Не в этой жизни

      Андрей спрыгнул на перрон и отчётливо осознал: он действительно в Чите, хотя ничего особенно читинского вокруг себя не наблюдал, да и о Чите не имел ни малейшего представления. Знал только, что это столица Забайкальского края. Что за это край такой? Очевидно, где-то за Байкалом. Байкал — самое большое пресноводное озеро на Земле. Всё. Дальше в голове начинался вакуум.       На бегу захотел позвонить маме. Потом вспомнил, что сотовый по совету отца с собой не взял — в лихих краях светить такой диковинкой не следовало. С досады и тоски по маминой еде купил пирожок у сухонькой бабушки-бурятки, что стояла у вокзала с большой кастрюлей, обмотанной десятками покрывал и источавшей невероятные ароматы. Съел и вернулся за добавкой — мясо в начинке было сочное и очень вкусное, особенно на морозе. Сделал пенсионерке кассу и поинтересовался:       — А у вас здесь остановиться где-нибудь можно?       — Отчего ж нельзя! — оживилась старушка. — Я сама комнаты сдаю, но у меня нынче свободных мест нету. А вот подружка моя, Ленка, будет рада тебя принять. Ты парень справненький, чистенький… Из интеллигентной семьи, небось?       — Вы угадали, — скромно улыбнулся Андрей, уверенный, что этой улыбкой окончательно сразит новую знакомую. — Вас как зовут? Меня Андрей.       — А меня все знают как бабушку Оюну, — ответила она, собирая многочисленные котомки. — Сейчас поедем, Андрей, троллейбусом до Железки, мы с Ленкой там обретаемся.       — До Железки?.. Давайте я вам помогу, — спохватился он.       Вдвоём они управились быстро. Андрей, не принимая возражений, забрал у неё сумки с пустыми кастрюлями и складной стул. Нагруженный всем этим в придачу к плотно набитой дорожной сумке, он еле поспевал за пружинистым шагом бабушки Оюны. Зато больше не мёрз, а заодно узнал, что Железка — это Железнодорожный район на юго-западе города.       — Вам бы в Москве жить, с такой-то скоростью ходьбы, — усмехнулся он уже в салоне старенького троллейбуса.       — Упаси Бог! Ленка вон, тоже из вашей Москвы в своё время приехала, с мужем и дочкой. Он в военной части хозяйством заведовал, да умер, когда Катюшке, дочке Ленкиной, двенадцать было. Нынче уж шестнадцать исполняется. Умнющая — не передать! Школу-то, представляешь, экстерном кончила и на работу устроилась, чтобы матери помогать. В Москве у них недвижимость осталась, да только возвращаться туда они не спешат. Ленка волнуется, что столица дочку испортит. А я, хоть суету вашу не люблю, всегда говорю, что там-то Катюшке и место. Она ведь там родилась, а где родился, там и пригодился, так? И университеты все тоже там. Ох, беда прямо, пропадает девка. Может, хоть ты Ленку убедишь? Расскажешь, что у вас там крокодилов нету!       — Ну почему же нету? В Московском зоопарке очень даже есть.       — Ты-то сам кем трудишься, озорник? На вид вроде взрослый, годков двадцать пять?       — Двадцать два. Получил в этом году высшее образование и пришёл в фирму отца, а он меня к вам в ссылку отправил.       — А что, дело верное! Воспитывает тебя, значит. А может, и защищает от чего — времена-то какие, ой, батюшки! Ну, Андрей, не ты первый! В наш город ведь в своё время декабристов ссылали, даже церковка их осталась. Деревянная, а вот поди ж ты, дожила до наших дней! Ты уж в неё сходи, помощь в делах получишь. Или ты баклуши бить вздумал?       — Нет, что вы! Буду магазин открывать.       — Ох ты ж! А чем торговать собрался?       — Женской одеждой.       — Батюшки, и ты в этом что-то смыслишь?       — И даже крестиком вышивать могу, как кот Матроскин.       — Надо же! Готовый жених, всегда сам платье свадебное сошьёшь! Смотри, не вскружи Катюшке голову. В Москве-то, чай, невеста осталась?       — Я сейчас думаю только о работе.       — Вот это правильно! Всему своё время.       