Покажешь?

– Доброе утро, – двойник мягко толкнул плечо человека. – Выходной... – в подушку протянул тот, отворачиваясь. В голове быстро пролетела мысль о вчерашнем погроме, но он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, стараясь снова погрузиться в сладкое сонное состояние. Он тихо бросил пару слов, прежде чем закрыть глаза. – Будильник еще не звонил. – А я его выкинул, – просто и честно сказал Фрэнсис, отчего консьерж медленно поднялся и сонным неосознанным взглядом уперся в пустую тумбочку. Действительно, будильника нет. Он, понемногу просыпаясь, огляделся вокруг, обнаружив сидящего на краю кровати Моссеса, чья ехидная улыбка так странно сочеталась с идеальной копией уставших глаз. Парень подметил, что тот без спроса достал его старую черную рубашку, но решил не реагировать. – И зачем? – без капли заинтересованности спросил человек. Для галочки. – Хочу сам тебя будить. – Зачем? – уже более живо задал вопрос консьерж, на лице проскользнула улыбка.       Двойник задумчиво отвернулся. Будто он действительно не понимал, для чего совершает столько странных действий – он, привыкший строить планы и не делать лишнего. Не поворачивая головы, он отшутился: – У тебя по утрам лицо сонное и смешное. – Да иди ты... – парень от раздражения резко поднялся и потопал на выход из спальни. – Лучше бы ничего не говорил. У тебя есть команда "молчать"?       Двойник, действительно замолчав, тихо пошел за ним, чтобы понаблюдать, как хозяин квартиры будет растерянно стоять посреди чистых комнат, вспоминая вечерний беспорядок. Тот повернулся к Фрэнсису с немым вопросом во взгляде. – Спасибо? – наконец, тихо сказал он.       Парой расслабленных движений доппельгангер достал со шкафа кепку молочника, надел ее и, театрально поправляя козырёк одной рукой, серьезным тоном отчеканил: – Фрэнсис Моссес. Принесу молоко, избавлюсь от любого мусора, упокою... успокою, – он сымитировал сухую уставшую улыбку молочника. – Второго такого вы нигде не найдете.       Консьерж издал краткий смешок. – Почти идеально. – Почти? – с вызовом переспросил двойник. – У настоящего клыки не выделяются. – Но тебе это нравится, – копия Фрэнсиса расслабленно расположилась на стуле, не отрывая взгляда от расширяющихся человеческих зрачков. – Больше на них никто не смотрит.       Консьерж смущенно замолчал на пару секунд, пытаясь придумать хоть каплю достойный ответ. Он вздохнул, не найдя слов. – Может вернемся к нашим изначальным отношениям? Я изучаю тебя, ты меня... – Моссес прерывает тишину первым. – Люди называют это потерей? Мы вчера почти не взаимодействовали. – Потерей? Скукой? – Я хочу больше времени проводить с тобой. Думал о тебе, пока искал жертву, пока ел, пока ловил твою первую ошибку. Я скучал по тебе?       Парень смущенно уперся взглядом в пол. Почему-то вспомнилась их первая встреча, когда они еще не смотрели на друг друга так доверчиво. – Твоя честность иногда ставит меня в ступор... – Я не обременен стыдливостью, – Моссес стягивает шляпу с головы и вертит ее в руках, рассматривая. – Если тебе интересно, я расскажу. Попросишь, покажу. Это мой способ отплатить тебе за новые знания – дать их взамен. У меня разум и тело взрослого мужчины, а в познании мира я еще ребенок.       Консьерж сам начинал ощущать себя ребенком. Любопытным и радостным, как в моменты, когда соседские мальчишки рассказывают правила новой игры, а она оказывается такой захватывающей, что становится любимой. Он вспомнил, как много вопросов крутилось у него в голове при их первой встрече, как дрожали пальцы при одной мысли о том, что до двойника можно докоснуться без угрозы жизни.       Погрузившись в мысли, парень отвернулся. Кофе, срочно кофе. – Да, похоже, ты скучал. – В первое время я путался. Скука, тоска, потеря, не знал, куда какое слово ставить, – Фрэнсис встал рядом с человеком, внимательно наблюдая за движениями его рук. Три ложки сахара, две ложки порошкового кофе, ложка сухих сливок. – Невкусно. Я много раз видел, как люди покупают кофе в автоматах. Покупают, морщатся, но пьют. И ты пьешь... Не понимаю твоих специфичных вкусов. – Люди такие. Поплюются и проглотят, – консьерж показательно сделал большой глоток и жестом предложил попробовать двойнику. – А мне нравится: сладко и горько.       