Море невзгод

Живописные зеленые холмы Цзяннани протянулись вдоль берегов реки Чунъюэ вплоть до самого Восточного моря. Среди холмов возвышалась гора Хаоюнь. Она была совсем небольшой — всего тридцать-сорок чжанов высотой — но заметно выделялась среди своих собратьев. Вечно окутанная облаками и туманами, гора Хаоюнь была надежно спрятана от посторонних глаз. Из-за вечной сырости ее камни и почву покрывал скользкий мох, поэтому, несмотря на скромные размеры горы, взобраться на нее было не так-то просто. Кроме того, обычный человек задыхался от здешнего промозглого воздуха, поэтому это место стало безлюдным и уединенным. На вершине горы Хаоюнь среди проплывающих мимо облаков расположился замшелый и невзрачный павильон Вэньцзянь, построенный из собранной по соседству древесины. Единственной мебелью в нем служили деревянные скамейки. В павильоне стояли двое: воин в черном с льдисто блестящими от влаги темными волосами и растрепанный монах в белых одеждах, с мечом в руке — знаменитый мастер Пучжу. — Вы утверждаете, что Юй Цифэн прятал у себя в поместье наркотики и укрывал ассасинов — иными словами, что он был связан с пилюлями Девятисердечного демона, — холодно сказал воин в черном. — Но можете ли вы подтвердить, что собственными глазами видели, как Тан Лицы достал из гроба наркотики? Даже если он действительно нашел тайник, откуда вы знаете, что там были именно пилюли Девятисердечного демона? Что если Тан Лицы просто подставил Юй Цифэна? Я не исключаю такой возможности. При вашем уровне совершенствования недопустимо действовать сгоряча. А поскольку Юй Цифэн мертв, и его поместье лежит в руинах, некому оспорить ваши слова. Как вы собираетесь объяснять это Шаолиню и Союзу мечей с Центральных равнин? — Все произошло слишком быстро, — полуприкрыв глаза, задумчиво произнес мастер Пучжу. — Я действительно не видел, как Тан Лицы нашел тайник, и не могу подтвердить, что там был тот самый знаменитый наркотик. Когда Сяо Цилань, Чи Юнь и Шэнь Ланхунь одновременно напали на Короля Мечей, я мог остановить лишь одного из них. Ваш несдержанный брат добавил хлопот, выступив против меня. А потом Шэнь Ланхунь поразил Юй Цифэна своим тайным оружием, и жизнь Короля Мечей висела на волоске. — Мой младший брат горяч и наивен и слишком подвержен чужому влиянию, — ответил воин в черном, или, вернее, старший брат Гу Ситаня — Чэн Юньпао. — Я заточил его в Тюрьме Мечей Цинъюнь, чтобы он остыл и обдумал свои поступки. Он молод, и ему не хватает мудрости. Но вы старше и опытнее, и вам не следовало потакать моему брату. — Чэн Юньпао бросил взгляд на клубившиеся за окном облака и продолжал: — Король Мечей десятилетиями служил для всех примером. Он был оплотом доблести для боевого сообщества Центральных равнин. Разве такое необдуманное нападение могло подорвать его репутацию? Даже если у вас были сомнения на его счет, надо было постепенно собирать доказательства и поставить в известность Союз мечей с Центральных равнин. А теперь, после безвременной кончины Юй Цифэна, на вас ополчатся все его родственники, друзья и ученики, которых несметное множество. Он был лучшим воином Союза мечей, поэтому его убийство не спишут со счетов. Тан Лицы хитер и скрывается во дворце Било на пике Маоя. Из-за влияния дворца Союз мечей ничего не может с ним поделать. Но вы и мой глупый младший брат оказались в большой опасности. — То есть, вы предвидели угрозу, поэтому и заключили Гу Ситаня в Тюрьму Мечей горы Цинъюнь, — спокойно проговорил мастер Пучжу. — У вас острый ум, Чэн Юньпао, — такой же острый, как и ваш меч. Чэн Юньпао хмыкнул себе под нос. — Пока вам лучше оставаться в павильоне Вэньцзянь. Если здесь кто-то и бывает — то не какой-нибудь сброд, а приличные люди, и с ними всегда можно договориться. — Если я и вправду