Пять поцелуев после полуночи

11:45:00 “Ну что, есть планы на полуночный поцелуй?” - спросил Уилсон, стоя на общем балконе. Они были на стороне Хауса, так как у него был чуть лучший вид на фейерверки. Хаус в последнее время не упоминал никого из женщин, так что Уилсон предполагал, что единственной кандидаткой на поцелуй в полночь была Кадди. Однако, до полуночи оставалось 15 минут, а Хаус стоял на балконе и не был вовлечен в какую-нибудь схему. Плюс, Уилсон припоминал, что Хаус жаловался ему на Кадди, которая сказала ему завязать с сексуальным харассментом (ее, любой другой женщины, и еще один комментарий касался Чейза). Хаус притворно посмотрел вокруг себя. “Ну, тут вроде никого, если только ты не собираешься стать волонтером”, - сказал он, саркастически подняв брови. Уилсон обнаружил, что он пожимает плечами. “У меня нет планов”, -сказал он настолько нейтрально, насколько возможно. Он поднял брови, когда увидел боковым зрением, что Хаус поворачивается к нему. Он приготовился к комментариям. Он не был готов, что Хаус нахмурится, как если бы он раскусил его блеф. “Ага, конечно”. “Погоди, ты думаешь, у меня есть планы?” “Очевидно нет. Если бы у тебя были планы, ты был бы рядом с ней дольше, чем, - Хаус посмотрел на свои часы, - последние тринадцать минут года”. “Получается, ни у кого из нас нет планов”, - сказал Уилсон, размышляя, сколько именно из этого он может списать на алкоголь. Он чувствовал, что Хаус изучает его. “Ты не станешь”, - сказал Хаус. Сердце Уилсона рухнуло вниз до того, как он осознал, что его тон не был гневным или предупреждающим. Был он …самодовольным? Уилсон повернулся, чтобы посмотреть на Хауса. И конечно, Хаус смотрел на него, удивленно и прищурив глаза. Разумеется, это давало ему немного свободы действий? Уилсон снова пожал плечами. “Я имею в виду, мы оба здесь”, - сказал он, понизив голос. Хаус мимолетно взглянул на него, потом ухмыльнулся и повернулся спиной к одиночным фейерверкам. “Это ящик Пандоры, который никто из нас не откроет”. Он отпил свое пиво. Ну, Уилсон не мог упустить шанс доказать, что Хаус неправ, не так ли? Он повернулся назад к фейерверкам, довольный своим сформировавшимся планом. В следующие несколько минут до начала обратного отсчета, они вернулись к своему разговору. Уилсон осознал, насколько сильно билось его сердце, когда телевизор за ними начал обратный отсчет с 30. “Счастливого нового года, Хаус”, - пробормотал он. “Еще 20 секунд, идиот”, - пробормотал Хаус в ответ. Уилсон улыбнулся. Последние десять секунд состояли из Уилсона, счастливо выкрикивающего числа с балкона, пока Хаус смотрел на преждевременные фейерверки. Когда Уилсон выкрикнул “Один!”, он привел свой план в действие. В одно движение он положил свою руку на то плечо Хауса, которое было ближе к нему (его “хорошая” левая сторона, Уилсон выбрал ее стратегически, чтобы это сработало), развернул Хауса на 90 градусов, чтобы оказаться лицом к нему, взял лицо Хауса в ладони и поцеловал его. Он не смог удержаться от небольшой улыбки в то время, как на заднем плане взорвались фейерверки, свет от которых проходил через его прикрытые веки. После нескольких секунд он отстранился. Хаус не отодвинулся, это хорошо? Конечно, хорошо. Да? Хаус выглядел ошарашенным. Как будто пациент только что обзавелся новым симптомом, который не вписывался в картину. Спустя мгновение, он сказал просто: “Ты сделал это”, перемещая взгляд, пока в голове у него крутились шестерёнки. Он повернулся назад к фейерверкам, которые всё ещё шли в полную силу. Это было… обыденно. Хаус не выглядел рассерженным, что было хорошо, но также не выглядел переполненным радостью. Не то, чтобы Уилсон ожидал от него экстаза, но хотя бы более экстремальной реакции. По крайней мере, хотя бы язвительной ремарки “попробовал остальное, теперь попробуй лучшее”. Нужно ли ему продолжить? Или это было время на раздумье, чтобы притвориться, что ничего не произошло? Уилсон постоял там секунду, глядя на то, как фейерверки