Три Звезды

Костя никак не мог заснуть. В комнате было душно и пахло пылью. До того, как лечь, он все крутил и крутил термостат встроенной системы кондиционирования, но не происходило ровным счетом ничего. Тогда Костя решил проверить тягу: вытащил из кошелька банкноту и, подставив пуфик под вентилятор, взгромоздился на него. Пуфик просел, и Костя тут же почувствовал, как нога проваливается куда-то вовнутрь. В последний момент, выругавшись, успел спрыгнуть. Потом еще и пнул покосившийся предмет интерьера. «Кто вообще ставит пуфики к рабочему столу?» – думал Костя, переворачиваясь на бок. Ладно бы трюмо для барышни. Типа туалетного столика. Так нет же! Обычный офисный стол. После неудачи с вытяжкой Костя плюнул на все и пошел в душ. Там его ждал второй сюрприз. У воды было два состояния: арктический лед и вулканическая лава. Матерясь от попеременных обжигающей боли и сводящего зубы холода, Костя в итоге приноровился обдаваться кипятком, а потом тут же обливаться холодной водой, чтобы на коже все это смешалось во что-то более-менее приемлемое. Уже вытираясь, он подумал, что ладно он – сполоснулся и готово. А как женщины справляются? Например, Саша. Под конец их ужина Константин уверился в том, что Саша девушка. В голубоватом свете экрана ее лицо было нежным и задумчивым. Словно поэтесса Серебряного века. Конечно, спроси Костю сейчас, кого из поэтесс Серебряного века он вообще знает, тот навскидку назвал бы только Ахматову и Цветаеву, при этом не вспомнив ни строчки из их стихотворений. Но все же в его представлении поэтесса прошлого выглядела именно так: задумчивая, тихая, немного печальная. Дышащая такой холодной, меланхоличной красотой. Как Саша. Вздохнув, Костя перевернулся на спину и уставился на редко мигающую красным противопожарную сигнализацию. «Как же бесит!» А та неровно подмигивала лежащему Косте то буквально через пару секунд, то через долгие минуты. Так странно. Из поверхностного, полуболезненного сна Костю выдернул смех в коридоре. – Ха-ха-ха, – пьяно смеялась женщина. – Ну, не надо, Максик, аха-ха-ха. Ей отвечал низкий бас, в котором ни слова было не разобрать. Судя по реакции спутницы «Максика», тот признавался в любви. – Аха-ха-ха, Макс, – заливалась женщина. – Ха-ха-ха. Мужской бас тоже приобрел нотки пьяного веселья. Максик что-то промычал в до-мажоре, и коридор взорвался хохотом. Ему вторил высокий писк противопожарной сигнализации. – Ха-ха, Максюш, – продолжала женщина, – это не дверь, это пожарный выход. Ха-ха-ха! Максик пробасил ей что-то, та напряглась: – Ну, Макс! Спешно удаляющиеся шаги, а сирена все не прекращала свой стон. – Вот же блядь! Скинув одеяло на пол, Константин натянул джинсы и футболку, схватил ключи и вышел в коридор. Сирена ревела. – Что случилось? – донеслось из номера 401. Костя обернулся и увидел, что на пороге номера стоит взъерошенная со сна Саша. В широких пижамных штанах она куталась в безразмерную белую кофту крупной вязки. Такую, что рождественскую рекламу Кока-Колы снимай. Само воплощение уюта. И в то же время в напряженной позе, в развороте плеч, в настороженном взгляде Косте теперь виделся встревоженный парень-подросток. – Пожар? – испуганно спросил Саша. Покачав головой, Костя подошел к нервно кусающему губу пареньку и рассказал, как все произошло. – Сейчас спущусь на стойку администрации и попрошу, чтобы отключили. Договорились? Саша как-то нервно кивнул, и Костя соорудил на лице нечто, что могло сойти за обнадеживающую улыбку. – Говорю тебе, все в порядке. Не волнуйся. Уже спускаясь по лестнице, Константин понял, что они односторонне перешли с Сашей на ты. На ресепшене скучал официант Дима. Завидев Константина, он помрачнел, но ничего не сказал – только выжидающе смотрел на Костю. Тот стесняться не стал. – Какой-то бухой Максик и его подружка открыли аварийный выход, – раздраженно предъявил Константин. – Сирена орет на весь этаж. Можно сделать что-то? Дима сузил карие глаза. – Какой-то Максик, – повторил он. – Подозрительно много знаете. Во взгляде Кости читалось «я тебя сейчас урою», произнес