Портрет немертвого

До встречи с тобой я был одинок. Одиночество было моей второй кожей, вечным взглядом на затылке. В ночь, когда я принял решение, оно стало нестерпимым. «Неожиданное увлечение голливудских звезд или умелая пиар-акция?» «Будоражащее переизобретение стиля трони в 21-м веке». «Будапешт открыл двери таланту, имя ему — Арон Рагман…» Арон застыл у пустого окна крошечной глинобитной хибары. Низкий потолок будто давит на плечи, невольно сутуля. Под свободной рубашкой беснуется и царапает кожу песком морской ветер. В пальцах аккуратно вырезанные журнальные страницы. Лунный свет лежит на них холодным отливом, очерчивая общий поперечный залом. В тени под страницами зажат вскрытый, но все еще пухлый конверт. Арон вытащил из него письмо и развернул поверх глянца. Внимательный взгляд прошелся по строчкам печатных букв. «Выставка портретов обрела серьезную популярность. Теперь хозяин галереи обеспокоен, что уже третий сезон не появляется новых работ. Подскажите, когда мне обещать пополнение коллекции? Со своей стороны советую взять заказ у кого-то из знаменитостей, нужно ухватить волну. Я дал ваш адрес нескольким заинтересованным лицам. Как вы и проговаривали, только мужчины. Также вынужден сообщить, что выставку пейзажей остановили. Как мне объяснили, это сейчас неактуально. Но вышло удачно, что часть коллекции скупил один из ваших новых поклонников. Остальное я временно разместил на складе, прикладываю счета…» Арон разобрал и остальные бумаги в конверте от агента, на глаза попалась еще пара кричащих заголовков. «Десять пороков и десять добродетелей в одном портрете…» Он задумчиво провел большим пальцем по большим буквам. — Десять пороков… Быть может, в этом есть смысл. Кроме того, что едва ли их именно по десять. Он не считал. «Портрет этого художника — последний в вашей жизни?..» Скорее всего. Даже лучше, если так. Проблема с поиском подходящего заказчика в том, что плата за портрет — специфическая. Сначала условия воспринимают как шутку, но спустя какое-то время в самом деле подставляют шею. Иногда из любопытства, часто из подсознательного влечения к смерти. После только два пути: быстрая гибель от обескровливания или медленная — от безумия. Выжившие тянутся к своему убийце, будто молят исправить ошибку. Оставлять жертву в живых — почти всегда ошибка. «Если бы я осушил Гранта, такого ажиотажа вокруг меня бы не возникло…» — раздраженно выдохнул Арон и убрал со лба назойливую вьющуюся прядь. Связываться со знаменитостями — всегда неудачная идея. «Его смерть можно устроить как обычную передозировку», — мелькнула внезапная мысль. Он тут же отмел ее и протянул за спину требовательно раскрытую ладонь. — Иларий, дай остальные письма. И беззвучно выругался. Но раздражение с тихим выдохом схлынуло, стоило взгляду найти слугу. Иларий лежит на узкой постели тенью прежнего себя. Старость начала вымывать из него краски полвека назад, и с тех пор единственное, что Арон в нем узнает — блеск голубых глаз, вместивших ясное дневное небо. Арон медленно подошел к постели. Старик почти сливается с серым покрывалом, только прерывистое дыхание выдает жизнь. — Мой господин… — он открыл глаза и подслеповато сфокусировался. — Прости, Иларий. Я тебя потревожил. Арон не придумал, что еще сказать, только желвак дернулся на белой скуле. Вялый взгляд следил, как он наклоняется к сумке и вынимает свежую почту. Слуга забрал ее из Аль-Мукалла, по адресу их отеля. И уже на ступенях схватился за сердце и осел. «Их тела быстро изнашиваются…» — который раз отметил Арон. И хотя он ни разу не пил Илария, тот иногда поражал преданностью. Стоило отвернуться, слабый голос ударил в спину. — Простите, господин. — За что? Он подождал, пока Иларий хрипло откашлялся и нашел силы продолжить. — За то… что прошу вас… больше никаких больниц. Ни капли вашей крови. Арон невольно сжал кулак. Его пристыдили за мысль снова сделать это насильно — прокусить вену и влить кровь в рот слуги. Конечно, это не сделает его бессмертным, не вернет молодость и силы, но может продержать… до следующего инфаркта. До отказа какого-нибудь из органов. И однажды Арон просто не успеет его спасти. Этот разговор они повторяли уже много раз. Снова хриплый кашель, за ним прерывистая тишина. Арон обернулся, чтобы убедиться, что Иларий заснул. Среди свежих писем не нашлось ничего подходящего. Пару раз на глаза попались известные фамилии — эти конверты отправились в стопку на розжиг не вскрытыми. Политик попал туда же, а вместе с ним семейные и парные заказы. На очередном конверте пальцы дрогнули и дали по нему излом, забирая в тень адрес отправителя. Талнах, замок Нове-Корвин. — Просил же не доставлять больше писем от… Арон был еще живым мальчишкой, когда род Корвинов уже вовсю распространял кровавый смрад по восточной европе. После скандала с Батори они удачно спрятались за спиной православных монархов и теперь тянут свои длинные пальцы из Сибири по всему континенту. Отправитель лично Виктор Корвин. Распутный и властолюбивый выродок, который вот-вот будет объявлен местным темнейшим князем. По слухам упокоил ради этого свою госпожу и родоначальницу — Валерию Мессала Корвин. — Я не настолько безумен. Арона, конечно, волнует инкогнито среди людей. Но даже если он кого-то не осушил, одержимость художником станет скорее горячей сплетней, чем реальной проблемой. Куда осторожнее нужно быть с себе подобными… В стопку на розжиг отправились все оставшиеся письма.

