"Пророк"

Илай сидел за чашечкой чая в местном кафе, созерцая спокойствием и умиротворением французской атмосферы, подмечая тонкие нотки розни этикета и манер французов от великобританцев. Всё же, в Франции ему придётся находиться около месяца или чуть уже даже меньше и влиться в общество было неплохой идеей, хоть и акцент достаточно сильно выделялся, и уже по полученному опыту местные не жаловали иностранцев в связи с ситуацией с Германией. Экспрессо из свежесваренных кофейных зерен в белой фарфоровой чашке с золотым ободком мысленно относил юношу в детство, попадая еле заметной дымкой от кипятка в нос: В приют Святой Девы редко завозили такой дорогой продукт, и то это было прихотью мистера Финеаса, главного заведующего приютом, который, мягко говоря, детей терпеть не мог.  По утрам несколько нянек приходили особенно рано лишь для того, чтобы сделать чашечку кофе с молоком и сливками этой высокомерной выскочке. Илай помнил, как он и ещё несколько детей в общей большой комнате, которая больше была забита детскими железными кроватками, нежели простором, просыпались и потягивали носами, запоминая запретный и недостижимый ими запах, пытаясь представить его на вкус. Попробовать или стащить пару зерен было практически невозможно -их хранили как зеницу ока под замком. Да и навряд ли маленькие дети смогли бы догадаться растолочь и приготовить зерна по фэншую, распределить точное количество на одну чашку, чтобы после от горечи не перекосило лицо и не скрутило спазмами желудок.  Первый раз кофе удалось попробовать лишь в приемной семье и то лишь раз в связи с ценой на рынке. Но запомнить тот миг удалось навсегда. Когда-то то, что казалось недосягаемым, было достигнуто в самый неожиданный и обыденный момент. Забавно, как некоторые вещи приходят к нам тогда, когда их уже особо и не ждут или не ждут вовсе... Вкус кофе, как поток, уносящий в своих волнах беззаботное тело. В одном лишь глотке раскрываются его нежнейшие ноты, словно звучание флейты, зазывающей в безмолвный танец, а аромат кофейных зерен, обволакивая каждую клеточку души, ведет в мир незабываемых ощущений. И как же прекрасно послевкусие после глотка жидкого темноватого золота, когда всё вокруг после оживает, а мимолетный вкус горечи сменяется легким сладковатым оттенком и гармоничными нотками кофейной закуски -какой -нибудь конфеты-карамельки или сочный кусок батона со сливочным маслом... И сейчас, имея финансы редакции, Илай спокойно мог баловать себя пару раз в неделю этим напитком, а ведь когда-то засыпал с тоской и едким любопытством попробовать лишь кончиком языка это странное, но приятно пахнущее варево вновь, узнав и про другие способы приготовления и смешивания с другими ингредиентами. Идиллию пятиминутного спокойствия прервал резкий глуховатый бах - будто что-то мягкое с примесью грохота железа об каменную дорогу влетело в что-то похожее с первым– молодой юноша с газетами в корзинке на переде велосипеда врезался в странного седовласого мужчину, вальяжно с опущенной головой идущего ранее по тротуару. Незнакомец повалился наземь, как и газетчик прямиком через руль, куртыкнувшись об каменную плитку. Люди кто как среагировали -кто-то вскочил с места, а кто-то , сидя, вытянул голову, вглядываясь в произошедший казус и лица пострадавших. Благо, всё обошлось без особых тяжких травм, ибо оба виновника поднялись на ноги, отряхиваясь. Тот, что был на велосипеде выделился на фоне второго своей униформой, которая больше напоминала почтовую, нежели форму газетчика - те одевались во что попало и обязательно на макушке таскали фуражку или беретку. Светловолосый юноша с яркими золотыми глазами, что больше походили на лежащий на солнце янтарь, был же одет в стандартную униформу почтальона - красную фуражку с золотыми нашивками, красную куртку с золотой подкладкой и коричневыми рукавами и воротником, а также образ дополняли коричневые брюки с черными ботинками.  Седовласый же был одет скудно с виду, но дорого-богато. Качество ткани уже заметно выделялось и искрило на солнце, выдавая подручную шавку графа или какой-то не менее богатой особи -на борту капитана Гартье Илай уже видел подобных пешек и лично с некоторыми подобиями имел дело. Только… Этот был каким-то странным. Присев вровень перепуганному и извиняющемуся почтальону, который трепетно дрожащими руками собирал разлетевшиеся газеты, седовласый мужчина, ничего не сказав, ловко собрал несколько в одну стопку и передал её златовласому, похлопав по плечу. Что было дальше, журналист не видел, так как потерял быстро к ним интерес, едва запомнив лица и внешний облик. Вместо этого он отвлекся на свое душистое кофе, требующее немедленного употребления и оживления энергией тела. Прошло около 15 минут, прежде чем голоса посетителей увеличили свой звуковой тон -жизнь с утра начала стремительно оживать пестротой красок. Встав из-за стола, оставив пару чаевых для шныряющих сонных официантов, Кларк заметил в углу сидящего седовласого мужчину, который дрогнул и торопливо опустил взгляд, стоило только журналисту посмотреть на него и скрылся слегка за газетой. Перевернутой газетой... Этот мужчина был тем самым вторым виновником столкновения с велосипедистом. Хмыкнув, Илай мысленно махнул на него рукой и поспешил на выход - несколько французских любопытных лиц взглядом высекли его отличающийся и внешний вид, и лицо, и глаза, и манеру поведения, подрываясь желанием подойти и расспросить иностранца, которому удалось