Пока мы не найдем любовь.

Намвон, город, расположенный в юго-западной части страны, был известен своими живописными пейзажами и традиционной корейской архитектурой. Он также был известен как место действия классического корейского романа «Чхунхянджон», знаменитой истории любви Чхунхяна и Монгрен, и как место рождения уважаемого поэта 20 века Ким Соволя. Неудивительно, что мистер Ха Есоб, их почтенный профессор корейской литературы, выбрал Намвон местом своей экскурсии, вероятно, надеясь погрузить своих студентов в красоту их литературного наследия. Но, судя по недовольному ворчанию и вздохам студентов, когда они забирались в автобус, с таким же успехом их могли отправить в лагерь для задержанных у черта на куличках. — Ладно, ребята. Давайте. Садитесь, мы уже опаздываем, — профессор Бан, стоя во главе прохода, проводил студентов к их местам. Он пытался не дать своей восторженной улыбке погаснуть, поскольку почти все студенты, за исключением немногих избранных, таких как Сынмин, смотрели на него глазами, полными обвинения, как будто это профессор был виноват в том, что они не едут в Англию. Или в Данию, в одном случае. — Послушайте, профессор… — сказала Дахен, с явной неохотой отмечая свое присутствие на планшете профессора Бан. — Вы знаете, я все еще могу поговорить со своим отцом. Он был бы более чем счастлив профинансировать экскурсию в Данию. Вообще-то, для всех студентов. — Я совершенно уверен, что он бы так и сделал, Дахен, — профессор Бан улыбнулся, бегло просмотрев список. — Ты можешь сообщить администрации об энтузиазме твоего отца. Я уверен, что они будут более чем счастливы послушать. Но сейчас… — он поднял глаза, улыбка стала шире, как только выжидательная улыбка Дахен исчезла, — присаживайся. Дахен фыркнула, сердито надув на него губы, и, наконец, повернулась к сиденьям, когда поняла, что поездка неизбежна. Профессор Бан покачал головой, переключая свое внимание на следующую группу студентов, которые поднялись наверх, и приготовился к очередному раунду торгов и мольб. Заставить сорок человек сесть в автобус упорядоченным образом было неизбежно хаотично, особенно когда половина из них были недовольными студентами-литературоведами. Но хаос был едва уловимым, как рябь под волнами, которые еще не реализовали свой полный потенциал, и Сынмин подозревал, что отчасти это было потому, как было очевидно, что никто из его одноклассников не верил в раннее пробуждение по выходным. Все они держали в руках огромные чашки кофе, хотя было почти девять утра, а один из них — Уен — даже был накинут на плечи большим одеялом, казалось, что он все еще наполовину спит. Сынмин также держал в руках маленькую чашечку американо, время от времени прихлебывая из нее, но это было скорее по привычке, чем по острой необходимости пробудиться от утреннего сна. Как одному из первых, кто сел в автобус, ему выпала редкая привилегия самому выбрать себе место, и он с легким интересом наблюдал, как его одноклассники договаривались друг с другом о местах, соперничая за компанию с теми, кого они предпочли на время двухчасовой поездки на автобусе. Было легко узнать студентов с других факультетов — они были чрезмерно вежливы с профессором Баном — и Сынмин вытянул шею, чтобы составить мысленную запись выбранных приглашенных его одноклассниками. Тихий вздох сорвался с его губ, когда он увидел, как Сан из отдела бизнеса сел рядом с Уеном, нежно целуя его сонное лицо. С каких пор Уен встречается с Саном? Сынмин также ответил на взволнованный взмах Ёнджуна своим собственным, глаза его слегка расширились, когда он увидел, что тот обнял за талию Субина, прилежного мальчика в очках с литературного факультета, который руководил всеми их заданиями и перекличками от имени профессоров. Профессор Бан сказал им, что это была образовательная экскурсия, но, похоже, все были одержимы желанием превратить это в романтическое свидание, несмотря на все его недвусмысленные предупреждения. Сынмин подумал, что профессор уже поставил двойку всем студентам, которые незаметно демонстрировали свою привязанность к публике. Его взгляд рассеянно скользнул к двери автобуса, через которую входили последние студенты, и он не мог не задаться вопросом, придет ли Хенджин. В классе Хван был так непреклонен в том, чтобы не идти на экскурсию, но потом что-то изменило его мнение, и ему пришла в голову идея пригласить Минхо в качестве своего помощника. Но эта глава жизни Сынмина — та его часть, которая порождала фантазии о Минхо, — закончилась, и Ким был полностью уверен, что Хенджин вернулся к своему первоначальному решению. Но опять же, это была обязательная экскурсия, и Хенджин получил бы двойку, если бы не пришел. Пальцы Сынмина в отчаянии сжали чашку, направленную больше на себя, чем на Хенджина. Ким знал, что заработает себе сильную головную боль, если продолжит думать об окончательном решении старшего, как влюбленный идиот, обрывающий лепестки цветка в поисках своей судьбы, но по какой-то причине он не мог остановиться. Не тогда, когда слова Хенджина, произнесенные с пылом, соперничающим с признанием мистера Дарси, непрестанным эхом отдавались в его мозгу. Я пытаюсь заставить тебя влюбиться в меня. Сынмин не был идиотом. Он читал книги, смотрел фильмы, также видел, как его собственные родители смотрели друг на друга, как будто они снова влюблялись с каждым взглядом, и Ким не мог не задаваться вопросом — действительно ли он влюбился в Хенджина? Но это бьющееся сердце, приливающая кровь, отупляющее сознание эмоция была намного сильнее, чем Сынмин себе представлял, и это напугало его гораздо больше, чем возбудило. Что, если бы он наскучил Хенджину после поцелуя? Или что, если бы Хенджин решил уйти, поняв, что Сынмину нечего предложить, кроме его некрасивых черт лица и кислого характера? Ким видел, как люди влюблялись и оставались влюбленными, но он также видел, как люди переставали любить. Сынмин знал, что будет анализировать и переанализировать слова и действия Хенджина со всех возможных сторон, пока не доведет себя до безумия. Слова лились из него потоком, решительные и правдивые, когда он пытался — и потерпел неудачу — убедить Джисона дать Минхо шанс, но теперь все эти слова улетучились, когда пришло время убедить его собственный разум. — Думаешь обо мне? Сынмин вздрогнул, чуть не подпрыгнув от неожиданности, прежде чем отвернуться от окна и увидеть Хенджина, стоящего рядом с сиденьем, держащего спортивную сумку через плечо и ухмыляющегося, как будто это был его мотив ввести Кима в ступор, намеренно опоздав. — Нет, — Сынмин отвернулся, чуть не раздавив чашку в своих руках. Ему определенно следует выбросить эту чашку, пока он «случайно» не швырнул ее в лицо Хенджину. — Не лги, — Хван ухмыльнулся, засовывая свою сумку в верхний отсек, прежде чем занять место рядом с