***

Луна не успела перемениться, как Илария не стало. Плеск аравийского моря унес его последний выдох, изможденное морщинами лицо расслабилось, а губы приоткрылись в кроткой улыбке. Последний разговор был скомканным. Слуга слабыми пальцами поглаживал вьющиеся пряди на склоненной голове и шептал, неловко смеясь: — Не убивайтесь… Мой век давно истек. Вы так оплакиваете меня, словно я был вашим… сыном, — через голос пробился кашель. — Не был, Иларий. — Вы… спасли мою семью. Я помню каждую деталь… сделки. Я следовал за вами, был вашим слугой… беспрекословно, Арон. Кашель в любой момент мог вынуть душу старика и не вернуть, но голос стал настойчивее, а хватка на рукаве цепче. — Прошу вас, мой господин. Это второе и последнее, что я от вас попрошу. Коротко выдохнув, Арон кивнул. — Хорошо. Иларий, чего ты хочешь? Как будто не знает сам. Лицо умирающего исказила трусливая жадность, которую он попытался подавить, сипло дыша. — Помните, как вас назвали на побережье? — «Almawt alsilmiu». Всего лишь прозвище, которое тянется за ним от Омана. Может и раньше… Может, не первую сотню лет. Он забыл. Иларий удовлетворенно обмяк, подглядывая из-под усталых век. — Да, именно это… «Мирная смерть». Подарите мне мирную смерть. Помедлив, Арон осторожно поднес ко рту запястье старика. Горло наполнило бодрящее тепло, вместе с ним потянулись ниточки чаяний и воспоминаний. Никаких картинок, но они провели вместе последнее столетие, и Арон сам прекрасно мог представить их. «Подарите мне мирную смерть… и верните к матушке». Закончилось. Кровь потеряла вкус и такт биения сердца. Острое одиночество вонзилось под ребра, заставив согнуться. «Не привязывайся к людям, Аарόн. Они всегда уходят…» — тихий, сухой голос змеей вкрался в уши. Арон дернулся, с влажным хлюпом выдергивая клыки из плоти. — Вот оно… Опять вы, равви, — тцыкнул и резко утер губы.