виновен, то готов понести наказание, — прямо ответил мастер Пучжу. — Виновные должны быть наказаны, — ледяным тоном подтвердил Чэн Юньпао. — Однако боюсь, что вас просто ввели в заблуждение. В таком случае несправедливо будет отнимать вашу жизнь. Мастер Пучжу взял со скамьи чашку прозрачного чая и сделал глоток. — Я всегда поступал как должно и убивал только тех, кто заслуживает смерти. Если я ошибся, то готов заплатить за свои грехи в преисподней. — Вы с Тан Лицы стоите друг друга, — резко ответил Чэн Юньпао. — Он самонадеянно убивает людей направо и налево, не считаясь с законами боевого сообщества. И вы поступали бы так же, не утруждая себя объяснениями, если бы не боялись свернуть с праведного пути! Увы, из-за связи с Шаолинем вам приходится соблюдать законы и следить за своей репутацией. Досадная помеха, не так ли? — Подавать пример и направлять людей на путь истинный — это само по себе благородное деяние и способствует моему духовному развитию, — мягко ответил мастер Пучжу. — Смотрите-ка, чаепитие в павильоне Вэньцзянь! — прервал его чей-то голос. — Господа, похоже, у вас отличное настроение! С добродушным смехом в дверь вошел воин в белом ханьфу, опоясанный мечом в фиолетовых ножнах. Хотя ему было уже за сорок, он еще сохранял остатки былого изящества и, очевидно, в молодости был весьма хорош собой. Звали его Шао Яньпин или Рука Ветра, и в Союзе мечей с Центральных равнин он занимал место четвертого мастера. — В павильоне Вэньцзянь следует говорить только о фехтовании! Сочту за честь потягаться силами с любым из вас, ха-ха-ха! — рассмеялся он. Статус воинов Союза мечей с Центральных равнин различался в зависимости от умения владеть мечом. В прошлом году Ши Тинхэ завоевал титул Короля Мечей, победив на турнире Юй Цифэна. Однако в ежегодном списке лучших бойцов, который составляли старейшины на основе лучших поединков, Юй Цифэн все равно занял первое место, несмотря на свое поражение. Вторым оказался Чэн Юньпао, а мастер Пучжу — седьмым. Шао Яньпин по мастерству был признан девятнадцатым. Третье место, недавно присвоенное Ши Тинхэ, всегда считалось спорным, но его смерть положила этим спорам конец. Каждый год старейшины боевого сообщества собирались в условленном месте, обсуждая важные события, происходящие в цзянху. Попасть в список Союза мечей было пределом мечтаний каждого уважающего себя мастера боевых искусств. Павильон Вэньцзянь на горе Хаоюнь, как известно, служил местом тайных встреч Союза, и существовало негласное правило: если ты вошел в павильон с мечом — значит, в любую минуту готов ответить на вызов. Лицо Чэн Юньпао окаменело. — Увольте! — холодно бросил он. Он стремительно вышел за дверь и скрылся среди деревьев, не удостоив Шао Яньпина даже взглядом. Мастер Пучжу отнесся к его уходу совершенно спокойно. Шао Яньпин, ничуть не смутившись, со вздохом взмахнул рукавом: — Все такой же заносчивый… Интересно, найдется ли на свете хоть один человек, достойный его внимания? Понятно, почему он в свои тридцать пять до сих пор не женат. Наверное, он считает, что если женщина не входит в десятку лучших воинов, то на нее и смотреть нечего. — Прошу меня извинить, — произнес не склонный к шуткам монах и собрался уходить. — Постойте, мастер Пучжу! — жизнерадостно окликнул его Шао Яньпин. — Вы знаете, что старейшины Союза мечей приняли решение схватить Тан Лицы и его сообщников? — Вот как? — замер на полпути мастер Пучжу. — Союз отправил команду на пик Маоя. Они будут вести переговоры с Ваньюй Юэданем и требовать выдачи беглецов. Если переговоры пройдут успешно, через три месяца боевое сообщество устроит большое собрание, чтобы прилюдно разобраться с преступниками. — Я приму любое решение Союза мечей, — бесстрастно произнес мастер Пучжу. — Глава Шаолиня прислал письмо, в