Сынмином. — Я знаю, ты волновался, что я не приду… — Эй, эй, эй, — оборвал его Сынмин, протягивая руку, чтобы остановить его, прежде чем Хенджин полностью устроился на сиденье. — Ты не можешь сидеть здесь. — Почему нет? Сынмин указал на свою сумку на сиденье, стратегически расположенную так, чтобы отпугивать потенциальных соискателей места. — Я оставляю место для Джисона, не для тебя. Хенджин усмехнулся, кладя сумку Сынмина себе на колени. — Что ж, очень жаль. Джисон может занять место сзади, — Хван не собирался упускать прекрасный шанс посидеть два часа рядом с Сынмином из-за Джисона, который, вероятно, провел с Сынмином больше времени, чем кто-либо другой из людей. Это было несправедливо. — Почему ты такой упрямый? — сказал Ким, пытаясь вырвать свою сумку из рук Хенджина. — Твои друзья сзади, просто иди туда. — Я не хочу сидеть со своими друзьями, — парировал Хенджин, крепче сжимая сумку, — Я хочу сидеть с тобой! — Почему? — Потому что я влюблен в тебя? Ты не слышал ничего из того, что я сказал в тот день? — спросил Хенджин, и в его глазах появилась легкая паника, обвиняя Сынмина в попытке намеренно изобразить неведение. Ким разозлился, стиснув челюсти, когда ненужный жар выступил на его щеках от смущения. Он знал, что, похоже, никто не слышал Хенджина, потому что их крики были не настолько громкими, чтобы перекрыть нарастающий гул в почти набитом автобусе, но завитки нервозности все еще обвивали его мозг. Что, если бы у них была любовь? — Отдай мне мою сумку. Говорю тебе, я начну кричать, — предупредил Сынмин, крепче сжимая ремень, пока костяшки пальцев не побелели. — Не сейчас, детка. Позже, — Хенджин ответил со всей серьезностью, и Сынмин мгновенно выпустил сумку, как будто она обожгла его, прежде чем раздраженно застонал и снова отвернулся к окну. Это начинало расстраивать. Действительно расстраивало. Откровенный флирт Хенджина, это раболепное «детка», которое он время от времени произносил, приводящая в бешенство ухмылка Хвана. Сынмин рассеянно прижал руку к своему неровно бьющемуся сердцу, вспоминая слова Хенджина. Готовься. Я не позволю твоему сердцу разбиться. Сынмин был в процессе глубокого вдоха, давая своему сердцу столь необходимую передышку, когда в автобусе внезапно поднялся возбужденный шум, и почти все лица повернулись к заднему стеклу. Сынмин прижался лицом к собственному окну, пытаясь разглядеть, что привлекло всеобщее внимание, и небольшой трепет победы пронзил его тело, когда он увидел Минхо, бегущего к автобусу, за которым следовал Джисон, который отставал от него на добрых пятьдесят шагов и выглядел на грани обморока. Профессор Бан высунулся из автобуса, прежде чем крикнуть дуэту: — Ребята, не нужно бежать! Мы можем подождать вас! — Вы можете подождать их. Этот автобус нет, — мистер Лим, их водитель автобуса, заговорил спереди, его протяжный голос был слышен всем. — Первый автобус с мистером Ха уже ушел. Мы опаздываем, и мне нужно вернуться к обеду. Профессор Бан позволил себе недоверчиво усмехнуться. — Мистер Лим, вы же не можете ожидать, что я оставлю их здесь! Мы можем подождать их несколько минут. — Послушайте, это не будет моей виной, если они останутся позади. Я не сплю с шести утра, проверяя и перепроверяя все, чтобы мы не оказались мертвыми в какой-нибудь канаве, и никто не собирается урезать мою зарплату, если я оставлю двух студентов без присмотра. Особенно те, кто не может прийти вовремя, — мистер Лим закончил и завел двигатель, демонстрируя упрямство. Профессор Бан на секунду уставился в затылок водителя, прежде чем высунуться из автобуса и хлопнуть рукой по металлической обшивке. — Ребята! Бегите, бегите! Мы не можем дожидаться вас! Хенджин тихо присвистнул и переместился так, чтобы его лицо было прямо над плечом Сынмина, дабы он мог наблюдать за всем этим растущим волнением. У Кима перехватило дыхание в ответ на их внезапную близость, и румянец разлился по его затылку, когда он почувствовал, как пальцы Хенджина прошлись по тыльной стороне костяшек его пальцев, прежде чем ловко переплестись в промежутках между ними. Никто не обращал на них никакого внимания, так как почти все толпились друг у друга у окон, наблюдая за безумным бегом Минхо и Джисона к автобусу, но Сынмин все равно чувствовал, как у него пересохло в горле от нервозности. — Что ты делаешь? — прошептал он, пытаясь вырвать свою руку из хватки Хенджина, но Хван отказался отпускать и только слегка сжал их переплетенные пальцы в ответ. — Поговорим о совпадениях. Как им двоим удалось задержаться вместе? — заметил Хенджин, его взгляд был прикован к двум маленьким фигуркам, бегущим к автобусу, и Сынмин также переключил свое внимание на них, пытаясь игнорировать дрожь, пробегающую по его собственному телу от прикосновения рук старшего и рук, лежащих поверх его собственных. — Совпадений не бывает, — ответил Сынмин, позволив себе немного самодовольства, хотя это чувство было пропитано огромной виной. В защиту Кима, в его намерения не входило заставлять Джисона так опаздывать, когда он намеренно и незаметно взял сумку для рисования — ту, которую Джисон хотел взять с собой — и вернул ее в художественную студию. Убедить Джисона в том, что он, должно быть, случайно оставил свою сумку, было достаточно легко; убедить начальника художественного отдела положить ключи от студии в ладонь Сынмина оказалось немного сложнее. Но Ким был никем иным, как отличным рассказчиком, и ему удалось выполнить обе эти задачи, даже несмотря на то, что ложь Джисону оставила неприятный привкус у него во рту. Но все это было ради общего блага. Ему надоело, что Джисон тихо хандрит и притворяется, что это не так, и хотя Сынмин избегал Минхо, он все равно видел, как тот ходит по кампусу, как робот, с пустыми глазами. Более того, Ким не собирался позволить своему двухмесячному исследованию Минхо пропасть даром, когда эта информация вполне могла быть использована для сближения Джисона и Минхо. Сынмин всего лишь хотел, чтобы им дали шанс снова поговорить друг с другом, может быть, даже дойти рука об руку до автобуса после этого. Но он не рассчитывал, что их водитель будет таким приверженцем правил, и теперь он вместе с остальными одноклассниками, затаив дыхание, наблюдал, как Минхо повернулся, остановившись, как только его взгляд упал на потного, хрипящего Джисона на некотором расстоянии. Сынмин прикусил губу, рассеянно сжимая пальцы Хенджина в крепкой хватке, когда волна предвкушения захлестнула его, когда он увидел Минхо, бегущего обратно к Джисону. «Давай, Минхо-хен.» Его внутренний призыв был усилен некоторыми из его более громких одноклассников, которые почти наполовину высунулись из окон и скандировали то же самое. — Почему Минхо-хен просто не возьмет его или что-то в этом роде? — Сынмин поинтересовался вслух, когда Минхо остановился перед Джисоном, явно