***

Море разбушевалось, ветер ударил в пламя погребального костра, распаляя. Обняв тело, огненные языки взвились в небо. Арон долго смотрел в огонь, который Иларий завещал для себя. У таких как Арон нет тени, но Иларий пожалуй был ею. Следовал за господином по побережью, исчезая по делам днем, но каждую ночь присутствуя рядом. Если так подумать, Арон не оставался один ни дня из тех ста лет, что его сопровождал слуга. Успел забыть это обманчиво ласковое «Аарόн». Страх, ставший второй кожей. Рассеянный взгляд коснулся края рвущейся на ветру белой рубашки и только сейчас зацепил бурое пятно. Потерев большим пальцем, Арон оценил, что идеально оно не отстирается, поэтому стянул себя рубашку и бросил в солому под телом Илария. Кровь почернела и сжалась внутри вспыхнувшего хлопка. К утру тело прогорит. Не видя смысла и дальше следить, Арон пошел собирать вещи из пропахшей смертью хибары.

***

— Тоже бросить в огонь? Арон застыл над разобранным хламом, держа в руках последние письма. Сжечь их позже, чтобы согреть ночь для Илария уже не потребуется, а значит сейчас лучший момент это сделать. Ладонь растерянно прошлась по лбу, стирая невидимую испарину. Тело может и не функционировать как живое, но мало кто способен забыть его привычки. — Иларий… Что мне делать? Он сказал бы, что Арон давно не писал портреты, ему нужно какое-то общение. «Вы сойдете с ума, питаясь только больными и умирающими, мой господин. Почему не остановиться на ком-нибудь?» Арон отвернулся от огня, красящего контрастом синюю ночь за окном. — Но я устал от смертей, Иларий… — выдохнул. И все же он снова начал перебирать конверты, пока не остановился на письме из Талнаха. — Ты прав. А может, я все-таки безумен. Но ты ведь хотел вернуться в Россию? Нож для бумаги в одно движение вскрыл конверт. Оранжевый свет погребального костра лег на желтоватую бумагу, выделил изысканно-небрежный почерк — словно буквы нацарапаны лапой раздраженного ворона с корвинского герба. «Мой дорогой друг Арон Рагман! Надеюсь, Вы простите мне это обращение, потому что я написал Вам уже столько писем, что невольно стал думать о Вас так, словно мы близки. Посещал уже трижды ваши выставки в Оттаве и Будапеште и все еще убежден, что мне непременно нужен портрет именно Вашей кисти. Как я уже упоминал в предыдущих письмах, не так давно скоропостижно скончалась моя горячо любимая тетушка, и я хочу хотя бы посмертно порадовать ее, разместив свой портрет в фамильной галерее. Поверьте мне, это очень потешило бы милую старушку! Недавно прочитал в прессе, что за Вашими работами тянется проклятье. И подумал, что Вы не спешите мне отвечать, потому что не хотите, чтобы оно обрушилось на Вашего дорогого друга. Очень заботливо с Вашей стороны, но внезапная кончина из-за мистической оказии мне не грозит. Приглашаю приехать и убедиться в этом…» Уголок губ дрогнул в подобии усмешки. — Так он все еще настаивает на портрете? Ищет жертву? «Внезапная кончина из-за мистической оказии мне не грозит…» — бахвалится?.. Смешно. Арон слышал, ему не меньше трехста. Треск костра на побережье заставил нервно дрогнуть и оглянуться на окно. Арон напряженно выдохнул и еще раз собрался с мыслями. Плотная бумага письма хрустнула в пальцах. — Хорошо, Виктор Корвин. Пусть так. К рассвету он забрал часть праха Илария в маленькую жестяную урну.

