***
Хенджин так устал жить в неопределенности. Это чониново «когда-нибудь», кажется, планомерно разрушает его жизнь, потому что Хвану очень, очень хочется узнать, что за проблемы у младшего. Но чтобы давать партнеру пространство — а Хенджин уверен, что, если он покусится на личные границы Чонина, то навсегда потеряет шанс на отношения, которых жаждет, — Хван молчит. Не лезет с расспросами, хотя хочется Чонина просто поймать в крепкое кольцо рук и не выпускать: чтобы даже не пытался сбежать от вопроса. Хенджин потихоньку даже начинает строить безумные теории, когда в очередной раз возвращается в общежитие после гона. Он провел три дня в отеле для альф и, ему немного неловко это признавать, на протяжении этого времени он, когда использовал игрушки, думал только о Чонине. Потому не увидеть младшего в общежитии для Хенджина странно. Феликс говорит, что он все еще в отеле для альф, хотя по датам это не сходится. Гон у Чонина начался на два дня раньше, чем у Хенджина, потому младший точно должен быть уже в порядке. Циклы в стае обычно если и не совпадали полностью, то явно стремились к этому. Минхо, чей цикл начался в один день с чониновым, уже давно вернулся и на закономерный вопрос Хенджина только пожимал плечами: — Хенджин-а, — хитрая улыбка на губах, — кому как не тебе следить за гормональным фоном Чонина. — Ты точно не замечал каких-то проблем у него в последнее время? — Да нет, — Минхо развел руками. В дурацком переднике с котами, с хвостиком на голове и лопаткой в одной из рук он выглядел презабавно. — У него же с самого начала гоны долгие были. На плите шкворчало, и кухня наполнялась просто потрясающим ароматом. Хенджин совершенно не пожалел о внезапно появившемся в нем желании проведать комнату Чонина, чтобы немного по-извращенски вдохнуть легкий остаточный запах. Для успокоения альфьей части очень хотелось прижаться к запаховой железе Чонина, но валяние в чужой постели сделало это желание менее навязчивым, хотя и не смогло нивелировать полностью. Из приятного было то, что Минхо предложил Хенджину остаться на ужин, потому что приготовил по привычке на четверых. — Ну, я думал, что это потому что его цикл только устанавливался… У меня и самого первый гон неделю длился, но сейчас он вроде как должен был полностью сформироваться как альфа. — И как, Чонин полностью сформировался, — ехидно интересуется Минхо, — как альфа? Тут Хенджин серьезно задумывается. О полном формировании вторичного пола для альфы можно говорить тогда, когда его организм становится готовым дать партнеру узел. Но Чонин ведь не то, что никогда не наполнял Хенджина своим узлом (а он, пожалуй, не был бы против), он в принципе никогда не трахал его — что сам Хван считал большим упущением. Член у Чонина был просто замечательным, и даже только смотря на него, Хенджин постепенно начинал пускать слюнки. Он был длинный и достаточно толстый, чтобы отлично растянуть Хвана изнутри. — Эээ, — замялся он, понимая, что не знает ничего о той ступени альфьего формирования, на которой находился его регулярный сексуальный партнер и — Хенджин надеялся — будущий парень. — Ну, знаешь, — сказал вдруг Минхо, — может, это просто особенность организма? Ну у кого-то плоскостопие, кто-то умеет язык несколько раз сворачивать, а у кого-то гон длится неделю? У всех свои странности. И Хенджин готов согласиться со старшим альфой. Он сразу начинает думать о том, каково было бы переживать то, что сам он выносит с трудом, только в два раза дольше. Интересно, связано ли это с теми проблемами, о которых говорил Чонин? Хенджин надеется, что нет, хотя ответы на свои многочисленные вопросы получить хочет. И услышать твердое «да» в ответ на вопрос «Йенни, ты будешь со мной встречаться?». Ужин в тот вечер действительно очень вкусный.***