Так, за разговором, они доскрипели до нужного района. Троллейбусная линия заканчивалась далеко от частного сектора, и идти пешком по грязным и скользким тропинкам пришлось ещё минут тридцать, не меньше. Андрей, к своему стыду, ощутимо устал, да и о пирожках мечтал — растущий мужской организм требовал постоянной подпитки.       — Пришли! — объявила бабушка Оюна, когда они оказались перед невысоким забором из тёмного дерева.       Москвич хотел было открыть калитку, но его провожатая покачала головой.       — У них собака, Боська. Со своими ласковая, но тебе руку отгрызёт, если полезешь. Ленка, я пришла, да не одна!       На крыльце основательного кирпичного дома показалась миловидная пухленькая женщина лет пятидесяти с густыми светлыми волосами. При виде бабушки Оюны она разулыбалась, но потом заметила незнакомца и озадаченно нахмурилась. До них донеслось низкое рычание собаки.       — Заходите! — сказала женщина несколько настороженно и грозно добавила: — Боська, спокойно!       Рычание тут же стихло. Андрей шёпотом полюбопытствовал:       — Какое у вашей подруги отчество?       — Елена Санна она.       — Оюнчик, ты кого это к нам привела?       Этот вопрос хозяйка задала уже в прихожей. Или в сенях? Вроде бы так обычно называли прихожую деревенского дома. Андрей чувствовал себя круглым идиотом, выброшенным на необитаемый остров и не обладающим базовыми навыками выживания. Натягивал тёплые тапки, от которых пахло овечьей шерстью, и думал невесёлую мысль: наверное, здесь не было никакой канализации, и его ожидали несколько месяцев хождения по мукам в холодный туалет на улице. Стоило поискать хоть сколько-нибудь приличную гостиницу, но в здешних гостиницах вряд ли предоставляли горячее питание… «Чёрт, как же не люблю беспокоиться о таких важных мелочах! Унижение какое-то! Удружил ты мне, па, спасибо!»       — Вот, познакомься, это Андрей, приехал к нам из Москвы. Магазин одежды будет открывать.       Они прошли в уютную светлую кухню, и Андрей неловко застыл у окна.       — Малиновый пиджак? — скептически осведомилась Елена Александровна.       — Нет, что вы, Елена Александровна! У меня копия диплома с собой, паспорт и все документы.       — Время, молодой человек, такое, что верить никому нельзя. Правда, у Оюны нашей чутьё на людей хорошее. Вам комната и питание нужны, так?       — Именно так. Платить буду щедро, не сомневайтесь.       — Я, Андрей, во всём сомневаюсь, — проворчала хозяйка, тщательно протирая тарелки и убирая их в шкафчик. — Вон, де-но-ми-на-ция какая-то обещана. Мне моя Катюша объясняет, что да как, а у меня голова набекрень! Одно знаю: добра от этого государства не жди! Опять останемся ни с чем, как пить дать. Ну, что уж теперь, судьба у нас такая. Многострадальный народ! Оюнушка, ты с нами отобедаешь?..       — Нет, Ленка, я к себе побреду, у меня забот полон рот. Ты, Андрей, обязательно заходи к нам в гости!       — Спасибо вам! Непременно зайду!       Бабушка Оюна ушла, напоследок погладив его по чёрным вихрам — наверное, жалела одинокого москвича, по воле отца оказавшегося в их краях.       — Ну что, Андрей, обедать будем?       — Хотелось бы, — застенчиво отозвался гость и достал из потрёпанного пакета мешок с пирожками.       — Сейчас я их разогрею, а вечером уже мою стряпню попробуете. Вы не волнуйтесь, готовлю я вкусно. Валерочка мой ел — только за ушами трещало. Катюша, правда, малоежка, но тут уж не моя вина! Пойдёмте, покажу, где у нас руки моют. Не бойтесь, туалет налажен, на улицу бегать не придётся! И душ имеется.       