Кого заботит, что ты с этим не согласен? Ты не я.
Кто назначил тебя королём чего бы то ни было?
И поэтому ты смеешь указывать, кем мне быть?
Кто умер и назначил тебя королём чего бы то ни было?
…Позволь я подержу твою корону, детка.
Sara Bareilles «King of Anything»
Эмма почти ожидала, что он исчезнет. Его лицо, изможденное, словно пережившее тысячу бурь, было наклонено вниз, а сам он сгорбился в камере. Обе руки что-то скрывали от нее: ладони обхватывали круглый предмет, обнимая его так, как мать обнимает своего ребенка. Нежный, мягкий, добрый — такой, каким шериф и не подозревала, что может быть и когда-либо станет; она бы не поверила, если бы сама не была свидетелем этого зрелища. Голд продолжал переворачивать предмет в руках, кольца на его заботливых пальцах слегка звенели, когда они касались предмета, и смотрел на него со смесью грусти, вины и тоски. Это была чайная чашка, со сколом на одной стороне. Он провел большим пальцем по изъяну, вперед-назад, вперед-назад, медленно и целенаправленно. Не торопясь. Почти лелеял ощущение неровных краев. — Так что же хотела Реджина? Не заметив ее появления, Голд подскочил от неожиданности и чуть не выронил чашку. Он поймал ее и притянул к груди. Его голова мгновенно поднялась, и он уставился на нее, глаза горели обвинением, но из-за обмана света они казались красными. Кожа Эммы затрепетала в том месте, куда упал его взгляд, и внезапно стала горячей, словно он проделал в ее плоти две маленькие дырочки, пометив ее как врага. Шериф инстинктивно сделала несколько шагов назад, ожидая, что его молчаливая ярость разгорится и испепелит ее на месте. Но вместо этого он переместил свой вес на кровать, повернувшись к ней спиной. Эмма испустила вздох, о котором и не подозревала. Полчаса, проведенные за поеданием мороженого с Генри, были редкой возможностью, и она воспользовалась шансом поговорить с сыном, не оглядываясь назад. То, что Реджина стала мэром, а Эмма — новоиспеченным шерифом, не означало, что ее отношение к родной матери Генри хоть в малейшей степени улучшилось. Более того, ее ненависть к Эмме только усилилась и, возможно, становилась все сильнее с каждым днем. Но мэр очень хотела поговорить с заключенным. Так что же ей нужно было от мистера Голда? Ломбардщик не сдвинется с места, это она знала наверняка. Он также не признает, что чашка была единственным предметом, пропавшим из кучи украденных у него безделушек — было очевидно, насколько она ему дорога. Судя по тому, как осторожно он держал ее между пальцами, Эмма решила, что Голд полагает, что чашка разобьется в любой момент. И если она разобьется, то, конечно, разобьется и он. Ей почему-то казалось, что она представляет для него большую ценность, чем просто чашка с чаем и несколькими кубиками сахара. Тихий звук капающей жидкости вернул Эмму к действительности. Она подняла глаза к потолку, ожидая увидеть протечку в крыше, но свет заходящего солнца просочился сквозь жалюзи на окне и упал на ее лицо и завитые волосы — единственное доказательство того, что относительно тихий звук доносился из камеры Голда. — Эй, — крикнула Эмма, пересекая комнату, где он сидел. Она крепко вцепилась в прутья решетки, пытаясь удержаться от того, чтобы не пролезть сквозь них и не ударить заключенного по затылку. — Прекратите, Голд. Ломбардщик повернулся и встретился с ней взглядом. — Что именно прекратить? — Этот шум… — Шериф замолчала. В его руке была чайная чашка, белая с декоративным синим рисунком по внешнему ободку. Только теперь она была еще и свежеокрашена неровными красными полосами, а из фарфора сочилась темная жидкость. Эмма заставила себя сглотнуть. — У вас кровь, — сказала она чуть слышно. Мистер Голд посмотрел на свой большой палец правой руки, из которого непрерывно текла кровь. — Хм. Так и оно есть. —----------------------------------------------------------------------------------------------------- Громкий визг тормозов в полдень послужил будильником для тех, кто в Сторибруке еще продолжал спать. Он проснулся с болью в голове. В окно лился яркий солнечный свет, и он поднял руку, чтобы отгородиться от мира, заметив, что шторы были распахнуты. Снаружи раздался громкий рев автомобильного мотора, который резко затих, а затем раздался хлопок дверцы машины. Оба звука казались странно увеличенными. С трудом