Часть 1.2. Сай. Июнь, 25 лет после рождения Наруто.
Green Apelsin — Охота на лисицу
+++
Сай искренне пытается сосредоточиться на том, чтобы придумать план, как им с Акеми выбраться, но взгляд его упорно возвращается к стройной фигуре, вышагивающей впереди; к её тонким запястьям и узким рукам, в которых она держит верёвку, словно на поводке ведя двух питомцев. Бывших убийц из Корня Конохи. Это была бы хорошая шутка, не иди речь о них с Ящеркой. Канкуро следит сзади, подгоняя что-то мычащего дипломата, которому успели заткнуть кляпом рот. Иволга, которая так и не представилась, пообещала сделать то же самое и с ними, если попробуют выкинуть какую-то глупость. — Союз, — напомнил Сай. — Персонально для тебя сделаю кляп из своих трусов, — хмыкнула девушка, железной хваткой дёргая его и приводя в вертикальное положение. У него всё ещё подрагивали ноги, но он как-то устоял. — Если ещё раз о нём заикнёшься. Странно, что эти двое так реагируют, ведь на войне песчаники вполне добровольно стали плечом к плечу с коноховцами. А насколько Сай знает, в браке Шикамару и Сабаку но Темари, который был, конечно, чисто политическим шагом, после рождения ребёнка даже расцвели чувства. Нара искренне любит и жену и сына, и суровая куноичи из Ветра явно привязалась к мужу. Кроме того, Казекаге тоже вполне удачно женат на бывшей Хьюге. Разве он позволит пусть и собственному брату держать заложников у себя в деревне? Они и не абы какие сироты с улицы: Акеми из уважаемого клана Икимоно, а сам Сай пусть и не самый близкий, но хороший друг Нанадайме и его бывший сокомандник. И он теперь часть клана Яманака… про что периодически почему-то забывает. До Суны ещё день пути, и они набредают на оазис посреди пустыни, что вызывает у Иволги счастливый возглас. — Куро, я хочу помыться, — не терпящим возражения тоном заявляет куноичи. — Привяжи этих куда-нибудь и пойдём искупаемся. Чувствую себя грязной. — Лучше не оставлять без присмотра, — хмыкает кукловод, обводя оценивающим взглядом молчаливую Акеми, которая опускает голову и пытается не смотреть в ответ. — Мало ли. Ладно, дипломат, никуда он не убежит. А эти, всё же, Анбу. — Ну в Куроари засунь, — недовольным тоном предлагает Иволга. — Я вырублю их на пару часиков. Саю очень не хочется снова ощутить на себе действие светящихся когтей. И он вообще-то тоже не против освежающей ванны. Учитывая, что в его штанах неприятно трётся о член засохшая на белье сперма. Спасение, к удивлению, приходит от той же кто и угрожал. — Ладно, — тянет она, с брезгливой жалостью разглядывая притихшую Икимоно. — Этих берём, только следи, чтобы никто не утонул. — Что, прямо в одежде засунем? — веселится кукловод. — Или ты собираешься их развязывать? Куноичи, кажется, всерьёз раздумывает несколько секунд. — Можно просто одежду разрезать кунаем, — с усмешкой предлагает она, в упор смотря на Сая. Золотистый ободок у зрачка вспыхивает ярче на солнце, а аромат нагретой кожи и так преследует его, словно фантомная боль. — А потом голышом прогуляются, вон, этот мышонок какой бледный, ему не помешало бы загореть. Они с Канкуро и сами не сказать, что сильно загорелые. У обоих кожа с оттенком светлого золотистого тончайшего песка и кажется такой же мягкой и нежной, что хочется провести по ней подушечками пальцев. Не по кукловоду, конечно. Сай чертыхается про себя совершенно неуместным мыслям. Ему двадцать шесть будет в этом году, какого хрена он от одной дрочки завёлся, словно никогда не занимался сексом? — Я — хорёк, — возражает Сай, имея в виду свою маску, и Иволга гогочет как сумасшедшая; даже Акеми приподнимает голову, выразительно закатывая глаза. — Вот это кадр, Куро, как ты с ним вообще попал в одну команду на войне? — кажется, она даже утирает выступившие на ресницах слёзы. — Да уж, Анбу Конохи уже не те. После