Моссес осторожно отхлебнул немного и скорчился под тихий смех. Темные недовольные глаза смягчились, когда он увидел радость на лице человека: двойник сам не заметил, как поднялись уголки его губ. Заразительно. Он наклонился ближе к парню, чувствуя от него запах кофе. Тот смущенно затих. – Я не уверен, как это описать, но мне хочется поцеловать твою улыбку. – М... – консьерж издал тихий звук, машинально подняв между ними кружку. Чувствуя, как сердцебиение начинает ускоряться, он повернул голову, лишь бы как-то отдалиться от прямого взгляда карих уставших глаз. Молчит, сжав пальцы на белой керамике. – Только не говори снова, что тебя не привлекают мужчины, мы это уже прошли, – ехидно подмечает Фрэнсис, поворачивая лицо парня в свою сторону и приближаясь еще больше.       Губами он оставляет едва ощутимое касание на уголке рта человека, с наслаждением чувствуя его дрожащее дыхание. В животе того что-то развязалось, завязалось снова и оборвалось – консьерж нехотя признался себе, что ни с кем больше этого не чувствует, а от этого ситуация показалась еще более неправильной. Он медленно отступил назад, нервно сделал глоток кофе и отвернулся, переводя дыхание под испытующим взглядом Моссеса. Молчание. – У меня выходной. Не хочу тратить его в доме, где живу и работаю. Парень решил резко сменить тему: на коже до сих пор ощущалось это теплое прикосновение. Скрыть смущение уже не получается, он пытается от него отвлечься. Двойник не стал давить, а с интересом поддержал новую ветку разговора: – Проведешь его со мной? – голос Фрэнсиса показался консьержу нетерпеливым. – Ты не даешь мне личного пространства... – У тебя нет ни друзей, ни девушки, ни парня, ни родственников рядом, – насмешливо пожал плечами доппельгангер, а человеку вдруг стало так тошно, что он одним глотком кончил кофе и начал куда-то собираться. Молочник пару секунд растерянно смотрел за резкими движениями консьержа, а затем приглушенно продолжил. – Ты ни с кем не говоришь... Даже по телефону ты общался только со мной. Прости. – Если планируешь продолжать издевки, лучше прибей меня сразу и съешь, – холодно отозвался парень, обуваясь. – Я один. И есть у меня только опасная работа и опасный знакомый, который не упускает возможности подшутить надо мной, еще и следит за моими звонками. Я ожидал немного другого от наших взаимоотношений.       Он застыл на пару секунд, серьезно глядя на двойника. Действительно, а чего он ожидал? Это существо, чья природа ему неизвестна и интересна, а любая минута с ним непредсказуема – пронеслась мысль в его голове. "Искренняя ли сейчас беспомощность на этом ненастоящем лице?" – спросил консьерж сам себя, плохо понимая и собственные чувства. Он вздохнул и разулся. Что-то заставило его остаться. – Тебе интересно, что со мной сейчас? – Да... – тихо ответил Фрэнсис, боясь сделать лишнее движение. – А еще мне интересно, почему я не хочу тебя спугнуть. Не как жертву, а... Я не знаю...       Двойник впервые почувствовал себя бессильным. Он тихо следил за тем, как нервно человек напротив заламывает пальцы, как бегают его глаза. Молочник смутно представлял, как называются эмоции, которые он испытывает. И совершенно понятия не имел, почему люди такие непредсказуемые. Он вздрогнул – сам удивился этому, – когда консьерж снова вздохнул, потирая руками виски. – Хорошо, мы проведем мой выходной вместе. Нам правда не хватает разговора по душам, – голос стал спокойнее. – Только, боже, не в этом доме. Куда можно пойти, чтобы нас не видели вдвоем, но я чувствовал себя в безопасности? – А ты чувствуешь от меня опасность? – Я не знаю, чего ожидать от тебя на открытом пространстве, – признался парень, в замешательстве наблюдая, как глаза двойника убегают от его взгляда. – Библиотека, куда я хожу, обычно пустая, – предложил он. – Все больше людей подключают телевидение...       