колеблясь. Даже с такого расстояния Сынмин знал, что Хан, вероятно, кричал Минхо, чтобы тот бежал, вместо того, чтобы стоять как идиот, все время спотыкаясь и задыхаясь. — Минхо-хен не будет просто так поднимать Джисона, хотя он явно этого хочет. Он придерживается какого-то своеобразного понятия об уважении личного пространства людей, — Хенджин объяснил с оттенком недоверия, прежде чем бросить подозрительный взгляд на Сынмина. — Что ты вообще пытаешься сделать? Только не говори мне, что ты… — Конечно, я пытаюсь свести их вместе, — Сынмин закончил предложение Хенджина, выразительно посмотрев на него. — Минхо-хен слишком джентльмен, и я знаю, что он не сделает и шага вперед без явного разрешения Джисона. И Хан-и слишком туп, чтобы осознать силу своих чувств к Минхо-хену, и предпочел бы продолжать делать его наброски в своем блокноте вместо того, чтобы что-то предпринимать. Им просто нужен катализатор, чтобы двигаться вперед, и я даю им только это, — решительно закончил Сынмин, пожимая плечами, как будто желая стряхнуть с себя чувство вины, навалившееся на них. — Я знал, что этот маленький засранец влюблен в Минхо-хена. Я просто знал это, — прошептал Хенджин со своей стороны, недоверчиво качая головой, и почти вздрогнул, когда почувствовал на себе холодный взгляд Сынмина. — Джисон — мой лучший друг, — мускул на челюсти Кима дернулся от раздражения, когда он продолжал косо смотреть на Хенджина. — И не думай, что я не знаю о том маленьком трюке, который ты выкинул в художественном отделе. Извинись перед Джисоном, пока я не врезал тебе за это. — Ладно, ладно. Успокойся. Я извинюсь перед этим маленьким… я имею в виду, Джисоном, хорошо? — сказал Хенджин, потирая большими пальцами тыльную сторону рук Сынмина, чтобы заставить его расслабиться. — Смотри, смотри. Кажется, Минхо-хен наконец-то что-то делает. Ли, верный тому, что сказал Хенджин, колебался рядом с Джисоном и пытался рационально обдумать дальнейшие действия, чувствуя, как адреналин бурлит в его крови. Между ними и автобусом было по меньшей мере сто метров, и, судя по тому, как Джисон потел и задыхался, он определенно собирался потерять сознание в течение следующих десяти метров. Минхо не хотел снова ставить Джисона в неловкое положение, но и уходить без него тоже не хотел. — Что ты делаешь? Беги! — Хан закричал и толкнул Минхо, пытаясь заставить его продолжать бежать. У Джисона не было ни кислорода, ни времени, необходимых, чтобы обдумать причину колебаний Минхо, а жгучая боль, пронзающая мышцы ног, только заставляла его хотеть кричать от отчаяния. — Мы опоздаем на автобус, идиот! Ли еще секунду или две спотыкался, хмурясь от нерешительности, ясно читавшейся в каждой черте его лица, прежде чем он, наконец, остановился и укрепил свою решимость. Минхо привык выдерживать бурю гнева и недоверия Джисона и знал, что сможет справиться с последствиями. Но прямо сейчас главным приоритетом старшего было посадить их обоих в автобус до того, как он уедет. Они всегда могли бы взять такси или другой городской автобус до Намвона, если бы их действительно бросили, но Минхо подозревал, что такая ситуация, вероятно, заставила бы Джисона чувствовать себя более неловко и виноватым, чем он уже был. Самое главное, хотя Минхо знал — и подозревал, что Джисон тоже знал, — что он мог бы добраться до автобуса вовремя, если бы побежал, Ли не хотел оставлять Джисона позади. Он пообещал Хану, что будет уважать его решение, и это обещание все еще оставалось в силе, но Минхо не хотел становиться еще одним человеком, который оставил Джисона бороться в одиночку. Нет, если он мог с этим справиться. Минхо повернулся к Хану и быстро перекинул маленькую, объемистую сумку Джисона на свое плечо. — Послушай, не обижайся, но ты явно не бегун, — выдохнул Минхо, пытаясь не дать своей решимости поколебаться, когда брови Джисона взлетели вверх и исчезли в челке, — и я заранее приношу извинения, если это доставляет тебе неудобство. Поэтому, пожалуйста, прости меня за это. — Простить тебя за… — смущенное заикание Джисона сменилось паническим вздохом, когда Минхо наклонился, просунул руки под колени и плечи Хана и без усилий поднял его на руки в считанные секунды. Младший вцепился в плечи Минхо обеими руками, поскольку страх упасть лицом на асфальт смешивался с адреналином, который уже бушевал в нем. — Не волнуйся. Я не позволю тебе упасть, — сказал Минхо, подхватывая Джисона на руки, прежде чем броситься к автобусу со всей скоростью, на которую был способен, чувствуя себя ртутью, доводя свое тело до физических пределов. — Просто держись крепче… в хватке, — сказал он, посмотрев на Хана раз и прилив энергии пробежала по его телу, когда он почувствовал, что хватка на его плечах напряглась. — Это так неловко, — пробормотал Джисон, и жар разлился по его и без того потному и красному лицу, когда он услышал звуки далеких аплодисментов из автобуса, смешивающиеся с ритмичным стуком шагов Минхо, уже отдававшихся эхом в его ушах. Хан покрепче ухватился за ремень сумки, перекинутой через плечи Минхо, прежде чем бросить быстрый взгляд на лицо Ли, с которого капал пот, очень похожий на его собственный. Но у старшего было стоическое и отстраненное выражение лица, губы были решительно сжаты, и Джисон не мог не чувствовать себя дураком, поскольку его сердце продолжало бешено колотиться в груди, даже несмотря на то, что он больше не бежал. Чего он ожидал? Что Минхо будет хандрить и всегда бросать на него украдкой нервные взгляды, как в первый раз, даже после того, как он так решительно отверг его? Ли явно продвинулся дальше, и дела у Джисона, а также у его мозга шли хорошо. Он почти перестал рассеянно рисовать лицо Минхо, как какой-нибудь влюбленный идиот, вместо того, чтобы учиться. Его сердце почти перестало так сильно сжиматься, когда Хан обменялся натянутыми, сердечными улыбками с Ли, когда они проходили мимо друг друга. Ему наконец удалось избавиться от своих запутанных чувств к Минхо — по крайней мере, от части из них, — но теперь какая-то невидимая сила природы буквально бросила его обратно в объятия старшего и свела на нет все его предыдущие попытки сохранить самообладание, вернув его разум и сердце на круги своя. Чувство вины и смущения пронзило его тело, когда Джисон понял, что Сынмин, вероятно, тоже был в том автобусе, без сомнения, наблюдая за всем этим. Несмотря на то, что именно Ким пытался убедить его дать Минхо шанс, Джисон не мог избавиться от чувства раскаяния, запечатлевшегося в каждой частичке его мозга. В том, что произошло, не было ничьей вины, Сынмин говорил ему об этом миллион раз после этого, но для Джисона все это было похоже на катастрофу, вызванную его собственными ошибками. «Сынмин, пожалуйста, не смотри.» Тем временем Ким мечтательно вздохнул, когда увидел, как Минхо наконец взял