Празднество

      Со всех окрестностей доносились голоса людей, которые смешивались, разносились гулом по округе. В ночи свет озарял улицы, яркие фонари украшали дома, витрины, крыши, дворы. Вдали, на площади, люди вовсю готовились к торжеству. Праздник фонарей ежегодно становится причиной шума и веселья.       Глава клана Фуяо, Янь Чжэнмин, прекрасный молодой господин, в белоснежных выглаженных одеждах, восседал на балконе одной чайной, славящейся своей репутацией в этом небольшом городке. Он медленно подносил к губам чашу с чаем, слегка дул на содержимое, дабы ускорить процесс остывания благородного напитка. Взгляд главы был устремлён вдаль, будто бы он вовсе находился телом здесь, а душой в ином измерении. Он видел сияние фонарей, слышал голоса. И пока люду вокруг было радостно, на его душе был лишь осадок.       — Старший брат, — мелодичный голосок Хань Тань прозвучал в воздухе, пробуждая брата.       Янь Чжэнмин медленно перевел взгляд на свою шимэй, и успел задуматься: «она так выросла…». С тех пор, как они покинули тот злосчастный остров прошло почти пятьдесят лет. За эти годы… До сегодняшнего дня глава Янь не замечал изменений. Мир после потери Чэн Цяня, оставшейся на сердце и разуме заклинателя тяжёлой ношей, стал страницей в книге, которую невозможно было ни перевернуть, ни выдернуть, чтобы начать с чистого листа. Янь Чжэнмин помнит, как тогда, практически шестьдесят лет назад, он и его шисюны вытащили из пещеры своей родной горы маленькую девочку. Помнит, как девочка, будучи уже постарше, смотрела на их тренировки с мечом и задавала вопросы, когда же она сможет заниматься тем же. Теперь перед ним сидела не та шестилетняя Лужица, а уже благородная молодая девушка. И всё-таки, перья в ее волосах, зацепившие сейчас внимание, заставили главу Янь сморщиться. Тем временем, Лужа продолжила:       — Я знаю, что после того дня мы никогда не отмечали праздники, но… — голос Хань Тань был наполнен отчаянием. Она знала, что даже упоминание тех дней для дашисюна больная тема. Тогда она была ещё совсем малышкой, но прекрасно помнит, как в глазах расплывались от слёз силуэты ее старших братьев, — Но. Почему бы нам не отметить праздник фонарей сегодня? Думаю, третий и четвертый братья были бы этому рады…       Янь Чжэнмин потёр двумя пальцами переносицу, эта девочка… Что она несёт. Четвертый брат пропал, а третий… Янь Чжэнмин не хочет лишний раз напоминать себе об этом, не сейчас. Но… Глава Янь задумался. Лужа наблюдала за тем, как ее дашисюн приставил к губам веер, задумываясь. Она знала, что он ответит нет, и прекрасно его понимала. Но, всё-таки она ещё юная девица, едва повидавшая спокойное детство, не в бегах. Несмотря на то, что она была наполовину демонической птицей, она также была и человеком, который хотел испытать мирские радости. Понимая, что ей не стоило поднимать эту тему, Лужа повернула голову в сторону наполненных людьми улиц.       Чжэнмин вздохнул. Он смотрел туда же. Расправив веер, он поднёс к губам чашу с теплым чаем, сделал глоток, а после произнёс:       — Ты можешь прогуляться по праздничному городу, прихвати Ли Юня.       Лужа изумлённо поглядела на него. Она поблагодарила брата и отправилась к своей комнате гостевого дома, где они остановились, дабы слегка принарядиться.       Янь Чжэнмин долго наблюдал ей вслед с балкона, продолжая пить чай.       Спустя несколько минут он направился к себе.       Янь Чжэнмин не любил праздники. Более не любил. Они приносили лишь боль. Приносили воспоминания о счастливых днях на горе, где учитель ещё был жив, где Чэн Цянь был жив, и все они были в сборе. Как они отмечали значимые даты, на которые слуги первого ученика клана готовили пышные застолья. Теперь этого нет.       Он закрыл дверь, прикладывая ладонь ко лбу и потирая кровавого цвета метку. Он жмурился и хотел кричать. В который раз он ощутил свою никчемность. «Лучше бы я убил себя там же» проговорил голос в его голове, когда тело по двери сползло на пол.       За эти годы в бегах ему приходилось тащить на себе тяжести воспитания сестры и брата. Порой у них не было никаких средств и приходилось днями ночевать под открытым небом и питаться горными травами. Совмещая самосовершенствование и торговлю на черном рынке, юноша смог противостоять многим трудностям. И сейчас, когда у них теперь есть средства обеспечить себя всем необходимым, Янь Чжэнмин всё чаще думал о своей никчемности. Думал, что не может открыть гору, думал, что он — лучший заклинатель своего поколения — всё ещё не способен обратить время вспять. Быть может, тогда они бы остались на горе, и все было бы спокойно. Думал о том, что не смог сдержать обещание, данное брату. Не вернул его домой.       Взгляд опустошенных глаз устремился к окну, что располагалось прямо противоположно двери. Там, в ночном небе, с дальней площади медленно взмывали вверх небесные фонари.       — Ах, младший брат, если бы я мог… Сейчас бы мы вместе запускали их.       Его голос с хрипотцой раздался в комнате, глава Янь посмотрел на кольцо на своей руке. Медленно из него выбирался фантомный силуэт, с каждой секундой обретавший более четкие черты лица третьего брата.       — Что ж, давай же, измучь меня вновь, — он выставил руки вперёд, словно бы готовясь обнять.       Казалось, если бы кто-то наблюдал за Янь Чжэнмином в такие моменты, то определенно принял его за сумасшедшего. Этот статный на людях юноша, оставаясь наедине с собой, становился другим человеком. Порой, он настолько изводил себя, что не спал ночами. Но он не мог показать слабину, а потому даже брат и сестра лишь редкий раз, когда глава Янь слишком сильно издевался над собой, могли увидеть то отчаяние и терзание, которое носит в душе их старший брат. В остальное время он должен был быть сильным. А иначе какой из него глава клана? Какой из него старший брат?       Он себя ненавидел и презирал.       Что ж, фонари за окном гуляли по небу, Лужа и Ли Юнь где-то в городе наблюдали за праздником, не отходя далеко от гостевого дома. Оставлять старшего брата в одиночестве и идти веселиться они не могли. Им было не до веселья все те годы, так будет ли сейчас? И пока на торговой площади Хань Тань покупала какую-то сладость, Ли Юнь рассматривал интересные приборы на прилавке рядом, в своем номере гостиницы Янь Чжэнмин встречал этот праздник с призрачным «Чэн Цянем».       Он прижимал к груди руку с кольцом, зажмурив глаза и повторяя под нос:       — Когда-нибудь этот кошмар закончится и мы по-прежнему будем неохотно посещать уроки Учителя. Когда-нибудь я проснусь.