освещают лицо Хауса, пока он решал, что, черт возьми, делать. “Это… это всё?” Хаус пожал плечами. “Ты поцеловал меня, чтобы доказать, что я неправ. Ты выиграл”, - сказал он слегка блеклым голосом. Отсутствие эмоций в голосе могло бы отпугнуть Уилсона, но что-то не сходилось. “Поцеловал меня, чтобы доказать, что я неправ”. Что-то не так. Конечно, это была причина, почему Уилсон решился, но он предложил поцелуй до того, как любое “сделать назло” было в игре. “Ты думаешь, я это сделал поэтому?” Хаус повернулся назад к нему. Его настороженное выражение лица слова сменилось на другое, словно он разгадывал ребус. “Я сказал тебе ты меня не поцелуешь, поэтому ты это сделал”. “Хаус,” - сказал Уилсон, закатывая глаза и уже немного обессилев, до того как положить ладони на лицо Хауса и снова поцеловать его. В этот раз это был больше настоящий поцелуй, Уилсон сдерживался, чтобы не улыбнуться. Он отшагнул назад. Выражение на лице Хауса было таким же, просто слегка мягче. “Ты-,” начал Хаус, впервые не зная, как закончить начатую фразу. Уилсон оставил свои руки в перчатках на лице Хауса. Он позволил своим большим пальцам медленно пройтись по скулам Хауса. В этот раз Хаус подался вперед, в неуверенном жесте. Уилсон позволил ему. Хаус был активнее в поцелуе, но Уилсон мог видеть, что тот утопал в нерешительности. После пары секунд Хаус прикоснулся своей рукой в перчатке к лицу Уилсона. Когда Хаус отшагнул назад, Уилсон мог видеть, что он был больше в моменте сейчас, взгляд сфокусирован на Уилсоне, а не пространстве между ними. “Хаус!” - крикнул Уилсон, нежно тряхнув головой Хауса взад-вперед. “Ладно! Дифференциальный диагноз! Твой лучший друг говорит, что он подарил бы тебе полуночный поцелуй! Затем он целует тебя дважды! И ты возвращаешь ему поцелуй! Что это значит?” Хаус остался изучать лицо Уилсона. Потеряв терпение, Уилсон застонал и поцеловал его снова, немного агрессивнее теперь. Хаус был активнее в этот раз, слегка потянув Уилсона к себе. Не прерывая поцелуй, Хаус зацепил свою трость о перила, и поднял свою руку к лицу Уилсона. Когда они прервали контакт, Уилсон не мог не улыбнуться, увидев, как посветлело лицо Хауса. Фейерверки утихли, но лицо Хауса было светом само по себе. К Хаусу вернулась его ухмылка. “Знал, что ты не сможешь сопротивляться”. Уилсон фыркнул. “Это не я провел первые минуты нового года в кризисе”. “Это был не кризис”, - Хаус закатил глаза. Глаза Уилсона округлились. “Правда? Потому что с моей точки зрения -“ Его речь оборвалась, потому что Хаус внезапно наклонился и поцеловал его, наконец-то полностью вовлеченный в это действие. Уилсон переложил свою руку на шею Хауса, продолжая подтягивать его ближе. Хаус сделал то же самое. Спустя несколько секунд Хаус передвинул руку на голову Уилсона и яростно взъерошил его волосы. Уилсон отстранился, издавая неодобрительные звуки и попытался поправить прическу, пока Хаус смеялся. “А это за что?!” “Ты очарователен, когда растрепан”, - сказал Хаус, с вернувшейся к нему язвительностью. Уилсон простонал. “Мне все еще нужно пройти через всех по пути к выходу!” Хаус притворился, что он задумался. “Хах. Интересно, что они подумают, чем мы тут занимались”. Глаза Уилсона стали большими. “Нет-“ “О, расслабься,” - сказал Хаус, слегка помогая Уилсону с прической, но не особо стараясь. Уилсон попытался отомстить, взъерошив волосы Хауса, что не очень-то и сработало, принимая во внимание, что они уже были короткие и лохматые. Хаус знал это и продолжал смотреть, как Уилсон пытается повторить похожее на Хаусе. Уилсон наконец-то простонал, сдаваясь, так как он осознал, что сложно заставить выглядеть Хауса более растрепанным, чем обычно. Хаус поцеловал его снова, уронив руки на талию Уилсона. Уилсон последовал, слегка вздыхая. “Так, - сказал Хаус, отстранившись, но не убрав рук, - это шприц у тебя в кармане или ты просто рад меня видеть?” Уилсон улыбнулся. “С Новым годом, Хаус”. Хаус улыбнулся в ответ. “С Новым годом, Уилсон”.