Консьерж двинулся куда-то и через минуту вернулся с карандашом и листиком. – Напишешь адрес? Встретимся там через час, мне очень нужно прогуляться в одиночестве.       Доппельгангер растерянно взял в руки карандаш. Он поднял глаза на собеседника, неловко улыбаясь. – Я не могу. – Ты каким-то образом научился читать, но не писать? – удивленно приподнял брови парень. – Наверное, я могу попробовать, но почерк у меня будет такой, что ты придешь скорее на какую-нибудь ферму, а не в библиотеку.       Человек подавил вздох и написал адрес сам, под диктовку. Они больше не обменялись ни одним словом, только взглядами: до нервной дрожи хотелось что-то сказать напоследок, но сейчас говорить было нечего. Консьерж ушел, оставив растерянного Моссеса дома. Теперь у обоих был час на то, чтобы покопаться в своих запутанных мыслях.       Они встретились снова возле входа в библиотеку. Строгая, серая архитектура. И ни души рядом. Кивнули друг другу, заходя внутрь: внешне они были спокойны после часового перерыва в общении, но двойник чувствовал от человека нетерпение, чутко подмечая мелкую дрожь его рук. Да и сама копия чувствовала сладкое беспокойство.       Библиотекарь, пожилая дама в очках, щурилась несколько секунд, прежде чем признала в одном из вошедших знакомое лицо. Худые руки положили какую-то потрепанную книжку обложкой вверх. – Фрэнсис! – со сдержанной радостью начала она. – Давно тебя не было, а ведь каждый день заходил. Работы много? – Здравствуйте, – тихо ответил он, протягивая читательский билет. – Угу, работы... Подменял коллегу, он заболел. Не спрашивайте меня так много о моих делах. Я сегодня надолго. И с... другом. – Ну, ладно, ладно, иди, – она внимательно оглядела второго посетителя, снова прищурившись. – Вас не помню. Записаться хотите? – Да, эм... – парень немного смущенно протянул паспорт. – Переехал недавно.       Дама вытащила из белоснежной стопки маленький картонный квадратик. Быстрыми движениями записала длинный номер, пару символов, раскрыла паспорт. И с довольной улыбкой подняла глаза на нового гостя. – Редкое у вас имя, – сказала она так, словно произнесла лучшую в мире шутку, и сама же тихо похихикала. Фрэнсис с интересом покосился в сторону документов, но парень неловко толкнул его в бок. Он напряженно, неискренне посмеялся и принял билет с рук библиотекаря. – Ищете определенную книгу? – Мне бы в читальный зал... – На второй этаж. Прямо, потом налево, там лестница... – дама поправила очки и взяла в руки отложенную книгу. – Впрочем, ваш друг сейчас все равно покажет.       Она замолчала, погружаясь в чтение.       Неловкий путь до второго этажа среди пыльных полок, кучи желтоватых книг, молчание. Консьерж с любопытством осматривает новую локацию, неожиданно для себя начиная представлять, какие книги читает двойник. Как он часами сидит с задумчивым видом, уставшими глазами изучая страницы... Моссес заметил, что человеческое сердцебиение ускорилось, но принял это за тревогу в новом месте. Он собирался что-то сказать, но парень опередил его: – Как-то туго тут с безопасностью. В любом общественном месте Д.Д.Д. оставляет охрану. – Их промах, согласен, – Фрэнсис пожимает плечами, машинально останавливаясь напротив полок с психологическими учебниками. – Но сам посуди: будут ли мои собратья ходить в места, где тонна пыльной бумаги, ради редкой добычи и худощавой старой библиотекарши?       Консьерж улыбнулся. Он аккуратно погладил твердый корешок первой попавшейся книги, даже не вчитываясь в название. – Имеет смысл. – Оставь, мы же не читать пришли, в конце концов, – молочник отвел руку парня от полки, стараясь незаметно удержать это касание на подольше. – А что с твоим именем? Я не уловил, оно действительно редкое или Марта пыталась пошутить? – Марта? – Она носит бейджик, в отличие от тебя, – ухмыльнулся Моссес. – У нас с тобой договор по поводу моего имени. Не скажу.       