Почти не горько

Оби-Вану сообщили об этом, как о распродаже набуанского чая. Сухо и отрывисто. Не вдаваясь в подробности. В совершенно не подходящий момент. Оби-Ван вёл бойцов в наступление, и ему вот было абсолютно не до того, что где-то далеко погиб какой-то там генерал. Как бы это ни было непозволительно. Как бы это ни было печально. Земля вокруг взрывалась каждую секунду, голосвязь прерывалась, и Кеноби, худо-бедно разобрав что-то про хождение по небу, подумал, что ему просто внеочерёдно в наглую докладывают о ещё одном невообразимом подвиге спорим-я-быстрее-возьму-аванпост-джедая. Поэтому он без угрызений совести вырубил комлинк, заставив своё растущее раздражение подождать до встречи с самим героем. И это, как Оби-Ван понял вскоре, было чертовски правильным решением. Потому что он бы резко выпрямился во весь рост и поймал бы грудью какой-нибудь выстрел, если бы сразу осознал и не осознал бы одновременно в тот миг. Забыв обо всём. Просто инстинктивно. Мужчина, уставший, собирался отлежаться пару часов — конечно, после безотлагательно необходимого написания рапорта, это же был неисправимый Кеноби, — но его неожиданно вызвал на связь мастер Пло. Джедай-кел-дор даже сквозь маску выглядел встревоженным, что насторожило магистра и быстро вернуло изнемождённый мозг в работоспособное состояние. — Оби-Ван, — глухо произнёс Пло Кун, наверное, многозначительно глядя ему в глаза. Кеноби вскинул брови. Что-то было не так, верно? Что-то чрезвычайное произошло, правда? Джедаи обменивались только взглядами, а это значило, что мастер Пло не хотел привлекать лишние уши. Все сеансы связи записывались и отправлялись на хранение и обработку как источники отчётности — выходит, то, что мастер старался донести до Оби-Вана, было личным. Предназначалось только для него. Кеноби нахмурился, тихо выдохнул в сторону и показал, что готов к худшему. И ему, скорее всего, почудилось, но магистр в ответ покачал головой. Пло Куна вызвал кто-то ещё, и он был вынужден отключиться, но перед этим, правда, сделал неопределённый жест у виска. Оби-Ван ничего не соображал и чувствовал себя необычайно глупым. Он заметил, что даже офицеры смотрели на него странно и наблюдали за каждым его действием. Да что, ситх подери, случилось?! Раздосадованный Кеноби спросил у вахтенного, поступали ли какие-то важные сообщения или поручения для него, и тот доложил. А Оби-Ван, решив, что, по-видимому, со слухом у него всё же рановато начались проблемы, просто отправился спать. Но до койки он не дошёл, потому что ноги предательски подвернулись. Потому что перед глазами потемнело. Потому что воздуха вдруг перестало хватать. Потому что там, в Силе, у виска, уже почти оборот как ничего не было. А он только сейчас это заметил. Крифф.

