос тогда? — Орин обворожительно улыбнулась и провела тонкими пальчиками по лезвию Кровожадности. — Впрочем, это уже не важно. Любое божество, которому вы все поклоняетесь, не стоит и куска ломаного хлеба. И сейчас я тебе это докажу.
Сердце пропустило удар; в голове роем клубились тревожные мысли; тело свело судорогой от ожидания того, что будет дальше. Минтара даже не могла представить, что ждёт её в смердящем подвале Лунных Башен. Всё пространство было заполнено ужасными резервуарами с такими же пленниками, как и она сама, с той лишь разницей, что некоторые из пленников были либо мертвы, либо в предсмертном состоянии. Что же с ними сделали? Их взгляд выражал необычайный экстаз, настолько чуждый их природе, что, вероятно, их нервная система, не сумевши справиться с подобным состоянием, запустила программу стазиса. Некоторые из пленников, те, что принадлежали к расе людей, лежали в своих капсулах неподвижно и блаженно смотрели вверх, закатив глаза. Те, что принадлежали другим расам, ещё сохранили, по всей видимости, остатки псионической энергии и изредка посматривали из-под прикрытых глаз в сторону Минтары. И в их взгляде невозможно было прочитать какие-либо мысли или эмоции. Высушенные марионетки.
Это же ждало и её?
Минтара судорожно сглотнула и зажмурилась, в глубине души цепляясь за образ Ллос, стараясь удержать его на горизонте своего уплывающего от страха сознания, молясь о спасении. В воздухе витал отвратительный некротический запах, запах разлагающихся тел и… безумие. Безумие, исходящее от Кровавой Леди.
— Нет-нет, свинёнок, не сметь закрывать глаза! — Орин раздражённо помахала миниатюрной ручкой перед эльфийкой. — Вот так, да. Смотри мне в глаза. Ты же не хочешь пропустить всё веселье? Которое, кстати, предназначено для тебя.
Ложь; Минтара видела в её глазах, что всё это безумие организовано и предназначено для болезненного сознания Орин. Для её потехи.
Вдруг Орин резко переменилась в лице; состроив жалостливую мордашку, она осторожно произнесла:
— Ох, я, кажется, поняла, — она кивнула в сторону других пленников. — Ты боишься, что я сделаю из тебя таких же овощей? — Рассмеявшись, она провела кончиком своего клинка по щеке Минтары, рисуя странный узор. — Не волнуйся, я не делаю такого со своими зверьками. — Сверкнув глазами, она коварно улыбнулась и слегка надавила кончиком клинка на её кожу. С какой же скоростью она меняет маски! — Я не мучаю, я убиваю. Молниеносно, без единых колебаний. Мои зверюшки даже не чувствуют боли.
Минтара скривилась: какое огромное облегчение!
— Ты особенная зверюшка. А для особенных зверюшек предназначена прелюдия, не так ли?
— Я не боюсь смерти, — гневно выдавила из себя Минтара и обнажила зубы. Ложь. Наглая, гнусная ложь. Они обе это понимали.
Хотя, признаться честно, Минтара действительно не боялась смерти, сражаясь всегда самоотверженно и горячо, сметая на своём пути любые преграды. Умереть за Ллос — высшее благо для неё и для любого из Мензоберранзана. В особенности для любого паладина, поклявшегося Паучьей Королеве-Матери. Но не так. Не в грязном вонючем подвале, где любая поверхность пропитана запахом крови и смерти. Где суть убийств смешалась и срослась воедино с запахом крови и некрофилии, с ядром пространства. Не в иллитидской капсуле, как подопытное животное, чтобы отдать своё псионическое естество на прикорм армии пожирателей разума. Не на руках безумной дочери бога убийств, не от её же кровавых рук. Позорная, отвратительная смерть, никак не достойная паладина, поклявшегося Ллос.
— Кому, как не тебе знать, как приятно наблюдать за существами, с каждой новой пыткой превращающихся в животных? Кому, как не тебе знать, как приятно прослеживать связь от здравости до безумия? Как они все теряют личность, раскалываясь, обнажают своё естество, безумными, в экстазе, глазами смотря на тебя, умоляя о пощаде, приоткрывая свои самые тайные чувства? Как они ломаются, раздевая себя до своей сути, вскрывая оболочку, выстроенную из своих догматов? Помнишь, с каким чувством ты вскрывала шаритов? Помнишь, я знаю. Как думаешь, боялись они тогда смерти? Я уверена, ты знаешь ответ.
Орин скривилась. Сложно было понять, о чём она сейчас думает, какие чувства испытывает. Да и способно ли это существо вообще что-то чувствовать?
Рядом с капсулой Минтары был расположен небольшой резервуар с бледно-жёлтой жидкостью. Стенки резервуара изнутри были покрыты мелкими кристалликами какого-то неорганического вещества, которые, нарастая друг на друга, превращали гладкую стенку резервуара в ребристую и шероховатую. Если внимательно посмотреть, то можно было заметить, как жидкость слегка «подрагивала», словно в ней что-то плавало. Орин опустила руку в жидкость, немного покопалась и достала нечто мерзкое и удивительно активное. Это нечто извивалось, издавало непонятный писк, сбрасывая с себя остатки питательной среды, обнажая маленькие острые зубки в несколько рядов, шевеля тонкими длинными щупальцами.
— Со мной ты забудешь слово «смерть», свинёнок. Для тебя больше не будет его существовать. Всякий раз, когда кто-то в твоём присутствии скажет это слово, ты будешь впадать в ступор. Ты даже не будешь знать, что это слово когда-либо существовало в твоей жизни. Оно станет инородным, чужим, странным. Непонятным. Отвратительным и ужасным. — Орин поднесла нечто к глазу Минтары и тихо, словно бы кто-то мог её услышать, добавила: — отныне есть только благословение.