Это Андрея очень обрадовало — слишком он привык к комфорту, и после почти трёх суток в поезде мечтал наконец-то помыться. При виде плохонького, но всё-таки работающего душа в небольшой тёмной ванной он просиял и попросил выдать ему полотенца. Мылся и напевал дурацкий хит, который то и дело передавали по радио в поезде:       — Что же ты ищешь, мальчик-бродяга, в этой забытой богом стране…       ***       Настроение у Кати было хуже некуда. Зарплату задерживали, а её коллега, раздолбай по имени Боря, снова делал ей недвусмысленные намёки. Ей, пятнадцатилетке в очках, которые она носила исключительно важности для и которые ничуть не помогли ей установить нужную дистанцию с Борькой. Стоило им остаться одним, как он принимался стрелять нахальными зелёными глазами, шутить шутки, явно украденные из заставок Фоменко на «Русском радио», и перемежать их сальными ремарочками собственного сочинения. Оригинальнее от этого они, впрочем, не становились. Катя слушала дурацкий Борькин смех и приходила к неизменному выводу: «Уезжать отсюда нужно. Я москвичка и должна жить в Москве!»       Родной город она не помнила совсем, но знала о нём побольше иных его жителей. Москва снилась ей каждую ночь, манила витринами, огнями и шпилями главного здания Университета. И каждое утро Катя просыпалась в ужасном настроении, огрызалась на маму и умоляла её всерьёз обдумать возвращение в столицу. В Москве их ждала квартира, в которой временно жила мамина сестра, и от этого пребывание в Чите казалось Кате ещё более несправедливым. Какая-то тётка, которую она ни разу не видела, ходила по их квартире, смотрела из их окон и ела из их посуды, пока они торчали здесь, всеми забытые и никому не нужные.       — Чего носик повесила, соплюха?       Катя вздрогнула и перевела невидящий взгляд на Борьку, считавшего ворон за соседним прилавком.       — Рабочий день-то твой уж кончился, в отличие от моего! — продолжил он и взъерошил русые волосы. — Да и Марина Иванна велела тебе в подсобку за зарплатой спуститься.       — Зарплату дают?! — он даже подпрыгнула от радости. — Спасибо, Боренька!       — Да мне-то за что, чудачка?       — За новость!       От избытка чувств Катя послала ему воздушный поцелуй и понеслась в подсобку их неприметного продуктового. Начальница отсчитала ей миллион — почти вдвое больше, чем в начале года, когда Катя только-только устроилась сюда помощницей продавца.       — Инфляция, Катюшка, такая, что мы теперь все миллионеры! — вздохнула Марина Ивановна. — Дальше только хуже будет.       — Нет, дальше ситуация обязательно нормализуется, вот увидите! — горячо возразила Катя. — Надо только потерпеть.       — Не поверишь, птичка, я сколько живу — столько терплю. Терпелка уже отваливается. Мне ведь уже сорок, а хорошей жизни так и не видела!       — Вам, Мариночка Ивановна, больше тридцати не дать!       Она не лукавила: статная и ухоженная в той мере, в какой это было возможно в провинции непонятной новой страны посреди экономического кризиса, Марина Ивановна слыла одной из главных красавиц Читы.       — Спасибо тебе, Катя, на добром слове. Ступай домой. И к чаю вафли захвати, от двух пачек не убудет, а мама твоя их любит, я помню.       Катя чмокнула её в напудренную щёку, взяла две упаковки ореховых вафель, помахала Борису рукой и побежала домой. Бежала и жалела начальницу, даже в Москву уезжать расхотела, чтобы не бросать Марину Ивановну, такую хорошую, красивую и одинокую. И всё-таки от одной мысли о родной столице сердце начинало сладко ныть. Серые читинские улочки преображались, превращались в промежуточный пункт между настоящим, почти ушедшим в прошлое, и будущим, где они с Москвой обязательно встретятся. Пропав в привычных мечтаниях, девочка и не заметила, как дошла до своего участка, где Боська встретила её радостным лаем. Катя потрепала любимую дворняжку за ухом, проверила, есть ли в тёплой будке вода и еда, и поспешила в дом.       — Мам, я твои любимые вафли прине…       Окончание слова встало в горле комом, потому что на кухне её ждала не мама, а незнакомый молодой брюнет с голым торсом, по которому стекали капельки воды. При виде неё он почесал в затылке и обезоруживающе улыбнулся.       — Ты, должно быть, Катя. Чёрт! — он запоздало осознал, что стоит перед ней полуголый, в одних джинсах и тапках. — Прости, я только из душа! Сейчас оденусь!       