Джисона на руки. Несмотря на то, что они спешили, у Сынмина было безумное желание спуститься в автобус и сфотографировать их. Он был так неправ. Отличная оценка не могла исцелить все. Однако, наблюдать, как его лучший друг краснеет от смущения в объятиях того, по кому так явно тосковал — теперь в этом было определенное исцеляющее свойство. Хенджин, с другой стороны, не пропустил мечтательный вздох, сорвавшийся с губ Сынмина. — Тебе нравятся подобные вещи? — спросил Хван, нахмурившись в замешательстве от довольного выражения лица Сынмина. — Да, конечно. Это романтично, — сказал Ким, пожимая плечами в объятиях Хенджина. — Это заставляет твое сердцебиение сходить с ума, а голос становиться писклявым… Он даже не закончил предложение, когда прижатие тела Хенджина к его собственному — которое Ким начал находить тревожно успокаивающим по причинам, которые он проанализирует позже, — внезапно исчезло вместе с хваткой Хенджина на его руках. По лицу Сынмина пробежала хмурость, и он как раз собирался бросить вопросительный взгляд в сторону Хенджина, но все его безответные опасения исчезли, сменившись явной паникой и удивлением, когда Ким почувствовал, как руки скользнули под его колени и обняли за плечи. В следующее мгновение Хенджин поднял его на руки, и сердце Сынмина дрогнуло, как будто его только что сбросили с самой высокой точки американских горок. Его руки дрогнули, и он изо всех сил вцепился в шею Хенджина, полностью уверенный, что тот собирается его уронить, в то время как Хван только ухмыльнулся ему тем самодовольным, приводящим в бешенство образом, который всегда приводил в замешательство разум Сынмина. — Твое сердцебиение стало совсем сумасшедшим, а голос — писклявым? — прошептал Хенджин, крепче прижимая к себе Кима. — Я… — пропищал Сынмин, становясь все более и более подавленным, когда все в автобусе обратили на них свое внимание, направляя свои приветствия и хлопки в их сторону. — Давай, Хенджин! — кто-то крикнул, в то время как кто-то другой взвизгнул, — Хенджин, пятьдесят приседаний, прямо сейчас! — Хенджин! — голос профессора Бана прорезался сквозь все одобрительные возгласы, резкость пронзила их, как лезвие. — Отпусти Сынмина и займи свои места! Хаос только начал немного утихать, когда Хенджин осторожно опустил Сынмина на землю, но он поднялся снова, когда Минхо и Джисон, наконец, забрались в автобус, обливаясь потом и тяжело дыша. Профессор Бан прижал руку ко лбу, его восторженная улыбка полностью исчезла, когда студенты зааплодировали, засвистели и захлопали, и какофония шума пробилась сквозь рев двигателя, когда автобус неторопливо направился к главным воротам. Это должно было стать катастрофой.

***

Вопреки опасениям и серьезным ожиданиям профессора Бана, остальная часть поездки на автобусе прошла без происшествий. Подавляющее большинство студентов, включая Хенджина, задремали через несколько минут, убаюканные ровным гулом двигателя и прохладным осенним ветерком, проникающим в открытые окна. Они проезжали по сельской местности, заполненной зелеными фермами, простирающимися насколько хватало глаз и усеянными цветущими полями цветов, и Сынмин поерзал на своем сиденье, пытаясь сосредоточиться и расслабиться в этом приятном пейзаже. Но было трудно обрести хотя бы каплю покоя, когда Ким чувствовал дыхание Хенджина на своей шее, синхронное с подъемом и опусканием груди старшего, прижатой к боку Сынмина. Чтобы сделать все в сто раз хуже, Хенджин лениво положил руку на обтянутое джинсами бедро Сынмина, и не важно, сколько раз Ким отталкивал ее, тот всегда находил способ вернуться к ней. Хенджин, однако, мирно спал на плечах Сынмина, в блаженном неведении об убийстве, которое младший замышлял в своем мозгу. Сынмин был почти готов оттолкнуть Хенджина, хотя бы для того, чтобы самому обрести покой, но было жестоко просто позволить Хвану болтаться у прохода. Что, если он упадет, разобьет голову, а затем решит подать в суд на Сынмина за нападение? У Кима не было лишних денег, поэтому он просто оставил его в покое. Сынмин обернулся, вытягивая голову над сиденьями, чтобы посмотреть на Джисона, сидящего на самом заднем сиденье. Он слегка беспомощно надул губы, как только поймал его взгляд, прежде чем одними губами произнести: — Прости, я занял тебе место, но Хенджин просто… — он разочарованно указал на поникшую фигуру Хенджина, пытаясь глазами извиниться, но Джисон пожал руку. — Не волнуйся, мне и здесь хорошо, — одними губами произнес Хан в ответ, указывая на то место, где он сидел у окна рядом с Минхо. — Я слышал, что он… — Джисон указал на Хенджина, прежде чем продолжить, — …поднял тебя? Каково это было? Сынмин закатил глаза, показывая большой палец вниз, хотя воспоминание о том, как его поднимал на руках Хенджин, все еще вызывало у него бесполезное головокружение. — Вру-нишка, — Джисон одними губами произнес в ответ, намеренно произнося это слово, как будто знал, что Ким визжит внутри. Скорее всего, так оно и было. — А как же ты? — прошептал Сынмин, пытаясь сделать незаметный жест в сторону Минхо, который полностью проснулся и тщательно пытался игнорировать безмолвный обмен репликами, происходящий перед ним. Джисон быстро незаметно взглянул на Минхо, прежде чем переключить свое внимание на Сынмина. — Я не знаю, — Джисон молча признался, пожимая плечами, когда Сынмин в ответ хлопнул себя ладонью по лбу. — Теперь отвернись, — Хан продолжил, сделав вращательное движение пальцем, и Ким пораженно фыркнул, прежде чем снова перевести взгляд вперед. — Ты в порядке? — спросил Минхо со стороны Джисона, мгновенно занервничав, когда растерянный взгляд Хана метнулся к нему. — Я имею в виду, — сказал Минхо, указывая на сиденье, — у тебя достаточно места? Я случайно не прижимаюсь к тебе или что-то в этом роде? — Нет, нет. Я в порядке, — Джисон развеял свое беспокойство взмахом руки. — На самом деле, у меня более чем достаточно места. Минхо подвел Джисона к креслу у окна, и Хан плюхнулся, не особо задумываясь. Но когда дымка усталости рассеялась и он вдохнул достаточно кислорода, чтобы перезапустить свой мозг, понял, что Минхо предоставил ему место у окна, чтобы ему не приходилось иметь дело с сонными студентами и их сонными привычками. Ли также стратегически положил руку на сиденье между ними, чтобы случайно не врезаться в Джисона каждый раз, когда автобус кренится или делает резкий поворот. — Ты можешь придвинуться немного ближе, если хочешь? — предположил Джисон, чувствуя себя немного виноватым, когда увидел, как кто-то прижимается к плечу Минхо во сне, но мгновенно съежился, когда понял, насколько дерзко это, вероятно, прозвучало. — Я имею в виду, — продолжил Джисон, указывая на группу сонных студентов по другую сторону от Минхо. — Я знаю, тебе не нравятся люди, вторгающиеся в твое личное пространство, поэтому я имею