***

Арон не стал писать ответ. Для этого нужно зайти на почту под палящими лучами солнца Эль-Мукалла, а слуги для такой работы уже нет, как и желания спешно заводить нового. Часть пути он провел в ночных поездах и самолетах, к рассвету пряча собственный труп за плотными шторами гостиничных номеров. Они с Иларием не были в России со злосчастного 1917-го, и теперь все здесь кажется немного неправильным. Империю пережевали и выплюнули серыми комками многоэтажек. Только горы и бесконечные снега Талнаха остались верны себе. Для остановки он заприметил гостиницу с огромными белыми буквами «ОРБИТА», а в местном баре выведал немного баек о конечном пункте путешествия. «Собачий холод и скалы, вот и все что ждет за хребтом. Туристам лучше не соваться, пропадают…» «Так вы не знаете, что случилось с первым поселком геологов в пятидесятые? Сходите в наш музей…» «А я видел там чинуший спорткомплекс! Не суйся или пришибут…» «Может дача чья, и что? Дачу нельзя уже построить на свои деньги? А если и не на свои, нам-то что?» Таксисты отказывались брать маршрут за любые деньги. Раздраженный, Арон явил последнему кроткую улыбку с ямочкой на щеке. Коренной сибиряк, судя по высоким скулам и приподнятым уголкам глаз, только поморщился. Затем недовольно открыл дверь и схаркнул мокроту аккурат под Аронов этюдный ящик. Пальцы помяли фильтр дешевой «Примы», под ней нетерпеливо защелкала зажигалка. — Я буду очень признателен за вашу помощь. У меня есть деньги, но нет запасных ног. Очень надеюсь не отморозить свои в пути. — Да дело не в деньгах… Не поеду я туда в ночь! Простака нашел, — насупился таксист. Горький дым повис между ними, но Арон выдержал вежливую улыбку. — Нужно довезти только до плато, дальше я сам. Обещаю, что ни один местный страх вас не коснется. — Не сочиняешь? — и взгляд исподлобья. Арон подождал, пока таксист сделает пару затяжек. Естественный страх, возникающий у живых перед белизной кожи, приятным голосом и немигающим взглядом начал сменяться легкой зачарованностью. И наконец лицо водителя изменилось, словно щелкнул переключатель. — Ай, вали кулем! И сколько заплатишь за свои ноги, фифа такая? Арон сел на заднее сиденье и до конца поездки не отрывал взгляда от черного хребта гор. Выбираясь из машины, он невольно засмотрелся на красную шею водителя, пока тот шуршал наличкой. — Бывай, мертвечик, — пробурчал тот, подождав, пока пассажир выберется из машины. Арон вздрогнул, вытаскивая в снег потертый этюдный ящик. — Почему вы меня так назвали? «Неужели его придется убить ради тайны местного гнезда?..» — А? — таксист ткнул огоньком сигареты в сторону скал, скрывающих от них замок. — Все кто туда идут почитай мертвецы. Но это уже не моя беда… Я простой лодочник. Арон не нашел, что сказать. Черная лада выкрутила колеса, разваливая снег, и развернулась на дорогу в Талнах. Желтый свет фар соскользнул с брюк, на плечи навалилась ночь. За капюшон парки забились хлопья снега, не холодно, но покалывая шею. Оставляя глубокий след, Арон доковылял до мощного барбакана с двумя массивными башнями и зарешеченным зевом. У входа нашлась вполне современная кнопка вызова, над ней глазок камеры. — Кто? — прошуршал после паузы динамик. — Арон Рагман, портретист. Заминки не последовало, будто его визит никого и не удивил. С грохотом решетку потянуло вверх. Неотличимый от гербового собрата ворон спорхнул с соседнего куста за стену замка, а на пути выросла фигура в глухо застегнутой черной куртке. — Прошу, передайте мне ваши вещи, мы разместим их в гостевых покоях. — Спасибо, — Арон тряхнул на плече тяжелый рюкзак, пальцы крепко сжали ручку этюдного ящика, — Но нет необходимости. Слуга не настаивал. Отвернувшись, повел во внутренний двор замка. Арон вспомнил неоготический стиль, привычный для восточной европы. Массивные башни взирают черными щелями узких бойниц, внешние стены защищают от хребта гор. Нове-Корвин выглядит как дальний бастион древней и мрачной империи. «В отличие от поселения не сильно изменился…» Они прошли ко входу для