Двойник ненавязчиво потянул парня на мягкий диван, стоящий в углу за несколькими стеллажами. Тепло, пыльно, чувствовалась в этом месте какая-то душевная интимность. Они молча смотрели друг на друга минуту, привыкая к обстановке и думая над предстоящим разговором. – Так... Что было утром? – Фрэнсис начал первым, стараясь принять наиболее расслабленное положение. – Ты единственный человек, которого мне хочется изучать не для копирования или убийства, а оттого, что ты мне необъяснимо интересен.       Парень немного смущенно отвел взгляд. – В отличие от тебя, я умею стесняться... – И я умею, – перебил двойник, намекая на одну из прошлых ночей. – Интересное чувство, только мне для этого пришлось смотреть на тебя снизу вверх с членом во рту, а тебе достаточно одного упоминания.       Моссес с довольной ухмылкой наблюдал за тем, как до собеседника постепенно доходит смысл сказанных им слов, и его лицо с каждой секундой становится все краснее. Парень закрыл глаза руками, со вздохом облокачиваясь на спинку дивана. – Ты, блять, неисправим... – сквозь зубы процедил он, пока в голове картинками мелькали воспоминания. – Я на настоящего Фрэнсиса спокойно смотреть не могу.       Молочник взял руку консьержа и прислонил ее к своей груди, заставляя того посмотреть на себя. Он сделал невинно-просящий взгляд и тихо сказал: – Я настоящий... – Не пытайся заставить меня сомневаться в своей адекватности, я могу вас различать, – парень выдернул руку, растерянно наблюдая, как невинный взгляд сменяется на привычный ехидно-спокойный. Он решил вернуться к первоначальной теме, пока двойник не разыгрался. Остыть, забыть о смущении на время: есть смысл зажиматься перед кем угодно, кроме этого доппельгангера. – Утром... Я был смущен этой твоей выходкой с поцелуем. Подобием поцелуя... А затем ты наговорил лишнего. Эмоций много, мне захотелось врезать тебе и уйти куда подальше успокаиваться. – Но ты не ушел, – тихо подметил Фрэнсис. Он смутно осознавал, что чувствует вину. – Не знаю. Захотелось остаться. Ты тоже делаешь много странных вещей.       Они перестали смотреть друг на друга, временно погрузившись в свои мысли. – Что ты такое? – наконец, спрашивает парень. Он внимательно смотрит в глаза молочника, в который раз утверждаясь, что от настоящего человека его отличить невозможно. Если не знать оригинала. – То есть? – немного растерянно переспрашивает двойник. – В чем твоя природа? Как вы, доппельгангеры, появились? – Я не знаю, – честно ответил Фрэнсис и задумчиво уперся взглядом в пол. – Я пытался выяснить. Я один из немногих, кто пытается понять. Сначала мы появились как бестелесные голодные оболочки, на инстинктивном уровне желающие копировать людей. Бесцветная тень, оболочка, лишённая формы, скованная сила, жест, застывший без движенья... Элиот писал это о людях, а подходит нам. Может, мы и есть люди. Худшая или лучшая версия, я не уверен.       Парень внимательно слушал, пытаясь впитать каждое слово. Он начал чувствовать то же детское нетерпение и жажду знаний, как в первый день их знакомства, с неудовольствием замечая, что от этого его голос немного дрожит. – Наверное, именно из-за книг ты отличаешься от других двойников. – Может быть, – согласился Моссес. – Может я когда-то дойду до такого уровня человечности, что начну жалеть своих жертв. Хотя вы не жалеете животных, которых едите, а порой и друг друга. Пока что мне жаль ранить только тебя. – Любая похожая фраза от тебя звучит как признание в любви... – тихо сказал консьерж, несмело заглядывая в глаза Фрэнсиса. А те были полны спокойствия и поддельной усталости. От серьёзного разговора в нем пропала насмешливость, осталась лишь обезоруживающая открытость. – Думаешь? Я недавно начинал читать про любовь. Это что-то про семью, про утверждение в социуме. Про выбор. Вряд ли мне это подходит.       