в виду, что ты можешь придвинуться немного ближе. Места более чем достаточно. Брови Минхо сошлись на переносице, в его темных глазах ясно читались удивление и тревога. — Ты уверен? Я не хочу ставить тебя в неловкое положение или что-то в этом роде. Тебе, наверное, уже неудобно с… — он сделал паузу, позволив невысказанным словам повиснуть в воздухе между ними. «Тебе, наверное, уже неудобно сидеть рядом со мной.» Джисон сглотнул, пытаясь сказать что-нибудь, чтобы убрать озабоченное выражение с лица Минхо, прежде чем сдаться и подвинуться немного ближе к окну. — Мне не некомфортно, — сказал он, похлопав по сиденью между ними. — Так что можешь подойти поближе. Я имею в виду — просто устраивайся поудобнее. «Боже, почему это звучало нормально в его голове, но так странно вслух?» Если Минхо и нашел что-то странное в этом заявлении, он никак это не прокомментировал. Ли мягко поправил голову студента, пускающего слюни у себя на плече, откинув ее на спинку сиденья, прежде чем немного подвинуться к Джисону. Его пальцы случайно коснулись руки Хана, когда он это делал, и младший вздрогнул от неожиданности, быстро убрав руку обратно к себе на колени. — Прости, это была ошибка, — сказал Минхо, сжимая пальцы своей руки, когда по его коже пробежали мурашки от прикосновения к коже Джисона. — Нет, все в порядке. Я был просто удивлен, вот и все, — Хан прервал его извинения, успокаивая его легкой улыбкой, потирая тыльную сторону своей руки, чтобы рассеять скопившееся там тепло. Некоторое время они сидели в тишине: Джисон не отрывал взгляда от окна, внезапно почувствовав большой интерес к коровам и свиньям на фермах, а Минхо бездумно листал свой телефон, пытаясь выглядеть занятым, прежде чем, наконец, спрятать его обратно и повторить весь процесс снова. — Эм… — начал Джисон, все еще, казалось, очень заинтересованный животными, и нервно почесал нос, прежде чем взглянуть на Минхо. — Спасибо за ранее. Спасибо за выбор — я имею в виду, за помощь мне. И прости, что накричал и назвал тебя идиотом. — Все в порядке. Все было приятно — не за что, — сказал Минхо, прочищая горло, прежде чем сделать глубокий вдох и слегка улыбнуться Джисону. Губы Джисона тоже растянулись в легкой, мимолетной улыбке, но в этой улыбке были следы тепла, которого Минхо отчаянно искал с того раза в закусочной, когда Хан улыбнулся ему. Ли позволил своим глазам побродить по обращенному к нему лицу младшего на секунду или две дольше, и боль в конечностях почти исчезла, когда он наблюдал, как Джисон сияет под теплыми солнечными лучами, проникающими через стеклянное окно.

***

— Что, если спустя столетия после твоей смерти кто-нибудь решит создать подобный музей из твоих наполовину написанных черновиков? — Джисон прошептал себе под нос, уже ухмыляясь, когда Сынмин непроизвольно фыркнул в ответ, задержав руки над блокнотом. — Если бы это случилось, я, вероятно, целую вечность переворачивался бы в могиле, слишком смущенный, чтобы даже преследовать человека, стоящего за таким унижением, — Сынмин прошептал в ответ, и Джисон хихикнул над его ответом, представив друга мстительным призраком, замышляющим убийства надоедливых людей после его смерти. — Что, если… — начал Сынмин, не сводя глаз с мистера Ха, прежде чем быстро бросить косой взгляд на Джисона, — кто-то решил сделать музей из твоих выброшенных эскизов? — Тогда это был бы самый тревожный музей всех времен, — ответил Джисон, слегка пожимая плечами. «Мне даже не пришлось бы никого преследовать. Просмотр моих выброшенных набросков был бы достаточным наказанием. Ким игриво подтолкнул Джисона локтем в плечо в ответ, вызвав усмешку, но их улыбки быстро исчезли, сменившись мрачным выражением, когда они почувствовали резкую напряженность стального взгляда мистера Ха в их сторону. Хотя студентов с других факультетов, присутствовавших на экскурсии, не обучал мистер Ха, профессор корейской литературы, для всех них было очевидно, что мистер Ха не потерпит никакого неуправляемого поведения, даже от тех, кто не был знаком с его строгими методами преподавания. Несмотря на то, что он никогда не видел их вместе, Джисон подозревал, что мистер Ха и мистер Пак, профессор искусств, вероятно, были лучшими друзьями, совместно изобретающими новые способы мучения своих учеников. Выйдя из автобуса около часа назад, все восемьдесят студентов столпились вокруг мистера Ха в просторном вестибюле Литературного Музея Ким Соволя, построенного на месте рождения выдающегося и любимого корейского поэта с тем же именем. Артефакты, относящиеся к его жизни и поэзии, были выставлены в стеклянных витринах, расположенных по всему одноэтажному зданию, их значимость, по-видимому, усилилась после лекции, которую мистер Ха читал последние полчаса. Поддерживая свою репутацию образцового ученика, Сынмин тщательно записывал слова мистера Ха в маленькую записную книжку, убежденный, что их проверят по этому поводу в финале, но через сорок минут он почувствовал, что его глаза опускаются, а внимание рассеивается. После воссоединения с Джисоном, как только они вышли из автобуса, Сынмин потерял Хенджина из виду, который растворился в большой толпе своих друзей и фанатов. Он пытался тонко определить точный оттенок и стиль длинных волос Хенджина или мельком увидеть его самодовольную ухмылку, но независимо от того, насколько сильно он вытягивал шею или вставал на цыпочки, его усилия не дали ему ничего, кроме удивленной, вопросительной усмешки Джисона. Хотя это было прекрасно. Не то чтобы Сынмин умирал от желания быть рядом с Хенджином, как все остальные его фанаты. Во всяком случае, отсутствие Хенджина оказалось полезным для его сердца и мозга, которые успокоились достаточно, чтобы позволить ему сосредоточиться на лекции мистера Ха. Хван, должно быть, обнаружил потайной уголок в этом музее и в настоящее время с кем-то целовался, но Сынмин отбросил эту мысль, прежде чем она успела укорениться в его мозгу и заставить его сомневаться в себе — и в Хенджине — больше, чем он уже сомневался. Более того, в его обязанности не входило отслеживать, что делал Хенджин, с кем… — Ищешь меня? — рука мягко обвилась вокруг его талии, и Сынмин вздрогнул, когда лицо Хвана появилось над его плечом, по-видимому, материализовавшись из воздуха с фирменной ухмылкой на лице. — Нет, я не слежу. Ты с ума сошел? — Сынмин попытался говорить ровным голосом и оттолкнул руку Хенджина со своей талии, прежде чем взглянуть на мистера Ха, страх и паника перед возможным выговором кружились в его глазах. Вздох облегчения сорвался с его губ, когда в следующее мгновение мистер Ха завершил лекцию объявлением, что все, что слетело с его губ за последние сорок минут, вошло в программу их выпускных экзаменов. С коллективными стонами и паническими вздохами студенты разошлись по музею, терзаясь сожалениями и