…Забыть. Ему нужно было расслабиться и забыться, пока шум в голове не довел его. Любой клуб, любой бар, вообще какое угодно место, где можно выпить и заглушить собственные мысли. А еще лучше, если там найдется кто-нибудь, с кем получится хоть как-то отвлечься от всего.
Хиган не рассчитывал на то, что этого парня придется убить. Кажется, он даже не заметил, как убил. Просто в какой-то момент эти противные всхлипы, попытки позвать на помощь и вырваться резко вывели из себя. Он лишь закрыл глаза, а когда открыл, тело безвольно повисло у него в руках… Как это было в прошлый раз с ним.«У него была такая же холодная синева радужки и черные волосы, ” — это первое, о чем подумал Хиган, когда незнакомец попытался привлечь его внимание. Но спустя время интерес стал сменяться разочарованием. «Нет, он был лучше». У этого парня цвет глаз отдавал больше серым, капля синего теряется и растворяется в монохроме, да и волосы все-таки не черные, а просто темные, больше похоже на цвет мокрой земли, без привычного глазу холодного отлива ночного неба. Чем дальше уходила стрелка часов, чем больше бокалов было выпито, тем сильнее ощущалась досада, неудовлетворенность, будто заместо желаемого у него оказалась дешевая подделка. Это не то, в чем он нуждался, не тот, потребность в ком пытался удовлетворить. «Он никогда не вел себя так». У этого парня в голосе сквозь сладкие речи просачивалась фальшь, в движениях не легкость — резкость и ломаность, в облике одна лишь пошлость. Единственная схожесть — уверенность, которая проскользила в предложении уйти отсюда и где-нибудь уединиться. Но Хиган был уверен, что это напускное, и все развеется, стоит только дать себе волю в действиях.
Это не было виной Хигана, просто не нужно было сопротивляться, просто нужно было быть тихим и не действовать на нервы вкупе с этой непрекращающейся головной болью. Просто не нужно было выводить из себя так, как это постоянно делал… Он.Разбросанные вещи, разбитая посуда, отпечаток от удара на лице, синяки на запястьях от крепкой хватки, полопавшиеся капилляры, кровь из носа, хриплый от криков голос и потрепанные нервы. Оба снова уже на пределе. Каждый раз практически одно и то же. — Если тебя это «уже достало», то почему каждый раз возвращаешься? — Как будто без меня ты долго протянешь. Словесные баталии, попытки уколоть побольнее. Пара рук одного вцепляется в ворот и волосы, другого — сжимает шею до разноцветных всполохов перед глазами и приоткрытых в попытке глотнуть хоть чуть воздуха губ. Каждый раз секунды прибавляются, все тянется дольше, пока шепотом не будет произнесено «Хватит, прекрати» — для первого требование, второй считывает как просьбу. Воздух возвращается через поцелуй: хаотичный, резкий, требовательный и не подразумевающий отказа. Руки скользят сверху вниз и обратно: обжигают, сжимают, царапают, цепляются. Крики сменяются словами, слова сменяются тишиной, тишина — стонами: несдержанными, горячими, надрывными, просящими, едва ли снова не переходящими во вскрики. В каждом движении скрыта мольба остаться, не бросать, хотя бы на миг примириться и прочувствовать другого, пробиться сквозь непонимание. В каждом движении скрыта боль и приглашение ее разделить, заглушить, спрятать подальше за другой болью, накладывая слой за слоем. А через время все начнется заново, как повторяющийся круговорот, ведь никто из них не рассматривает вариант попытаться изменить происходящее еще в корне, никто из них и не станет слушать другого, убежденный в собственной правоте. Пока кто-то не затянет все настолько, что черта окажется пройдена и пути назад больше не будет.
Хиган садится на грязный асфальт, упираясь спиной в старую обшарпанную стену. Сейчас уже как-то наплевать на чистоту и стерильность, особенно когда собственные руки в чужой крови, а впереди лежит остывающее бездыханное тело какого-то практически незнакомого парня. В голове усиливается раздражающий белый шум, а боль словно пытается изнутри пробить черепную коробку. Хиган закрывает глаза, делает затяжку сигареты и нарочито медленно выпускает дым, а когда открывает, то видит его… — Что, совесть начала съедать? Я думал, что она у тебя уже мертва. — Кажется, я схожу с ума, — устало шепчет мужчина, закрывая лицо руками.Тихо. Споры, ругань и крики оборвались слишком внезапно. Долгожданная тишина повисла вокруг, но принесла с собой отнюдь не облегчение. Кожу на пальцах еще немного покалывало от удара. В голове до сих пор медленно оседало нервное напряжение, но при этом в мыслях было абсолютно пусто. Он открыл глаза, опуская взгляд вниз и отрешенно смотря на неподвижное тело. Вокруг все еще ни звука, грудная клетка не вздымается. Рука тянется на автомате в привычном желании убрать непослушные пряди со лба, чтобы волосы не лезли в глаза. Следуя этому порыву, он присаживается рядом на колени. Осознание происходит очень медленно.
Хиган делает глубокий вдох и как-то обреченно, почти отчаянно выдыхает, руками потирая глаза и массируя виски. Но ничего не меняется. Лихт стоит все там же, у соседней стены, скрестив руки на груди. Взор бегло скользит по трупу, а затем он снова поднимает глаза на Хигана, смотря таким уже привычным недовольно-раздраженным взглядом. — Ничтожество. Насколько же низко ты пал за такое короткое время, — его «ангел» говорит как обычно: грубо, резко и беспощадно, нанося удары одними лишь словами в уязвимые места. Он всегда такой, всегда был таким. Это раздражает. Одно лишь его присутствие здесь заставляет сжать зубы от смеси не самых приятных чувств. Слишком обидно, слишком досадно… слишком больно. — Ты всего лишь белый шум в моей голове, — говорит Хиган, на что его собеседник только усмехается. Лихт подходит почти вплотную, усаживаясь перед ним на колени. Уж кому, а ему точно не надо волноваться о том, что белые джинсы испачкаются грязью и кровью. Он слегка улыбается, но как-то горько, грустно, даже почти болезненно и аккуратно берет лицо мужчины в свои ладони. И в этот момент шум резко прекращается, а реальность ударяет по сознанию, заставив Хигана шокировано посмотреть прямо на Лихта, будто только сейчас замечая его. Ком подкатывает к горлу от ощущения чужого касания: его руки ледяные, словно у мертвеца. Хотя почему словно… — Ты действительно думаешь, что я всего лишь белый шум? Даже если и так, то кто дал тебе право меня игнорировать? — Лихт наклоняется ближе, губами едва касаясь кожи, обдавая прохладным воздухом, и тихо шепчет. — Ты все больше утопаешь в своих грехах. Подумай, как скоро такими темпами ты достигнешь дна? Больше нет никого, кто станет тебя спасать. Слова острее ножа. Правда ведь всегда режет больнее, задевая за живое. И от этого еще больше горько, и это еще больше выводит из себя. Замах и резкий удар руки рассекает воздух… Прямо как тогда. Пусто. В этом грязном закоулке нет никого, кроме Хигана и уже остывшего трупа. Сигарета в его пальцах давно истлела, обжигая кожу, но все, что он чувствует, это снова убивающий белый шум в голове и призрачный след от касания холодных пальцев.