Магия внутри

Прогуливаясь среди стройных и вместе с тем весьма солидных размеров берёз, Долохов искренне наслаждался спокойствием и тишиной, которые стали большой редкостью в последние годы. Сейчас, когда он остался наедине со своими мыслями, он был даже рад, что Лестрейнджи так неожиданно свалились на него, как гром среди ясного неба - его случайный подопечные вовсю искали приключений на свои, нужно признать, довольно толковые головы. Смущала во всей этой ситуации Долохова пара вещей, они-то и не позволяли в полной мере расслабиться. То, с каким рвением эти безудержные и находчивые персонажи лезли в пекло, не озадачивая себя размышлениями ни о результатах, ни о последствиях таких вылазок, его несколько раздражало, но и вызывало уважение, пожалуй. Понятное дело, что взять с малолетних бунтарей? Ведь так он должен был думать? Антонин видел насквозь, что таится за этими хрупкими масками примерных послушных наследников одного из древнейших магических семейств. И его страшило их будущее. Порой он задавался вопросом, как Лестрейндж может не замечать, кем на самом деле являются его сыновья? И ведь они же не сильно-то старались, отыгрывая навязанные роли, а окружающие всё равно безоговорочно верили. Но не он. Он отчётливо видел и шебутную натуру Рабастаны, и хищный норов его старшего братца. Да, Рудольфус имел все шансы однажды отыскать нешуточных проблем на свой тощий зад, и Антонин сомневался, что даже ожидая такого исхода, этот паршивец отступится. Маг понял, что тихий и спокойный Руди – это волшебная версия маггловской бомбы замедленного действия, едва впервые увидел его. Это читалось в его осанке, в движениях, во взгляде. Глаза его выдавали, как ничто другое. Антонин грешным делом подумал, что такой взгляд может быть лишь у беспризорников, которым не посчастливилось многое повидать на своём коротком веку. Но он очень быстро понял, что этот образ нарисовало его воображение за неимением чего-то хоть отдалённо похожего на мелкого поганца, который ни капли не смущаясь, пытался влезть в голову к взрослому незнакомому магу. И это без палочки, в совсем ещё, как говорят, нежном возрасте. Конечно, тогда мужчина пресёк неумелые попытки безрассудно наглого мальчишки и никак не дал понять Лестрейнджу, в какие недетские игры играет его совсем ещё юный наследник. Поняв, что взрослый маг не планирует его сдавать, Руди мгновенно преобразился. Перед Долоховым стоял не побитый жизнью остервенелый падальщик без каких-либо принципов и зачатков веры в людей – лисёнок или же волчонок, для которого вполне естественно проверять свои силы и оттачивать навыки, прикусывая соперника. Но вот кого он предпочёл в качестве этого самого соперника, Долохова и позабавило и крайне удивило. «Что же из тебя вырастит?» - не раз всплывало в голове русского, когда Рудольфус в очередной раз поражал его безумной выходкой, которая не вписывалась ни в какие привычные шаблоны. И из этого вытекало второе опасение. Долохов не раз становился свидетелем слишком уж холодной и безэмоциональной, даже для британского аристократа, реакции своего приятеля на выходки его сыновей. Ни криков, ни запретов, ни наказаний – а ведь старший Лестрейндж отличался довольно ярким, даже временами агрессивным нравом. Но то, как бледнел Рабастан, как мутнели глаза Рудольфуса, ясно давали понять, что это лишь образ для публики – не всё было гладко в этом семействе. С годами Антонин стал замечать, как мгновенно меняются в лице и в поведении общительные, не в меру любопытные мальчишки, едва их отец входил в комнату, как старательно они избегают его компании, при этом с лёгкостью находя общий язык, казалось, с кем угодно. У него и самого был жёсткий отец, от которого могло и влететь за неподобающее поведение. Но чтобы так перекраивать себя? В восприятии мира мага это попросту не укладывалось. Он не лез в чужие дела, старался не давать непрошеных советов по части воспитания, но неприятные предположения роились в голове и этим здорово раздражали. Как же он старался не привыкать к этим паршивцам, но то и дело, глядя на светлые детские лица, видел своего погибшего совсем ребёнком сына и второго, который так и не успел увидеть белый свет. Против воли он привязался к ним, а теперь ещё и стал соучастником в их очередной самоубийственной затее. С тяжёлым вздохом он подметил, что успокаивает себя тем, что набросил на них фамильные защитные чары помимо следящих. А ведь должен был, как ответственный взрослый колдун пресечь их планы в зародыше, раз уж они оказались в его руках, чтобы затем передать нашкодивших щенков их отцу. «И во что только ввязался?» Оставалось надеяться, что эта вылазка отобьёт у них желание соваться, куда не просят. Но, конечно, это был до абсурдности нелепый самообман. Прикуривая от волшебной палочки, Антонин отметил для себя, что углубился не только в свои мысли – берёзовая роща была где-то далеко позади, а вокруг хмурого мага теперь теснились куда более внушительные деревья. Нить от чар слежения всё ещё прочно связывала его с неугомонными братьями, а защитные спали крепким сном – пока поводов волноваться у него не было. Развернувшись, он зашагал в обратном направлении, но очень скоро понял, что идёт куда-то не туда. Что натолкнуло его на эту мысль, не трудно предположить – это и отсутствие его следов на свежей мягкой траве, и совершенно незнакомый пейзаж. Но это было не существенно. Куда важнее было поскорее выбраться из этого леса, пока горе-исследователи не вляпались в какую-нибудь историю. Он уже собрался было аппарировать, когда краем глаза уловил нечто странное. Обернувшись, волшебник попытался разглядеть издали, что же привлекло его внимание. Однако то, что виделось боковым зрением, от прямого взгляда ускользало. Сначала Антонин подумал, что ему показалось, что воображение играет с ним злую шутку. Но всё же он маг и маг неслабый. Возможно, кто-то скрывается под дезиллюминационными чарами? До сего момента расслабленные пальцы крепко сжались вокруг волшебной палочки. Нет, непохоже.