Личная жизнь китайской мафии...

То, что первым видит Леви, это тонкие щиколотки, тонкие запястья, тонкую шею. Этот пацан вообще весь какой-то тонкий и жилистый, только глаза на его весьма смазливом лице огромные и чистые, как озера. И смотрят они прямо на него, на Леви, почти без заинтересованности, равнодушно и без эмоций. Он вообще весь какой-то застывший, как кадр фотоплёнки, сидящий неподвижно, и если бы не моргал, то вполне сошёл бы за куклу. Леви оглядывает его сверху донизу, не демонстрируя любопытства стоя у двери, и после входит в комнату, ступая бесшумно, но уверенно, и садится в деревянное кресло напротив. Пацан молчит, Леви тоже не произносит ни слова. Между ними лишь маленький высокий столик из тёмного дерева, стоящий у окна, и тишина. Пока Леви перемещается и усаживается, пацан немного поворачивает голову и теперь смотрит прямо, но всё так же застыв безмолвным изваянием. Он не подскакивает, когда Леви только появляется на пороге, не бормочет приветствия, не кланяется и тем более не падает на колени, упираясь лбом в доски пола. Он спокоен и расслаблен, руки лежат на коленях, спина ровная, а голые худые лодыжки скрещены между собой. Кожа на них гладкая, без единого волоска, как и на предплечьях, и на лице. Разве юноши его возраста уже не начинают бриться? Нехорошее подозрение прокрадывается в мысли. Они несколько минут изучают друг друга в полнейшей тишине, пока на пороге бесшумно не появляется служанка с подносом в руках. Она низко кланяется и проходит внутрь, не поднимая головы, и в считаные секунды на столике появляются чайник со свежим чаем, две пиалы и блюдце со сладостями. Пацан даже на мгновение не отводит взгляд, словно ничего не видит. Служанка так же не поднимая головы пятится назад и скрывается в коридоре. Дверь за ней бесшумно задвигается. Леви даёт чаю настояться ещё пару минут, а после наклоняется чуть вперёд, подхватывая чайник, и, аккуратно придерживая, разливает его по пиалам. При наклоне его очки немного съезжают по переносице, и серебряная цепочка, скользнув по дужкам, едва слышно позвякивает. Чайник возвращается на место, и Леви смотрит на пацана поверх затемнённых круглых стёкол очков. — Угощайся, — говорит, не отводя взгляд, и делает приглашающий жест рукой. — Благодарю, — слышится в ответ, и этот голос подтверждает прежние догадки Леви. Пацан протягивает руку и обхватывает пиалу за ободок, аккуратно поднимает, придерживая пальцами другой руки за донышко, и делает глоток. После чего пиала возвращается аккурат на то же место. — Как тебя зовут? — спрашивает Леви. — Эрен, — спокойно отвечает тот. Конечно, Леви это известно. Ему вообще всё о нем известно, начиная от размера ноги и заканчивая в какой школе он учится, в каком классе и за какой сидит партой. В толстой папке с информацией есть список всех его одноклассников, всех учителей, тренеров и товарищей по командам, в которых Эрен занимался и занимается. Он знает, какими маршрутами Эрен ходит, на каком транспорте ездит, какие места посещает. Знает, какую еду он ест, какие напитки пьёт и даже какое у него любимое мороженое. Он знает о нём абсолютно каждую мелочь. О нём и о его гнилой семейке, которая явилась в Шанхай десять лет назад и под видом частной клиники начала творить свои тёмные делишки. Конечно, кого-то там, несомненно, лечили, но вряд ли вырезание аппендицита принесло такие деньги. Зато подпольные операции по пересадке органов тем, кому не светило дождаться доноров, залетали на ура и желающие выстраивались в очередь, не особо волнуясь, кого для этого на эти самые органы разбирали. И Леви было глубоко плевать и на нелегальный бизнес — сам ведь далеко не святой, — и на тех, кто этот бизнес покрывал и спонсировал, пока они не залезли на его территорию. Такого Леви не прощает. Все, кто с ним работает, знают — он не даёт второго шанса. Если первое предупреждение не понимают, головы летят, как фонарики в день празднования окончания зимы. Йегерам он поблажек давать тоже не собирается. Они обедают в ресторане, когда Леви подходит к их столику, двигает к себе свободный