котором требует, чтобы вы вернулись в монастырь и подробно рассказали о том, что случилось в Поместье Мечей, — продолжал Шао Яньпин. — Союз мечей намерен с помощью Шаолиня досконально расследовать дело, касающееся поместья клана Юй. Разумеется, мы допросим и Тан Лицы. Наша цель — дознаться, что произошло, во всех подробностях. После краткой паузы мастер Пучжу молча и не оглядываясь вышел из павильона. Шао Яньпин вновь вздохнул: — Что за угрюмый монах… Ничуть не лучше Чэн Юньпао. Он вынул из складок ханьфу маленькие золотые счеты и, сосредоточенно нахмурив красивые брови, пробежался пальцами по бусинам. Из-за того, что Шао Яньпин был девятнадцатым в списке лучших воинов и, кроме того, должностным лицом в Союзе мечей, на него взвалили обязанность оглашать решения старейшин. Отказаться он не мог, поэтому нехотя согласился выполнять эту роль. На крышу павильона Вэньцзянь грациозно опустился голубь. Шао Яньпин поднял руку, и голубь спорхнул вниз. Отвязав от его лапки свиток, уполномоченный Союза мечей пробежал глазами по строчкам и оторопел: — Яньмэнь за одну ночь сровняли с землей?.. Неужели это?.. На пятый день пятого месяца школа Яньмэнь была уничтожена. После нападения осталось сорок восемь трупов, покрытых фиолетовыми пятнами, что указывало на отравление. На шестой день пятого месяца неизвестные полностью истребили клан Сяо. На потолочных балках осталось висеть двадцать два трупа с точно такими же фиолетовыми пятнами. На седьмой день пятого месяца подверглась нападению гора Цинъюнь. Таинственная женщина в белом вторглась в школу боевых искусств, отравила трех воинов, а двое получили тяжелые ранения и не приходят в себя. Гу Ситань остался в живых — к счастью, в это время он находился в тюрьме. На восьмой день пятого месяца на гору Хонмэй, где обитали разбойники Чи Юня, в свою очередь было совершено нападение. Туда тоже ворвалась женщина в белом, сея яд на своем пути. По удачному стечению обстоятельств на горе оказался Сюэ Сяньцзы. Он изгнал женщину в белом, поэтому обошлось без жертв. На девятый день пятого месяца убийцы проникли в дом императорского тестя. Посреди ночи женщина в белом ворвалась в поместье и убила одного из слуг, но Тан Вэйцянь остался цел и невредим. Быстрая череда нападений ясно указывала на заранее продуманный план. Постоянные появления «женщины в белом» вызвали потрясения в цзянху и говорили о том, что в дело вступила новая секта боевых искусств. И эта секта совершенно явно обратила свою растущую мощь против Тан Лицы и его союзников. Что если их врагом был тот самый салон Фэнлю, создавший пилюли Девятисердечного демона? Но почему нападали всегда только женщины в белом? Неужели хозяин салона Фэнлю — это женщина? В цзянху начались разброд и шатания. Слухи разлетались со скоростью пожара. Одни утверждали, что Тан Лицы совершил чудовищное преступление, убив Юй Цифэна и подставив множество кланов. Другие возражали, что, раз смерть Юй Цифэна повлекла за собой жестокую месть со стороны таинственных ассасинов, то, очевидно, Король Мечей был в сговоре с салоном Фэнлю, и Тан Лицы справедливо покарал преступника. А третьих больше всего волновало, что Союз мечей с Центральных равнин и главные боевые кланы бездействуют в такое тревожное время, а это значит, что на цзянху надвигается беда. Звучали призывы к героям объединиться, раскрыть тайну убийства Юй Цифэна и заставить подлую секту Фэнлю ответить за свои преступления. Обитатели цзянху все реже путешествовали в одиночку. Завидев женщину в белом, они замирали от страха, словно встретили призрака. Серия жестоких нападений произошла за какие-то считанные дни. Торопясь разделаться с женщиной в белом, мастера боевых искусств по ошибке убили несколько невинных девушек, подлив масла в огонь всеобщего возмущения.