***

Говорили, что всё произошло быстро. Никто толком даже не успел понять. Скайуокер привычно прикрывал тыл, пока отряд отходил назад, что-то рвануло, и все они взлетели на воздух, потом приземлились в стороне и хохотали, потому что взрыв только подкинул их быстрее, генерал смеялся звонче всех, а коммандер вдруг указала на расползавшееся тёмное пятно у него на груди. Никто не увидел сперва кусок металла, торчавший из его спины. Все, конечно же, бросились к юноше, а тот окинул их рассеянным взглядом, кашлянул кровью и улыбнулся лучезарно, чтобы подбодрить, однако, наверно, уже никого не видел тогда. Криффов Энакин. Кеноби всё то время, что крейсер пребывал в гиперпространстве, недвижимо стоял на мостике. Он так и не отдохнул, потому что пробуждение потом с наивной мыслью, будто это всё лишь нелепый кошмар, было бы худшим в его жизни. Потому что во второй раз так задыхаться от беззвучной паники, согнувшись на холодном полу, решительно не хотелось. Джедай размышлял о том, как это до коробившей всё существо боли было правильно написано, что нельзя ни к чему привыкать и слепо верить в неизменность вещей, нельзя полагаться на что-то своей жизнью постоянно и надеяться на мнимую прочность, ибо ничто не бывает вечным — на всё воля Силы, а у той, как известно, было весьма специфическое чувство юмора. Над Кеноби Сила вообще очень любила смеяться. Оби-Ван думал, что, похоже, ему придётся учиться жить заново. Все ведь вполне обходились и без несносной лохматой макушки, исправной дозы препирательств и криффовой ненормальной связи — здравствовали и не жаловались. Он так не умел, но надеялся, что сможет. Желательно, уже прямо сейчас. Иначе просто не выстоит тот миг, когда увидит тело. Оби-Ван шёл по коридорам, приветствуя каждого встречного, каждого юнлинга — отвлекался, перегружал и так пульсировавшую болью голову, чтобы задвинуть неумолимый в своей неизбежности факт на самые задворки сознания, чтобы рассеять его острую в районе сердца концентрацию и чтобы не выглядеть перед магистрами подавленной размазнёй. Он шёл и думал, что всё, в общем-то, могло быть гораздо хуже, а потом увидел полосатые монтраллы и рассердился на себя за мимолётную малодушную мысль развернуться. Оби-Ван совершенно забыл о том, что было дальше. … А дальше Асока кричала, звала отчаянно медиков, тащила его вместе с клонами, держала за руку и сжимала до боли крепко, чтобы очнулся, материла всем словарём хаттских ругательств, умоляла, смаргивая влагу, и отказывалась принимать, что перестала чувствовать его ещё в ту секунду. Тогрута пошла навстречу, увидев в толпе рыжую бороду. Они не поклонились в знак почтения и даже не кивнули приветственно, просто остановились посреди пролёта, мешая прохожим, и впились друг в друга пронзительными взглядами, и схватились накрепко в Силе. Падаван выглядела серьёзной и непроницаемой — Оби-Ван гадал, сколько времени мастер Пло беседовал с ней — не говорила ничего, стояла, не шатаясь, в глаза смотрела твёрдо и ясно, дыхание не сбивалось, зато лекку нервно подрагивали, зато ладони без холода потирали плечи, зато Сила вопила: «Я ТАК ВИНОВАТА, МАСТЕР», — а губы разжимались и смыкались снова, потому что много хотелось всего сказать, хотя говорить было совсем нечего. История повторялась — чёрт возьми, — Кеноби уже был в такой ситуации и ни за что на свете не хотел испытывать это ещё раз, вот ни капельки, но всё было настолько нелепо похоже, что он несдержанно рассмеялся с едкой горечью под испуганный взгляд больших глаз. Асока, пожалуй, решила, что магистр уже потихоньку мешался рассудком, но тот тряхнул головой утомлённо и, взяв девушку за плечо, повёл на собрание, где их давно уже все ожидали. Как так вышло, что его снова бросили с ребёнком посреди Галактики? Оби-Ван смотрел на знакомые очертания под белой тканью и тихо, эгоистично выдыхал с облегчением, что его последнее воспоминание о Скайуокере было связано с раздражающей самодовольной ухмылкой, а не с мертвенно-бледной кожей и запёкшейся кровью на губах. Асоке так не повезло. Падаван держалась образцово, просто превосходно. Оби-Ван так ничего и не сказал ей, потому что они, конечно, должны были говорить об Энакине, им, разумеется, нужно было поговорить об Энакине, любое слово, сорвавшееся бы с их губ, было бы об Энакине, но в том-то и было дело, что они задыхались от этого внезапно давившего отовсюду Энакина, когда его теперь не должно было быть совсем. «Почему он умер?» Это был по-детски наивный, обиженный, глупый вопрос, и умудрённый опытом джедай, естественно, никак не мог его задать, потому что сердце устало подсказывало вычитаный из догматов и давно заученный сухой ответ. Зато это мысленно вопрошала падаван — требовательно, открыто глядя в глаза, прямо как… Слова мастера Пло её, очевидно, не удовлетворили; нет, Асока искренне верила, что судьбы всех вела Сила, вот только… Из Скайуокера Сила лилась через край, и вокруг него не работали обычные законы правильного — юноша плевал на них и создавал свои: лучшие — нелучшие, те — не те, — у Силы не было верных или неверных путей, у Силы был только баланс, а баланс означал… То самое. Пророчество. Об Избранном. Кто-то, может быть, был разочарован. Кто-то — утратил веру. А Тано вспоминала те до странного синие с искрящимся в них чем-то глаза и думала, что Сила, наверное, уже сделала то, что хотела, иначе не забрала бы у Галактики свою самую невыносимую, невероятную и лучшую часть вот так внезапно, бесцеремонно, без предупреждения. Это было понятно. Это было кристально ясно. Но почему?