сокрушаясь о своем будущем. Сынмин снова перевел взгляд на Хенджина, быстро засовывая блокнот в карман джинсов. — Что ты здесь делаешь? — Просто скучал по тебе, — ответил Хенджин, пожимая плечами, прежде чем быстро сузить глаза, когда его взгляд упал на Джисона. Возможно, это был первый раз, когда он стоял вот так перед Ханом после того случая в художественном отделе, и он пытался придумать, как правильно разговаривать — или даже смотреть — с кем-то, кому он угрожал несколько недель назад. Хенджин знал, что если он хочет встречаться с Сынмином, ему придется помириться с Джисоном, который, вероятно, окончательно одобрит их отношения, но он не знал, что это произойдет так скоро. У него даже не было времени уговорить Сынмина подготовить речь с извинениями от его имени. Прежде чем Хенджин смог схватить Сынмина и увести их, желательно куда-нибудь в уединенное место, Ким схватил его за руку, заставляя повернуться к Джисону, игнорируя его умоляющий взгляд. — Джисон, Хенджин хотел бы тебе кое-что сказать. Хенджин прочистил горло, пытаясь найти утешение в том факте, что Сынмин держал его за руку, а не за шею, и поспешно сочинил извинения, глядя куда угодно, только не на Джисона. — Я… я сожалею, что угрожал тебе в тот день, но, честно говоря, ты действительно плохо справлялся со всей ситуацией. Это было действительно дерьмово с… — слова Хенджина оборвались воплем, когда он почувствовал, как ногти Сыммина впиваются в его плоть, неся в себе явную угрозу. — Я имею в виду, я понимаю, что ты сделал все это, чтобы не навредить Сынмину, и я приношу извинения за угрозы тебе и за то, что поставил тебя в неловкое положение. Прости. Джисон облизал губы, смущение и вина нарастали в нем вместе с оттенком веселья. В тот день над лицом Хенджина собралось темное облако, как будто Хван собирался не выдержать и заплакать или устроить хаос во всем, что попадало в поле его зрения. Но прямо сейчас он выглядел немного смущенным и очень влюбленным каждый раз, когда его взгляд падал на Сынмина. — Все в порядке. Мы все думали о том, чтобы не причинять вреда Сынмину… каждый по-своему, — Джисон вздохнул, одарив Хенджина легкой, неловкой улыбкой, которая больше походила на гримасу, и Хван заметно расслабился в ответ. — Зачем ты вообще здесь? — спросил Сынмин, убирая руку с плеча Хенджина. — Разве ты не должен быть с Минхо-хеном? Ты пригласил его сюда. Хенджин закатил глаза. — Я пригласил его сюда только ради тебя, когда ты все еще сходил по нему с ума. Теперь я хочу, чтобы ты заботился обо мне, так зачем мне проводить время с Минхо-хеном? Я и так его сосед по комнате. Мы достаточно разговариваем. На самом деле, Хенджин все говорил, а Минхо все слушал, но он был обречен, если Сынмин узнает, что Хван относился к Ли как к своему личному терапевту. Это определенно не подпадало под определение Сынмина о надлежащем поведении соседа по комнате, и Ким, вероятно, заставил бы его взяться за руки и скакать с Минхо, как детсадовцев. — Кстати, где Минхо-хен? — тихо спросил Джисон, вытягивая шею, чтобы мельком увидеть черные волосы Минхо в толпе посетителей музея. После выхода из автобуса Ли исчез с его стороны, вероятно, в попытке не доставлять Джисону еще больше неудобств, чем он уже испытал. — Там, — Хенджин указал в дальний конец музея, и Джисон со смущающей скоростью повернул голову, чтобы посмотреть. Его взгляд несколько секунд блуждал по морю голов, прежде чем, наконец, остановился на фигуре, стоящей возле последнего экспоната. Джисон прикусил губу, сдерживая вздох облегчения, угрожающий вырваться при виде знакомого силуэта, но его губы бессознательно скривились в хмурую гримасу, когда Хан увидел, что Минхо был не один. Он разговаривал с девушкой. — Кто это? — Юна из архитектуры, — Сынмин и Хенджин ответили в унисон, закатив глаза, и Джисон забавно фыркнул, услышав их одинаковый тон неодобрения. Джисон снова перевел взгляд на Минхо, странное чувство зародилось в его сердце, когда он увидел, как Юна положила руку на плечо Ли, смеясь над чем-то, что сказал Минхо. Из исследований Сынмина и из своего собственного опыта Джисон сделал вывод, что у Минхо было своеобразное чувство юмора, которое даже вызвало улыбку у Джисона. Люди, более яркие и открытые, чем он, вероятно, находили Минхо веселым. Между тем, взгляд Хенджина несколько мгновений назад отвлекся от Ли, только для того, чтобы он понял, что важная задача требует его внимания, когда его взгляд остановился на профессоре Бан. — Сынмин, я сейчас вернусь, хорошо? — сказал Хенджин, следя глазами за движениями профессора. — Тебе не нужно спрашивать моего разрешения. Иди, куда хочешь, и возвращайся, когда захочешь, мне все равно, — Ким усмехнулся, скрестив руки на груди в знак безразличия. Его фасад мгновенно дрогнул, когда Хенджин повернулся к нему с ухмылкой, выгнув бровь. — Так ты хочешь, чтобы я вернулся? — Просто уходи, — Сынмин застонал, отталкивая его, и глубоко, умиротворяюще вздохнул, когда Хенджин, наконец, ушел. Он знал, что поездка на экскурсию с Хенджином нарушит все его душевное равновесие, но Сынмин никогда не ожидал, что его собственное тело предаст его таким образом. В этот момент у него возникло желание вырвать собственное сердце из тела и потребовать от него прямого ответа. «Люблю ли я Хенджина или нет? Это гнев, разочарование, любовь или я просто изголодался по прикосновениям? Скажи мне прямо сейчас, пока я не сжал тебя — и себя — до смерти.» — Кажется, Хенджин действительно любит тебя, — заметил Джисон, как только Хван отошел за пределы слышимости, следуя за Сынмином, когда они шли к первой выставке. — Да, хорошо. — И что? — Ну и что? Джисон раздраженно вздохнул. — Итак, когда ты собираешься сказать ему, что тоже в него влюблен? Сынмин фыркнул, как будто Джисон только что сделал юмористический комментарий, как ранее. — Я не влюблен в Хенджина, и я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Ким, пытаясь игнорировать размытое отражение своего собственного покрасневшего лица, смотрящего на него со стеклянной поверхности. — Знаешь, иногда ты бываешь по-настоящему тупым, — сказал Джисон, скрестив руки на груди и покачав головой. — Ты в последнее время обращал внимание на свое лицо? Ты не можешь перестать краснеть, когда находишься рядом с Хенджином, ты продолжаешь искать его, когда его нет рядом, и твои глаза всегда загораются, когда ты наконец видишь его, даже если ты намеренно закатываешь их после. Хочешь, я расскажу тебе больше? Сынмин сжал губы в твердую линию, позволяя волне смущения захлестнуть его, прежде чем, наконец, вздохнуть и развести руками в знак поражения. — Ладно, хорошо. В последний раз говорю, я не влюблен в Хенджина, но я что-то чувствую рядом с ним. Что-то странное, что-то, что заставляет мое сердце биться громче и быстрее, а мозг — размягчаться… — Это называется