больше не буду

      Ёнджуну хватило лишь одного сообщения с кратким: «Я тоже» в ответ на его: «Я сорвался, прости». Ему хватило всего лишь минуты, чтобы собраться и выбежать из квартиры. Ему хватило сил добежать до дома Бомгю, но…       Почему же не хватило сил держаться…?       Запыхавшись, Ёнджун остановился возле подъезда, после чего стал вглядываться в окно на третьем этаже. Но он не видел там ничего, кроме пустоты и мрака, что привык видеть в самом себе.       Он бы крикнул, чтобы парень, заставляющий его сердце биться, словно сумасшедшее, выглянул, но не хотелось беспокоить жителей дома, потому что часы показывали полвторого ночи. Поэтому подобрал с земли небольшой камушек и, не прицеливаясь, кинул его в окно. Послышался звук удара о стекло. Попал. Только никто не выглядывал, никто не показывался из-за шторки, как ожидал Ёнджун.       Ругнувшись себе под нос, он кинул еще один камушек, а затем ещё, и как только замахнулся, чтобы повторить в очередной раз, в окне показалась знакомая фигура.       — Бомгю… — облегченно выдохнул Ёнджун, сверля взглядом того, кто даже не шелохнулся.       Тот стоял неподвижно, словно призрак, отчего по спине прошел неприятный холодок. И Ёнджун безумно боялся, что это правда. Хотелось дотянуться до него, но он был так далеко. Хотелось вырвать эту массивную дверь, ведущую в подъезд, которая оказалась закрытой, что было неудивительно в столь поздний час. Хотелось просто оказаться перед младшим на коленях и вымаливать прощение.       Волна разочарования прошибла его тело, когда Бомгю скрылся из виду, спрятавшись за шторку. Ёнджуну даже показалось, что тот растворился во мраке своей комнаты, а не просто отошел от окна. Быть может, это последствия употребления наркотика?       Почему эти убийственные вещества так разрушали его? Он не хотел… Нет, он хотел, но не таким образом. Они разрушали не только его, но и Бомгю. Ёнджун знал, что тот сейчас плачет. Он знал, чем тот занимался до этого, и какие у этого есть последствия. Он все прекрасно понимал и чувствовал себя виноватым. Хотелось просто удариться головой об асфальт, раскрошить череп об твердую поверхность, лишь бы больше не ощущать эту поедающую его изнутри тревогу. Хотелось броситься под проезжающую мимо машину, умереть любым способом, но он не мог… Потому что знал, что нужен любым. Даже с этим чертовым срывом.       Писк откуда-то со стороны двери привел его в чувство, заставляя вздрогнуть. Ёнджун осмысливал всего пару секунд, после чего сорвался с места и забежал в подъезд, двери в который открыл кто-то из жильцов. Удивительно, что не только они, как два идиота, не спали в такое позднее время.       Он почти не помнил, как пробежал ненужные этажи. Оказавшись на третьем, он замер. Это то самое место, пропитанное воспоминаниями их долгих отношений. Поцелуи, объятия на лестничной клетке фантомно воспроизводились одни за другим, отдавая больной пульсацией в голове.       Сглотнув ком в горле, он дёрнул ручку нужной двери, но та не поддалась на его воздействие. Было бы странно, если бы она оказалась открыта, но Ёнджун был не способен соображать адекватно, когда его пульс ускорялся не только из-за действия наркотика, но и из-за невозможности оказаться рядом с тем, кто был ему так необходим.       Наплевав на позднее время и на прежнее желание не беспокоить жильцов, он стал стучать. Даже не стучать, а колотить так, словно за этой дверью находился не Бомгю, а его спасение от самого себя. И Ёнджун готов был поклясться, что это было действительно так.       Он не слышал даже того, насколько громко барабанил по двери, потому что его оглушало собственное учащенное сердцебиение и шум в ушах. Он не слышал и того, как замок дважды щелкнул, но отчетливо услышал, как старые петли тихо скрипнули.       Дверь медленно распахнулась, отчего тревога утихла, но продолжала скребсти своими ядовитыми коготками где-то в глубине души. Увидев заплаканные глаза парня, что стоял на пороге собственной квартиры, тревога сменилась на чувство вины, которая, казалось, превышала все возможное в его организме. Из-за нее он перестал чувствовать эйфорию от действия наркотика ещё после первого сообщения. Из-за нее он перестал чувствовать вообще, но стоило увидеть такого разбитого Бомгю, его захлестнули эмоции, заставившие рывком прижать младшего к себе.       — Ненавижу тебя и твою наркоту… — надломленным голосом прошептал Бомгю, не отвечая на родные объятия.       Он просто стоял, опустив голову на плечо старшего, не сопротивлялся, когда чужие руки обхватили его за плечи и сжали едва ли не до хруста костей. Ему было настолько пусто внутри, что не было сил даже пошевелиться.       — Прости… — изо всех сил прижимая парня к себе, повторял Ёнджун, поглаживая его по волосам. — Я не сдержался.       — Иди к чёрту, — прошептал Бомгю, все также стоя на месте, не отталкивая и не убегая.       — Я обязательно брошу.       — Я тебе не верю, — он больше не старался контролировать свой дрожащий голос также, как и колючие слезы в уголках глаз, которые обновили уже засохшие дорожки на его щеках. — Я больше никогда тебе не поверю, чёртов Ёнджун…       Было больно. Безумно больно. Больно не только физически, но и морально. Пульсация и жжение на обоих предплечьях давали о себе знать. Бомгю еще не успел привыкнуть, что вернулся к тому, отчего ушел. Прошло всего два месяца, и обновились не только дорожки слез на щеках, но и следы порезов на руках, которые пугали своей глубиной и количеством.       — Покажи свои руки, — вдруг отстранившись, сказал Ёнджун, требовательно хватая за больные запястья, которые скрывались под длинными рукавами кофты.       Бомгю не сопротивлялся, позволил тому засучить рукава, открывая вид на свежие порезы, которые он наверняка делал с особым удовольствием. Если бы была возможность, то он бы покрыл ими все свое тело, лишь бы до одурения любоваться красотой своих шрамов. Не позволяло ему это сделать лишь существование Ёнджуна, который удерживал его от этих нездоровых мыслей.       — Зачем ты это сделал, Бомгю-я…? — рассматривая все еще кровоточащие раны, сквозь ком в горле проговорил Ёнджун, у которого сердце щемило от одной лишь мысли о том, что он знал ответ на собственный вопрос. — Зачем ты делаешь себе больно?       — Зачем ты мне делаешь больно? — отдёрнув руки, проговорил Бомгю, скривив губы, что тряслись от вновь накатившей истерики.       Он сделал шаг назад, поправив рукава, и обнял себя за плечи, судорожно мотая головой, словно не мог поверить в то, что видел: те самые расширенные зрачки, те самые покрасневшие белки глаз, которые он привык видеть, когда Ёнджун был под кайфом.       — Уходи… — отчаянно произнес младший, отвернувшись, когда хотел сделать все наоборот.       Хотелось простить, обнять, что есть силы, зацеловать его лицо и всматриваться в стеклянные глаза, вновь и вновь утопая в них. Хотелось просто снова принять его таким, какой он есть. Просто, сука, принять… И Бомгю примет, простит, потому что Ёнджун нужен любым. Даже с этим чертовым срывом.       Ёнджун не чувствовал должной эйфории, но чувствовал, как его пульс продолжал биться в бешеном ритме, как его тело окутало жаром. Его поглотило чувство вины, желание завязать с наркотиками, лишь бы не видеть такого сломанного Бомгю, чьи плечи вздрагивали от каждого нового всхлипа. Его поглотила ненависть к самому себе, к тому, что собственный срыв привел к чужому.       Он не мог найти подходящих слов, поэтому просто стоял неподвижно, молча умоляя простить. По полыхающим щекам давно скатывались слезы, но он их не чувствовал, потому что давно утратил эту способность.       Ёнджун знал, что Бомгю простит его, но… почему ему так хотелось заслужить это прощение, а не принять его, как должное?       — Поверь мне, прошу… — единственное, что произнес он, вновь сокращая расстояние между ними. — Просто дай мне немного времени.       Прижавшись грудью к вздрагивающей спине парня, Ёнджун уткнулся носом в его макушку, как любил всегда делать. Бомгю очень вкусно пах, и он был готов дышать его ароматом хоть всю оставшуюся жизнь, наплевав на уже полюбившийся порошок. Потому что Бомгю был лучше любого наркотика. Он также вызывал зависимость, от которой хотелось еще и еще. С каждым разом все больше и больше. Он также отравлял его организм своей любовью, разгонял в нем кровь и заставлял сердце бешенно колотиться от переизбытка ощущений.       — Замолчи, — всхлипнул Бомгю, накрыв своими руками чужие, что сцепились на его груди.       Даже сейчас, даже в такие моменты Бомгю был нежен. Он поглаживал огрубевшую кожу на его руках и не спешил отталкивать. Потому что в этом не было необходимости.       — Раздевайся, проходи, — совсем тихо добавил он.       Он простил. Простил, но не поверил.