стул и присаживается, закидывая одну ногу на другую, и смотрит поверх очков пристально и совершенно равнодушно. — Джентльмены, — учтиво говорит он, когда те замирают и таращатся на него, отложив приборы. Глава семейства заметно напряжён, хоть и старается этого не показать, свято веря, что стоящие за его бизнесом люди обеспечат ему защиту на всех уровнях, будь то власти, полиция или местная мафия. Его старший сын, белобрысый мудак, наоборот, смешно самоуверен, распрямляет спину и плечи, демонстрируя физическое превосходство, будто это способно хоть каплю напугать Леви, которому потребуется меньше десяти секунд, чтобы свернуть ему шею. — Мне очень не нравится, — говорит он, подхватывая из стоящей на столе вазы белую розу и вдыхая её тонкий нежный аромат, слегка прикрыв глаза, — когда в моём саду начинают прорастать сорняки. Приходится их пропалывать, вырывая с корнем. Не люблю демонстрировать это публике, но порой, знаете, приходится доносить до сорняков, чтобы они обходили мой сад стороной и пускали свои гнилые корни где-нибудь в другом месте. Йегер-старший хмурится, и стёкла его очков бликуют от холодного искусственного света. Он понимает, о чём говорит Леви. Знает о нём и его методах, но всё ещё просчитывает риски. Леви даже смешно наблюдать, как цифры возможной прибыли или убытков отражаются в его холодных блёклых глазах. И Леви не считает для себя обременительным подтолкнуть его к верному решению. — Но бывают случаи, когда сорная трава неожиданно распускается великолепным цветком, которому явно не место среди своих уродливых собратьев, зато в защищённом саду, в самой просторной и светлой оранжерее, окружённый самыми лучшими садовниками, он будет цвести, не увядая, многие годы, — продолжает говорить Леви, крутя в пальцах стебель розы. — Ты мерзкий извращенец, — шипит белобрысый мудак, — не думай, что мы не знаем о твоих предпочтениях. Леви знает его имя, но произнести даже мысленно не поворачивается язык. Ему кажется, что он испытает от этого самое омерзительное ощущение из всех возможных. — Как зовут вашего младшего сына, господин Йегер? — спрашивает, не нуждаясь в ответе. — Чудесный юноша: ясные глаза, прекрасные каштановые волосы, нежная кожа. Будет жаль, если столь прекрасный цветок погибнет в чьих-то грязных руках. — Как будто твои руки чище, — доносится злобный рык до слуха, но Леви не удостаивает его даже взглядом. — Всё зависит от вашего решения, господин Йегер, и я советую вам поторопиться, — говорит Леви, поднимаясь, — если не хотите получить своего сына по частям. Сколько сейчас стоит донорское сердце? — спрашивает как бы между прочим. — А глаза? Он возвращает розу обратно в вазу и покидает ресторан, садясь в ожидающую машину, и уезжает в загородное поместье, в котором проводит практически всё время. Он уверен, что старший Йегер примет верное решение, свалив с его территории, иначе юный Эрен лишится своей прелестной головы. Хотя для разнообразия можно начать со старшего. Он совершенно не удивляется, когда на следующий день, ещё до полудня, ему сообщают, что прибыл гость. И Леви поднимается, чтобы поприветствовать его в своём доме, да и взглянуть на него живьём. Даже самые лучшие фотографии не могут передать всё. И реальность удручает. То, что с пацаном что-то не так, Леви понимает с первого взгляда. — Не нравятся предложенные угощения? — спрашивает Леви, отпивая из своей пиалы, и удерживает её на весу, не возвращая на столик. Он знает, что Эрен любит эти десерты. — Я не голоден, — отвечает тот и поднимается, делая шаг в сторону, чтобы кресло осталось позади. Ложь Леви чует за милю, а вот действия пацана удивляют, и Леви ставит свой чай на столик, слегка приподняв бровь и наблюдая, что тот будет делать дальше. Эрен выглядит по-прежнему отрешённым, когда берётся пальцами за одежду и начинает расстёгивать своё ципао. — Что ты делаешь? — спрашивает Леви, когда шёлк оголяет мальчишескую грудь. — Разве вы не хотите увидеть товар целиком? — отвечает Эрен ровно, без единой эмоции. — Не волнуйтесь, меня вымыли с особой придирчивостью. Даже кишки прополоскали