вслух он другое: – Отключи, пожалуйста. Нет там пожара. Развернулся и пошел обратно к лестнице. – Пожара нет, – сказали в спину. – Сколько подробностей, аж интересно. Костя только головой покачал. Когда он поднялся на четвертый этаж, вой сирен уже стих и идти по внезапно мертвецки тихому коридору было странно. Даже шагов слышно не было – малейший звук поглощал вечно сырой ковер. Константин сморщил нос – даже сейчас казалось, что псиной воняет. Номер 404. Можно досыпать, а завтра опять в путь-дорогу. Почему тогда Костю так и тянет посмотреть в сторону? Туда, где через один номер, притаилась комната Саши. Надо было проверить парня, сказал себе Костя. Убедиться, что он в порядке, а то думает, что пожар, накручивает себя. С этими мыслями Костя постучал в желтую полосатую дверь. Тихие шаги. Потом тишина. – Кто? – приглушенный голос. – Саш, это Костя, – и тут же Константин понял, что Саше-то он так и не представился. «Вот же дурак!» Но парень или узнал его голос, или еще что, потому что дверь открыл. – Можно? – глупо спросил Костя, разглядывая крупную вязку кофты. – Да… – выдохнул Саша и отступил, пропуская Костю в номер. Когда Константин вошел, Саша затворил за ним дверь, потом обошел его и указал на расстеленную кровать. – Если хотите, можете сесть здесь. – Мы же на ты, – на автомате отозвался Константин, глядя на кровать. Неловко было вот так садиться на чужую постель, но другой мебели кроме дурацкого пуфа больше не было, и Костя принял приглашение. Осмотрелся, чувствуя, как накатывает дежавю. Хотя почему дежавю? Он все это действительно видел – комната была абсолютно идентичной его. Только пылью не воняло, а наоборот пахло чем-то цветочным. Тут Константин и заметил стоявшие на столике духи. Такой невзрачный флакончик, но сразу было видно, что не мужская парфюмерия. Оформление такое простое. Вытянутый прозрачный бутылек и бежевая этикетка. А рядом с духами блестело тонкое золотое колечко. – Будешь чай? – спросила Саша, принимая правила игры. – Давай, – легко согласился Костя и, как только Саша скрылась с отельным чайником в ванной, бросился к шкафу. Ну должно же там быть хоть что-то? Лифчик, трусики. Или семейки! Хоть что-то, что дало бы ему понять, девчонка Саша или паренек. Распахнув дверцы, Костя замер. Не было белья! Как вообще могло такое быть?! Ничего не было кроме уже знакомой ему водолазки, легкой куртки и осеннего пальто. – Ты что делаешь? – раздалось за спиной, и Костя вздрогнул, спешно закрывая дверцы. Пойманный с поличным, он повернулся лицом к Саше, которая смотрела на него с явным неодобрением. – Чай искал, – нашелся Костя и улыбнулся. – В шкафу? – переспросила Саша, ставя чайник на подставку. – Ну, а где ж его еще хранить! – усмехнулся он, чувствуя, как напряжение холодным потом собирается на затылке. Саша пожала плечом. – На столе, например, – сказала она, и тогда Костя заметил ярко-желтую пачку прямо рядом с чайником. Не прекращая кутаться в широкую кофту, Саша присела на пуфик. Рядом, дрожа голубоватым свечением, мерно шумел чайник, все громче и громче, пока не забурлил и не выключился с громким щелчком. В комнате повисла тишина. – У меня только стакан, – сказала Саша и положила в него пакетик, который залила кипятком. – И сахара нет. – Ничего, – улыбнулся Костя. – Я без сахара пью, – соврал он. Пока кипяток медленно менял цвет от желтоватого до светло-коричневого, они сидели в тишине. Потом Саша протянула ему стакан. – А ты? – спросил Костя, осторожно принимая его из рук Саши. – Стакан один, – та пожала плечом. Из вежливости Костя сделал глоток и постарался не скривиться. «Бадяга», – подумал он. А Саша тем временем поглядывала в окно и то и дело касалась волос, то заправляя пряди за уши, то закручивая волосы в привычный жгутик. Тогда-то Костя и заметил, что волосы у девушки были осветлены – на концах еще фиолетовые. Часто он такое видел у крашеных блондинок. «Точно девчонка!» Внезапный порыв ветра распахнул ставни, и Саша вскрикнула. В лицо пахнуло запахом влажной земли, холодные капли осели на волосах. – Окна-то