***

      Слезы вновь текли по щекам Бомгю, но только уже от боли в предплечьях, которые Ёнджун старательно обрабатывал.       — Потерпи ещё чуть-чуть, — успокаивал он, осторожно дуя на покрасневшую кожу.       — Терплю, — зажмурив глаза, пролепетал Бомгю, отвернув голову.       — Я даже не хочу тебя сейчас ругать, — нахмурился Ёнджун, принявшись разматывать бинт.       — Себя лучше поругай, дурак, — цокнув языком, возмутился Бомгю.       Он не злился. А если даже и злился, то только на самого себя, потому что простил, что делал всякий раз, когда Ёнджун вновь брался за старое. Но на него не хотелось злиться, хотелось надеяться, верить и ждать, когда все наладится. И он будет ждать сколько угодно. Будет ждать, когда наступит тот самый момент. Неважно, через сколько дней, недель, лет или… срывов. Он будет ждать столько, сколько нужно.       Ёнджун молчал, больше ничего не говорил, только осторожно бинтовал руки младшего. И делать это было больно настолько, что казалось, будто точно такие же раны были на его сердце, что ныло от чувства вины. Ныло от того, что одного мотка бинта не хватило на обе руки, потому что увечий было достаточно, чтобы марля покрывала все от запястья до локтя.       Мысли путались, но одно Ёнджун понял наверняка. Ему безумно хотелось исцелить каждый порез и каждый шрам младшего, но разве такое вообще возможно? Почему нельзя, как в сказке, сделать так, чтобы свежие раны и старые порезы затянулись сами собой, лишь от одного взмаха волшебной палочки?       Потому что они не в сказке? В сказке Ёнджун может побывать лишь под действием препарата, как сейчас. Но тогда почему Бомгю до сих пор так больно? Почему он до сих пор плакал и жмурил мокрые от слез глаза? Почему в этой сказке еще больнее, чем в реальности?       Сколько бы он ни задавал себе вопросов, ответы так и не находились.       Закончив, он положил аптечку на тумбу возле кровати, смахнул с пледа осыпавшиеся нитки бинта, чувствуя при этом давящий груз на плечах. Было ли это чувство вины или что-то другое, Ёнджун не знал, но стоило повернуться к рядом сидящему парню, как он понял, что всему виной чужой тяжелый, отчаянный взгляд. Вздохнув, он отвернул голову, и не только от того, что было стыдно за свой поступок, — не хотелось, чтобы Бомгю видел собственное отражение в его широких зрачках.       — Ты злишься? — тихо спросил Ёнджун, осторожно, с опаской взяв чужую ладонь в свою.       Ёнджун очень боялся, что тот отвергнет его, оттолкнет, прогонит, но Бомгю заставил его сердце болезненно сжаться только из-за того, что неожиданно прижался к нему всем телом, обвив спину забинтованными руками.       — Н-нет, что ты… — на выдохе прошептал Бомгю, уткнувшись лицом в его грудь. — Ты же знаешь, я люблю тебя любым…       — Но я обещал…       — Я тоже.       Бомгю тяжело дышал, старался не замечать учащённое биение чужого сердца. Ёнджун был теплым, прижимал к себе так крепко, как только мог, поглаживал выпирающие на спине позвонки, спутанные волосы на загривке, иногда зарываясь в них пальцами.       — И я тебя люблю… — запоздало ответил Ёнджун, слегка отстраняясь, чтобы наконец взглянуть в чужие заплаканные глаза.       Он обхватил его липкое от слез лицо обеими руками, поглаживая скулы большими пальцами, и улыбнулся. До боли нежно и искренне улыбнулся, но этого хватило, чтобы Бомгю… простил вновь.       — Поцелуй меня, — жалостливо пролепетал Бомгю, заломив брови.       И Ёнджуну ничего не оставалось, кроме как выполнить его просьбу. Он осторожно притянул парня за затылок и, не медля ни секунды, коснулся своими губами чужих покусанных.       Поцелуи нельзя было сосчитать, потому что их было безмерное количество. И каждый из них был таким, как впервые, словно они всё те же опьянённые влюбленностью и влечением дураки. Изменилось всё — их опьянила любовь и привязанность, разного рода зависимость.       И кто они такие, чтобы не простить друг друга?       Бомгю цеплялся за него, как за ускользающее сознание, хватался руками за футболку и притягивал ближе, словно и без того отсутствующее расстояние его не устраивало. Ему всегда было мало, даже в такие моменты, когда казалось, что это неуместно. В порыве своего привычного желания стать одним целым он обнял парня за шею и сел на его бедра, прижимаясь до предела, как делал всегда.       — Бомгю… — прервав смазанный поцелуй, прошептал Ёнджун. — Ты чего?       — Замолчи, я соскучился, — единственное, что ответил Бомгю, после чего вновь заткнул парня очередным поцелуем.       Ёнджун неуверенно коснулся рукой его талии, словно боялся спугнуть, и осторожно пробрался ладонью под футболку, нежно скользя вверх по выпирающим позвонкам. Повторив то же самое второй рукой, он спустился ниже, к ягодицам, после на бёдра, не переставая отвечать на поцелуй, который с каждой секундой становился лишь требовательнее и грубее.       Бомгю ахнул в чужие губы, когда Ёнджун подхватил его за бёдра и прижал спиной к постели, нависнув сверху, как привык делать всегда. И Бомгю мог поклясться, что находиться в этом положении — лучшее, что есть в его жизни. Потому что Ёнджун искушал своим видом, заставлял вздрагивать от одного лишь прикосновения или тяжелого взгляда из-под полуопущенных век. Даже несмотря на то, что его широкие зрачки пугали, Бомгю заводился до чертиков.       В штанах стало безумно тесно, и даже не из-за того, что он окольцевал талию парня ногами и прижался к нему пахом, что было силы. Ёнджун наверняка чувствовал очевидную твёрдость, поэтому жался в ответ, заставляя сгорать окончательно.       Он протяжно простонал, отрываясь от губ и запрокидывая голову назад, когда чужая ладонь пробралась под штаны и белье и стала медленно гладить вставший член, обильно истекающий смазкой.       — Мы же виделись недавно, — смущенно, но все также самодовольно произнес Ёнджун, замечая то, насколько парень был чувствительным на его прикосновения.       — И что? — пролепетал Бомгю, извиваясь под ним. — Мне нельзя тебя хотеть?       От такого ответа Ёнджун замер, после чего расплылся в улыбке, чем вызвал негодование у младшего. Тот цокнул языком и накрыл его ладонь под штанами своей, прижимая сильнее. Его сладкие стоны опьяняли, уводили сознание в другое измерение и не позволяли мыслить здраво. Даже сейчас, когда Бомгю неожиданно оттолкнул его и придавил своим телом, он не успел одуматься, как стал чувствовать нехватку воздуха. Чужая перебинтованная рука намертво ухватилась за его шею и грубо сдавила, не позволяя сделать и вздоха.       — Говори, что ты сегодня употреблял, — нахмурившись, приказным тоном проговорил Бомгю, нависнув над растерянным парнем.       Он прохрипел что-то невнятное, давая понять, что задыхался, после чего младший ослабил хватку, позволяя набрать недостающий кислород в легкие, но шею не отпустил, продолжая держать ее в своих тонких пальцах, которыми чувствовал чужой учащённый пульс.       Ёнджун прыснул от смеха от такого Бомгю, который пытался держать лицо, лишь бы показать свое разочарование и недовольство. Его хриплый смех прервало давление на шею, что заставило одернуть свою руку, что ранее покоилась на члене младшего, и резко схватиться за чужое запястье, после чего ослабить хватку, вспоминая про бинт.       — Всего лишь меф, — спокойно ответил Ёнджун, наблюдая за тем, как тот закатил глаза и сжал челюсти.       — Ты обещал мне, придурок! — сквозь зубы прошипел Бомгю, хватаясь за его шею уже второй рукой.       Он несколько раз тряхнул его, большими пальцами надавливая на острый кадык, и приблизился к его лицу, все также хмуря брови. В его глазах можно было прочитать многое, но Ёнджун мог заметить лишь легкое поблескивание в уголках, которое старался игнорировать, потому что чувство вины все также не отступало, а наоборот увеличивалось в геометрической прогрессии. Ему хотелось встать на колени и обещать, что больше такого не повторится, зная, что это не так, но перестать чувствовать эту давящую вину, которая заставляла его и без того бешено колотящееся сердце заходиться лишь сильнее.       — Я, блять, даже готов поспорить, что у тебя с собой есть пара грамм. Я прав? — замерев в сантиметре от его губ, сказал Бомгю и оказался прав, судя по тому, как чужие глаза забегали по его лицу.       И он понял всё без слов. Понял многое. Но важнее всего то, что он понял, что уже не было сил держать зла. Не было сил злиться, потому что любовь занимала большее место в его сердце. Принципы и убеждения оказались слабее его чувств к старшему.       