Лемура мне не попался ни один толковый. — Ты всё ещё с ним спишь, кстати? — не слишком довольно спрашивает кукловод, привязывая дипломата к пальме. Этому никаких водных процедур не светит. Акеми переглядывается с Саем, в удивлении поднимая брови. Они оба знают Тамеру Кенджи, только если у Ящерки с бывшим подчинённым её бабушки вполне приятельские отношения, то Сай терпеть не может скрытного и якобы такого всего хорошего и ответственного «коллегу». — Не твоё дело, — отрезает Иволга, тут же возвращая себе суровый вид и тянясь к запястьям Акеми. Затем, к удивлению Сая, достаёт короткое лезвие и точным движением разрезает веревку, тут же перехватывая своими пальцами руки Икимоно. — Ты, чтобы без глупостей. Раздевайся. Попробуешь что-нибудь выкинуть, до Суны поедешь в отключке на своём хорьке. И, поверь мне, пробуждение будет очень и очень неприятное. — Что, прямо тут? — ехидно бросает Ящерка. — Стриптиз ещё станцевать? — Я не откажусь, — хмыкает Канкуро, уже стаскивая с себя верхнюю часть костюма. Иволга отпускает Акеми, легонько проводя по её запястью светящимся когтем. И демонстративно медленно начинает стягивать собственную одежду. Акеми вынуждена смотреть — она, как и Сай в пещере, лишена способности двигаться. Сам Сай, конечно, тоже смотрит. Только Канкуро, закончив, фыркает, направляясь к бирюзовому озерцу, напоследок бросая, что Хоря она тоже сама будет раздевать, если ей такое придёт в голову. Сай надеется, что нет. Или что да. Он сам не знает, у него сердце отбивает чечётку, а кровь опять вся устремляется в область таза. Кажется, за последние сутки он в полной мере прочувствовал самые недоступные ему доселе эмоции: смущение и стыд. Позорище, возбуждаться от какой-то девицы лёгкого поведения, которая не погнушается ему голову оторвать, если по каким-то причинам они решат, что тащить их до Суны слишком запарно. Неудивительно, что Наруто называл его извращенцем. — Предложение насчёт трусов ещё в силе, — хмыкает Иволга, перехватывая его потемневший взгляд и показательно проводя пальчиком по упомянутому предмету гардероба, единственному, который на ней остался. Сай сглатывает и заставляет себя смотреть на Акеми, до тех самых пор, пока куноичи Песка не начинает раздевать уже его подругу. Акеми она оставляет в комплекте нижнего белья и, хватая под руку, ведёт в сторону плавающего на спине Канкуро. Сай послушно следует за поводком, пялясь на округлую задницу и стройные ножки, мечтая уже оказаться в воде, пусть и полностью одетый, потому что ему нестерпимо жарко под палящим солнцем пустыни. Канкуро подплывает ближе, и Иволга пихает Икимоно в спину, точным движением отправляя прямо в распахнутые объятия напарника. Берега здесь довольно крутые, и глубоко даже на заходе. Акеми взвизгивает, камнем падая вниз. — Ничего, сейчас отойдёт, — обещает Иволга, поворачиваясь к Саю. — Ну что, мышонок, твоя очередь. А то скоро пованивать начнёшь. Неудивительно, учитывая, что с него уже семь потов сошло под одеждой, причём, виной тому не только местный климат. Костюм, кстати, тоже неплохо было бы постирать, а то он скорее согласится на то, чтобы и впрямь прогуляться до Суны голышом, чем снова надеть на себя грязные липкие вещи. — Я не буду сопротивляться, — обещает Сай хриплым голосом. Девушка заинтересованно склоняет голову набок и её длинные волосы следуют движению, открывая обзор на аккуратную подтянутую грудь. Сай честно пытается не смотреть на розовато-коричневые соски, но это выше его сил. В его ушах ещё звучат сладкие стоны Акеми, и он невольно пытается представить, что могло у той вызвать такую реакцию, а также спроецировать её на себя и… — Ты уснул? — его жёстко хватают за подбородок, заставляя смотреть в жёлто-зелёные глаза. — Говорю, ещё бы не будешь. Раздевайся сам, блаженный. Может, она, как этот придурок