***
И в этом вся проблема, потому что остальные хоббиты не понимают их. Фродо видит это в их взглядах и беззлобных насмешках, когда Бильбо идет на базар, беря его с собой. Обычно Фродо не любил ходить туда, потому что он знал — это место страшнейших сплетен. Однако он не мог оставить Бильбо на произвол судьбы. Звучит, конечно, по-детски наивно. Так и было. Однако Фродо действительно не мог оставить его одного, когда по воле судьбы подслушал некоторых жителя Шира. Слухи ему не понравились. Его дядя не сумасшедший человек, проводящий взаперти большую часть своей жизни только затем, чтобы тщательно охранять сокровища, добытые в путешествии. И уж точно он не занимается ничем подобным. По мнению хоббитов, слухи безобидны. Они всегда окружены ими. Хотя некоторым они не нравятся. Фродо находится в том редком числе. Нет, ему нравится потравить всякие байки вместе с Бильбо, когда он обсуждает с ним всякие истории, услышанные совершенно случайно. Чтобы их услышать не требуется никаких навыков. Это обыкновенный интерес, в этом нет ничего такого! Но иногда Фродо с ужасом понимает то, что он мало чем отличается от тех хоббитов. Те тоже «просто интересуются» делами Бильбо, чтобы узнать о нем больше, выведать всю правду. К его горлу подкатывает тошнота, когда он понимает, что если бы они услышали обо всех похождениях его дядюшки, то они бы не поняли, зачем все это было и что испытывает Бильбо. Иногда подобные размышления отвлекают его от еды, что весьма прискорбно. Сейчас же Фродо всем сердцем надеется на то, что Бильбо не услышит чужие разговоры. Не услышит удивленного шепота о том, что «самые странные хоббиты Шира, наконец-то собрались вместе». Не донесутся до его ушей и мерзкие предположения. Лишь бы повезло. Но с поражением он признаёт то, что это бесполезно: шепотки всё равно разносятся по всему базару, когда Бильбо умело заводит разговор то с одним, то с другим хоббитом. Казалось бы, он не слышит ничего этого, однако Фродо умел видеть в его глазах смирение и отчуждённость, присущие ему тогда, когда речь заходила о его «ненормальности». — Давай уйдём отсюда поскорее, — предлагает Фродо, не выдерживая тогда, когда кто-то начинает сочувственно коситься на него, припоминая всё байки про его родителей и про него самого. Не то чтобы Фродо мало появлялся среди них. Просто… его появления всегда были редкими, но меткими, потому что он всячески умел привлекать к себе внимание. Он не хотел его, старался скрываться, однако всё выходило с точностью наоборот, когда его странный, «нелюдимый», порой, характер успевал удивительным образом проявляться в паре минут нежелательного разговора. Фродо был мечтателем. Фродо любил этот мир всем своим наивным сердцем, но он же чувствовал все явственно, проникаясь чужими эмоциями, впитывая их. Он рассуждал о мирском, он играл со всеми, но ни с кем не пересекался помногу раз. А еще… еще у него в мире был только один человек, который хоть немного мог его понять — Бильбо Бэггинс. — Я слышала то, что Бильбо бедному ребенку совсем мозги эльфами промыл! Тот уже из леса не вылазит. — А я его в трактире все время вижу. Стоит, слушает внимательно, присоединяясь к всеобщему танцу и разгулу. Но все равно странный он до жути! — А переезжать из Бренди Холла не спешит к Бильбо! Ой, чуется неладное. И тысяча подобных шепотков, взглядов и совершенно беззлобных улыбок. Это был такой ужасный контраст, потому что Фродо понимал их — в конце концов, он был одним из них. И они не желали ему зла, не хотели того, чтобы он как-то изменился. Нет, дело было в другом. Он и Фродо были странными хоббитами. Это означало то, что их было интересно обсуждать. Интерес — главная приманка для хоббитов на третьем месте после еды и комфорта. — Скоро, — отвечает Бильбо, ободряюще улыбаясь Фродо. Он, казалось, понимал отчего тот был смущен и хотел поскорее уйти. — Заглянем за фруктами, хочу сегодня испечь пирог. На этих словах Фродо неловко улыбнулся и под взглядом Бильбо начал улыбаться еще шире, крепко сжимая того за руку. Он любил фруктовые пироги, которые готовил специально для него Бильбо. Ох, они были такими чудесными! — Ладно, только фрукты и все, — стараясь придать своему детскому лицу серьезный вид, важно сказал Фродо, вызвав у другого хоббита смешок. Конец пути прошел практически спокойно, и Фродо мог выдохнуть, прижимаясь к Бильбо, будучи в полусонном состоянии. Чуть позже, уже в норе, его разбудил сладкий запах фруктового пирога.***