***

Асока не звала Оби-Вана учителем. Это было негласной договорённостью между ними. Всегда звонко звучало лишь: — Мастер Оби-Ван! И вслед отзывались: — Да, Асока? Не Шпилька. Не Шпилька… Нет, теперь никогда. Оби-Ван был странным учителем. И Асока тогда, наверное, была странным падаваном. Потому что они перво-наперво и вопреки всему были друзьями. Обычно учитель и ученик всецело доверялись друг другу после нескольких лет совместных странствий, когда делили хлеб и кров, напасти и удачи, взлёты и падения, делили напополам жизнь. У Кеноби, Скайуокера и Тано жизнь была поделена на троих. И теперь две трети никак не могли собираться в целое, будто самого главного не хватало. Да вся Галактика знала, что им его не хватало. Оби-Ван был таким учителем… Асока прежде этого совсем не замечала, но теперь глядела и молча давилась мыслями. В Кеноби был весь Скайуокер. Это виделось крайне отчётливо в лёгких шагах, пожатии плечами, в скрещенных на груди руках, в том, как он вскидывал голову дерзко, в том, как он язвил без стесненья, во всех его боевых движениях (хотя, крифф побери, всё было наоборот и это в Скайуокере был весь он). Был Оби-Ван, и Асока, пока могла, довольствовалась этим. А тот опасался, что весь Энакин в Асоке будет сводить его с ума. Он видел это раньше, видел и теперь: закатывание глаз и хмуренье бровей, когда он подставлялся под удар, тяжёлый вздох, когда приходилось тащить его на себе, перехватывание его взгляда, когда возникал вопрос или происходило что-то из ряда вон выходящее, и, без сомнений, яркая улыбка. Сверкающий оскал — это точно было только Энакина. Кеноби никогда так не улыбался. Эту улыбку придумал Энакин, чтобы тормошить учителя, и никому другому после него она не подходила лучше, чем Асоке. Ни у кого другого на неё просто не было права. А Асока вся была его наследством. Слышать «Кеноби и Тано» для всей Галактики было чертовски непривычно. Это звучало резко, так, обрываясь будто на полуслове, будто между ними должно было быть что-то ещё, но его не было. Крифф, месяц прошёл. И боялись их нечистые душой, не слыша громкого и говорящего имени, разумеется, меньше, хотя отнюдь не следовало — для их же сохранности. Понимать приказы с полумысли Асока умела, а потому изо всех сил старалась не подводить магистра. Единственное, чего ей было жаль, так это расставаться с ребятами: пятьсот первый, конечно, перешёл под другое командование. Клоны поочерёдно отдавали честь, потому что были рады служить с ней вместе и чтили память генерала, а потом перед ней остался только Рекс. Тот, казалось, выглядел таким печальным, какой быть никогда не могла себе позволить Тано. Он глухо спросил, есть ли у джедаев место, куда они попадают после смерти — ну, Сила там и всё такое… — Доподлинно никто не знает, потому что оттуда не возвращались, — Асока просто произнесла то, что всегда твердили в Храме. — И только. Но в одном мы с тобой можем быть уверены, — она всё-таки заговорщически подмигнула, — если такое место и есть, то он поднимет на уши всех его обитателей, причём даже тех, у кого ушей по природе нет. Рекс улыбнулся уголками губ. И они пожали руки. Но падаван, глядя ему вслед, не стёрла с лица усмешку. У неё не было ни тени сомнения насчёт того, что это была чистейшая правда.