Тамкен, владеет каким-то хитрым гендзюцу? Иначе Сай никак не может объяснить почему, как загипнотизированный, начинает стягивать с себя одежду, как только его руки оказываются свободны. Он лишь на мгновение замирает, просовывая большие пальцы под резинку штанов, но стягивает с себя всё, украдкой кидая взгляд в сторону воды. Не видит ни Канкуро, ни Акеми, впрочем, озеро неровное и растительности у берегов достаточно, чтобы спрятаться. Он нетерпеливо делает шаг вперёд, к Иволге, но в его грудь предупредительно упирается ладонь. — Ты что задумал? — прищуриваясь, спрашивает куноичи. Сай замирает, желая перехватить её руку, но не желая провоцировать девушку на коварную атаку. — Мы же идём купаться? — нейтральным тоном напоминает он, словно не у него сейчас стояк, который она не могла не заметить. — Я уже сказал, что не буду сопротивляться. — Чему? — хлопает глазами Иволга. — Ничему; что скажешь, то сделаю. — Интересно, а если я скажу тебе трахнуть дипломата? — Тебя такое заводит? — спрашивает Сай, внутренне передёргиваясь. Нет, такие сексуальные практики его не интересуют. Его сейчас интересует только одна конкретная особь. — Ты в курсе, что ты очень странный? — тянет Иволга, убирая руку. Ему тут же хочется вернуть её на место, но он не двигается. — Иди в воду, и чтобы оставался у меня на глазах, иначе камнем ко дну пойдёшь быстрее, чем успеешь сложить печать. Он голый и безоружный, если не считать того, что в книгах Джирайи именуется «пронзающим копьём страсти», а у неё какой-то хитроумный кеккей-генкай и Акеми в заложницах у Канкуро. Что он, предположительно, может выкинуть? У берега вода ему по грудь; Сай покорно ждёт, пока его конвоир скользнёт следом, чуть прикрывая глаза с блаженной улыбкой. Вода не слишком тёплая, но и не ледяная, вполне комфортная, но к которой нужно привыкнуть. Градус его возбуждения чуть спадает, пока Иволга не ныряет, за секунду оказываясь за его спиной и не кладёт ладонь на его член, крепко обхватывая и резко проводя вверх и вниз. У него с губ срывается какой-то жалкий скулёж, и Сай тянет руку назад, пытаясь то ли схватить её за мокрые волосы, липнущие к его плечам, то ли за бедро, дразняще прижимающееся к ягодицам. И больно получает по пальцам. — Я же сказала тебе, что ты меня не трогаешь, — шепчет Иволга, прикусывая ему мочку уха и посылая мурашки по всему телу. — Если я захочу, то сама попрошу. Он не понимает. Из разговоров, которые Сай успел услышать, Иволга любит потрахаться, вряд ли ведь они с Канкуро имели в виду исключительно работу рук? Тогда почему она не даёт ему себя трогать? Потому что не доверяет? Он не против дать себя связать, если она хочет сесть сверху и сама вести. О жене Сай вообще не вспоминает и не задаётся вопросом есть ли у самой песчаницы муж. Наверное, нет, раз она спокойно говорит о многочисленных связях. С другой стороны, может там очередной брак по расчёту и всех это устраивает? — Твоё имя, — сквозь зубы проталкивает Сай, вынужденный занять руки, вцепившись в собственные волосы и запрокинув голову, сосредоточившись на поступательных движениях её пальцев. Где там Канкуро с Акеми и чем заняты он не знает; даже если утонули, ему всё равно, лишь бы не появились не вовремя. — Что? — Как тебя зовут? — Интересуешься, чтобы знать, кому мстить, если Гаара вас отпустит? — хмыкает Иволга ему в шею, проводя языком по изгибу до правого уха. Он не сомневается, что Казекаге их отпустит. Но как и кому мстить он ещё не придумал. Да и за что мстить, если ему никогда не было так хорошо? — Накику, — всё-таки снисходительно произносит чертовка, снова ныряя под поверхность озера. Сай кончает, выдыхая её имя, когда чувствует как скользят по головке члена её мягкие губы и горячий язык. Она всё равно не услышит под водой.Часть 1.2. Акеми. Июнь, 25 лет после рождения.