поднявшись на ноги, мистер Голд вслепую потянулся за тростью, но рука ухватилась лишь за воздух. Это движение сильно расстроило его желудок, и он, прихрамывая, направился к ближайшей уборной без помощи третьей опоры. Эмма толкнула входную дверь, приглашая себя войти. — Голд? — позвала она. Не услышав ответа, она положила ключи и кружку с дымящейся жидкостью на столик красного дерева возле шкафа. Заглянув внутрь шкафа через стеклянные дверцы, Эмма увидела несколько рядов дорогого сервиза, по одному на каждой полке. Она заметила среди декоративных блюд и серебряных изделий, чашку со сколом, но не решилась достать ее, чтобы рассмотреть поближе. Шериф еще раз осмотрела помещение в поисках ломбардщика. Она подошла к слегка приоткрытой двери ванны и услышала ужасные рвотные звуки, доносящиеся изнутри. Эмма удивленно улыбнулась и прислонилась к стене. — Как на вкус виски во второй раз? В ответ раздался еще один рвотный звук. — Знаете, я заходила «У бабушки» сегодня утром, — продолжила она. — Руби выглядела неважно, очень растерянной. Может, вам стоит навестить ее? …если вы не рассыплетесь там по всей стойке. — Ее довольная ухмылка исчезла так же быстро, как и появилась, когда она не услышала ответа. Подумав, что он отключился, Эмма открыла дверь вытянутой рукой. Бледный и несчастный ломбардщик с похмельем, головой покоился на унитазе, явно страдая от похмелья. Голд тяжело дышал, прижавшись щекой к ободку. Через мгновение он поднял руку к рычагу и жалко шлепнул по нему, сумев смыть содержимое и отвратительный запах, хотя и не сдвинувшись ни на сантиметр. — Дайте угадаю… Головокружение? Головная боль? А по той маленькой пробежке к фарфоровому другу я бы сказала, что это утренняя тошнота. — Она сделала паузу, окинув взглядом его слабую фигуру. — Вы знаете, на каком этапе вы находитесь? Голд положил одну руку на пол, а другой потянулся к краю раковины, пытаясь собрать достаточно сил, чтобы встать. — Я рад, что вы находите… это забавным, Шериф, — пробурчал он, с трудом принимая вертикальное положение и крепко держась за раковину. — Вы… Эмма подхватила его, когда он подался вперед и едва не упал назад и не ударился. Она положила одну его руку себе на плечо, а свою обвила вокруг его спины. — Вы можете идти? Он сделал неуклюжий шаг вперед, надежно опираясь на нее. Она громко врезалась в дверь, которая с грохотом врезалась в стену, оставив в ней углубление размером с ручку. Эмма вздохнула от досады, выравнивая его вес и свой, пока не смогла справиться с ними обоими. Мне за это мало платят. Каким-то образом они добрались до дивана, где она довольно бесцеремонно его бросила. Но он, похоже, этого не заметил — или ему было все равно. — Моя трость, — пробормотал он, прячась от солнца на диване. — Где она? Эмма показала большой палец через плечо. — В патрульной машине, — ответила она. — Подумала, что вы попытаетесь прогуляться, после как я покину дом. Но, судя по всему, — шериф жестом указала на него, слегка взмахнув рукой, — мне не стоило беспокоиться. Голд грубо схватил лежавшую рядом подушку и прижал ее к уху, безуспешно пытаясь заглушить ее голос. Его собственный прозвучал приглушенно: — Идите к черту. Эмма ухмыльнулась. — К сожалению, уже с вами. Вот, — добавила она, взяв со стола дымящуюся кружку. — Кофе. Черный. Как ваше сердце. Ломбардщик остался неподвижен. Шериф поставила чашку обратно на стол, и кофе, просочившись сквозь крышку, обжег ей руку. Она зашипела от боли. Эмма стряхнула жидкость, взяла ключи и, выходя, дернула входную дверь чуть сильнее, чем нужно. На прощание она взяла из патрульной машины трость, постаравшись бросить ее через двор к дому. Трость ударилась о верхнюю ступеньку и с комичным лязгом пролетела по всей лестнице, ступенька за ступенькой, пока не оказалась на земле в ожидании своего хозяина. Эмма была уже на полпути к участку, когда поняла, что снова позволила ему победить, так легко добравшись до нее. Разозлившись на себя, она ударила ладонью по рулю. Сколько бы она ни отдала и сколько бы ни отняла, Эмма так и не смогла привыкнуть к ощущению пустоты, которое возникало у нее практически каждый раз, когда рядом оказывался Голд. Оно не покидало ее часами, а иногда и днями, если он, казалось, был полон решимости преследовать ее по всему городу, и долг ложился на ее плечи непосильным