***

Если чему-то Энакин и обучил Асоку, так это тому, что нужно думать своей головой. И мастер Оби-Ван, похоже, тоже хорошо этому обучился. Сенат стремился контролировать джедаев всё больше. Политиков, которые не верили, что есть существа, живущие лишь ради света, ужасно пугало, что некие могущественные монахи управляли их армией и имели у солдат немалый авторитет. Конечно, джедаи с лёгкостью могли устроить переворот. Конечно, именно этого они и хотели. Конечно, именно это и говорил как бы между строк Верховный канцлер — не прямо, нет — так, намёками, но тем, кто обучался политике профессионально, это было абсолютно ясно. Поэтому большинство голосовало за продолжение войны — чтобы генералы как можно больше были заняты фронтом, а не плели тайный заговор по свержению их власти. Мало кто не сомневался, что джедаи не сговорятся в один момент с сепаратистами: такое уже бывало в единичных случаях — а что, если весь Орден?!.. Было просто необходимо вручить новые полномочия канцлеру, чтобы он, как надёжный и честный деятель, непосредственно следил за джедайским советом. Оби-Ван терял терпение. Он долго и упорно пытался втолковать Совету, что подобное терпеть больше было нельзя. — Скоро они пришлют кого-нибудь смотреть, как мы проводим заседания или — не дай Сила — как проходит обучение юнлингов, — он говорил с плохо скрываемым раздражением, заглядывая в глаза каждому из магистров. — Возможно, мы с этой войной совсем позабыли о долге джедая как таковом — нести мир в Галактику… — В Республику, — поправил с настороженностью мастер Мунди. — Не только, — Кеноби покачал головой и улыбнулся. Силу в Покоях резко окатило холодом. — Подумай хорошо над тем, что ты хочешь сказать, Оби-Ван, — произнёс сурово мастер Винду, бросив предостерегающий взгляд. Кеноби незаметно повёл рукой, и голокамера, которая записывала собрание для протокола, погасла. Магистры не выдыхали вслух, но для Силы это не было важно. — А теперь поговорим начистоту, — Оби-Ван склонился над коленями, придвинувшись к краю кресла. Мастер Йода водил тростью по полу. — К отделению призываешь ты, понял тебя я, мм? — спросил он лишь для того, чтобы озвучить это перед всеми. — Да, магистр, — отозвался Кеноби с некоторым облегчением. — Иного выхода нет. — Это сочтут за бунт, — пробормотал мастер Ранцизис, перебирая бороду. — И нас заклеймят сепаратистами. — А вы предпочтёте, чтобы Сенат окончательно превратил джедаев в покорных рабов? — Оби-Ван скептически поднял бровь. — Не будет ли это слишком… радикально? — подала голос Стасс Алли, переглядываясь с голограммой мастера Ти. — Палпатин не настолько глуп, чтобы распустить Орден в разгар войны, — нахмурился мастер Мунди. — Ему нужна опора — он для того и старается на законодательном уровне подчинить себе Совет. Мастер Пло в привычном жесте скрестил пальцы. — Не думаю, что нам стоит с этим мириться, — проговорил он, растягивая слова. Вот его мнения Оби-Ван и ждал. — В Ордена истории бывало уже, что путями джедаи с Республикой расходились, — задумчиво произнёс мастер Йода. — Только войною руки связаны наши, да. — Действительно, — потрясла монтраллами Шаак Ти, — разве вы, мастер Кеноби, предлагаете оставить бойцов и всех тех, кто отчаянно ждёт нашей помощи? Оби-Ван погладил бороду. — Этого я не говорил. Я веду речь о том, что мы должны напрямую связаться с представительной