Вопреки всем предрассудкам Бильбо Бэггинс мало вспоминал о прошлом. Вернее, он частенько вспоминал светлые воспоминания, которые сохранились у него от жизни с гномами и с эльфами, однако он не горел желанием забираться куда-то дальше. Воспоминания болезненны. Они заставляют чувствовать странную горечь на языке. Непонятную ему горечь, потому что секунду назад в на его языке был сладкий вкус свежих персиков. Но самым горьким куском от плода становится тот, который был надкусан при мысли о том, что ему некому высказаться. Потому что остальные его не поймут. У него есть только он, его мемуары, которые облегчают душу, однако прячут в себе нечто сокровенное. То, что он не хочет переносить на бумагу, оставляя своей совести. А еще у него есть Фродо, его племянник, которого он недавно усыновил. И это было самым правильным решением за всю его жизнь. Впервые услышав разговоры о том, что Примула со своим мужем утонула на лодке, он нахмурился. То были нелепые сплетни и явно не правдивые рассказы. И, честно, по мнению Бильбо, утонувшие возлюбленные явно не заслуживали таких историй. Он понимал, что хоббиты не имели ничего плохого, и они явно не хотели злорадствовать над погибшими, однако какой-то осадок в душе у него остался. Вечером, наслушавшись всякой «ерунды», Бильбо решил на следующий день самолично посетить бренди Холл, потому что помнил о своем племяннике. Разумеется он помнил о своем племяннике! Хоббиты всегда обладали воистину удивительной памятью, когда дело касалось фамильного древа, родственников и кровных связей. И каким бы «странным» не был Бильбо — он все еще был хоббитом. Впервые он встречает Фродо, когда ему двенадцать. — Мне скоро тринадцать! — с нетерпением поправляет он, насупившись. Малыш явно обеспокоен чем-то — это по нему сразу видно. Его руки были покрыты пылью, а в волосах и за ушами виднелись листья. — Он впервые отказывается от завтрака, — говорят ему обеспокоенные родственники, которых, о милая Йаванна, Бильбо от беспокойства узнает не сразу! Для хоббитов отказ от еды — знак тревоги. Но Бильбо чувствует то, что для Фродо это не так уж и важно: есть что-то важнее, что твердолобые родственники, в самом хорошем и ласковом смысле этого слова, не видят. Он остается здесь на вечер, желая поговорить с ребенком с глазу на глаз, но этого не удается, потому что вокруг них все время кто-то снует. А вечером устраивается застолье, в ходе которого было много плача, лишнего на взгляд Бильбо алкоголя, и поразительное количество слов. Самым худшим было то, что они разговаривали о погибших, жарко споря о том, что произошло на самом деле. Но Бильбо даже представить не мог, что все это время Фродо слушал эти разговоры, отбившись от ребятни в саду, незаметно проникая в соседнюю комнату. Его, как хоббита (а хоббиты крайне скрытный народ), никто не обнаружил. И, возможно, Бильбо тоже пропустил его, когда выходил из-за стола, желая проветриться, если бы сам Фродо не пожелал того, чтобы тот его увидел. По какой-то причине ребенок сразу понял, что именно он ему и нужен. И это было самое худшее. То, что Фродо приходилось бросить свою жизнь чуть ли не на волю судьбы, заговорив со самым странным хоббитом из присутствующих. Ужасно и то, что он слышал все разговоры за стенкой. Сначала Бильбо даже разозлился на тех хоббитов, которые сидели там, будучи в горе и в разговорах. А потом пришел в себя, поражаясь своим мыслям. Ведь это хоббиты! Это народ, к которому он принадлежит. И эти ни в чем неповинные хоббиты не должны были быть жертвами его злых, странных мыслей. Потому что он был такой один. Бильбо так и не заметил, как они оказались в самом укромном уголке