Жизнь четырех

Позолоченные искры костра воспаряли в воздух прожигая в иссиня-черном небе запутанные линии, а после растворялись навсегда в безмолвной пустоте. Ночная темная степь, простиравшаяся во все стороны, поблескивала травами. Сладостный запах стрекочущего савьюра кружил в воздухе, нежно укрывая собой влажную землю. У огня, как раньше, тепло и уютно, а позади холодный и неприветливый ветер напоминал о безрадостной судьбе. Полные сожаления голуба-зеленые глаза Лары блестели, отражая рыжеющее резвое пламя. Она оглядывала своих друзей, не решавшихся нарушить могильную тишину. Как жестокий сентябрь сбрасывал разукрашенные теплом листья с деревьев, так и время, играющее безжалостно с чужими жизнями, давало ускользать ярким и беззаботным дням. Ласковое детство навсегда покинуло их, оставив бороться с грядущим. — Возьми, Медведь, — её голос слегка дрогнул, а взгляд застеклянел. Она сломленными тремором руками протянула Бураху дряхлую акустическую гитару, доставшуюся ей в наследство от Капитана Равеля. Артемий помрачнел и молча взял инструмент. Будучи ребенком, он учился играть у отца Лары, а ныне, научившись, уже не покажет ему чего достиг. Спокойная смиренная мелодия зазвучала, заигрывая с тишиной. Подступающая тревожность развеивалась со звуком каждого нового аккорда. Замерев, Равель смотрела на огонь пустеющими, печальными глазами. Тонкими пальцами она прошлась по вязаному голубому платку, ослабляя тугой узел. Развязав его, она расправила ткань нехитрого аксессуара и накинула её на свои плечи, спасаясь от мучительно подступавшего холода. Рубин, тихо подойдя, сочувствующе и мягко провел грубой ладонью по её худому плечу. Слишком многое он упустил и безвозвратно потерял в тщетных попытках борьбы с Укладом. Отъявленный бандит, Гриф, глядел на подругу, испытывая непривычно болезненную горечь, и сердце его остро сжималось. Он никогда был не прочь подразнить или оскорбить кого-то забавы ради, но сейчас не мог проронить ни слова, лишь хмурил брови. Небо добродушно принимало скорбь и печаль, сбивая ее в черные тучи. Артемий продолжал перебирать пальцами металлические струны, утешая Равель, утешая себя и друзей, утешая Степь и Небо, ставших невольными свидетелями нелегкой жизни четырёх.