Возвращается Чонин через день под вечер. Он выглядит чертовски уставшим, когда Чан воркует вокруг него и наполняет помещение успокаивающими феромонами. Хенджин, честно говоря, почти уверен, что не узнал бы о том, что гон Чонина закончился, если бы не увязался за Ханом, которого Феликс позвал на совместный просмотр фильма. И хотя Хенджина не так уж интересовал фильм, он был не против получить немного объятий. Ну а еще ему нужен был предлог, чтобы заглянуть в комнату к макнэ. Кажется, это начинало походить на одержимость. Хенджин никак не мог понять, почему его так успокаивает запах альфы, тем более младшего, но все внутри наполнялось спокойствием, стоило ему оказаться в комнате Чонина. И Хенджин недоумевает от того, что не замечал этого раньше. Рядом с Чонином было спокойнее, чем с Чаном, выпускающим успокаивающие феромоны. Особенно ярко Хенджин это заметил как раз после того, как хен привез Чонина из отеля для альф. О, как же захотелось сразу метнуться к Чонину и уткнуться ему в шею, а потом, пожалуй, пометить своим запахом, но Чан грозно глянул на Хенджина, словно улавливая его желания. А может, так и было: все-таки он альфа стаи. — Все нормально, он может подойти, — сказал Чонин, улыбаясь и показывая ямочки на щеках. — Ты уверен? — спрашивает Чан, на несколько мгновений прижимаясь к шее Чонина и помечая его запахом. — Теперь точно. Конечно, Хенджин тут же пользуется разрешением, приближаясь к Чонину и поддерживая вымотанного гоном возлюбленного, как бы забирая его у Чана. Внутренний альфа негодует от того, что на Чонине чужой запах — ведь он так хотел почувствовать Чонина сейчас, — но Хенджин старается игнорировать собственнические желания. — Как ты? — спрашивает нежно. — Могло быть и лучше, — вздыхает Чонин, — но я не хочу проводить гон с омегой. — Но почему? — если Чонину так плохо во время гона и он длится так долго, то омега это то немногое, что может ему помочь сократить гон и переносить его легче. К тому же им всем периодически предлагали «омегу для гона», но, насколько Хенджину было известно, никто в группе не использовал это предложение от компании. Чан, кажется, потому что был слишком принципиален, Минхо повезло, что его внутренний альфа не был так уж требователен, а в гон ему больше хотелось заботиться о партнере, чем трахаться. Сам Хенджин слишком давно попал в сети влюбленности, и его мозг и сердце, выбравшие партнера, не позволяли ему смотреть на кого-то другого даже в гон. Или это была какая-то особая магия Ян Чонина? Если так, то Хенджин не возражал. — Из-за тебя, — как-то грустно говорит Чонин, и Хенджину кажется, что он ослышался. Чонин не хочет взять омегу из-за него? Но он сам бегает от Хвана не первый год, сам не раз отказывал в отношениях. Что за ложные надежды. Хенджин хочет высказать все эти мысли, прижать Чонина к стенке и выспросить, что тот имел в виду. Но сделать этого ему не удается. Чонин проскальзывает в свою комнату, закрывая дверь за собой у Хенджина прямо перед носом, перед этим бросая лишь: — Я устал, давай поговорим завтра.***
— Ты действительно никогда не выпускал феромоны рядом со мной? — Хенджин прищуривается. Он часто чувствовал запах Чонина, отголоски его эмоций, но никогда это не было таким уж подавляющим. Конечно, младший ощущался альфой, но не более того. Он признавал иерархию в группе — стае — никогда не пытался поколебать авторитет Чана или Минхо. И даже самого Хенджина как более старшего альфы. Именно поэтому Хвану кажется, что все толки вокруг энигм неправда, ну или, как показывает его личный опыт, лишь преувеличение. Причем сильное. — Нет, — отвечает Чонин, — ни с кем из вас. — Но это же невозможно! — подскакивает Хенджин, взмахивая рукой как-то неопределенно. Он просто не верит, что можно быть настолько сдержанным. — Мы столько эмоциональных скачков пережили вместе… Все мы после концертов страшно воняем альфьими феромонами, — он морщит нос, припоминая, как тяжко находиться рядом с отвыступавшими Минхо и Чаном. Альфья сущность мечется внутри каждый раз, не понимая, нужно ли ей преклонить колено и подставить шею: старший альфа не требует подчинения, но подавляющие феромоны выпускает. После недолгого молчания Хенджин спрашивает: — А когда тебя чуть не исключили? — Тогда я был еще не полностью сформирован, — на лице у Чонина грустно-ностальгическое выражение, — к тому же больше подавляющих феромонов выделяется тогда, когда энигма зол, а я был скорее расстроен и разочарован в себе. Хенджин смотрит с недоверием, у него все еще в голове