сада. Не заметил и того, как машинально протянул тому кусок кекса, который стащил в спешке сразу после того, как Фродо попросил его поговорить. Он попросил того подождать, а сам стащил первую попавшуюся на глаза еду. Утаскивать еду было плохо. Делиться едой было хорошо. Хотя Фродо и не принял ее, медленно покачав головой. — Сегодня я впервые сбежал из дома на рассвете, направившись прямиком в лес, — сразу сказал ему Фродо, прямо, без утайки. Бильбо посмотрел на него, не понимая, что же в этом такого странного. В этом возрасте у него тоже была странная тяга к лесу. Возможно, у него было несколько довольно продолжительных вылазок. И теперь же становился понятным внешний вид маленького хоббита. А потом он понял то, что всякий уважающий себя хоббит ужаснулся бы этому факту. Но не успел он открыть рот, как Фродо его опередил. — Мне говорили то, что ты странный. Ввязался в приключение с гномами, видел эльфов и имел тягу к приключениям. А еще то, что у тебя есть подземелье с сокровищами, — Фродо посмотрел на него. Оценивающе так посмотрел, будто примеривая портрет, который он услышал на него. А Бильбо то открывал рот, то закрывал, не зная, что ему ответить. И что тут ответишь ребенку, который признался в том, что разгуливает по лесу в двенадцать (тринадцать) лет, да и к тому же потерявший недавно родителей? — Я подозреваю то, что я тоже странный, — сморщив аккуратный носик, тихо прошептал Фродо, словно рассказывая самую ужасную тайну. — И мне хотелось бы спросить тебя, как самого главного эксперта по странностям: стоит ли мне и дальше страннеть все больше и больше? — Нет такого слова — «страннеть», — глупо хихикает Бильбо, растерянно улыбаясь молодому хоббиту. — Нельзя стать странным, нужно быть таким изначально, — с авторитетным видом заявляет он. — А эльфы? — А что «эльфы»? — недоуменно спрашивает Бильбо, не зная, как ребенок так быстро перескочил с темы на тему. — Они готовы мириться с нашей странностью? Я слышал то, что ты жил с ними какое-то время. Мимо его ушей не проходит слово «нашей». Мимо него не проходит искренняя заинтересованность Фродо, будто бы он в любой момент хотел сорваться и побежать к эльфам, если Бильбо даст ему положительный ответ. — Я… не думаю. Все же, нам надо держаться ближе, — качает головой Бильбо. — Эльфы мудры и они могут прочувствовать горе каждого, но понимать… могут не все. — поспешно добавляет он, не смея посеять у того какие-то сомнения и предрассудки насчет эльфов. — Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о них больше, — а в конце — робкое приглашение и удочка, закинутая на будущее. — Нам? — оглядывается вокруг Фродо, видимо, не до конца понимая, что Бильбо имеет в виду. — Странным, — заговорщицки отвечает он, подмигивая. Спустя неделю он приходит в Бренди Холл, неся на плечах уснувшего Фродо. И хотя его возраст перевалил за девяносто один год, нести его было легко. Его сразу окружают хоббиты, волнующиеся за Фродо: они явно хотели узнать то, что с ним происходит и куда тот уходит все время. — Он не приходит на обед и ужин, а завтракает на ходу! — жалуются Бильбо, а тот успокаивает их, заявляя, что он следил за ребенком. Даже если большую часть времени Фродо ходил непонятно где, стараясь найти эльфов, которых он полюбил благодаря рассказам. Даже если он надеялся на то, что скоро он сам заберет отсюда Фродо, хотя понимает: того нельзя забрать. Можно лишь дождаться того, что тот сам придет к нему. И документы об усыновлении, и о передаче наследства, оформленные месяц спустя, ничего не значат. Потому что они уже были рядом. Бильбо помнит практически все блюда, которые он когда-либо готовил Фродо. Он довольно часто повторяется, однако все время старается ввести что-нибудь новенькое в их рацион: ему нравиться баловать юного хоббита, покоряющего сердца лесов и полей. Конечно, он следит на ним. Все время просит вернуться до заката, дает еды в дорогу и иногда ходит вместе с ним на пикники. Но Фродо не все время неугомонен. Есть много моментов, когда он не выходит из кабинета часами, слушая