властью Конфедерации. — Это врядли поможет, если будем говорить не от лица Республики, — заметил мастер Фисто. — Давайте не забывать и о Дуку, — подхватил Ки-Ади, раскачивая своей высокой головой. — На ту сторону обильно льётся ложь его речей, к тому же, довольно долго — не в наших силах их переубедить… Йода стукнул тростью о пол: — Без дела, а говоришь. Цереанин выдохнул в сторону. — Да, вы правы, мы и не пыта… не делали этого, великий магистр, — он послушно кивнул. — Дуку осложняет ситуацию, — подытожил Винду. — И его убийством мы лишь усугубим воинственный настрой его приспешников. Зал Совета погрузился в молчание. Сила клокотала от стольких одновременно искавших в ней ответа джедаев. И вдруг пришла к Оби-Вану мысль. Такая — нелепая, болезненная и отчаянная. — Для того, чтобы с минимальной кровью разрешить разногласия, мы можем предложить от имени Республики публичный вызов на дуэль, — сказал он и прикрыл глаза. Все, наверное, уставились на него без украдки. — Что-то вроде мандалорских обычаев, — продолжил Кеноби, выбросив из головы лишние и совершенно ненужные мысли. — Один из нас выступит в честном поединке против Дуку. И выигравший сможет диктовать условия… — Поединок на потеху политикам? — недоверчиво спросил кто-то — вроде даже несколько магистров. — А если Дуку одержит победу? А если решительно откажется? Оби-Ван тяжело вздохнул. — Нам нужно лишь прекратить войну, — пояснил он, вновь оглядывая всех. — С Дуку можно разобраться после в частном порядке. А Республика или Конфедерация… Вам не казалось никогда, что разница между ними только в том, на чьей стороне воюют джедаи?.. Совет никогда ещё не оказывался перед лицом таких удручающих обстоятельств.

***

Асока ждала его почти у дверей. Оби-Ван полукивнул ей устало, и они двинулись прочь из Башни. Падаван не расспрашивала ни о чём, только шла следом с полной готовностью к любому повороту событий, как всегда, хотя ей и не терпелось узнать, к чему магистры пришли. Кеноби не стал ей ничего говорить, потому что пока они и не пришли: специалисты по техобслуживанию скоро разобрались со внезапно прекратившей работу камерой. Но одно Оби-Ван знал точно: зерно для дальнейших действий было посажено. Главное только, чтобы проросло оно до того, как должность канцлера станет пожизненной или Республика переименуется в нечто монархическое. Магистр и падаван вышли на примыкавший к террасе открытый балкон. Вечернее небо золотом отливало в волосах Оби-Вана, наполовину покрытых сединой. Асока подпрыгнула и устроилась на краю перил. — Вы молодец, мастер, — сказала она, обернувшись на Корусант, который, казалось, совсем не собирался засыпать. Кеноби только поднял бровь, устало морщась от ярких закатных бликов. — Ну, вы же сказали им, да? — тогрута всё же не удержала вопрос, хотя это было лишь маленьким уточнением. — Я просто недоумеваю, почему никто больше об этом не говорит. — Бережёного Сила бережёт, — мужчина пожал плечами, но вздохнул под пристальным взглядом Тано. — Все опасаются решительных действий. — Оттого, что боятся менять тысячелетний уклад? — произнесла вслух Асока слишком очевидное. Оби-Ван промолчал и устремил взор вдаль. Падаван глубоко вдохнула, собираясь духом. — Но я и другое имела в виду, — она потёрла плечи от прохладного ветра. — Мм? Это было как-то странно. — Я не хочу… напоминать вам, но… — Асока