Двойник встал, жестом показывая, что он уходит ненадолго. Он неспеша скрылся за стеллажами и вернулся спустя пару минут с книгой. Молочник облокотился о шкаф, внимательно и быстро полистал пару глав, поднял глаза на консьержа, убеждаясь, что его слушают, и начал зачитывать: – Новая книга, недавно напечатана: способность любить как акт самоотдачи зависит от уровня развития и характера личности... Забота, ответственность, уважение и понимание – базовые элементы, общие для всех форм любви, – он закрыл книгу и снова сел рядом, испытующе глядя на парня. – Мне не нужно размножение. Не зная любви детей и родителей, я вообще не должен ее чувствовать. Я... я не знаю. – Мы поймем, – консьерж неловко потянулся к руке Фрэнсиса, но передумал и замер. Он ощущал такое трепетное желание разобраться в этом существе, что твердо решил быть таким же открытым. Осознание, что они говорят о чем-то таком щепетильном и важном, как любовь, а двойник сейчас совершенно забыл обо всех своих колкостях – это осознание вызывало в парне странно ощущаемую благодарность. – Просто расскажи, что чувствуешь. Так же честно, как и всегда.       Он поддерживающе улыбнулся, наконец, чувствуя, что доппельгангер больше не управляет ситуацией и становится страшно уязвим, когда дело касается его самосознания. – Что я чувствую к тебе? – Да. – Интерес, – не задумываясь, сразу сказал двойник. Он помолчал пару секунд, прежде чем снова продолжил. – У меня много желаний. Сначала я был поражен тем, что ты не боишься, и искренне хотел вызвать привычную реакцию, хотя смутно понимал, что такого человека спугивать нельзя. Со временем у меня развязались руки: мне хотелось сделать все то, о чем я знал, но никогда не смог бы сделать с теми, кто боится. Странно находиться рядом с жертвой и не желать ее убивать. Хочу попробовать новые вкусы. Пережить интимный опыт...       Он замедлился, заметив, что парень чуть покраснел, решил все же добавить: – И все еще хочу, – Фрэнсис с удовольствием почувствовал, как ускорилось человеческое сердцебиение. Есть в этой хищной чуткости большие плюсы. Он продолжил, снова становясь серьезным. – В общем, первый мой интерес был сугубо физическим. Теперь... У меня есть более лиричные желания: вблизи наблюдать за психологией человека, за твоим поведением, узнать твое имя, проводить время с тобой. Я чувствую скуку, когда ты работаешь или хочешь побыть один. И чувствую необъяснимое удовольствие, когда узнаю что-то новое не о людях, а именно о тебе.       Консьерж терпеливо слушал, со временем начиная нервно заламывать пальцы. Все еще звучит как признание. Все еще смущающе. Он вздохнул, медленно потянувшись за книгой, которую зачитывал Моссес. – Забота? – Я хочу защищать тебя. – Ответственность? – Понятия не имею, что имеется в виду. Мне неловко, когда ты злишься на меня. Это считается? – Допустим. Уважение? – Не знаю... – Двойник растерянно покосился в книгу. Эта нерешительность сделала усталость его глаз более убедительной. Парень отвлекся, подумав о том, что синяки под глазами ужасно подходят карим радужкам, но старательно отмахнулся от этих мыслей. Фрэнсис продолжил, пожав плечами. – Я все еще не понимаю, как должно чувствоваться уважение. – Понимание? – Как минимум, я стремлюсь тебя понимать, как максимум... что имеется в виду? Что я приму любую твою странность? Я и не могу иначе.       Консьерж напряженно закрыл книгу и отложил ее в сторону. Он подметил, что начал волноваться еще в начале разговора, а теперь вовсе потерял спокойствие, не представляя, что сейчас стоит говорить. Посмотрел на двойника и тут же отвернулся – тот показался ему милым из-за этого честного взгляда и немного приподнятых бровей. Он неловко улыбнулся и тихо сказал: – Наверное, ты просто ко мне привязался... – И меня все еще тянет поцеловать тебя, когда я вижу на твоих губах улыбку. Не могу объяснить, – Фрэнсис подвинулся ближе, на что парень выставил перед собой ладони, не давая приближаться еще больше. – Пожалуйста. – Это не нормально. – А то, что было позавчера? – ехидно спросил двойник и все же двинулся вперед, упираясь грудью в руки консьержа. – Временное помутнение рассудка из-за перевозбуждения... Не воспринимай тот случай