скрип его пера и его невнятные слова насчет мемуаров. Или, оставшись там наедине с самим собой, он разглядывает все, до чего может дотянуться. И Бильбо позволяет ему это. А еще он позволяет ему управлять собой, когда тот берет его перо и говорит ему отдохнуть. Да еще смотря таким взглядом, что он уверен — этот взгляд никогда не забудется. Фродо понимает его тогда, когда он говорит о самых опасных моментах своих приключения с грустью. С грустью не от того, что это произошло с ним. А от того, что это прошло и осталось только в воспоминаниях. Он также не задает вопросов, когда Бильбо вскользь упоминает о том, что будет в конце его книги. Потому что тот не выдержит разговора об этом. Ему легче написать и сбежать до того, как кто-то прочитает это. Фродо терпелив. Он не гонится за временем, в отличие от Бильбо, который понимает, что при лучшем раскладе он проживет сто двадцать лет. Фродо любит слушать его невнятные объяснения. И лучшего племянника он не может желать. Иногда он думает о том, что детям его возраста не привычно понимание. Для них обыкновенна одна из форм жестокости, которая вымещается на родителях. — Фродо не такой, — думает он, когда тот меняет ему свечки, приносит яблоки и делится грибами — первое, что он научился готовить самостоятельно. Хотя так думать — неправильно. Бильбо видел обиженные губки Фродо каждый раз, когда до его ушей доносились сплетни о Бильбо. Он видел то, как наплевав на беспокойство остальных родственников, Фродо пропускал приемы пищи, следуя своему графику даже тогда, когда «официальный» период траура прошел. Он знал о том, что Фродо не любил с кем-то находится рядом подолгу, иногда теряя остатки своей «вежливости». Нет, он не был грубияном. Он был тем самым мечтателем, который весь диалог мог глупо улыбаться, забывая про то, что собеседник сказал пять секунд назад. А еще помнил, что Фродо, как и все дети, был отчасти эгоистичным ребенком с недостатком внимания. Из него приходилось вытягивать ответы на вопросы о его состоянии, а о том, что его волнует смерть родителей, они заговорили спустя два года после того, как Бильбо усыновил его. Казалось, что Фродо был приятно рад и смущен тем, что о нем волновались. И он позволял себе мучить Бильбо молчанием. Но в этом не было ничего плохого. В этом действительно не было ничего плохого. Несмотря на то, что они заставляли друг друга волноваться, но они же и неловко извинялись после. Или, в случае с Фродо, старались сделать вид, будто ничего не было. Потому что они заслуживают эти чувства. Они заслуживают понимания. Не только они на самом деле. Живя вместе с Фродо Бильбо может сказать то, что его раздражение по отношению к остальным хоббитам ослабляется. Он с опозданием понимает то, что это чувство копилось у него в груди на протяжении нескольких лет постепенно уходит, облегчая его ношу на сердце. Это мягкое разочарование, заведомо надлежащее тем, кто и не мог его понять. Однако от этого чувства не так просто избавиться. Но рядом с Фродо ему в голову приходят множество важных мыслей. Он начинает посещать ещё больше мероприятий, здороваться со своими соседями, а не избегать их. И Фродо. Его милый Фродо с высоты своего юношеского эгоизма тоже проникается чем-то таким. Тогда у него наконец-то появляются друзья.***
Бильбо знакомиться с Сэммуайзом или же с Сэмом раньше, чем это делает Фродо. Он раньше видит эту улыбку и страсть юного хоббита к эльфам: та могла посоперничать даже с интересом Фродо. Он раньше даёт обещание взять Сэма в садовники и раньше исследует ту грань взаимодействия, которую они с Фродо ещё не испытывали рядом с другими хоббитами. Сэм не то чтобы странный. О нём не ходят слухи и он неизвестен особо, однако Бильбо испытывает в первую встречу с ним что-то такое, что испытывал и к Фродо. Поэтому Бильбо позволяет выращивать Сэму в своём саду всё, что ему хочется, а по вечерам он рассказывает ему об эльфах. Тот слушает с интересом. Фродо знакомиться с ним через синдарин. Буквально. Однажды он возвращается поздно вечером, даже позднее, чем время ужина. Он натыкается на Сэма в саду, который от неожиданности выдаёт ругательство на синдарине. То, чему Бильбо его обучил часов ранее, давая клятву о неразглашении. К его удивлению Фродо резво отвечает тем же, и они вместе смеются, протягивая друг другу руки, представляясь. Чуть позже Бильбо выходит из-за кустов, улыбаясь так, будто он строгий родитель, поймавший сыновей за чем-то непристойным. И зовёт их есть. Ничего страшного, что время ужина давно прошло. Он слышал то, как урчали животы молодых хоббитов от голода!***