любовью, — Джисон невозмутим, а Сынмин закатил глаза, явно не очень довольный тем, что его монолог прервали. — Но подумай вот о чем, — начал Сынмин, подняв палец, чтобы пресечь дальнейшие комментарии Джисона, — что, если Хенджин делает это на спор? Что, если… — продолжил Ким, полностью осознавая, что Хан смотрит на него так, словно он внезапно сошел с ума, — …Хенджин поспорил со своими друзьями, что я влюблюсь в него? Ты знаешь, истории, в которых мудак пытается соблазнить ботаничку за сотню долларов, спит с ней, а затем разбивает ей сердце. Что, если, не дай Бог, я попадусь в ловушку соблазнения Хенджина и в конечном итоге потеряю девственность? Что тогда, а? Хенджин получит свои сто долларов, а с чем останусь я? Разбитое сердце, вот с чем. Не было ни слова — ни реакции — которое подходило бы для такого истеричного бреда, как этот. Джисон закрыл глаза, сделал глубокий вдох, прежде чем снова открыть их, только чтобы увидеть самодовольное выражение лица Сынмина, как будто он только что разгадал тайны самой вселенной. Хан знал, что его друг не уверен в себе, но это — это было просто безумием. — Сынмин-а, — Джисон нежно взял Кима за руки, хотя ему хотелось встряхнуть его, пока вселившийся в него дух безумия не улетучится. — Ты знаешь — и я знаю — что Хенджин никогда бы так с тобой не поступил. Он пытался уберечь твое сердце от разрыва, даже зашел так далеко, что угрожал мне. Он прислал тебе эти горшки с цветами лаванды и ароматические свечи, потому что знал, что ты можешь переусердствовать и заработать себе головную боль. Он заботится о тебе, Сынмин, и я знаю, ты это видишь, как бы сильно ты ни пытался это отрицаться. Сынмин прикусил губу, горло сжалось от слов Джисона. — Что я должен делать? Я знаю, что он заботится обо мне, но я не думаю, что заслуживаю заботы от кого-то вроде него… — Перестань так говорить. Перестань так думать, — Джисон слегка встряхнул Сынмина. — Позволь заботиться о себе. Позволь кому-то любить тебя… просто делай то, что кажется естественным. Не думай об этом так много. — Что, если я не смогу любить Хенджина так, как он утверждает, что любит меня? Что, если я не оправдаю его ожиданий или после этого он сочтет меня раздражающей? Что, если он уйдет? — Тогда прими это и постарайся двигаться дальше, — Джисон вздохнул, крепче сжимая плечи Сынмина, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Это не выдумка, Сынмин. Это твоя жизнь. Ты не можешь ожидать, что все произойдет именно так, как ты хочешь… — Хан почувствовал, как у него самого сжалось горло, фотографии с доски объявлений его брата вспыхнули в его мозгу, — но если ты не дашь жизни шанс, как ты найдешь свое «долго и счастливо»?

***

— Профессор Бан, — певучий голос Хенджина заставил профессора вздрогнуть, его разум уже опасался взаимодействия с Хваном, которое обязательно было связано с чем-то бессмысленным, но Чан повернулся, чтобы посмотреть на студента со своей ободряющей улыбкой на лице. — Да, Хенджин? Хван остановился прямо перед профессором, сцепив руки за спиной, как примерный студент, но ухмылка на его лице выдавала его, возможно, злые намерения. — Профессор, я хотел спросить, разработали ли вы уже план размещения в комнатах? — Конечно, у меня все есть, Хенджин, — сказал Чан, используя свой терпеливый голос, который он приберегал для таких студентов, как Хенджин. — Все живут в парах со своими лучшими друзьями. — Я знал, что вы это сделаете, профессор. И я могу сказать вам, что вы совершаете большую ошибку, — Хенджин цокнул языком, качая головой и глядя на профессора с тем же разочарованным выражением, которое использовал в отношении него профессор Бан. — И в чем я совершаю большую ошибку, Хенджин? Пожалуйста, просвети меня, — ответил Чан, уже переходя к следующему экспонату. Хенджин украдкой огляделся вокруг, прежде чем понизить голос до шепота: — Вы же знаете, что студенты привезли в эту поездку своих любовников, партнеров и еще много чего, верно? Вы не можете поместить их вместе в комнате! Вы знаете, что произойдет, если вы заселите их вместе в комнате? — Что будет, Хенджин? — Хаос. Месяцы бумажной работы, долгие встречи с дисциплинарным комитетом, сокращение зарплаты. Возможно, даже увольнение с работы, — сказал Хенджин, используя все слова, которых, как он подозревал, педагоги боялись и старались избегать. Лицо профессора Бэнга нахмурилось. Несмотря на все драматические жесты, в словах Хенджина был смысл, и Чан скрестил руки на груди, думая о возможном маршруте, который не привел бы ни к одной из ситуаций, упомянутых Хваном. — Так что ты предлагаешь мне сделать? Хенджин ухмыльнулся. Это был вопрос, которого он ждал, кульминация всех его усилий. — Нарушьте порядок. Объедините в пары людей, которые не ладят, — предположил Хенджин, полностью осознавая, что он может навлечь на себя гнев всех своих одноклассников, если кто-нибудь из них пронюхает об этом тонком намеке. — Для начала я предлагаю вам объединить меня и Сынмина. И объединить наших лучших друзей, Джисона из художественного и Минхо из архитектурного. — Это странно специфично. Почему ты хочешь жить в одной комнате с Сынмином? Хенджин пожал плечами, изображая беспечность. — Я предлагаю это только для вашей пользы, профессор. Вы знаете, что мы совсем не ладим. В лучшем случае, возможно, мы бы начали ладить после этой поездки, и вам больше не пришлось бы сталкиваться с беспорядками в вашем классе. В худшем случае Сынмин убьет меня во сне, и тогда вам больше не придется сталкиваться с беспорядками в своем классе. Беспроигрышный вариант. Профессор Бан на мгновение задумался над предложением Хенджина, прежде чем спросить: — А что насчет этих Джисона и Минхо? Зачем ты собираешь их вместе? Хенджин пренебрежительно махнул рукой. — Они наши друзья, а также соседи по комнате. И едва знают друг друга, поэтому я подумал, что сведение их вместе поможет им познакомиться. — Я… я подумаю над твоим предложением, — профессор Бан, наконец, сказал, и Хенджин низко поклонился в ответ. — Я уверен, что вы примите правильное решение, профессор, — сказал Хван, одарив профессора своей невинной улыбкой, прежде чем уйти с ухмылкой на лице. Его ухмылка стала только шире, когда он увидел, что Минхо пялится на выставку в углу, где не видно ни Юны, ни кого-либо еще, и быстро обнял Ли за плечи. — Привет, Минхо-хен. — Привет, Хенджин, — сказал Минхо, искоса взглянув на Хвана, прежде чем снова переключить свое внимание на стеклянную витрину. — Ты наконец-то со мной разговариваешь? Хенджин убрал руку с плеч Минхо, глубоко вздохнув. Отсутствие разговоров с Сынмином в течение четырех дней сказалось на нем, и точно так же, как и все остальное, Хенджин свалил часть этой потери на и без того убитого горем Минхо, зайдя так далеко, что ошибочно обвинил его в разрушении всего. — Мне жаль… — начал Хенджин, и