* * *

На вершине пика Маоя, в павильоне Ланьи Ваньюй Юэдань и Тан Лицы сидели друг напротив друга и наслаждались вином. Оба славились умением осушить тысячу чарок и сохранить при этом трезвость ума. Правда, если Ваньюй Юэдань и в самом деле не пьянел ни разу в жизни, то Тан Лицы напивался дважды — хотя оба раза выпивал более тысячи чарок. Поэтому даже самое крепкое вино было для них безобиднее чая. Сегодня они выбрали знаменитый Бисюэ — крепчайший хмельной напиток, ценившийся на вес золота и способный после одного лишь глотка свалить с ног любого. Мало кому нравился вкус этого вина, но эти двое за неспешной беседой выпивали чарку за чаркой, и к утру осушили целый кувшин Бисюэ, стоивший не меньше пятисот золотых таэлей. — Кажется, решительные действия салона Фэнлю невольно сослужили вам добрую службу, — своим обычным мягким голосом заметил Ваньюй Юэдань. Он был по-прежнему бледен, несмотря на выпитое вино. — Что вы собираетесь предпринять теперь, когда ситуация изменилась? Тан Лицы, напротив, слегка разрумянился. Его кожа приобрела нежный оттенок лепестков сливы, вымоченных в вине, и светилась, словно нефрит, едва тронутый розовым цветом. — Собираюсь и дальше пить в павильоне Ланьи. Для салона Фэнлю разумнее всего было бы подождать, пока Союз мечей и ваш дворец истощат друг друга, а потом пожинать плоды чужих успехов. Но, судя по их быстроте, они не могут позволить себе ждать. — Скорее всего, это из-за того, что яд, проданный ими два года назад, скоро вступит в действие, — предположил Ваньюй Юэдань. — Если салон Фэнлю скроется, и новых доз яда не будет, все, кто его принимал, внезапно умрут и, вероятно, заразят и других людей. Тогда вся правда о продаже яда всплывет на поверхность, и салону Фэнлю придется нелегко. А раз скрыться они не могут и вынуждены и дальше продавать яд, выгоднее всего для них перейти к активным действиям и ударить первыми. Тан Лицы неторопливо отпил глоток Бисюэ. — Они показали, что на многое способны. — Если вы и дальше будете спокойно наслаждаться вином в дворце Било и не обращать внимание на Союз мечей с Центральных равнин, то это может затянуться надолго, — улыбнулся Ваньюй Юэдань. — Такая стратегия вынудит салон Фэнлю поторопиться и приведет к столкновению трех сил. — Скорее всего, они упирают на то, что за эти годы под действие пилюль Девятисердечного демона попали очень многие, и сами они очень сильны. Мои действия вряд ли заставят их отступить. Теперь, когда все клеймят их торговцами наркотиков, они, кажется, решили не скрываться и торговать в открытую. Очень умная и дальновидная стратегия, — с улыбкой заметил Тан Лицы. — А раз они так расхрабрились, то, очевидно, им все равно, что своими действиями они невольно подыгрывают мне. Ваньюй Юэдань улыбнулся в ответ и поднял чашу, рассеянно скользя взглядом по ее кромке. — Давайте забудем о распрях цзянху. Сегодня такая приятная погода. Жаль, что на пике Маоя нет пруда, а то мы могли бы любоваться стрекозами. — Стрекозами? — удивился Тан Лицы, вновь наполняя чаши. — На такой высоте редко можно встретить стрекоз. — Это верно, но я так люблю на них смотреть… — грустно вздохнул Ваньюй Юэдань. — Вы умеете петь? Как не спеть в такой чудесный день… — Вас потянуло на песни? — приподняв брови, рассмеялся Тан Лицы. С улыбкой глядя в чашу, Ваньюй Юэдань тихо пропел: И в небесах и на земле Прославлено вино: Не слишком горек вкус его, Не приторно оно, Да только разум просветлить Ему лишь и дано. Зимой из чаши три глотка Несут тепло весны, И склоны гор издалека Уже не так мрачны, Идет за радостью печаль, А за печалью смех, Вот гнев явился невзначай, Вот вспомнился успех, И хмурый