не укладывается: как Чонину так долго удавалось скрывать свой вторичный пол. — Ну или просто энигмы не так страшны, как о них говорят, — пожимает плечами Хенджин. Чонин приподнимает одну бровь, как бы прося продолжить мысль. — Ну, знаешь, я никогда тебя не чувствовал так, как это обычно описывают. Так что у меня есть сомнение насчет того, что энигмы действительно способны так уж сильно воздействовать на альф. Чонин усмехается. В Хенджине сейчас говорит его альфья сторона, он не хочет признавать, что тот, кто младше, может на самом деле иметь столько власти над ним. Единственный ребенок, звезда школы, ослепительно красивый — Хван Хенджин идеальный альфа. Он привык быть тем, кому подчиняются. И у него в голове не укладывается, что кто-то может его превзойти. Так кажется Чонину, пока он рассматривает лежащего на кровати Хвана. Но тот его приятно удивляет, когда переворачивается на живот и, смущаясь, просит: — Но я бы хотел посмотреть. — Он прячет лицо в ладонях. — Почувствовать тебя… В Хенджине всегда было много любопытства, но сейчас оно могло сыграть с ним злую шутку. Ухмылка сама собой появляется на губах Чонина. Да, ему определенно есть что показать. И, более того, это желание зрело в нем годами. Ему всегда хотелось отпустить себя рядом с мемберами, но с Хенджином особенно, потому что тот был очень чувствителен к чужим запахам. И видя, как он выставляет шею для обнюхиваний Чана, заглушая недовольство своего внутреннего альфы, Чонин не мог не думать о том, что хотел бы посмотреть, как Хенджин покоряется ему. Что-то собственническое и чрезвычайно сильное загоралось внутри каждый раз, стоило Хвану выгнуть лебединую шею. — Ты уверен, что хочешь этого? — спрашивает Чонин, стараясь скрыть волнение в голосе. Хенджин все еще прячет лицо в ладонях. Ему явно неловко из-за своих желаний, но тем не менее он не может их сдерживать. Это Чонин понимает по запаху: нотки томленой сладости, характеризующей возбуждение, потихоньку проникают в хванов аромат. Он слишком хорошо знает его. — Давай словами, — и после небольшой паузы он добавляет, — хен. Хенджин еще какое-то время мешкает, словно прощаясь с остатками гордости. Чонин видит эту борьбу в напряжении чужих плеч. Преклонять голову перед тем, над кем ты всегда возвышался, сложно, но интерес и желание тела сильнее, чем воля внутреннего альфы. — Я уверен, — наконец произносит Хенджин. На несколько мгновений замолкает, но когда ничего не происходит, то решает продолжить, — я хочу почувствовать твои феромоны, Йенни. Тебя… настоящего? На несколько ударов сердца в комнате воцаряется тишина. Почти оглушительная — Чонин, кажется, слышит дыхание Хенджина. Или это его собственное? Хван все также развалился на кровати, но наконец поднял голову, внимательно наблюдая за вторым человеком в помещении. Несколько ударов сердца — именно столько нужно Чонину, чтобы ослабить контроль над своим запахом. Он так давно этого не делал, что ощущение легкости, которое приходит, кажется ему незнакомым. И Чонин чувствует, как попытка сопротивления едкой горечью на мгновение загорается в запахе Хенджина, чтобы тут же погаснуть, перебитая феромонами более сильными. Им самим, впервые не сдерживающимся рядом с Хенджином. Последняя попытка внутреннего альфы показать клыки. Хван издает утробный звук, чуть-чуть похожий на рычание, но он глохнет где-то в глотке, когда Хенджин снова поднимает взгляд на Чонина. Ничего словно бы и не изменилось: все такая же расслабленная поза, легкая улыбка на губах. Но в глазах такая тьма, которую раньше можно было заметить лишь украдкой на выступлениях. Наверное, Хенджин слишком часто смотрел фанкамы макнэ, но всегда было что-то в Чонине, его лисьем разрезе глаз и шаловливом языке, особенно хищное, что большинство не замечали или игнорировали. Теперь же это что-то вырвалось наружу. И именно Хенджин приоткрыл ему дверь. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Чонин, и в теле у него столько раскованности, сколько Хенджин никогда не видел. Теперь-то он понимает, что это было за извечное напряжение в плечах младшего. Хенджин хочет было ответить, но не может. Вместо слов изо рта вырывается только поскуливание, и парень чувствует, как что-то внутри него натягивается, готовое вот-вот с лязгом сорваться вниз. Хван думает, что это гильотина над его гордостью альфы, потому что до этого он никогда не скулил. Он спал с бетами и альфами, принимал член и даже наслаждался этим, но этот разряд тока, прошедший через все его тело, как только он понял, насколько низко пал просто от одних только запаха и голоса Чонина, отдался тяжестью в паху. Чувствовать чужую силу, чужой контроль было так приятно, так правильно. И больше всего заводило то, что младший для этого не старался даже. — Давай словами, хен, — вроде бы и просит, но ощущение такое, будто требует. А чонинов запах давит, прижимает к кровати, и Хенджин уверен, что давно оказался бы на коленях, если бы стоял. Вместо слов из горла снова вырывается поскуливание, и альфа внутри полностью подчиняется, готов выпятить приоткрытую шею при первом же требовании, прося пометить запахом. Это — высшая степень признания господства в альфьей иерархии. Чонин садится на кровати, зарываясь в волосы тяжело дышащего Хенджина. Он перебирает отросшие шелковистые пряди, иногда чуть потягивая за них, чем приводит покоренного альфу в восторг, потому что такие прикосновения сродни похвалы. Похвала от того, кто сильнее тебя, ощущается сущностью Хенджина крайне ярко. Чонин видит, как альфа близок к тому, чтобы начать потираться возбужденным членом о скомканное в районе ног одеяло. И Хенджин чувствует это приятное давление на пах, хочет попытаться его ослабить, когда морок наваждения постепенно перестает сковывать его. Запаха Чонина все еще много, но он мягкий и ласковый, что заставляет сердце трепетать в груди и молиться всем богам, что это именно он, Хенджин, сделал Яна счастливым. Это все, чего хочется внутреннему альфе. — Да, — выдает Хенджин и едва ли узнает свой голос. — Это… Черт. Чонин хихикает, его рука мягко опускается на щеку и поглаживает нежную кожу тыльной стороной ладони. — И как тебе? — спрашивает Чонин с опаской, и Хенджина от этой нотки сомнения в чужом голосе кроет нежностью. Он прислушивается к своим ощущениям и понимает, что ему очень… Хорошо? Стоило только внутренней борьбе прекратиться, как Хенджин ощутил такое спокойствие и умиротворение. Он чувствовал себя все таким же распластанным по кровати, но теперь не из-за того, что его пригибает от феромонов энигмы, а потому что они дарят расслабленность во всех мышцах его тела. Это ощущается одуряюще, гораздо сильнее, чем когда Чан успокаивает их своим запахом. — Мне… — даже языком ему шевелить лениво. — Мне хорошо… Спокойно. Чонин улыбается нежно, и Хенджин чувствует, что его природная часть готова начать прихорашиваться, чтобы показать, что он достаточно хорош для человека рядом. И это ну вот вообще не то поведение, которое должно быть у альфы, но, каким бы стереотипным представителем сильного пола Хван ни выглядел, он давно выбрал следовать за своим чувством и не пытался гнаться за тем, как правильно. Потому Хенджин позволил себе заурчать под пристальным взглядом лисьих глаз. Укол гордости он почти не заметил. — О, — губы Чонина сложились в этот звук как-то неуверенно, а брови поползли вверх. Кажется, Хенджин был куда более широких взглядов, чем ему казалось до этого. — Ты такой молодец… Такой хороший для меня, да? Хенджину больше всего на свете хотелось крикнуть «да», но он только заурчал, приоткрывая шею, показывая, что ему — нет, не хочется, — нужно. — Что ты хочешь? — Чонин мягко гладит по щеке. — Давай словами, хен. Хенджин неуверенно ерзает по постели, еще сильнее сминая одеяло под собой. — Хочу… — начинает он неуверенно, смотря в глаза Чонина, что сузились, с интересом наблюдая за ним. — Хочу, чтобы ты пометил меня своим запахом. — Зачем тебе это, хен? — выгибает одну бровь дразнясь. — Я хочу, хочу почувствовать больше тебя и, — он на мгновение замолкает, словно боясь себе признаться в этом, — спокойствия. Мне сейчас так хорошо тут с тобой… И действительно, Хенджин, окутанный запахом Чонина со всех сторон, чувствует себя замечательно. Сознание как будто под плотным слоем ваты, но в то же время чисто как