OSCAL — Бензин и Марля
+++
Ничего плохого не произошло. Акеми повторяет это про себя до тех пор, пока ей не удается самой поверить в эту глупость. Ничего особенного с ней не случилось — секс, просто секс, ничего нового или необычного для нее. Ну, если не считать, что она кончила под ним так, как не кончала ни с кем, и потом у нее дрожали коленки. А ведь он и не сделал ничего особенного, правда же не сделал! Ее именно это коробит, потому что она понимает, почему Канкуро старался: если бы он был грубым и просто взял ее, ни о чем не задумываясь, у нее была бы возможность зубоскалить и чувствовать себя, как ни странно, победительницей. Он лишает ее этого, даря удовольствие, что ужасно унизительно. Насилие остается насилием, и то, что ей при этом было хорошо, делает все только хуже. Все-таки, прав он был, когда назвал ее много лет назад бестолочью. Ею была, ею и осталась, повезло, что он еще не признал в ней ту девочку в Лесу Смерти, которой отдал свой кунай. По глупости своей Акеми какое-то время даже грезила тем, что встретит его вновь: когда ее жизнь планомерно разваливалась, ей хотелось придумать сказку, в которой можно было бы от всего спрятаться. Она уже давно не мается такой дурью, но сейчас вспоминает все свои детские фантазии, остро жалея ту наивную девочку, которая это придумывала. Хорошо, что от всех иллюзий она избавилась рано, иначе было бы совсем плохо. Она едва слышно вздыхает и прислушивается к себе. Ей жарко, она вся потная, но пока это беспокоит ее не так уж и сильно. Акеми обдумывает, что же им делать без оружия. Хорошо, может она сумеет изловчиться и кого-то призвать, а потом что? Нужно как минимум два призыва, а такое в нынешнем ее состоянии ей вряд ли удастся. Сай вон тоже выглядит не лучшим образом, отмечает она про себя. Жив — и ладно, пока это единственное, что ее интересует. К сожалению, Акеми хорошо знает, что из себя представляет ее друг, поэтому не сомневается, что он легко мог вывести из себя песчаников. Та же Иволга смотрит на него недобрым взглядом. Акеми это раздражает, поэтому она начинает хамить. Получается жалко, но на большее она, увы, пока никак не способна. Новости и так обрушиваются на нее одна за другой: они с Саем два лоха, Канкуро настоящий ублюдок, его подружка маньячка, и она же спит время от времени с, получается, Тамкеном. Теперь Акеми хочется посмотреть Кенджи в глаза и задать очень много вопросов, например, как он вообще дошел до того, что посчитал вот это хорошей идеей?! Тамкен столько раз пытался с ней поговорить про Анбу и Корень, столько раз ругал ее за это, и из-за привязанности к Саю, а сам? Как назвать его она не знает, да и ей ли судить? Они вот тоже самые настоящие дураки, таких еще поискать надо. На раздевающуюся Иволгу Акеми не смотрит, зато украдкой кидает взгляд на Канкуро, которого в пещере не рассматривала даже потому что у нее не было ни возможности, ни желания. Она оценивает размах его плеч, мускулы на руках и спине, опускает взгляд ниже и тут же отводит его. Неджи был объективно намного красивее: стройный, с белоснежной кожей и красивым рельефом мышц. Саске… тоже хорош, наверное. Он поджарый и жилистый, портит его только отсутствие руки, которую он из какого-то принципа отказался приростить себе после войны. Канкуро должен уступать им обоим, но почему-то именно он Акеми нравится. Ей хочется себя за это ударить как можно сильнее, потому что это неправильно и мерзко. Это лечится вообще? Он насильник, в конце концов, то, что ей понравилось, это ненормально. То, что она хотела этого — тоже. Как и ее желание повторить все еще раз. Акеми еще пытается быть ехидной и злой, но упав в воду продолжать становится сложно. Руки и ноги еще немного онемевшие, так что хорошо, что Канкуро, к которому Иволга буквально толкнула ее в объятия, ловит и держит ее. Акеми все равно кашляет и отплевывается попавшей в рот водой, но быстро приходит в себя. Да, она уже представляет, как будет отчитываться перед Данзо. Лучше уж сразу утонуть прямо тут. — Так что по поводу стриптиза? — тянет за ее спиной Канкуро. Акеми не вздрагивает, на мгновение только замирает, отвлекшись на свои мысли, и теперь озирается по сторонам. Сая и Иволгу она не видит, но слышит их тихие голоса. Дипломата отсюда, к счастью, тоже не видно. Думать об этом козле, ставшем виновником очередной порции ее бед, она не хочет. — Пошел ты, — кривится Акеми и тянется к застежке своего лифчика, но не ради Канкуро. Толку