Катя молча, не снимая пальто, осела на ближайший стул и погрузилась в себя. В таком состоянии её и застал Андрей, уже одетый в чёрную футболку. Пару мгновений спустя она отмерла и насупилась.       — Вы кто такой? И где мама?       — Я Андрей. А мама у вашей соседки, бабушки Оюны. У неё давление поднялось, внук прибежал, попросил лекарство, а Елена Александровна, конечно, захотела его лично отнести.       — И оставила вас дома одного?!       — Да ты со мной на «ты», Катюш. Я же не старик какой-нибудь. Оставила, получается. Наверное, я внушил ей доверие.       — И напрасно, — Катя поджала губы. — В наше время никому доверять нельзя!       — Я с тобой согласен, — очень серьёзно кивнул Андрей. — Поэтому доверие Елены Александровны я обязательно оправдаю. А твоё, видимо, мне ещё предстоит заслужить. Ты всегда дома в пальто ходишь? Давай помогу…       Спорить с ним она не стала. Встала, едва не упав — ноги ощущались как ватные, — и позволила ему снять с неё хлипкое пальтецо мышиного оттенка.       — Не мёрзнешь?       Вопрос этот прозвучал так по-отечески ласково, что Кате вдруг захотелось заплакать, но она вздёрнула нос и гордо заявила:       — Я закалённая.       «И умная. И совершенно точно в тебя не влюблюсь. Совершенно точно», — мысленно бубнила она, а сама пропадала в аромате мужского парфюма и карих глазах, скользивших по ней весёлым и дружелюбным взглядом.       — Давай поедим, что ли?.. Елена Александровна успела пирожки разогреть и чайник поставить. Она мне рассказала, что ты малоежка. Не дело это, Катерина Валерьевна! Ты же умная, а мозгу калории нужны. Между прочим, я к вам приехал магазин открывать, так что твои способности мне наверняка понадобятся. Не возражаешь, если я возьму над тобой шефство? И ты надо мной тоже. Введёшь, так сказать, в курс дела. А, Кать?..       Андрей вещал без пауз, с такой заразительной энергией и так свободно, что она вопреки своей воле расслабилась. Подпёрла подбородок кулачком и слушала как зачарованная, пока он по-хозяйски накрывал на стол и заваривал чай. В его красочных рассказах многое было связано с Москвой, и Катя видела в нём прекрасного принца, прибывшего из сказочного королевства. Уписывала пирожки и восторженно кивала, пока не вспомнила, что Андрей наслышан о её уме.       — А у вас много магазинов по России? — деловито спросила она и отставила пустую тарелку.       Он с непередаваемым выражением лица дожевал конфету «Цитрон».       — Девять. Все в Москве и Питере. Ваш станет первым из региональных.       — Получается, о местной публике тебе ничего неизвестно? Об особенностях рынка и так далее?       — Я рассудил так: бесполезно что-то изучать, сидя в Москве. Надо приезжать и проводить разведку боем! К тому же реалии сейчас такие, что всё может измениться в любой момент.       — И как же так получилось, что ты оказался в Чите?       Андрей рассмеялся и опасно отклонился назад вместе со стулом — Катя даже ойкнула. Он закатил глаза и вернулся в прежнее положение.       — Спокойно! Как так получилось? Да очень просто, Катюш. У моего отца в кабинете стоит глобус. Я его сильно раздосадовал, и он просто ткнул пальцем в первое попавшееся место. Сказал, что нам давно пора прийти в другие города, и почему бы не начать с Читы? Вот я и начал.       — Это как-то сурово, — она поёжилась. — А вдруг ничего не получится?       — Значит, я бездарно потрачу деньги компании и потерплю крах.       — Ты не можешь потерпеть крах! — решительно заявила Катя. — Я этого не допущу!       Он вновь засмеялся и посмотрел на неё с таким теплом, что у неё зашлось сердце.       — Я тебе верю.       Ничего важнее ей ещё никто не говорил.       ***       «Колька, пишу тебе и улыбаюсь как дура. Только тебе я могу об этом рассказать. Конечно, вы, мальчишки, долго не вырастаете, и ты наверняка будешь надо мной смеяться и вообще меня не поймёшь, но мне всё равно. Вот пишу я тебе это письмо, а он сидит напротив. Какой ещё он, спросишь ты. А я отвечу: самый лучший! Представляешь, его отец просто ткнул в наш городок на глобусе и определил мою судьбу. Знаешь, Барбара Брыльска — ну, Надя из «Иронии судьбы» — как-то сказала, что в любви главное — встретиться. И вот мы встретились!       