никогда. Блаженно пусто, никаких тревог, как будто все они остались за пределами того кокона, который Чонин сплел из своего запаха вокруг них. — Пожалуйста, — просит Хенджин, еще сильнее выпячивая шею. До этого момента он никогда так не поступал, его альфа в остальных видел лишь соперников, и даже когда Чан подавлял его, он никогда не склонялся полностью. Теперь же ему хочется, чтобы Чонин пометил его, заявил на него права. Сущности Хенджина хочется быть под его защитой, хоть она и не готова в этом до конца признаться. Зато сам Хенджин был готов. Ему странно думать, что еще совсем недавно он хотел сделать Чонина своим — теперь же всему его существу хочется, чтобы было наоборот. — Пометь меня своим запахом, пожалуйста, — снова просит Хенджин, и Чонину ничего не остается, кроме как исполнить его просьбу. — Ну раз ты так настаиваешь. Он подползает к Хенджину, переворачивая их обоих так, чтобы старший оказался лежащим на его широкой груди. Усмехается от того, как рьяно Хван пытается выставить незащищенную шею перед ним. Чонин утыкается в местечко между шеей и ключицами, рядом с запаховой железой и вдыхает остаточный запах альфы Хенджина. Он приятный и свежий, в нем нет ничего мускусного и тяжелого. Зверь Чонина ликует, наслаждаясь подчинением, и радостно выпускает феромоны, что очень быстро затмевают аромат Хенджина, поглощают его. Хван доверчиво жмется и чуть ли не мурчит. Чонин чувствует, как чужое возбуждение трется о него, но это явно не то, о чем стоит сейчас думать. Ему хочется подарить Хенджину всю ту нежность, что он копил годами, и это ощущение спокойствия, которое так понравилось старшему. Чонин уже было думает, что Хенджин задремал, когда тот отстраняется и смотрит снова как-то неуверенно: — Ты будешь отпускать себя хотя бы рядом со мной? — Зачем? — Просто… — Хенджин заглядывает в это красивое в своей холодности лицо с восхищением. — Я не знаю, я хочу, чтобы тебе было хорошо… — Джинни, — Чонин заправляет прядь волос ему за ухо, — мне хорошо, пока я не доставляю вам дискомфорта. — Но ты, ты не доставляешь! Мне… мне хорошо… — Я очень рад, что тебе хорошо рядом со мной, но я не хочу нарушать иерархию в группе. Чани-хен знает про меня, и он меня поддерживает, но это не значит, что его альфа меня поддержит. И Лино-хен… Это все очень сложно… Хенджин упирается подбородком в широкую грудь, удобно умещая ладони рядом — Что такого может произойти? — Хани-хен гамма, так что, ну знаешь… — Чонин замолкает, но продолжение того, что он хотел сказать, понятно и без слов. Он надеется. — Я бы не стал так рисковать. — Ты боишься, что вызовешь у него течку? Но ведь он на препаратах. — Да, как и я, — грустно улыбается Чонин, и его запах на мгновение тяжелеет, сильнее вжимая Хенджина в него. Пухлые губы складываются в понимающее «О», пока их обладатель краснеет от того, как тяжелеет в паху от этой мысли. Чонин подчинил его даже будучи на гормональной терапии? Черт. — То есть, — Хенджин смущается еще сильнее, утыкаясь лицом между ключиц и набирая в легкие пропитанного запахом энигмы воздуха. — Ты можешь… Ты можешь заставить альфу… — он явно борется с собой, —… потечь? На мгновение повисает тишина, такая тяжелая. Чонин аккуратно приподнимает голову Хенджина, так, будто он самое ценное, что есть в мире. — Наверное? — отвечает он неуверенно. — Но это сложный процесс. Чтобы провести его безопасно для альфы, надо много времени… И я бы никогда… Никогда не стал бы делать это насильно. Хенджин решает идти до конца, когда говорит: — А если бы тебя кто-то попросил? — Кто-то? — приподнимает брови как-то ехидно Чонин. Хенджин, альфа, действительно живет по принципу «в жизни надо попробовать все». — Ну… я. Говорит и снова прячет лицо в изгибе чужого плеча. Чонин вновь зарывается пальцами в чужие отросшие волосы. — Давай потом об этом поговорим? Хенджин угукает, чувствуя, как Чонин выпускает еще больше успокаивающих феромонов. — Ты будешь моим парнем? — На всякий случай уточняет Хенджин. Чонин смеется: — Это тебя сейчас волнует? Да, буду. В голове Хенджина становится еще туманнее, приятное спокойствие обволакивает все тело, и он, кажется, засыпает.