С Пиппином и Мерри знакомство начинается с воровства. В переносном смысле. Их давно привлекали слухи о Бильбо и Фродо, а книга, которая как они узнали, была мемуарами Бильбо, привлекала их не меньше. В один день они рискнули сунуться в его кабинет аккурат тогда, когда Фродо бесцельно шатался по норе. Первая его мысль была: — Грабители. Вторая: — Они определённо придурки или искатели приключений. Или всё сразу. Кто угодно, но не грабители. Разумеется, они подружились. Мерри и Пиппин обладали потрясающей способностью вынюхивать всё наперёд, поэтому они никогда не лезли и не приходили к Фродо в те дни, когда тот ходил по окрестностям лесов. Иногда ему казалось, что они следили за ним. Позже они были представлены Сэму и уже неделю спустя в трактире сидело четверо двадцатилетних подростков, курящих табак и травящих друг другу байки об эльфах. Не только Фродо было хорошо от этого. Но и Бильбо, казалось, питал к мальчикам тёплые чувства, периодически придумывая отговорки родителям, успокаивая их— активность детей была, порой, просто неуправляемой! Но чем скорее приближалось совершеннолетие, тем беспокойнее становился Бильбо.***
— Хочешь отправиться в путешествие? — Да. — Тогда жди. — Чего? Случая? — Долга. Этот разговор между Фродо и Бильбо состоялся за день до их дня рождения. А за неделю до этого «почти-совершеннолетний-взрослый-хоббит» допрашивал его по поводу желания покинуть Шир. Бильбо даже не отрицал. Знал, что это будет бесполезно. Фродо явно изъявил своё желание пойти вместе с ним, однако он чувствовал то, что ему ещё отведена роль в этом мире. В истории. Он начинает думать как Гэндальф и говорить, как Гэндальф, но, честно, Бильбо ничего не может с этим поделать. Он знает, что Фродо станет кем-то великим. Знает, что вся их компания станет главными героями новой истории, а он, Бильбо, уйдёт уже окончательно и бесповоротно. Поэтому скрепя сердцем он выводит последние строки в своей книге, чувствуя то, как холодный металл кармане старательно напоминает о себе. — Осталось совсем немного времени, — думает Бильбо. И ему не нравится то, что он прав.***
И долг свершился. Но история не хочет и не любит говорить об этом. Она боязлива. Только пара слов об ужасе и храбрости, ничего больше.***
Он не останется. И он не бросит Бильбо. Нет, не сейчас, когда призрачное чувство одиночества и сожаления не отпускало его. Фродо часто жалел о том, что уничтожил кольцо. И не потому, что он хотел власти, как думали другие. Вернее, он желал власти, но в другом смысле. Ему хотелось сохранить контроль, чтобы хоть кто-то был рядом с ним. Всегда. Ему хотелось подчинить себе хоббитов, чтобы те наконец-то поняли, что у них с Бильбо творится в душе, и приняли их по-настоящему. О, Валар, он действительно забыл то, какой ценой был достигнут мир. И ему не хочется вспоминать. Хочется наконец-то душевного спокойствия и размеренности, которая не могла ему подарить ни одна жизнь: ни в Шире, ни в погоне. Хочется… теплоты. И чего-то застывшего во времени. Поэтому в самый последний момент он принимает решение уплыть в Валинор вместе с Бильбо и эльфами. Его не удивляет то, что всё остальные знали о его выборе задолго до того, как сам Фродо озвучивает его. Его не удивляет то, что он расстаётся с друзьями со светлой тоской, без сожаления. Хотя, безусловно, он ими дорожил. Его удивляет то, что он находит покой рядом с Бильбо, хотя они оба стали ещё «страннее», (хотя такого слова нет) и хуже. Они нашли покой, оставшись хоббитами, которых не понял никто. Кроме них.