плескаться в белье? Лучше она его снимет, выжмет и положит на солнышко. Она и сейчас хочет это сделать, но Канкуро едва дает ей выпустить из рук белье. Он ловит ее за мокрые волосы и тянет к себе. Акеми только теперь замечает, что на лице его нет краски. Это странно, но красиво. Она так теряется при виде него без страшного узора, что забывает о сопротивлении. В руках Канкуро она становится податливой: сама приоткрывает рот, сама хватается за его плечи и с готовностью раздвигает ноги. Она хочет быть хотя бы тихой, раз уж с равнодушием у нее беда, но и этого Канкуро не позволяет. Его пальцы находят ее клитор и безжалостно его трут. Канкуро требует полной отдачи, требует полного ее внимания к себе, полного подчинения. Все должно быть его и точка. Он держит ее неожиданно сильными руками, хрипло дышит и кусает ее грудь. У нее с прошлого раза заласканные соски еще нежные и натертые, а он вот снова за свое. Вот как ей такое терпеть? Как душить в себе стоны, когда Канкуро не дает ей даже возможности зажать рот рукой? За попытку сделать это она получает новый укус, но уже действительно болезненный. Она скулит высоко и тонко, что вызывает у него смех. Ками-сама, как она мечтает оторвать ему голову! Акеми понимает, что пропала, когда, кончая, едва не стонет его имя. Канкуро улавливает это и смотрит на нее довольным взглядом. Ему нравится. Он поощрительно сжимает ее бедро, прикусывает подбородок, замирая в ней и щекоча кожу дыханием. — Сполоснись, — велит Канкуро, когда отпускает ее и немного отплывает, давая ей больше места. Акеми облизывает губы и вдруг вспоминает о презервативе. В пещере-то у песчаника резинка была, а здесь? Она хочет и не хочет спросить у него и выдыхает с облегчением, когда замечает, что он выкидывает использованный. Лишь бы в дипломата не попал, хотя этот несчастный сидит в другой стороне. Все равно Канкуро мудак, причем, редкостный. Акеми морщится, задевая пальцами укус на ключице. Все же, ей надо было выучить хотя бы пару медицинских дзюцу, чтобы от такого избавляться. Она зачерпывает воду ладонями и плещет себе на лицо, потом ведет ими по своей шее и тихо вздыхает, стараясь забыть о притихшем Канкуро, о Сае с Иволгой, которых слышит, и о собственном идиотизме. Поболит и пройдет, и речь идет даже не о какой-то физической боли. Она скользит пальцами по ящерице на своих ключицах, потом спускается по плечу вниз и открывает глаза. Канкуро смотрит на нее темным тяжелым взглядом, в котором читается недовольство. — Чего уставился? — спрашивает Акеми так равнодушно, как только может. Это не она уже второй раз кончила с ним, это не она только что всхлипывала от удовольствия и колола его плечи ногтями, это не у нее на теле следы от его кусачих поцелуев и жесткой хватки. — Стриптиз до сих пор ждешь? Из одетых у нас только дипломат, можешь у него попросить. Вдруг в ее волосах снова оказывается его рука. Канкуро больно оттягивает ее голову назад, отчего Акеми зло шипит, и тут же сжимает ее горло. Она замирает, никак не сопротивляясь: свою чакру она чувствует плохо, а великим мастером ближнего боя она никогда не была. Данзо, справедливости ради, сделал все, чтобы она научилась, но она привыкла полагаться больше на ниндзюцу, чем на тайдзюцу, и поддерживать расстояние между собой и противником. Танто она тоже не держала в руках уже давно. Растеряла хватку, это надо будет потом исправить. — У меня закончились презервативы, — доверительно сообщает ей Канкуро, сильнее сжимая ее горло. Акеми очень хочется схватить его за руку, но она запрещает себе двигаться. Канкуро выше нее, он-то чувствует дно ногами, но ее к себе прижимает так, что она сама уже нет. — Трахнуть еще раз я смогу тебя только в Суне, но у тебя же не одна дырка. Он отпускает ее шею и давит пальцами на губы. Акеми покорно приоткрывает рот, а потом, спохватившись, смыкает зубы. Канкуро болезненно охает, но хохочет и за локоть, которым она ударяет его в грудь, ловит ее без особых проблем. Акеми устала, а он нет. У Акеми беда с чакрой, а у него нет. В голове у Акеми бордель, а у него нет. — Я тебе член откушу, — обещает она, когда Канкуро, погрузивший ее в наказание под воду, дает ей снова вдохнуть. Она отфыркивается от воды и хочет снять с его улыбающегося лица кожу. — Урод. — Отсосешь. Как хорошая девочка и отсосешь, — скалится Канкуро и неожиданно оставляет ее в покое. Ожиданием ее мучить, что ли, решил? Акеми не хочет ничего знать. Она хочет домой, а лучше — утопиться.