Перечитала написанное и поняла, что тебе всё ещё ничего не понятно. Сейчас всё расскажу по порядку. К нам в город приехал один молодой человек по имени Андрей Жданов. Ему двадцать два, и в этом году он окончил МГУ. Он очень умный и талантливый. Сидит вот сейчас напротив меня, погрузившись в расчёты и обложившись кучей блокнотов. Стучит по калькулятору красивыми пальцами. Руки у него такие… В общем, я очень рада, что пишу тебе это письмо, а не то смотрела бы на него и смотрела бы. Мне кажется, он обо всём догадывается, не виду не подаёт, чтобы меня не смущать.       Он будет открывать в Чите магазин женской одежды, продолжать семейное дело, целый большой бизнес с серьёзными оборотами. Компания со смешным названием «Зималетто», только латинскими буквами, чтобы всем поначалу казалось, что это какие-то итальянцы. В Москве они уже открыли шесть магазинов. Будь другом, найди ближайший и посмотри, что там да как. Мне жутко интересно, да и помочь ему хочется, а я о них совсем ничего не знаю, кроме цифр.       Я так благодарна маме за то, что она ему поверила и пустила его к нам. Такое счастье просыпаться в одном доме с ним, встречаться по утрам на нашей смешной кухоньке и говорить о делах. Представляешь, Коля, о делах! Он воспринимает меня как взрослую и говорит, что мне обязательно надо возвращаться в Москву и поступать на экономфак. Мама пока на все эти разговоры сердится, но я чувствую, что скоро она будет готова уступить. Я очень хочу, чтобы мы вернулись. Конечно, грустно оставлять здесь папину могилу. И мою начальницу Марину Ивановну я тоже не хочу бросать, да и баба Оюна мне как родная. Но не могу же я всю жизнь провести здесь только ради них? Посоветуй мне что-нибудь, ты же умный.       Ой, он на меня сейчас так посмотрел… ласково. Конечно, не как на девушку. Но всё равно от одного этого взгляда мне так тепло. Ужас, какая я счастливая! Улыбаюсь как идиотка, делаю вид, что улыбаюсь тому, что пишу, а вовсе не ему. А он всё понимает, конечно…       Прости, я всё о себе. Как ты? Как подготовка к вступительным? Мне до слёз обидно, что не готовлюсь вместе с тобой. Вдвоём поступать было бы не так страшно. Как думаешь, может, ещё получится у меня вырваться этой весной? Если ты в меня веришь, купи для меня те же пособия, по которым занимаешься сам, и вышли посылкой. Я всё оплачу, ты не думай. Обнимаю тебя, мой лучший друг. Приезжай в гости на Новый год!       Катя».       — Жениху пишешь? — с лукавым видом осведомился Андрей.       Катя хихикнула.       — Нет, Кольке. Он мой лучший друг с детского сада. Нам было по восемь, когда родители решили сюда переехать, и мы договорились не потеряться. Он иногда приезжает в гости. Может, и на Новый год приедет.       Мысль об отсутствии у этой смешной девчонки бойфренда московского гостя почему-то воодушевила. Он оторвался от бумаг и справочников по экономике и с удовольствием потянулся, краем глаза изучая Катю, сосредоточенно заклеивающую конверт с письмом. Весь её вид его необъяснимо радовал. Может, потому что всю жизнь он втайне от всех мечтал о младшей сестре, для которой сможет стать героем и защитником. А может, потому что скучал по Кире, любимой подруге и дочери родительских друзей.       Ещё был третий вариант: Катя просто была очень искренней и настоящей, да и хорошенькой тоже, хотя явно об этом не догадывалась. Большие ореховые глаза, застенчивая улыбка, немного растрёпанные косички и чистая кожа — всё это выгодно отличало её от здешних заштукатуренных див с начёсами. Они были её ровесницами, но выглядели подчас на все тридцать и смотрели на Андрея как зрелые женщины с богатым прошлым — он их даже побаивался. А вот о Кате хотелось заботиться, да и вообще он к ней как-то привык всего за несколько недель, проведённых в этом уютном хлебосольном доме. Елена Александровна ему тоже нравилась, и, похоже, это было взаимно. Чего ещё желать? Разве что триумфального возвращения в столицу после успешного открытия магазина. А с этим пока были большие проблемы… Андрей почесал кончик носа и нахмурился.       — Что-то не так? — догадалась Катя и отложила запечатанный конверт.       — Не нравится мне, Катюш, место, которое мы выбрали для будущего магазина. Хотелось бы улицу более центральную, и лучше бы помещение на углу, возле перекрёстка. И пока мы деньги хозяину не заплатили, неплохо бы ещё поискать, а?..       Она задумалась.       — Вообще-то я знаю подходящее место, но…       — Но что? — сразу загорелся Андрей. Преодолевать препятствия он любил.       — Понимаешь, там сейчас пусто, и желающих занять эту торговую площадь нет. А нет их потому, что местная крыша очень уж наглая. Последнего арендатора они за неуплату сильно избили. И такого я никак не могу допустить! — с жаром добавила Катя. — Нельзя, чтобы кто-то причинил тебе вред.       Он начал кое-что про неё понимать.       — Катюш, я тебя прошу, запомни одну вещь: ты не несёшь ответственность ни за кого, кроме себя. Не ты что-то допускаешь или не допускаешь. И если меня побьют, вина за это будет лежать только на тех, кто это сделает. Понимаешь?       — Не побьют, — замотала головой Катя, пропустив мимо ушей основной смысл сказанного. — Я знаю, что надо делать. У моей начальницы, Марины Ивановны, бывший муж — милиционер. И через него с этими бандитами очень даже можно договориться. Так что твоя задача — обаять Марину!       — А это обязательно?.. Нельзя ли просто попросить её нам помочь?       — Ты, наверное, представил старую грымзу? Не бойся, она красивая. И наверняка примется с тобой кокетничать. А тебе надо просто проявить к ней какой-то интерес. И ей приятно, и тебе несложно.       — А ты коварная.       Катя развела руками и бросила взгляд на старые настенные часы.       — Я просто знаю, как устроены женщины. Между прочим, время ужина! Мама из ателье ещё нескоро придёт, так что предлагаю поесть.       — От такого предложения я никогда не откажусь. Айда на кухню!       Она не раз потом возвращалась мысленно к этому разговору и нещадно ругала себя за свою же дурацкую идею. Ругала, потому что в том, что Андрей понравился Марине Ивановне, ничего удивительного не было. А вот то, что она понравилась ему, выбило Катю из колеи и сильно ранило. Ему было двадцать два, ей сорок — что между ними могло быть общего? Ответ на этот вопрос она получила скоро: двадцать девятого декабря, накануне своего дня рождения. Последняя в уходящем году смена началась с появления довольной и прямо-таки сияющей Марины Ивановны. Очевидная перемена в начальнице удостоилась негромкого комментария Борьки:       — Видно, кобелёк из Москвы её всё-таки обслужил.       У Кати от сальности в его голосе кровь прилила к лицу, а к горлу подступила тошнота. Возмущение — «Да как он смеет так про женщину! А про Андрея?! Бедная Марина!» — смешалось с гневом и горечью маленькой, но всё-таки уязвлённой женщины. «А разве он неправ? Андрей же ночью не вернулся домой!.. «Домой»! Послушай себя, Пушкарёва! Дом у него в Москве, а мы так, перевалочный пункт в заштатном городе N. И Марина разве бедная?.. Змея! Светится как пасхальное яичко! А я её ещё жалела! Ненавижу! Хищница престарелая!»       — Как думаешь, прав я? Или, может, она в лотерею выиграла, а, Катюх? — Борька заржал.       — Заткнись, Борис, — просипела Катя и закашлялась — с ней всегда случался приступ кашля, стоило всерьёз понервничать.       — Да ладно, ты наверняка лучше меня знаешь, где он ночью шлялся — у вас же обретается. Расскажи, а?.. Как говорится, по-братски!       — Какой ты мне брат, дубина стоеросовая, — свирепо пробубнила она.       «Белый снег ложится чуть слышно, никто ни в чём не виноват», — пропел по радио высокий голос Анжелики Варум. «Вот именно, Пушкарёва. Никто ни в чём не виноват. Мне завтра шестнадцать, а значит, пора взрослеть. С Андреем мне ничего не светит. Я вообразила, что у меня случилась любовь, а на самом деле я просто никого красивее в жизни не видела. Вот перееду в Москву, а там такие, как он, в табуны сбиваются. Там я сразу о нём забуду. И ничего страшного! Ни-че-го!»       — Извини, Боря, — ссориться она не любила, даже с такими обормотами, как он, — я честно ничего не знаю. Всю ночь спала как убитая. И давай не будем это обсуждать. Непорядочно это.       — Ишь ты, чистоплюйка какая. Ладно уж! Небось, сохнешь по этому Жданову? А лучше бы ко мне присмотрелась! Я ведь в новом году в колледж пойду, на краснодеревщика! Руки-то у меня, сама знаешь, растут откуда надо!       — Я ни по кому не сохну, — твёрдо сказала Катя. — Мне самой о поступлении думать надо. А ты молодец, что решил профессию получить.       Конфликт был исчерпан, и рабочий день пошёл по накатанной. В пять вечера она сбежала, чтобы ни разу не встретиться с занятой приёмкой Мариной и не выслушивать какие-нибудь банальные пожелания. Борька успел всучить ей трогательный в своём убожестве букетик из розовых гвоздик и шоколадку с настоящими орехами.       — Приятель из Риги привёз! — похвалился Боря.       — Спасибо. С наступающим тебя.       Катя его даже обняла — нелепое внимание коллеги пришлось как-то неожиданно к месту — и поспешила прочь от опостылевшего за год магазинчика. На тёмной улице, освещаемой лишь несколькими тусклыми фонарями, хрустко и гулко скрипел свежий снег. Тут и там попадались подвыпившие и откровенно пьяные субъекты; один из них совершенно точно увязался за Катей, и она занервничала. Навыками самообороны она владела, да и баллончик перцовый с собой носила, но приятного в происходящем всё равно было мало.       — Эй, малая, не убегай!       Она, конечно, пустилась бегом.       — Всё равно догоню! — со зловещим хохотом приговаривал мужик и, тяжёло сопя, всё-таки поспевал за ней.       На углу возле булочной она на всех парах в кого-то врезалась и только поэтому остановилась. В боках уже ощутимо покалывало.       — Простите!..       — Кать, ты чего?.. Это же я.       Катя потянула носом воздух, уловила запах знакомого парфюма и инстинктивно схватилась за ворот дорогого чёрного пальто. Андрей.       — Что, малая, приплыли?       — Это кто? — процедил Андрей и встал так, чтобы её заслонить.       — Увязался за мной… — пролепетала она.       — Увязался, значит?.. — в голосе его появились угрожающие нотки. — Эта девочка со мной, понял? Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову.       — Сильно важный кент, как я погляжу? — петушился пьянчужка, которого Катя из-за широкой спины Андрея и рассмотреть толком не могла. — А на пузырь найдётся?       — Ну, разве что только на желчный, — сладко ответил Андрей. — Двину под рёбра так, что придётся госпитализировать с разрывом. Иди уже отсюда! — рявкнул он неожиданно громко. Потом повернулся к Кате и с тёплой улыбкой спросил: — Ты в порядке?       — Д-да, спасибо, — пробормотала она и сникла, вспомнив, где и с кем он провёл сегодняшнюю ночь.       — А цветы от кого и по какому поводу?       Звучал он немного насмешливо, и это её задело.       — От одного парня, — вздёрнула нос. — У меня завтра день рождения.       — Значит, с меня подарок, — весело произнёс Андрей.       — Да нет, не надо ничего…       Она всматривалась в него, силясь найти в его лице следы… чего-то. Бессонной ночи, большого светлого чувства к Марине или просто чего-нибудь нового, незнакомого. И не находила. Глаза цвета подаренной Борькой шоколадки лучились всё той же живой энергией уверенности в себе и своих силах.       — Ты на мне дыру протрёшь. Пойдём домой?.. Или за хлебом зайти нужно? — он кивнул на крыльцо булочной.       — Не нужно. Я собиралась пирожные купить, но лучше завтра схожу, свежее будут.       — Завтра я сам схожу за всем необходимым. И пирожные найду самые лучшие в Чите. Я же сегодня у бывшего мужа твоей начальницы был! И знаешь, что? Всё у нас, Катенька, получится!       Он легко подхватил её на руки и закружил. Закончилось это слишком быстро, но Кате хватило и нескольких секунд, чтобы душа воспарила и разлетелась на мелкие кусочки. Не найдёт она в Москве никого, кроме него, потому что нужен ей он. Нужен так, что порой дыхание перехватывало, а сердце на миг останавливалось.       — Пойдём домой, — скрывая своё смятение, буркнула Катя. — Только на почту по дороге зайдём, мне письмо от Кольки должно прийти. А может, даже и посылка.       — Отлично! А я позвоню Малиновскому.       Она уже знала, что Рома Малиновский был его лучшим другом. Знала она и о существовании неведомой Киры — о ней Андрей говорил с восхищением и любовью. Красавица и умница, которая в будущем году выпустится из академии Вагановой в Петербурге. Катя представляла себе настоящую балерину, грациозную и изящную в каждом движении, и невольно сравнивала с ней себя, неловкую любительницу поскользнуться и упасть на ровном месте.       — А вы ёлку наряжаете? — полюбопытствовал Андрей, когда они вышли из почтового отделения, и забрал у неё увесистую посылку от Коли.       — Конечно. Только у нас игрушки старые, советские. Их ещё папа доставал. Тебе не понравятся…       — Почему это? — удивился он. — У нас дома их тоже целый чемодан.       — А у вас большой загородный дом, да?       — У родителей. А я живу в своей квартире.       — Здорово, — вздохнула Катя. — А я вот в своей квартире не живу. Там вместо меня живёт моя тётя, с которой мы даже не виделись ни разу.       — Не дрейфь, Катюш! — он приобнял её и легонько встряхнул. — Я уверен, что мы уговорим твою маму на возвращение в Москву.       — Хорошо бы.       Дома она первым делом вскрыла посылку, пока Андрей возился со старенькой искусственной ёлкой и доставал с антресолей коробки с ёлочными игрушками. К посылке прилагалось и письмо, содержание которого её не обрадовало.       «Привет, Пушкарёва!       Ты, конечно, нашла, в кого влюбиться. Навёл я справки про твоего Андрея. Сходил в нашу библиотеку и посидел над всякими женскими журналами. Витька пришёл за новым номером журнала про технику и посмотрел на меня как на идиота. Вот так ты, сидя в Чите, портишь мою, между прочим, репутацию! Буду надеяться, что хотя бы не зря. Может, прочтёшь это письмо и одумаешься!       В общем, чего только про него не пишут. Он известный бабник и любитель выпить крепкого. Из университета несколько раз чуть не вылетел, влипает постоянно в какие-то неприятности с лучшим другом по фамилии Малиновский. И отец его к вам сослал за то, что он сел пьяный за руль и врезался в фонарный столб. Чуть не погиб. Хорошо, что никого не убил.       Ещё у него девушка есть, Кира. Видел я в «ТВ Парке» её фотографию. Красивая. А он всё равно развлекается со всякими моделями, пока эта Кира в Питере учится на балерину. Наверное, она для него ещё маленькая. Пишут, что ей недавно исполнилось семнадцать.       В общем, Катька, никакой он не самый лучший. Обычный сынок каких-то «новых русских». Хватит развешивать уши! Лучше садись за учебники, будем вместе поступать. Я тебе посылаю все пособия, по которым занимаюсь сам. В гости я не приеду, не хочу с этим твоим Андреем жить под одной крышей. Лучше ты приезжай уже в Москву, и насовсем!       В «Зималетто» на Тверской я сходил. Там красиво, даже как будто по-европейски, хотя, честно говоря, я ничего в этом не понимаю. Покупательницы — стройные молодые девушки, явно при деньгах, у многих пейджеры. Много ли таких в вашей Чите? По-моему, Жданов-старший просто обрёк сына на полный провал, чтобы проучить.       В общем, такие дела. Я каждый день занимаюсь зубрёжкой, так что новых писем в ближайшее время не жди. Поздравляю тебя с днём рождения и наступающим Новым годом. Обнимаю тебя, дурынду, и от души желаю прозреть.       Твой лучший друг Коля».