взгляд, смотрящий вдаль, Уже прощает всех. Сто полных жизней проживет, кто вслед за чашей чашу пьет! …А протрезвел — забыл о ней, Рассеялся обман. Как наставляет с древних дней Нас Тао Юаньлян: Не осуждай того, кто пьян, Вином веселым пьян. — Какая ирония, — похлопав, заметил Тан Лицы. — Вы поете о прелести вина, но не пьянеете сами. Я не вижу радости в вашей улыбке. — Он тоже улыбался, хотя в его мягком голосе не слышалось и тени насмешки. — За все двадцать три года жизни я так и не смог ни разу напиться и не знаю, что такое быть пьяным, — вздохнул Ваньюй Юэдань. — А вы когда-нибудь напивались? — Его ласковый взгляд скользнул по Тан Лицы. — С виду кажется, что вы уже пьяны, но на самом деле я вижу, у вас никак не получается захмелеть. Должно быть, это очень грустно. — А разве не грустнее никогда не пьянеть и даже с виду не выглядеть пьяным? — Тан Лицы чуть заметно улыбнулся, лицо его еще больше раскраснелось от вина, а губы стали алыми как кровь. — Мне уже доводилось прежде напиваться. — И каково это — быть пьяным? Наверное, приятно? — Приятно?.. Если будете пить со мной еще три дня — узнаете, — полузакрыв глаза, тихо ответил Тан Лицы. Он говорил еле слышно, словно поверял собеседнику на ухо некий секрет. Хотя в его словах не было ничего фривольного, этот шепот взволновал бы сердце любой женщины. Но Ваньюй Юэдань ничего не замечал. — Я бы с радостью, но, к несчастью, у меня совсем нет времени… — сказал он. — Сила салона Фэнлю растет. Они уже уничтожили Яньмэнь и клан Сяо, и даже напали на дом императорского тестя. Скоро они будут здесь. Это только вопрос времени. — Он поднял почти опустевший кувшин с Бисюэ и опрокинул в рот последние капли. — Вопрос лишь в том, кто первым придет к нам на порог. — Чтобы помочь мне, вы использовали три рычага: «славу», «богатство» и «долг». Вы уверены, что не пожалеете об этом? — спросил Тан Лицы, поднимая чашу, словно произнося тост. Склонившись, он прошептал Ваньюй Юэданю на ухо: — Если на этой горе прольется кровь, разве вам не будет горько? — А вы как думаете? — сохраняя спокойствие, спросил Ваньюй Юэдань. — Я думаю… что главная ваша сила заключается в умении действовать быстро и решительно, без малейших колебаний. А главная ваша слабость — это врожденная доброта и сострадание к людям. Как бы вы ни прятали свои чувства, вы все равно будете страдать. — Тан Лицы откинулся на спинку стула, лениво глядя в небо. — Иногда вы даже ненавидите себя за это, верно? Ваньюй Юэдань улыбнулся. — Ваш главный недостаток — это жестокость и безрассудство, и полное пренебрежение к интересам других. Однако главное ваше достоинство заключается в том, что, несмотря на всю жестокость, вы, по сути, не делаете зла. Но удивительнее всего, что вы вполне могли бы жить беззаботно, как никто другой, а вместо этого действуете себе во вред, вмешиваясь в дела, которые не имеют к вам никакого отношения. — Себе во вред? Ну что вы, я всего лишь пришел восстановить справедливость в цзянху и принести мир людям, — тихо рассмеялся Тан Лицы. — Но я не такой, как вы — меня не заботят чужие печали. — Однажды кто-нибудь заставит вас хлебнуть горя, а я в один прекрасный день узнаю, что такое быть пьяным… К слову сказать, я слышал, что с тех пор, как вы появились в цзянху, вы всегда носите с собой ребенка. Где сейчас этот малютка? Почему он не с вами? — Вы говорите о Фэнфэне? — с легкой улыбкой откликнулся Тан Лицы. — А почему вы спрашиваете? Хотите узнать, в чем моя слабость? Пик Маоя слишком холоден для ребенка, поэтому я оставил Фэнфэна под присмотром других людей. — Кажется, вы сильно привязаны к этому малышу. Чей это ребенок? — спросил Ваньюй Юэдань. В