какие, – вполголоса выругался Константин, поднимаясь, чтобы закрыть ставни. – Как при Царе Горохе, блядь. Сашу била мелкая дрожь. «Замерзла?» – хотел было спросить Костя, но повернувшись к страдальчески кривящемуся Саше осекся. Сейчас отчетливо видел, что это был мальчишка. Ну, крашеные волосы, как будто парни волос не осветляют! – Не закрывай, – внезапно высоким голосом попросил Саша. – Не могу дышать – тут так пыльно, словно в склепе. «Пыльно-то пыльно, но ведь зальет». – Форточку открою, ладно? Саша кивнул. Шпингалет весь проржавел и поддался только после отборной ругани и резкого рывка. В комнате пряно запахло осенним дождем. Словно предвестник чего-то дурного, лампочка мигнула и потемнела. Небо прорезала ветвистая молния, и буквально сразу комната содрогнулась от раската грома. Мощного такого, словно снаряд рядом взорвался. Саша снова закричал и закрыл уши ладонями. – Ты, что, – Костя встал на колени перед сидящим на пуфе Сашей и накрыл тонкие запястья своими ладонями, пытаясь отвести руки парня от его лица, – грозы боишься? Тот несчастно посмотрел на Костю и кивнул. – Побудь со мной, – очень тихо попросил он, – а то я не смогу заснуть. Страшно. Сам Костя никогда грозы не боялся, а вот Тоха, его младший брат, еще как. Сначала постоянно у родителей спасался, а когда те дали понять, что он уже взрослый мальчик, находил утешение в комнате брата. По ночам, когда Тоха был весь заплаканный и напуганный, Костя его успокаивал, как мог. Не смеялся. Аж до утра держался. На следующий день отрывался, конечно. Может, поэтому Тоха и перестал приходить. Может, до сих пор боится грозы и трясется на общажной постели в чужом городе. Костя усмехнулся. Там соседей у него было пять пацанов. Есть у кого утешения искать. Потом правда до выпуска будешь известен как Тоха-ссыкло или что-то подобное. А тем временем Саша уже устроился в кровати. Забрался под одеяло. И как у него получилось, ведь Костя тут сидит, прижимая край? Тогда Константин скользнул взглядом по бледному лицу парня и попробовал на вкус дразнилки: «Саня-бздун? Санька-пугливец?» Во рту горчило, и когда Саша внезапно открыл свои светло-голубые глаза, стало отчаянно стыдно, хоть Костя ничего вслух и не произнес. И не собирался. – Выключи верхний свет, пожалуйста. Послушался. Щелкнул выключателем, и в то же мгновение Саша зажег прикроватную лампу. В теплом оранжевом свете Саша снова стала девчонкой. Скрипнула кровать, прогибаясь под Костиным весом. Он несмело протянул руку и коснулся светлых волос. На ощупь те были мягкими. Странно. Почему-то Косте всегда казалось, что осветленные волосы должны быть сухими, как солома. – Кость? – выдохнула Саша. – Ты чего в одежде… – «Легла? Лег?» Константин смущенно кашлянул. – Холодно тебе? Саша натянула одеяло выше. – Да, из окна дует, – объяснила она. – А закрыть не могу. Тут, как в склепе, понимаешь? Так душно, и пыльно, и темно, и тихо. И нечем дышать. Горячий взволнованный шепот заставил Костю придвинуться, сесть поближе. Видимо, не на одного него давил этот двух-с половиной-звездочный отель. – Словно умер, а тебя под землей погребли. Понимаешь? Прозрачные глаза лихорадочно блестели, еще и недавно бледное лицо раскраснелось. Константин окинул лежащую на боку девушку взволнованным взглядом. – Ты вообще в порядке? Может, температура? И протянул руку, чтобы коснуться лба Саши, а та распахнула свои светло-голубые глаза и смотрела, смотрела, смотрела. Костя дотронулся ладонью до влажной прохладной кожи – Саша сглотнула и облизала губы. – Тебе же жарко! – удивился Костя. И зачем тогда в кофту кутаться? – Раздевайся. Та замерла. Вся застыла под одеялом и выглядела такой маленькой и испуганной, что Косте стало стыдно. Зря он так. Ставит девчонку в неудобное положение. Пора, наверное, и честь знать. И когда он уже собирался уйти, Саша отмерла, часто заморгала, а потом стянула кофту и положила ее рядом с собой. А Костя смотрел на выпирающие ключицы в глубоком вырезе футболки. Такие очерченные, тонкие. Словно вот-вот кожу проткнут. Подавить желание коснуться ключицы было