***

      Он проснулся на мягкой постели. Голова рефлекторно повернулась в сторону, и, обнаружив рядом лишь пустое место, сердце Янь Чжэнмина, разум которого ещё не пришел в сознание после крепкого сна, забилось быстрее. Он поднялся и огляделся, выдыхая: он дома.       Чэн Цяня не было рядом. За окном было темно. Да, они, кажется, уснули несколько раньше наступления ночи, согревая тела друг друга. Но куда же пропал теперь младший брат?       Накинув одежды и наспех приведя в порядок волосы, Янь Чжэнмин направился к выходу с комнаты, когда вдруг дверь перед ним открылась и на пороге возник Чэн Цянь. Он думал, что его Императрица Янь ещё спит, и как раз собирался разбудить, да только, кажется, уже не нужно.       — О, Дашисюн… — юноша посмотрел на него, а после взял за длинный рукав и потянул к себе, делая шаг назад, — Ты вовремя проснулся.       — Куда ты меня тащишь?       — Неужели глава Янь позабыл?       Янь Чжэнмин задумался. Что он забыл? Что ж, пока он вспоминал, они покинули павильон Цинань. Чэн Цянь остановился и призвал призвал Шуанчжэнь, поднимаясь на него. Он протянул руку старшему брату, приглашая того встать на меч. Покорившись, Янь Чжэнмин что-то пробурчал под нос, а после медленно поднялся.       — Может, всё-таки объяснишь, куда мы направляемся?       — Разве Дашисюн не хотел запустить вместе фонари на праздник?       Точно. Он, наконец, вспомнил. С наступлением вечера Лужа и Ли Юнь направились к Хань Юаню, прихватив с собой младших учеников. Сам же Янь Чжэнмин успел притронуться к чаше вина и провести время с Чэн Цянем, но, кажется, в последствии уснул. И вот теперь эти двое, стоя на мече Чэн Цяня, разрезали воздух над горой, направляясь на один из высоких холмов.       — Мы же не взяли с собой фонари, — произнес глава клана, когда сошел на землю.       — Не беспокойся об этом. Идём.       Они прошли к краю холма, где у самого обрыва находился один бумажный фонарик и небольшой поднос сладостей. Завидев эту картину, старший брат ощутил, как его сердце трижды перевернулось внутри, а уши, кажется, зарлелись. Не каждый день Чэн Цянь устраивает ему такие свидания.       Тем временем Чэн Цянь подошёл к обрыву, уселся в позу лотоса и взял в руки фонарь. Он обернулся, посмотрев на брата:       — Ты так и будешь там стоять? Если да, то я его один запущу.       Умеет же третий брат портить атмосферу своими колкими фразами!       Янь Чжэнмин молча подошёл и сел рядом, закидывая в рот одну из конфет, а после процедил:       — Ты слишком много болтаешь, негодник!       Чэн Цянь лишь ухмыльнулся, давая в руки брата фонарь так, что теперь они держали его вместе. Оставалось немного времени, которое эти двое провели в тишине. Если так подумать, это второй Праздник фонарей, что они отмечают после возвращения домой. За эти годы… Медная монетка, восстанавливая свое тело, и не думал о праздниках, а Янь Чжэнмин же испытывал в них ещё больше терзаний, чем обыденно. Теперь всё, наконец, стало спокойнее.       И вот, наконец, из-за горной макушки взмыли первые яркие пятна. Они поднимались всё выше, их становилось все больше. С помощью духовных сил братья зажгли и свой фонарь. Накрыв своими ладонями холодные пальцы Чэн Цяня, глава Янь посмотрел ему в глаза. Он медленно тянул выше их руки, и их фонарик медленно из них выбирался. Он одиноко летел всё выше, догоняя те фонари в ночном небе, что запущены жителями пригорья.       — С праздником, Дашисюн, — полушепотом проговорил Чэн Цянь, и Старший брат перевел на него взгляд своих очей.       — И тебя, маленькая медная монетка.       Он подался к нему, накрывая губы своими. Страшный сон прошлого подошёл к концу.