павильон прокрались сумерки, и, хотя молодой правитель дворца Било не мог видеть звезды, он ощущал, как похолодал горный воздух. — Ребенок одной женщины, — уклончиво ответил Тан Лицы. Розоватый румянец на его скулах, похожий на плавающие в вине лепестки сливы, теперь немного поблек, но взгляд оставался затуманенным. — Вот как? — мягко улыбнулся Ваньюй Юэдань, но не стал расспрашивать дальше. В эту минуту в комнату неторопливо вошел Тэ Цзин и объявил: — Господин, на гору проникли посторонние. Одновременно со словами Тэ Цзина они услышали отдаленный шум битвы, доносящийся с вершины главного пика Маоя. Ваньюй Юэдань чуть заметно нахмурился: — Кто-то ворвался в Кристальную пещеру? Кристальной пещерой назывался ледяной туннель, ведущий к дворцу Било. — По приказу повелителя дворца мы не стали охранять Кристальную пещеру. Сейчас там Чи Юнь и Шэнь Ланхунь, — бесстрастно сообщил Тэ Цзин. — А посторонний — это Чэн Юньпао. Тан Лицы и Ваньюй Юэдань удивленно переглянулись. Никто не ожидал, что Союз мечей с Центральных равнин пошлет за беглецами Чэн Юньпао. Воин в черном славился своим непревзойденным боевым мастерством и презрением почти ко всем без разбору. Что и говорить, он даже Короля Мечей, скорее всего, не считал достойным соперником, поэтому было очень странно, что он подчинился приказу Союза мечей. — Несмотря на раны, Чэн Юньпао прорвался в Кристальную пещеру, — продолжал Тэ Цзин. — Чи Юнь и Шэнь Ланхунь, караулившие вход, встали у него на пути. Чэн Юньпао выхватил меч и вступил в схватку. Поединок в самом разгаре, но, похоже, скоро все разрешится. Бесстрастный рассказ Тэ Цзина ошеломил Ваньюй Юэданя и Тан Лицы. Повелитель дворца Било вскочил на ноги: — То есть, Чэн Юньпао был ранен, выполняя поручение Союза мечей? Кто же смог его ранить? — Раз он прорвался во дворец Било, несмотря на раны — значит, дело не терпит отлагательств, — заметил Тан Лицы. Пока они разговаривали, лязг мечей, разносящийся с соседнего пика, внезапно затих. Вскоре из облаков выскочили быстрые как ветер Чи Юнь и Шэнь Ланхунь, несущие на себе Чэн Юньпао. — Что с ним случилось? — спросил Ваньюй Юэдань, когда они вошли в павильон Ланьи. Сам он не мог толком разглядеть раны Чэн Юньпао. — Есть поверхностная рана, но она пустяковая. Самое серьезное — это внутренние повреждения, — объяснил Чи Юнь. — Несмотря на опасные раны, он сумел прорваться к Кристальной пещере. Если бы он не истратил по пути последние силы, нам с Шэнь Ланхунем трудно было бы его остановить. Представить не могу, кто мог покалечить такого сильного воина. Шэнь Ланхунь послушал пульс Чэн Юньпао и обратил внимание, что раненый не проявляет ни малейших признаков сознания. — Странные раны, — бесстрастным голосом заметил он. — Похоже, какая-то внешняя сила повлияла на его внутреннюю энергию, обратив ее против него, и вызвала искажение ци. В результате энергия ци потекла не по тем меридианам. Из-за этого он сильно пострадал. — Значит, его жизнь в опасности? — спросил Ваньюй Юэдань — Тэ Цзин, отнеси Чэн Юньпао в гостевую комнату и попроси дядю Вэньжэня заняться его ранами. Тэ Цзин кивнул, но Шэнь Ланхунь остановил его. — Постойте, такие раны нельзя исцелить обычными лекарствами. У Чэн Юньпао огромные запасы внутренней энергии. Спасти его можно, только направив ци в правильное русло, но для этого надо обладать еще большей силой, чем есть у него самого. Найдется ли во дворце Било воин с таким мастерством? Тэ Цзин в неуверенности замер. — Сомневаюсь… — задумчиво произнес Ваньюй Юэдань. Чэн Юньпао был вторым в списке Союза мечей, а это значило, что на свете было очень мало людей сильнее него. Вероятно, даже у самого Юй Цифэна