тяжело, практически невозможно, и рука Константина уже дрогнула, готовясь потянуться вперед, когда внезапно сверху раздался шум. Саша вздрогнула всем телом, так, что даже одеяло, казалось, подпрыгнуло, и затравленно уставилась на потолок. – И так каждую ночь, – громким шепотом сказала она. – Кто-то ходит! Константин посмотрел наверх. – Четвертый этаж последний, никто там ходить не может, – уверенно сказал он и тут же в насмешку над его словами что-то сверху подпрыгнуло, бахнуло и покатилось тяжелым металлическим шаром. А Саша тем временем закуталась в одеяло, словно в кокон. – Кость, мне так страшно… Ее брови хмурились, красивые пухлые губы страдальчески кривились, словно от боли, а у Константина внутри разлился мед от этого негромкого, на горячем испуганном выдохе «Кость». Сверху опять прокатился шар, вспышка холодного света, и стекла задрожали от нового раската грома. Саша вскрикнула и накрылась с головой. В груди болезненно сжалось. – Саш, может, я закрою? – неуверенно спросил он. – Если ты грозы боишься. И тут внезапно из-под одеяла вынырнула рука и накрыла запястье Кости. Константин вздрогнул. Узкая ладонь Саши была такой холодной. – Останься, – попросила она. – Пожалуйста… Костя тяжело сглотнул. Видел же, в каком состоянии Саша. Понимал, что это «останься» только про страх остаться одной. Почему тогда так предательски тесно в джинсах? «Блядь…» И тем не менее отказаться Костя не смог. Только не тогда, когда на него так умоляюще смотрят, когда запястье нежно сжимают холодные пальцы, когда лежащая рядом девчонка напугана до чертиков и вся дрожит в своем коконе из одеяла. – Хорошо. Согласиться было легко. Подвинуть кофту так, чтобы она лежала между ними цветочно пахнущим барьером крупной вязки. Лечь на свою половину. Поежиться. – В шкафу на верхней полке есть плед, – негромко заметила Саша. – В шкафу? – эхом отозвался Костя, зачарованный блестящими голубыми глазами. Саша улыбнулась. – В шкафу. Там, где ты чай искал. Смутившись, Костя встал и нашел плед там, где и сказала Саша. Скользнул взглядом по полкам еще раз – никаких улик. Вернулся обратно и лег на свою половину. Взгляд Саши был таким уставшим. Ее красивые глаза так и норовили закрыться, но девочка упорно держалась. – Спи давай, – нарочито ворчливо сказал Костя и потянулся, чтобы выключить настольную лампу. Только вот по пути его рука свернула куда-то не туда и снова коснулась светлых прядей. Ему показалось или Саша прильнула к его ладони? – Доброй ночи. Щелчок выключателя, и комната погрузилась во тьму. Скоро мерное дыхание Саши дало понять, что хозяйка номера уснула, и сразу же в голову Константина полезли дурные мысли, от которых от самого себя становилось тошно. Коснуться ее груди, чтобы проверить. Или положить руку на пах. От мыслей разгорелись щеки, дыхание сбивчивое, а в голове только отвращение к самому себе и стыд. А если Саша откроет глаза? Как Костя объяснит свою руку на ее теле? И как вообще можно было додуматься воспользоваться слабостью человека, который тебе доверился? Злясь на самого себя, Костя специально засунул руки под подушку и пригвоздил их к матрасу уставшей тяжелой головой.

***

Проснулся Костя от рева двигателя. «Байкеры пидорасы!» – выругался Костя, с трудом разлепляя глаза, и сразу же осознание того, что было вчера накрыло его холодной отрезвляющей волной. А, может, все ему просто приснилось? Комната та же, в постели он один. Устало повернув голову на бок, Константин бросил взгляд на простой флакончик женских духов на столе. Принюхался – в номере пахло цветочно и сладко. Тяжело поднявшись, Костя с силой растер лицо. Снаружи газанули, разнося рокот по безлюдной парковке. Поморщившись, Костя поднялся, отодвинул жалюзи и замер. На мотоцикле сидел официант Дима. Газовал и что-то говорил подошедшему к нему человеку. Тот устроился сзади, а Дима повернулся и взъерошил светлые волосы своего пассажира. Потом надел на него шлем, затем нацепил второй на себя. А пассажир прильнул к Диме, обнимая того за пояс. Дима газанул, увозя Сашу в сторону города. «Вот же блядство…»