как мое автоматическое согласие на все, – неуверенно ответил парень и сглотнул. Кисти рук предательски дрожали и двойник оскалился, чувствуя это: он медленно приближался по мере того, как нервно слабели руки консьержа. Тот зажмурился. Моссес уперся руками в мягкую поверхность дивана по бокам от бедер парня и с удовольствием заметил, что расстояние между ними сократилось до нескольких сантиметров. – Эй... Ты не слушаешь. – Я слушаю и даже больше, чем ты. Я могу слышать твое сердцебиение, я чувствую, куда приливает твоя кровь. Ты отрицаешь, но если я сейчас сделаю, что хочу, ты не будешь сопротивляться, – двойник наклонился ближе, чувствуя слабый запах утреннего кофе. – Ты же сам говорил, что я симпатичный, когда мы впервые встретились, так посмотри на меня. Улыбнись еще раз, прошу.       Человек несмело поднял веки и вздрогнул, видя умоляющие карие глаза. Дрожащий, трепетный вздох. Он едва неловко приподнял уголки губ, и Фрэнсис медленно прислонился к ним своими губами. Сердце забилось бешено, а руки, безрезультатно пытавшиеся остановить двойника, ослабели и понемногу опустились на его талию.       Моссес неумело прикусил нижнюю губу консьержа, как бы прося ответить на поцелуй. Тот совсем обмяк, скованно и смущенно прикрыв глаза и не смея пошевелиться. Двойник запустил язык внутрь, медленно, нежно поглаживая зубы и человеческий язык; сам он тоже начал дрожать, стараясь запомнить каждую деталь этого момента, смаковать каждую секунду. Он отрывисто и кротко вздохнул, когда парень, наконец, стал отвечать, неуверенно двигаясь навстречу. Они прижались друг другу, на пару минут совершенно забыв и о пыльных полках вокруг, и о дежурящей внизу Марте, и о книге Эриха Фромма, безучастно лежащей рядом – только мокрый поцелуй с привкусом крови. Доппельгангер увлекся и прокусил губу консьержа, на что тот тихо замычал и попытался оттолкнуть Фрэнсиса. – Этого хватит? – немного хрипло спросил парень, отстраняясь и переводя дыхание. Его укололо чувство стыда от осознания, что происходящее действительно нравилось ему. – Нет, но я больше не буду настаивать, – двойник внимательно посмотрел на партнёра, удовлетворенно рассматривая его покраснешее лицо и бегающие глаза. Он помолчал пару секунд, прежде чем продолжил тихо говорить, даже не пытаясь скрыть неровное дыхание. – Ты красивый. Ты единственный объект этого мира, который заставляет меня подумать о смысле слова "красота".       Он оставил легкое касание губ на щеке смущенного парня и отдалился. Они погрузились в неловкую тишину, постепенно успокаиваясь. – Это опять звучало как признание? – Даже больше, чем все твои фразы до этого, – консьерж вздохнул, отворачиваясь и прикрывая ненадолго глаза. Он вздрогнул, когда Фрэнсис снова потянулся к нему, но со странной смесью чувств заметил, что тот тянется к Фромму. Двойник молча открыл какую-то главу и уселся поудобнее, начиная читать. – Ты серьезно? – Мы все-таки в библиотеке. – Набери книг и пойдем домой.       Моссес послушно закрыл книгу. Он оценивающе посмотрел на человека и, видя, что тот действительно хочет домой, кивнул. – Иди первый, нам лучше вместе не гулять.       Консьерж вздохнул и не говоря ни слова направился на выход. Он легонько тронул прокушенную губу, удивляясь, как быстро может сменяться настроение двойника. Либо он прекрасно притворяется – этот вариант показался парню куда логичнее, и он задумчиво, не обращая внимания на старые тома на полках и уснувшую на входе библиотекаршу, направился домой.       Выходной от работы оставил после себя металлический привкус во рту и смущенно-потерянное состояние. Что будоражило консьержа больше всего – это то, что он понятия не имел, чего ожидать от двойника в будущем. Он на секунду представил, как могут развиться их взаимоотношения, но нервно сглотнул и постарался избавиться от этих мыслей. Домой, побыть одному, переварить произошедшее, перестать чувствовать себя так неправильно – все, чего он сейчас хотел. Подумалось, что неплохо было бы завести личный дневник.