было меньше энергии ци, чем у Чэн Юньпао. А после того, как дворец Било потерял самых молодых и сильных воинов в битве с культом Кровавого Ритуала, тут больше не осталось мастеров, способных с ним посоперничать. — Вряд ли даже сам Би Ляньи смог бы победить Чэн Юньпао, — заметил Шэнь Ланхунь и взглянул на Тан Лицы: — Что скажете? Тан Лицы улыбнулся, не вставая с места: — Конечно, я могу его спасти. При этих словах взгляд Ваньюй Юэданя смягчился, а на губах промелькнула улыбка: — Тогда поручаю это вам. Чи Юнь с сомнением покосился на Тан Лицы: — Думаешь, ты сильнее него? — Разумеется, — скромно ответил Тан Лицы. — А с виду не скажешь, — холодно фыркнул Чи Юнь. Тан Лицы улыбнулся еще шире: — Благородный человек ведет себя скромно и не показывает своих способностей. Ты слишком шумный и заносчивый — поэтому тебя, скорее всего, и не любят. — Вот и прекрасно. Мне и не надо, чтобы меня любили, — огрызнулся Чи Юнь. На лице Тэ Цзина тоже появилось некое подобие улыбки — то ли его позабавило заявление Тан Лицы насчет своей скромности, то ли насмешила вся перепалка. Шэнь Ланхунь с невозмутимым видом поднял Чэн Юньпао и понес его в комнату Тан Лицы.

* * *

Несколько часов спустя, около полуночи Чэн Юньпао глубоко вздохнул, пробуждаясь ото сна. Его сознание все еще плавало в мире грез. Все тридцать с лишним лет жизни промелькнули у него в голове, прежде чем он медленно открыл глаза. За все время странствий по просторам цзянху Чэн Юньпао никогда еще не сталкивался с такой могучей силой и не терпел такого сокрушительного поражения. В любом другом случае он счел бы это невыносимым позором. Но, удивительное дело, сейчас на него снизошло неожиданное спокойствие, словно он уже давно готовился к тому, что однажды проиграет. Комната была погружена во тьму — ни лампы, ни свечи. Бледный звездный свет струился сквозь занавески, обрисовывая контуры кровати, стола и стульев. Что это за место?.. Он смутно помнил, как шел по снежной пустыне, был тяжело ранен и мечом прорубал себе путь на заснеженный пик. В ледяной пещере кто-то преградил ему дорогу. Но в ту минуту он слишком плохо соображал, чтобы узнать этих людей, и дальнейшее стерлось из памяти. Чэн Юньпао несколько раз глубоко вздохнул, чтобы снять напряжение в груди и выровнять дыхание, и заметил, что чувствует себя намного лучше. У кого хватило сил его исцелить? И что это все-таки за место? Он выглянул в окно. Под черным куполом небес, усыпанным звездами, горный ветер шуршал в траве. Там, где заканчивались травы, — начиналось море облаков. Значит, он очутился на вершине горы. Холодный ветер развеял остатки сонливости и прояснил сознание. Окончательно придя в себя, Чэн Юньпао уловил тихую прихотливую мелодию, доносившуюся откуда-то неподалеку. По звучанию трудно было понять, на каком инструменте наигрывали этот странный завораживающий мотив — но это была не обычная флейта и не сяо. В печальной мелодии не было ни единой радостной ноты, но и совершенно безысходной ее нельзя было назвать — она напоминала голос ветра, гуляющего по опустевшему сердцу. Эта музыка отчего-то напомнила Чэн Юньпао о том, что вот уже более десяти лет он скитается по цзянху, сражаясь ради славы, во имя справедливости, а иногда и просто ради спасения собственной жизни. Он пролил реки крови, исходил тысячи дорог, но, хотя ему казалось, что он многого достиг, в итоге он остался ни с чем. Следуя за мелодией, Чэн Юньпао подошел к утесу на краю леса. Похоже, звуки доносились откуда-то снизу. Он осторожно подошел к пропасти и посмотрел вниз. Там, на скальном выступе лишенного всякой растительности утеса, лежала засохшая карликовая сосна. На сосне примостился