даже закусила губу, чтобы не брякнуть что-нибудь невпопад. Она не знала, почему он вспомнился ей сейчас. — Почти год прошёл, и мы вот тут стоим, — мысли сбивались в кучу, и Тано, должно быть, несла просто околесицу. — Мы стоим, Галактика катится к чертям, но мы живы и вот тут, а... он — где-то в Великой Силе… Оби-Ван хмыкнул. Насмешливо так хмыкнул. Почти не горько. — Он ближе, чем тебе кажется, — сказал рассеянно, не отводя взгляд от вышек и небоскрёбов. Асока не уловила его мысль. — Да, я знаю, что ты имела в виду под «молодцом», — магистр повернул к ней голову и улыбнулся… виновато? Девушка потрясла головой. О чём он?.. — Но, поверь, в этом отнюдь не моя заслуга, — он запрокинул голову наверх, отчего-то глядя на небо. — Ты, может быть, решишь, что я сошёл с ума. Тогрута в большом непонимании вскочила на ноги. — С вами всё в по..? — Не думаю, — теперь Кеноби улыбнулся искренне. Асока потрясла головой ещё раз. — Вы устали, мастер, — пробормотала она, прикладывая ладонь к монтраллам. — Собрание было долгим… — Энакин, отзовись, пожалуйста, — вместо ответа произнёс мужчина. Девушка шагнула резко к нему и схватила за локоть. Этого ещё не хватало. — Идёмте, мастер. Оби-Ван не двигался с места и улыбался. Асока начинала очень переживать. — Я тут, мастер, я здесь, всё хорошо, — она старалась не паниковать. Если он поспит, то образумится, и всё будет в порядке, да… — Энакин, Асока упрячет меня в палату для душевнобольных, — магистр констатировал факт, прикрыв глаза. — Она заслуживает гораздо больше меня, чтобы знать. Падаван глубоко дышала: не успокаивался. Значит, можно было принять чрезвычайные меры и… — Почему сейчас? Воздух почти прорезал глухой голос. Что?.. Тано была теперь уверена, что и она сходила с ума. Ей послышалось, ей послышалось, ей послышалось. — А сколько ты ещё хотел? Оби-Ван разговаривал сам с собой, сам с собой, сам с собой. — Погляди, чего ты добился: она сейчас вызовет целителей, — откликнулись ему тихо с раздражением чьим-то голосом… Голосом… — А теперь вспомни, как отреагировал я, — Кеноби скрестил руки на груди и спиной опёрся о край балкона. — Кажется, всё было тогда гораздо хуже. — Я уже говорил: мне жаль, — произнёс будто сквозь зубы незримый собеседник. Тано почувствовала, как глаза стало больно жечь. Она постучала по монтраллам, как бы сомневаясь в их надёжности, и сжала запястье Оби-Вана второй рукой. — Асока… — начал тот мягко. Тогрута покачала головой. — Я же держалась, мастер, я же старалась, правда, — она смотрела ему в глаза с отчаянным вопросом и, наверно, моргала чаще, чем было нужно. — Почему я его слышу? Скажите, прошу, что это за крифф?! Она надеялась, что магистр в такой момент не станет журить её за ругательства. Тот открыл было рот, но голос зазвучал вновь: — Я не крифф, Шпилька. У девушки подкосились ноги, благо, она опиралась на Кеноби. Ей хотелось крутить головой, чтобы найти источник звука, но магистр, когда обращался к «Энакину», закрывал глаза — выходит, такового не было. — А кто ты тогда? Оби-Ван был предельно спокоен — следовательно, опасности не было, и он доверял этому голосу из ниоткуда. — Прежде, Асока, я был твоим занозой-учителем, — отозвались с едва уловимым проблеском задора. — Теперь, думаю, я — продолжение его пути в Живой Силе. Ну, так учитель Квай-Гон объясняет, — если бы он был видим, то он, наверное, отвесил