грузом. Одна только его тень в дверях заставляла шерифа бежать в другую сторону. Эмма заметила футляр на пассажирском сиденье, и у нее возникло желание выбросить его в окно. То, что ее бросили с запертым деревянным ящиком и кучей бесполезной информации, не помогло справиться с давящим грузом, вызывающим мрачное и раздражительное настроение, да и вся ночь, которую она провела за рулем, не помогла в этом плане. Она задумалась — и не в первый раз, — пуста ли коробка. Эмма уже прибегла к взлому замка, хотя и не надеялась, что удача будет на ее стороне. Она перевернула коробку вверх дном и потрясла ее, надеясь, что из нее волшебным образом что-нибудь выпадет, но, когда она поднесла ее к уху, внутри ничего не зазвенело. Если там действительно что-то было, то оно должно было быть заключено в какую-то прокладку. —----------------------------------------------------------------------------------------------------- Эмма как можно тише открыла дверь, надеясь не разбудить Мэри Маргарет. При виде сгорбленной фигуры школьной учительницы за столом у нее перехватило дыхание — и так же быстро отпустило. Мэри крепко спала, положив голову на сложенные руки, а кружка с кофе без дела стояла у ее локтя. Эмма незаметно проскользнула мимо нее. Шериф поставил картонную коробку на прилавок, а рядом с ней — деревянный футляр. Она написала небрежную записку Мэри и положила ее поверх подарка. Затем она достала из переднего кармана джинс карманный нож. Эмма никогда не позволяла Мэри Маргарет видеть этот инструмент, опасаясь, что та отреагирует так же, как и на то, что Эмма носит с собой оружие. Не столько тон ее голоса, сколько выражение лица Мэри вызвало в груди Эммы не поддающиеся определению эмоции. Этот обеспокоенный взгляд напомнил ей теорию Генри о том, что его учительница — Белоснежка, и о том, что она якобы ее дочь. Эмма взглянула на неподвижную фигуру Мэри, впервые осознав, что таким образом она приходится Генри бабушкой. Конечно же, замок не открывался ее импровизированным ключом. Неужели она ожидала, что все будет так просто? Эмма сунула деревянную коробку под мышку и повернулась, чтобы уйти. Остановившись у стола и решив, что кофе не даст ей сомкнуть веки, она сделала маленький глоток из кружки — и тут же поборола желание выплюнуть его обратно. Эмма скорчила гримасу, поставила кружку на место и проглотила. Черный кофе определенно лучше пить теплым. —----------------------------------------------------------------------------------------------------- Кофе не помог. Когда Эмма вернулась в участок, ее кабинет выглядел так, будто на него обрушился мини-торнадо. Бумаги устилали пол, и куда бы она ни наступала, их становилось все больше. Как будто они мятежно множились и топили ее. Убрать беспорядок было нелегко, но она справилась с этим в течение часа. В такие моменты Эмма жалела, что у нее нет помощника. Но за последние двадцать четыре часа она сделала все, что могла. Она заслужила передышку. Шериф позволил глазам закрыться… — Вижу, спите на работе. Эмма резко вдохнула и выпрямилась. Сколько времени он стоял в дверном проеме, она не знала — да и не хотела знать. Она нетерпеливо смахнула с лица прядь волос, стараясь не показаться испуганной его приходом. По торжествующей улыбке мистера Голда, Шериф догадалась, что ей это не удалось. Эмма взглянула на часы. — Быстро справились с похмельем. — Вы еще увидите, что я быстро прихожу в себя, Шериф. — Он протянул пенопластовый стаканчик, из которого поднимался пар. Эмма приняла напиток с некоторым подозрением, поскольку знала только одно место в городе, где можно купить этот напиток. — Вы заходили «У бабушки»? Голд склонил голову набок, деликатно обдумывая ее вопрос. — Не совсем. — В таком случае, как? — Она подняла чашку. — Вы сами это приготовили? Ломбардщик слегка поклонился. — Конечно, дорогая Эмма. Шериф изучила чашку, открыла крышку и обнаружила, что в ней действительно горячий шоколад, а не смертельный яд. Убрав крышку, она поднесла чашку к носу и вдохнула аппетитный аромат. Эмма улыбнулась Голду. — Значит, вы не пытаетесь меня убить. — Это был не совсем вопрос. Мистер Голд полуулыбнулся ей в ответ, по-прежнему самодовольно. — Конечно, нет, мисс Свон. Как же тогда вы сможете отплатить мне? Может быть, однажды за это замечание она вернется, чтобы покарать его задницу.