на три раза. Леви прикрывает глаза, отчаянно желая сжать переносицу, чтобы дебильные слова покинули его уши. А ещё лучше — отправить старшему Йегеру свинцовый привет прямиком в мозг. — Я не стану тебя трахать, — говорит Леви, возвращая взгляд на Эрена, который так и стоит, замерев и сжимая пальцами шёлк. Что, вообще, напихали этому пацану в голову? — Тебе сколько, двенадцать? — Мне шестнадцать, — бурчит раздражённо Эрен, и это, кажется, первая эмоция за всё время, что они находятся в этой комнате. — Слабо верится, — хмыкает Леви, поднимаясь и в два шага оказываясь рядом. Он осматривает его с головы до ног ещё один раз, на пару секунд задержавшись на открытой коже груди, и слишком поздно понимает, какой это было ошибкой. Вначале можно было предположить, что предплечья, лодыжки, шея и лицо покрыты загаром из-за постоянного взаимодействия с солнцем. Теперь становится понятно, что это естественный цвет его кожи. Чуть смуглый, мягко-золотистый, притягательно нежный. Так и хочется протянуть руку и коснуться, провести пальцами по тонким косточкам ключиц, но он себе не позволяет. Эрен смотрит открыто и пристально прямо в глаза, и Леви замечает, что они почти одного роста. Если Эрен и выше, то явно на пару-тройку сантиметров, в то время как его отец и старший брат высокие, да и оставшаяся в Европе мать не обделена ростом. Эрен просто генетически не может быть таким низким. Рука сама поднимается вверх, и Леви хватает Эрена за подбородок, поворачивая его лицо то в одну, то в другую сторону. Догадка подтверждается. — Чем тебя поили? — спрашивает, отступая на полшага. Эрен бросает взгляд в окно, и это первый раз, когда он отводит глаза, качнув головой, как бы говоря, что ничем. Но по его едва дёрнувшемуся плечу становится ясно — он врёт. Да Леви и не нужны его ответы, достаточно наклониться и втянуть запах кожи и волос, чтобы стало ясно. — Зачем? — спрашивает следом, и Эрен поджимает губы. — Для кого? — добавляет следом. — Для кого-то вроде вас, вероятно, — отвечает тот, поднимая голову и глядя словно сверху вниз. Дерзкий засранец, и Леви соврёт, если скажет, что ему это не нравится. — Мо-мо, — бросает Леви в сторону двери, и та тут же отодвигается; всё та же служанка сидит по ту сторону, склонив голову в ожидании указаний. — Проследи, чтобы из багажа юного господина забрали все лекарства, травы и любые подозрительные предметы и принесли мне в кабинет. — Как прикажете, господин, — ещё ниже склоняется та. — Позвони доктору Чжоу, попроси его приехать. Иди. — Слушаюсь, — отзывается та и мигом исчезает. На её место почти сразу опускается другая служанка. Эрен громко дышит, словно собирается возмутиться тому, что кто-то собирается копаться в его вещах. Но спорить не смеет. — Ты не товар, Эрен, я тебя не покупал, — говорит Леви, возвращая ему внимание. — А кто я тогда, заложник? — отвечает тот, нисколько не умерив ни спеси, ни дерзости. А ведь Леви уверен, что отец приказал ему слушаться беспрекословно. — Ты гарантия того, что твоя семья не будет делать глупости, — поясняет Леви, не собираясь вдаваться в подробности. Хотя добавить Йегерам по паре лишних дырок в головах хочется ещё сильнее. — Ты мой гость, и обращаться с тобой будут соответственно. — В гости приходят добровольно, а я здесь по приказу отца, — не соглашается Эрен. — Тогда кем ты сам себя считаешь? — спрашивает его Леви, и Эрен задумывается. — Мэй-мэй, проводишь нашего гостя в его комнату, как только мы закончим, — обращается Леви к служанке, — проследи, чтобы у него было всё необходимое. Пусть ему подадут обед. — Слушаюсь, господин, — склоняется та и замирает в ожидании. — Если я не товар и не заложник, но вы можете сделать со мной что угодно, потому что получили меня в дар, — говорит Эрен, как только Леви возвращает ему внимание, — выходит, я подарок. — Ну, раз считаешь, что ты подарок, так и быть, — отвечает Леви и поворачивается, чтобы покинуть комнату. — И что вы намерены со мной делать? — доносится ему в спину. — То, что обычно делают с подарками, — отвечает Леви, не оборачиваясь, — поставлю на полку.