бы поклон. Тано зажмурилась. До боли. Это же была ерунда какая-то!.. Ведь все, кто уходил в Силу, не могли… — Вот ты — действительно молодец, Асока, — Оби-Ван полуулыбнулся и похлопал её по плечу. — В твоём молчании куда больше разумного, чем в моей тысяче вопросов, с которыми я на него накинулся в первый миг. — Так то-то и оно, — подтвердил голос, а Кеноби вздохнул устало. Тогрута позволила себе на чуть-чуть уткнуться носом в рукав магистра. — И давно вы так… общаетесь? — поинтересовалась она, стараясь, чтобы это звучало непринуждённо, а не чертовски хрипло-обиженно. Не получилось. «Скайуокер» начал: — Как только меня обучили, я сразу… — Хотя было велено ждать, — внезапно заговорил другой, звучный низкий голос. Асока просто вперила взгляд в Оби-Вана, вцепившись в него крепко. Тот предусмотрительно не убирал ладони с её плеча. — Приятно познакомиться, юная Асока, — обратился второй некто к девушке. — Премного о вас наслышан. Та смотрела на Кеноби прямо умоляюще. — Это мастер Квай-Гон Джинн, — охотно пояснил он. — Слышала, вероятно, о моём старом наставнике? Асока сдержанно кивнула. Она чувствовала себя ужасно, если честно. Предупреждать о таком надо!.. — Ты прости, Шпилька, что я не выходил с тобой на контакт, — казалось, Энакин в самом деле винился. Так не хватало сейчас того, чтобы смотреть в эти наглые глаза… — Меня и за Оби-Вана-то взгрели, как бы я не отпирался, что он превосходный джедай и что ему можно, — почти представлялось, как он исподлобья косился на Джинна. — Не держи на меня зла, я даже тут подневольный… — Я могу подумать, что ты жалуешься, — сказал Оби-Ван с насмешкой. Она стала уже его фирменной. Той самой. Почти не горькой. — Не поверишь, друг мой, но он даже перестал ворчать, — отозвался Квай-Гон гулко. Асока была уверена, что они где-то там улыбались оба. А падаван и магистр стояли вот тут. Вот тут — на балконе Храма, вот тут — на душном Корусанте, вот тут — посреди одной войны и на грани новой, на пороге завершавшегося «сегодня» и неясного «завтра». Те теперь ощущались всюду. Сила была переполнена ими, ими двумя и ещё многими — теми, кто прошёл путь как будто бы единственно правильный, но на самом деле один из многих, что являла Вселенной Сила. Тано глядела на Кеноби, понимая, что и он осознавал это, и задавала какой-то необходимый немой вопрос. Правда, сама понятия не имела, о чём спрашивала. Просто ей было нужно, чтобы мастер ответил — неважно, что, неважно, как, — только бы успокоил её разрывавшееся от непостижимости этой жизни сердце. — Мы всего лишь идём путями Силы, — отозвался магистр, разглядывая почерневшее небо. Как много звёзд! И вокруг каждой вращаются планеты… Оби-Ван вдохнул полной грудью ночной воздух, и Асока впервые за долгое время увидела на его лице безмятежность. Он словно отбросил годы переживаний и тревог, дни изнурительных собраний и сражений, вечера, когда они вдвоём сидели со сломавшимися масками и молчали, справляясь с суровой реальностью, — всё то, что странно делало его без старости стариком. Магистру было тридцать восемь. Оби-Ван вдохнул глубоко и взглянул на падавана, браво вскинув голову. — Мы лишь следуем велению Силы, — зачем-то повторил он, но в голосе его звучало нечто иное. — А кому есть дело до того, что у нас с тобой Сила ругается на хаттском? Энакин чертыхнулся. Асока рассмеялась почти не горько.