было легче найти слова, чтобы извиниться перед Минхо, чем перед Джисоном. — Мне действительно не следовало рассказывать тебе все это. Ты всегда выслушиваешь все мои глупые проблемы, и мне действительно жаль, что я повернулся к тебе спиной, когда тебе нужно было, чтобы кто-то сделал то же самое. Минхо взглянул на него, на его губах заиграла веселая улыбка. — Почему ты вдруг извиняешься? Я же сказал тебе, что не против тебя послушать. Я знаю, ты переживал трудные времена. Хенджин пожал плечами, потирая затылок. — Я знаю это, но я чувствую, что принимаю тебя как должное. И, наверное, я немного завидую, — он замолчал, неопределенно указывая в каком-то направлении, и потребовалось несколько минут, чтобы понять, что Хенджин указывает на Сынмина и Джисона, которые стояли у края экспонатов, о чем-то болтая. Минхо позволил своему взгляду задержаться на Джисоне еще на несколько секунд, прежде чем перевести его обратно на Хенджина. — Просто чтобы ты знал, я не могу так много говорить, — сказал он, удивленно приподняв брови. Хенджин ухмыльнулся в ответ и снова обнял Минхо за плечи. — Я не против! Просто пообещай, что придешь ко мне, если у тебя возникнут какие-то проблемы, и не будешь хандрить в одиночестве, — сказал Хенджин, протягивая мизинец в сторону Минхо, который усмехнулся и немедленно убрал его. — Я не хандрю, — сказал Минхо, закатывая глаза. — Ты хандришь. — Я не хандрю. Я в полном порядке. Хенджин опустил руки вдоль тела и подтолкнул Минхо локтем в плечо. — Просто чтобы ты знал, Джисон тоже тоскует по тебе, — как и ожидалось, Минхо бросил недоверчивый взгляд в его сторону, и Хенджин отмахнулся. — Я не хочу рассказывать все это, потому что, вероятно, не мое дело говорить, но Джисон хандрит — возможно, тоскует — по тебе. — Джисон не выглядит так, будто он хандрит — или тоскует — по мне. Каждый раз, когда Минхо видел Джисона после того случая в архитектурной студии, Хан либо слегка вежливо улыбался ему, либо был слишком занят разговором с каким-нибудь синеволосым парнем, чтобы даже заметить его. Было очевидно, что Джисон двинулся дальше — если ему вообще было от чего двигаться дальше — и Минхо нужно было сделать то же самое. Хенджин закатил глаза. — Не все такие хандрящие, как ты, хорошо? Ты бормочешь и хнычешь во сне всю ночь. Сначала это было о чем-то, чего я не понимал, теперь это о Джисоне. Минхо отшатнулся от неожиданности, его лицо вспыхнуло от редкого смущения. — Я не бормочу и не хнычу! — Ты любишь, — ответил Хенджин, беспечно пожимая плечами. — И как твой сосед по комнате, я обязан что-то с этим сделать. Так что просто иди и поговори с ним, Минхо-хен. Ли покачал головой и перешел к следующему экспонату. — Я уже сбился со счета, сколько раз он отвергал меня. На данный момент это было бы обычным домогательством, если бы я еще раз побеспокоил его. — Ну, это не домогательство, если вы оба нравитесь друг другу, — объяснил Хенджин, про себя задаваясь вопросом, подпадают ли его собственные действия по отношению к Сынмину под слово «домогательство». Он случайно не домогался Сынмина? Чувствовал ли тот, что Хван домогается его? Но Ким уже отправил бы его в дисциплинарный комитет, если бы это было так. Верно? — Насколько я могу судить, Джисон чувствует себя некомфортно в моем присутствии, — возразил Минхо, отвлекая внимание Хенджина от его собственного замкнутого круга. — И, насколько я знаю, я ему не нравлюсь. — Так что ты собираешься делать со всей этой любовью? Позволить ей умереть? — спросил Хенджин, пытаясь найти ответ на свою собственную внутреннюю борьбу. — Я не знаю, — пробормотал Минхо и ушел, прежде чем Хенджин смог остановить его снова. Или дать ему еще какие-нибудь ложные надежды.

***

Не прошло и минуты с тех пор, как Джисон помчался в туалет, как чья-то рука небрежно обняла Сынмина за плечи. Рука, о которой к этому моменту знал Сынмин, принадлежала не Хенджину. — Чего ты хочешь, Уен? — спросил Сынмин, смиренно вздыхая еще до того, как получил ответ. Он знал, зачем Уен здесь. Мир мог вращаться в противоположном направлении, но поведение Уена должно было остаться неизменным. — Мне просто интересно, ты делал какие-нибудь заметки во время лекции мистера Ха? — спросил Уен, хотя прекрасно знал, что Сынмин делал идеальные, точные заметки на протяжении всей сорокаминутной лекции. — Я сделал это, Уен, — Ким ответил скучающим тоном, сосредоточив свое внимание на содержании особенно старой статьи. Это было стихотворение, незаконченное и местами смазанное, и видеть это опечалило Сынмина. Опечалило его настолько, что в его сердце снова затеплились угольки желания писать. Ему, вероятно, следует вернуться к работе над своим романом, возможно, под другим углом, когда у него будет немного свободного времени. — Я хотел спросить, можешь ли ты дать мне эти записи? — Уен продолжил, ничуть не смутившись и, вероятно, не подозревая о незаинтересованности Сынмина в разговоре. — Нет, я не могу. Уен. Уен фыркнул, слегка топнув ногой. — Почему бы и нет? Ты всегда так поступаешь, Сынмин. Ты знаешь, как тяжело мне было вставать утром, а потом не засыпать? — его недовольную тираду прервало похлопывание по плечу, Уен обернулся и увидел, что Хенджин стоит позади него с совершенно взбешенным выражением на лице. — Двигайся, — Хенджин махнул ему рукой, чтобы он уходил, но Уен только посмотрел на него с явным замешательством. Хенджин вздохнул, отрывая взгляд от того места, где рука Уена слегка покоилась на плече Сынмина. — Уходи. Сан ищет тебя. Уен вздохнул, убирая руку от Сынмина. — Тебе следовало сказать это раньше, Боже, вместо того, чтобы делать такое страшное лицо, — он покачал головой и ушел, вероятно, искать Сана. — Я не понимаю, как люди могут быть такими навязчивыми все время. Им следует научиться разговаривать на приличном расстоянии, — сказал Хенджин, хмуро глядя на удаляющуюся фигуру Уена. — Ты сейчас серьезно? — спросил Сынмин, многозначительно глядя вниз, где рука Хвана обвилась вокруг его талии, прижимая его к боку Хенджина. — Что? Я всегда серьезно отношусь к тебе, — сказал Хенджин, как будто оскорбленный вопросом Сынмина. — Знаешь… — сказал Хван, потирая большим пальцем бок Сынмина, когда Тот снова зашагал, сокрушенно качая головой, — …Я кое-что сделал. Ким бросил на него пристальный взгляд, глаза его уже сузились от подозрения, и он изо всех сил пытался мыслить рационально, когда рука Хенджина лежала у него на талии. — Что ты сделал? — спросил он тоном, пронизанным любопытством и опасением. Хенджин крепче обнял Сынмина за талию, стараясь не злорадно хихикать, вспоминая, как хорошо он представил свои «предложения» профессору Бану. Хван ограничился самодовольной ухмылкой и тихо прошептал: — Я кое-что сделал, чтобы помочь Джисону и Минхо сблизиться. Ты, наверное, поцелуешь меня от счастья, когда узнаешь, что это.