слуг, где встретил узкий коридор, наполненный запахами кухни. Не успел Арон поморщиться, как рядом появилась служанка и принялась стягивать мокрую парку. — Да поставьте вы рюкзак, никто же не украдет! Вымокли весь. Долго пришлось ждать попутку? Нам тоже сложновато выбираться за покупками… А. Она застыла с открытым ртом, когда под паркой обнажилась белая рубашка, а в расстегнутом воротнике — кожа ей в тон. Но в окончательное смятение она пришла, когда они встретились глазами. — Приветствуем вас в замке Корвинов, господин Рагман, — отступила, низко склоняя голову. — Вы… голодны? Мне… Голос ровный, но дрожащие пальцы накрыли запястье. Видимо, новенькая. — Спасибо, откажусь. Просто проведите меня к хозяину. — Как скажете, господин Рагман. Она только раз мельком взглянула за плечо, выводя Арона из крыла слуг в господское. Аромат человеческой стряпни сменился на сухой запах пыли. Потолки и стены разошлись, свет неярких ламп очертил тканевые обои с выцветшим рисунком. Остановились перед двустворчатой дверью в зал. За ней низкий смех, шорох тканей и запах пота, в который вмешались острые металлические нотки. — Господин Корвин, прибыл господин Рагман, — доложила служанка. — А, вот и мой драгоценный друг! Так пропусти его немедленно, я поседею, пока жду. Голос Виктора оказался звонким и хриплым, будто хмельным. Шаг, и полумрак зала принял в себя гостя. Пришлось выбирать, куда ступить, — пол завален узорчатыми коврами и подушками, точно после нашествия османов. На них возлежат полуобнаженные живые — в пальцах одних бокалы вина, другие надкусывают фрукты. Яркий огонь камина придает обстановке сине-оранжевый контраст. На софе раскинулся хозяин пиршества, приобняв хорошенькую, но едва ли живую, рабыню. На ее белой коже цветут синяки, обнаженную грудь украшают шрамики укусов. Впрочем, таким могут похвастаться все живые у ног Виктора. Взгляд скользнул по его фигуре — от длинных ног и до кончиков пальцев. Растрепанные волосы с алым отливом небрежно забраны назад, в мочках поблескивают колечки. На устах широкий, демонстрирующий клыки оскал. В глазах пляшут золотистые огоньки. — Несказанно рад, что вы откликнулись на мое скромное приглашение! Как насчет присоединиться к веселью по такому случаю? И кровь. Подсыхающий ручей тянется по груди, пропитывая черный шелк рубашки. «Алый, черный, серебро… Какая кричащая палитра». Арон спустил с плеча рюкзак, об пол стукнул и этюдник. — Вы писали мне ради портрета, не вижу смысла медлить. Виктор вздернул брови и подался вперед. Девушка вяло перетекла с его плеча на перило. — Даже так? А я смотрю, вы человек дела… Арон терпеливо замер, давая себя обойти. Движения Виктора плавные и напряженные, как у готового к броску хищника. Он немного ниже, чем показалось сначала, взглядом мажет по скуле. — Эдак мы быстро управимся с задачей, верно? И будто случайно костяшка пальца коснулась ребра ладони Арона, прочертила линию вверх по предплечью. — А кто-нибудь из заказчиков уже говорил вам, что вы хороши собой? Статная фигура и сильные руки… Такое не в моем вкусе, но типаж любопытный. Не ожидал Арон ощутить себя дареным конем. — Сказал бы, что вы мизрахим, но эта молочно-белая кожа как у… — пальцы скользнули по плечу, собирая складки рубашки. — Ашкеназа. — Я думал, расовая теория уже не популярна на континенте, — поморщился Арон. Виктор ухмыльнулся. — Но вот что еще любопытно… — продолжил негромко, большой палец пробующе погладил шею, вызывая невольную дрожь. — Я наивно полагал, что вы человеческий гений, на худой конец какой-нибудь иеле, если бы я в них еще верил… Но не проклятый упырь. Он надавил настолько сильно, что Арон застонал и рухнул на колени. Хватка перешла на затылок, болезненно задирая голову назад. — Говори, какой дьявол тебя ко мне подослал! Живые переполошились сонными птичками, но оценив, что господин не на них обрушил леденящий тон, заинтересованно захлопали глазами. — Как насчет быть упокоенным в подвалах Нове-Корвин этой ночью, а, дорогой мой Арон Рагман или кто бы ты ни был?