музыкант с короткой флейтой в левой руке. Легко зажимая отверстия указательным пальцем правой руки, он извлекал из флейты звуки, который выдувал из нее свирепый горный ветер. Его изящные движения сплетали протяжную, западающую в сердце мелодию, которая звучала в унисон с завываниями ветра. Это был Тан Лицы. Но что он там делал? Почему он сидел в таком опасном месте, под лютыми ветрами, с риском упасть со скалы? Разве не этот же человек настойчиво пытался раскрыть тайну пилюлей Девятисердечного демона, был сторонником убийств ради спасения людей, и строил из себя героя? Что он забыл на скале глубокой ночью? Может, он размышляет о судьбах мира? Чэн Юньпао посмотрел на Тан Лицы с легкой насмешкой. Зачем такому своевольному и честолюбивому человеку понадобилось сидеть как отшельник на ветру и любоваться луной? Чэн Юньпао уже открыл было рот, чтобы окликнуть Тан Лицы, когда за спиной кто-то тихо вздохнул: — Тсс… помолчите. Голос принадлежал молодому человеку, который, похоже, давно уже стоял рядом. Он так хорошо скрывал свое присутствие, что, даже несмотря на порывы ветра, ослабленный ранами Чэн Юньпао его не заметил. Стремительно обернувшись, Чэн Юньпао увидел примерно в десяти шагах от себя юношу в бледно-голубом ханьфу, который стоял, прислонившись к дереву. Подняв лицо к небу и закрыв глаза, молодой человек весь обратился в слух. — Кто вы? Чэн Юньпао смерил юношу взглядом. Судя по возрасту и внешности, и по тому, что жил он, очевидно, на вершине горного пика, это был… — Моя фамилия Ваньюй, а имя — Юэдань, — подтвердил его догадку молодой человек. В глазах Чэн Юньпао что-то промелькнуло. — Значит, это дворец Било? Это вы меня спасли? Ваньюй Юэдань покачал головой. — Вас спас тот человек под скалой. — Вот как… — вздохнул Чэн Юньпао. — Тсс… тише, — вновь прошептал Ваньюй Юэдань, приложив палец к губам. Нахмурив брови, Чэн Юньпао стал вслушиваться в окружающие звуки. Сквозь завывания горного ветра из-за скалы настойчиво прорывались обрывки мелодии — отдельные ноты словно нож прорезали бушующие вихри. — И что я должен услышать? — с минуту послушав, пренебрежительно спросил Чэн Юньпао. — Он страшно одинок… — закрыв глаза, в глубокой задумчивости произнес Ваньюй Юэдань. — Все в цзянху одиноки, — холодно ответил Чэн Юньпао. Улыбнувшись, Ваньюй Юэдань мягко покачал головой: — Он очень одинокий человек, но флейта ясно говорит, что он об этом не знает… Он не понимает, как одинок. Поэтому так звучит его флейта. — Вот как? — Вы не согласны, герой Чэн? — Такой высокомерный, эгоистичный и честолюбивый человек, склонный к жестокости, вряд ли способен понять, что такое одиночество, — с презрением в голосе ответил Чэн Юньпао. — Высокомерный, эгоистичный, жестокий, честолюбивый… — приоткрыв глаза, откликнулся Ваньюй Юэдань. — Значит, вы считаете, что Тан Лицы пришел в цзянху и пытается разгадать тайну пилюлей Девятисердечного демона ради личной выгоды? Думаете, он старается ради славы и власти в цзянху, и не способен сопереживать другим людям? И в этом стремлении готов безрассудно убивать, сеять хаос и страх, никак не объясняя миру боевых искусств свои действия? Это вы хотели сказать? — Именно, — холодно подтвердил Чэн Юньпао. — Но я вижу иначе, — задумчиво проговорил Ваньюй Юэдань. — На мой взгляд, Тан Лицы не ищет в цзянху одной только славы и власти. Разумеется… он хочет стать известным, и добиться справедливости, и получить славу и богатство. Конечно, он этого хочет, и сил у него хватит с лихвой. Но страдает он вовсе не о том. — Широко распахнутые глаза Ваньюй Юэданя были невыразимо прекрасны в мерцающем лунном свете. — Сильнее всего в нем звучит жажда любви.