Смирение тихо подкралось со спины, после чего окутало его с головой, точно также, как и чувства к этому парню. Он утонул в них также, как и в его стеклянных глазах, в черных, как смоль, зрачках и в едва заметной кофейной радужке.       — Я тебя ненавижу, Ёнджун… — врал Бомгю, искренне любя.       — И я тебя… люблю, Бомгю… — тихо ответил Ёнджун, все еще задыхаясь от чужой хватки.       Холодный воздух слишком резко ворвался в легкие, позволяя шумно вдохнуть и тут же вновь почувствовать нехватку кислорода, когда чужие губы больно впились в его собственные. Бомгю грубо сжал его челюсть в руках, больно надавливая, словно имел желание вдавить его зубы внутрь, и нежно целовал. Настолько нежно, что это контрастировало с тем, как сильно он удерживал его. Контрастировало с тем, какие слова он говорил до этого.       — Почему, несмотря на твою ебаную зависимость, я продолжаю тебя любить? — неохотно оторвавшись от губ, произнес Бомгю.       В его голосе, как и во влажных глазах, читалось отчаяние. Оно заражало, потому что Ёнджун полностью стал состоять из него, наряду с тем же чувством вины. Их не исчерпать, он знал, но как же хотелось не чувствовать ничего, кроме сумасшедшей любви к тому, кто глядел прямо в душу.       — Минуту назад ты говорил иначе.       — Ты вообще заткнись, тебя не спрашивали.       — С кем ты тогда разговариваешь?       — Сам с собой. Ты же меня не слушаешь, — закатив глаза, ответил Бомгю, заставляя Ёнджуна сесть, когда рывком притянул его за горло футболки, отчего ткань треснула от давления.       Не найдя, что ответить, Ёнджун стал молча наблюдать за тем, как парень встал на кровати во весь рост и стал торопливо стягивать с себя мешающие штаны вместе с бельём. Он едва ли не упал, когда ногой зацепился за штанину, но был вовремя удержан крепкими руками, что ухватились за тонкую талию.       Перед Ёнджуном предстало нереальное зрелище, которое заставило его взгляд намертво приковаться к выпирающему члену под растянутой футболкой парня, а зубам непроизвольно сомкнуться на нижней губе. Он поднял голову вверх, когда Бомгю перестал копошиться и остановился перед ним, смотря так, словно был готов прикончить его в эту же секунду.       Не сдержав собственные разгульные руки, Ёнджун скользнул ими по голым бёдрам, не осмеливаясь одернуть футболку, которая скрывала за собой налитый кровью член, что слегка подрагивал от чувствительных ощущений. Он притянул парня ближе, оказываясь в опасной близости с его пахом, и издевательски взглянул на затаившего дыхание Бомгю, что раскрыл рот в предвкушении. Ёнджун улыбнулся, обнажая зубы, после чего его руки поднялись выше, к ягодицам, а губы коснулись выпирающей под футболкой головки, слегка вбирая ее в рот.       Хотелось истерически разрыдаться только от того, что Ёнджун упустил шанс увидеть своими глазами то, как младший томно запрокинул голову и протяжно простонал, сжимая ткань собственной футболки, которую безумно хотелось сорвать с себя. Но вместо этого он продолжал поддаваться на чужие пытки, которые Ёнджун поспешно закончил, напоследок мазнув языком по головке, что отпечаталось мокрым следом на одежде.       Надавив обеими руками на талию парня, Ёнджун вынудил того сесть на его бедра, возвращаясь к тому, с чего они начали. Он стиснул его в объятиях и уткнулся носом в шею, вдыхая родной запах. Он оставил на ней робкие поцелуи, которые оказались рассыпаны по всей чувствительной зоне, включая ключицу и плечи.       — Ну давай уже… — жалостливо проскулил Бомгю, нетерпеливо двигая бедрами.       Послушавшись, Ёнджун в одно мгновение избавился от мешающей футболки младшего, откидывая ее куда-то в сторону. За ней последовала и собственная, которая была успешно сдёрнута не без помощи Бомгю, который уже принялся расправляться с ремнем на его джинсах. Как только послышался звук расстёгивания молнии, Ёнджун рефлекторно облокотился руками на кровать и приподнял бедра, позволяя младшему поспешно стянуть последние элементы одежды.       Будучи абсолютно обнажёнными, парни вновь прижались друг к другу, согреваясь от жара собственных тел. Они шумно дышали, хватаясь руками за голые участки тел друг друга, и жадно целовали каждый их сантиметр.       Оба простонали в унисон, когда ладонь Ёнджуна накрыла оба члена и стала медленно двигаться, вызывая непередаваемую волну наслаждения внизу живота, что поднималась всё выше и распространялась по всему организму.       — Я… я сейчас кончу… — тонко протянул Бомгю, будучи на пределе ещё с самого начала.       — Нет, я не дам этому случиться, — самодовольно улыбнулся Ёнджун, сжимая оба члена у основания, переставая двигать рукой.       — Ну нет-нет-нет, — хныкал младший, мотая головой, словно в бреду, и переместил собственную руку на чужую, стараясь вернуть невероятные ощущения.       Его планам не суждено было сбыться, потому что его руку грубо отдернули, а после обе перебинтованные конечности оказались успешно заломаны за спину, отчего Бомгю успел лишь вскрикнуть от пульсирующей боли, что вызывали свежие раны, скрытые бинтами, которая отчасти ему даже нравилась.       — Я же сказал, нет, — повторил Ёнджун, придерживая одной рукой чужие запястья за спиной, а другой стал оглаживать упругие ягодицы.       Бомгю разочарованно выдохнул, более не сопротивляясь, хотя всем своим видом показывал, что именно это и делал. Он никогда не признается в том, что ему это нравится. А Ёнджуну и не надо всех этих откровений, потому что он знал все и без них.       Предварительно обильно вымочив собственные пальцы слюной, Ёнджун скользнул ими между чужих ягодиц, замечая, как парень замер и затаил дыхание. Колечко мышц под подушечками пальцев сжалось, отчего он стал медленно его поглаживать, вынуждая парня полностью расслабиться.       — Ты же знаешь, что я не сделаю больно, — ласково прошептал Ёнджун, целуя за ухом.       Бомгю выгнулся и привстал, чувствуя, как холодные пальцы медленно проникали внутрь, растягивая тугие стенки. Но чужие руки вернули его в прежнее положение, заставляя уткнуться лицом в плечо старшего, до боли закусывая кожу, зажмурив глаза.       — Хён, ещё… — простонал Бомгю, закатывая глаза от удовольствия и желания большего.       Звонкий стон на мгновение оглушил Ёнджуна, когда пальцы вошли по самые костяшки и остановились в таком положении. Бомгю судорожно задрожал, стараясь самостоятельно двигать бёдрами, но выходило что-то нелепое, потому что старший не позволял ему даже свободно шевелиться.       Вновь укусив в уже покалеченное плечо, Бомгю захныкал, когда пальцы внутри круговыми движениями стали сильнее растягивать анус. Он сгорал всякий раз, когда Ёнджун так делал. Ему особенно нравилось, когда тот имитировал вибрацию, безумно быстро двигаясь внутри, при этом ни на сантиметр не выходя из него.       И Ёнджун, словно читая мысли, стал этими действиями доводить парня до мелкой дрожи. Он вздрагивал всякий раз, когда давление на простату оказывалось слишком сильным, и поджимал пальцы на ногах, не в силах выдержать этой пытки.       — Ну хё-ён… — протяжно простонал Бомгю, на что Ёнджун остановился и вынул пальцы.       — Я хочу сделать с тобой кое-что, — тяжело дыша, прошептал он, скашивая глаза на приоткрые губы парня.       — Делай все, что захочешь, — ничего не подозревая, пробубнил Бомгю, наконец высвободив затекшие руки из чужой хватки.       Ёнджун обернулся в поиске чего-то и стал осматривать комнату. Зацепившись взглядом за собственные джинсы, что лежали на полу, он наклонился, одной рукой прижал парня к себе, чтобы тот не упал, а другой поднял одежду, после чего стал активно искать что-то в своих карманах. И когда нашел, Бомгю едва слышно выдохнул, признав в чужих руках зиплок с очевидным содержимым.       — Т-ты чего…? — растерялся Бомгю, испуганно бегая глазами по лицу парня, что был серьезен, как никогда прежде.       — Ты сказал мне делать все, что я хочу.       Бомгю поджал губы, стараясь не показывать своего раздражения, и отвел взгляд, лишь бы не наговорить глупостей.       — Мозги себе все пронюхал, придурок… — толкнув того в плечо, возмутился Бомгю, но не стал останавливать.       — Больше не буду, — сказал Ёнджун, осторожно открывая пакет с веществом, боясь рассыпать хоть грамм.       — Попизди, — закатив глаза, шикнул он, наблюдая за чужими действиями. — Так что ты-…?       Его прервало то, что Ёнджун резко придвинул его ближе к себе, одной рукой придерживая за талию, другой же осторожно поднося зиплок к ключичной впадине парня, намереваясь сделать то, что так давно тревожило его в самых влажных фантазиях.       — Стой… — тихо прошептал Бомгю, останавливая его рукой.       — Что?       — Оставь мне…       Встретившись с чужим взглядом, Бомгю увидел в глазах парня лишь непонимание, которое решил тут же развеять, добавив:       — От одного раза же ничего не будет…?       — Зачем тебе это? Я не могу подвергать-…       — Я просто хочу понять тебя.       Ёнджун замер, обдумывая сказанное. Его мысли хаотично метались по разным углам черепной коробки, не позволяя адекватно соображать. Он не отрывался от глаз младшего, все пытаясь найти там хоть долю того, что сказанное было лишь глупой шуткой и не более. Но видел лишь чистой воды решительность, которая пугала своей непоколебимостью.       — Ты… уверен…? — сдался он, в ответ на что получил кивок.       Рука слегка вздрогнула от тревоги и страха, но Ёнджун старался не выдавать в себе эту черту, лишь глубоко вдохнул и высыпал немного порошка в глубокую впадину ключицы, оставляя пакетик полупустым.       Ему было жутко осознавать этот факт. Осознавать то, что его Бомгю может стать… таким же, как он? Он боялся. До смерти боялся, но продолжал творить задуманное. Отложив зиплок в сторону, он зажал правую ноздрю и с особым удовольствием вдохнул порошок, после чего запрокинул голову назад, шумно выдыхая через нос. Он потер его тыльной стороной ладони и несколько раз шмыгнул, после чего заметил, что на коже парня осталась едва заметная пыль наркотика, которую успешно слизал, срывая с чужих губ рваный вздох.       Вновь взяв все тот же пакетик, он недоверчиво посмотрел на Бомгю, который все это время завороженно наблюдал за происходящим и сгорал от странных ощущений, которые пугали тем, что приносили удовольствие. Он еще раз кивнул, и только после этого Ёнджун высыпал остатки наркотика в ладошку, после чего неожиданно слизал, заставляя Бомгю вздрогнуть от испуга и схватить его за запястье.       — Х-хён, это же много! — воскликнул тот, словно мог этим самым прервать то, что задумал парень. — Что ты-…?!       Его заткнуло резкое касание чужих губ, а после он почувствовал, как чужой язык проник в его рот и стал распределять вещество по его стенкам. Он ощутил странный привкус металла, борясь с желанием сплюнуть. Но чужие губы и язык не открывали пути к отступлению, и лишь развязывая желание, притупляя страх о последствиях.       Сердце оглушающе стучало в груди. Бомгю казалось, что оно способно было пробить ребра и вырваться наружу, но почему-то все также продолжало тревожить его своим безумно быстрым биением. Оно бешено колотилось то ли от страха, то ли от возбуждения, то ли от того, что делал с ним Ёнджун. Оторвавшись от губ младшего, парень стал терзать кожу шеи, позволяя Бомгю смаковать вкус наркотика и часто глотать слюну. Каждый засос на чужой коже был неким эскизом, творцом которого являлся старший, что с удовольствием оглядывал ярко-красные пятна и проводил по ним большим пальцем, размывая слюну.       Бомгю не понял, с какого момента ему стало так жарко. Он не понял, в какой момент его и без того бешено колотящееся сердце стало биться еще чаще. Он не понимал ничего, когда был полностью во власти Ёнджуна. Во власти наркотика.       Безумно хотелось. И он не понимал, чего именно, но точно знал, что сильнее всего Ёнджуна, который стал требовательнее и настырнее, чем вызывал у него панику и удовольствие от грубой силы одновременно.       — Подожди-подожди, — запыхавшись, прошептал Бомгю, когда Ёнджун приподнял его бёдра.       Он обернулся через плечо и потянулся к тумбе возле кровати, открывая самый верхний ящик.       — Быстрее, — сгорая от нетерпения, торопил Ёнджун, пальцем проводя вдоль позвоночника парня, что был натянут, как хрупкая струна, готовая в любой момент порваться, когда пытался дотянуться до заветного тюбика смазки.       Ёнджуну оставалось лишь ждать и смотреть на то, как тот, гибко выгнувшись, забрал тюбик и вскоре вернулся в исходное положение, передавая находку в руки старшего. Незамедлительно тот выдавил необходимое количество содержимого и обмазал собственный член, остатки размазывая по достаточно растянутому анусу, слегка проникая внутрь, чтобы смазать стенки.       Вновь ухватившись руками за напряженные бёдра младшего, Ёнджун приподнял их, чтобы задать нужное направление. Бомгю завел руку за спину, чтобы помочь старшему направить член в нужную сторону, и несдержанно простонал, когда у него это вышло без труда.       Полностью толкнувшись внутрь, Ёнджун прижался к парню до предела, не позволяя сдвинуться с места, и наслаждался тем, как тот едва ли не сходил с ума от удовольствия наряду с эйфорией от наркотика, которая кружила голову.       — Ты трахнешь меня сегодня или нет? — на грани разрыдаться жалостливо пролепетал Бомгю, дёргаясь в чужих руках.       — Рот, — сквозь зубы прошипел Ёнджун, заставляя того замолкнуть и не издавать ни звука, за исключением хриплых вздохов, которые невозможно было контролировать.       Резкий толчок выбил звонкий стон изо рта парня, что выгнулся и приподнял бедра от чувствительности и слегка болезненных ощущений, обняв старшего за шею обеими руками. Ногти впивались в нежную кожу бёдер, царапали и щипали, но Бомгю едва ли замечал это, когда крупный член внутри акцентировал все внимание на себе. Грубые движения и терзающие укусы на шее заставляли его выстанывать имя того, кто несдержанно толкался в продрогшее тело парня, которого хотелось до потери пульса.       И сердце Ёнджуна почти остановилось, когда Бомгю, хныча от чувствительности, вынудил его лечь на спину, когда сам продолжал насаживаться на член, что с каждым рваным толчком задевал простату.       — Я сейчас… — одновременно со стонами прошелестел Бомгю, срываясь на бешенный темп.       У Ёнджуна не было слов, чтобы описать то, что предстало перед ним. Он никогда не видел парня таким… раскрепощенным. Таким… инициативным. Да, он безусловно всегда контролировал процесс, но сейчас это было что-то из ряда вон выходящее. И Ёнджун бы соврал, если бы сказал, что его это не устраивало. Но не соврал бы, если бы сказал, что его это злило.       Потому что Бомгю хотелось подчинять. Хотелось брать его грубо, нежно, добровольно, насильно, да как угодно, просто потому что Бомгю хотелось полностью, всего и сразу.       Спустя пару толчков, младший кончил, крупно дрожа от яркого оргазма, который никогда не испытывал за всю свою активную половую жизнь, что разделял со своим парнем. Он прогнулся в спине и вцепился ногтями в кожу на груди Ёнджуна, оставляя на ней царапины и красные следы от пальцев.       Бомгю обессиленно рухнул на старшего, все также ощущая, как член двигался внутри его чувствительного от оргазма тела. И только после финального толчка, протяжного стона и болезненной хватки на бедрах, Ёнджун кончил внутрь, продолжая медленно двигаться, чтобы насладиться последним секундами удовольствия.       Тяжело дыша, Бомгю сполз на постель и лег на чужое плечо, привычно обнимая парня за талию. Он поднял голову, чтобы посмотреть на Ёнджуна, и тут же поймал на себе его взгляд. Он уткнулся носом в его шею и умиротворенно выдохнул, почти восстановив дыхание.       — Ты как? — хриплым голосом поинтересовался Ёнджун, поглаживая тыльную сторону ладони младшего, что покоилась на его животе.       — Невероятно…       Ёнджун шумно сглотнул, не понимая, радоваться ему или плакать. А в голове кружились лишь мысли о том, лишь бы это был первый и последний раз, иначе бы он точно сломался. Окончательно бы умер изнутри, зная, что поставил на путь к смерти того, кого безумно любил.       — Больше не будем, — добавил он, ожидая услышать согласие в ответ или хотя бы почувствовать кивок.       Но ни того, ни другого так и не последовало, отчего Ёнджун замер. Все его внутренности замерли также, как и сердце, которое едва ли не остановилось от осознания происходящего.       — Бомгю… Мы же больше не будем?       Но Бомгю молчал, отчего Ёнджун приподнялся на локтях, чтобы получше разглядеть его лицо, как в тот же момент внутри него что-то пошатнулось, когда он увидел чужие расширенные зрачки и нечитаемое выражение лица.       — Слушай, хён… — начал младший, также привстав на локтях.       Он смущенно улыбнулся и робко провел пальцем по выпирающей ключице Ёнджуна, который неотрывно всматривался в стеклянные глаза напротив.       — У тебя есть ещё? — единственное, что услышал Ёнджун, прежде чем сломался.       Сломался сам и сломал свою любовь в лице Бомгю. Он проиграл самому себе в этой игре, где невозможно было возродиться. Больно стало невыносимо. Невыносимо было осознавать то, что своими собственными руками он помог Бомгю встать на ту же мёртвую дорожку, пропитанную запахом крови и остатками пыли от наркотика, что губил сначала его жизнь, а теперь погубит и того, кого он любил до разрыва сердца и потери пульса, погубит его существо, погубит любовь — единственное спасение из вечной непроглядной тьмы.