так глубоко забраться за стены Франции в связи с военным ограничением. «быть может просто нервный и нелюдимый тип, хотя чего так всматривается во всех? Ищет кого что ли…» -подумал журналист про себя на седовласого неумело скрывающего свое внимание мужчину, проверяя карманы на наличие ручки и маленького записного блокнотика, поправляя на боку сумку. После чего кафе осталось за спиной. Оказавшись на улице, морщась от палящих лучей солнца, Кларк торопливыми шагами перешёл на соседнюю улицу через дорогу, по которой летали такси, люди, кареты с лошадьми, и свернул за угол, пару раз окинув для мысленной поведенческой оценки местных жителей взглядом. Нужно было сходить на базар, закупиться, да подслушать говор и слухи для будущих штрихов статьи своего странствия. - А он и вправду выделяется на фоне других… - Поправляя низины серой рубашки, седовласый бросил многозадачный глубокий взгляд тонкой спинке журналиста вслед, особо ничего хорошего не сулящий, выйдя из кафе на 20 секунд позже. Не теряя времени более, он тут же поспешил за нужной целью, шаркая и загребая ботинками дорожную пыль. Завернув за ещё один угол, Кларк поднял голову и посмотрел на то, как молодая девушка лет 20 поправляла белье на жирнющей веревке, что была растянута от одного дома к другому. Улочка, по которой шёл журналист, была крайне узкой и неприятно пахнущей. По ней пару раз даже местами пробегали и крысы, за которыми с распушённым хвостом летали тощие уличные кошки. Плюнув в сторону скопившуюся едкую от всей смердящей оравы окружения мусора, отходов и фекалий, слюну, позади внезапно раздался красивый, местами мелодичный голосок, заставивший Илая оторопеть и дрогнуть, как напуганную замеревшую лань у дула ружья - Умница, что сплюнул в сторону, я не хотел бы, чтобы мне так сделали на перчатку, за которую ты и телом не расплатишься, мышонок… И, упомянутая вещица на костлявой руке через секунду была грубо прижата ко рту ошарашенного журналиста, которого со спины схватили и закрутили руки ,да так больно дернув их к себе, аж до хруста хрупких плеч, от чего Кларк сдавленно пискнул, едва удержавшись от рывка на худых ногах. Уличав ранее момент расслабленного и рассеянного Илая, незнакомец в несколько шагов в связи со своим высоким ростом бесшумно нагнал юношу и, принимая в охапку к скорости еще и ловкость и проворство, заломил бедолагу, у которого сердце чуть не пробило от неожиданности изнутри ребра. Пользуясь чужой растерянностью, мужчина стал пытаться перебрать обе руки в одну свою, совершенно не ожидая выигрышного жертвой сопротивления. Глухо закричав и задергавшись, как рыба, выброшенная на берег, равняясь между жизнью и смертью, Илай попытался вломить незнакомцу со спины затылком головы и, на удивление, попал! Стоять и поддаваться панике –значит свести себя в могилу или под сморщенный член мерзкой туши, и он, не смотря на долбящий, подлетевший ,как штормовая волна, адреналин, смекетил долбануть незнакомца сначала затылком башки, а после подручным предметом. Обидчик шикнул, сделав два шага назад и сплюнул розовую слюну от выступившей внутри рта крови, ослабив хватку. Девушка над головой пискнула, лицезрев нападение, и как позорная шавка смылась в квартирку, бросила вещи и корзинку на балконе, сделав вид, мол была не при делах и вовсе не видела такого ужасающего безобразия средь белого дня. Ни позвать на помощь тех, кто посильнее и сердобольнее, ничего… Тотальное блядское равнодушие. Мельком Илай бросил ей в мыслях «надеюсь тебе так же аукнется, дрянь!», после чего бегло окинул улочку взглядом и швырнул первый попавшийся под пальцы кирпич мужчине в башку, так и не глянув, кто это был. Пелена животного страха и внутренний голос кричали «Бежать!», а здравый смысл действовал руками и на время отвлек обидчика прилетевшим по башке тяжелым предметом. Разглядывать - терять время. Заорать сил не было -челюсть крайне сильно сдавили, любая попытка пошевелить языком каралась болью, сравнимой с защемлением икроножного сухожилия. Кларк понял, что этот кто-то действовал наверняка и профессионально, быстро и ловко без шанса на ошибку, зная человеческую анатомию. Либо уже имел дело с таким трюком, зная, на какие мышцы и сухожилия надо давить концами тонких пальцев до синяков. Кажется, там за спиной даже раздался хруст кости от прилетевшего кирпича и злобный французский мат под нос. Илай не знал куда попал, схватывая бегло выпавшую из рук маленькую походную сумку и унося ноги куда подальше. - а ну стой, засранец! Ты мне за шрам ответишь! Стой, сволочь! Как выстрел, пронзивший спину насквозь, рявкнул чужой мужской голос, который стал приближаться, как и шаги практически следом. "Чёрт, не долго музыка отвлечения играла"- Илай под нос проматерился насколько это было возможно со сведенным болью ртом. Ну почему ему приспичило пойти на окраину города, где полицейских было куда меньше, чем пожитков у бомжа в деревянной миске у сальных грязных ног… Он впопыхах на бегу накинул сумку через плечо на бок, пульс гулкими барабанами пульсировал в ушах, а неугомонное сердце стало причиной растущей в груди колкой боли, будто горячую плоть изнутри облили ледяной водой, от чего конечности стали неприятно пульсировать и неметь. Обидчик, которому всё же больше досталось физически, зажимая на скуле кровоточащую рану и появившийся почти мгновенно нарывной сине-кровавый синяк, пачкая белую перчатку багровыми каплями, распалился гневом и бежал за юношей, практически не отставая, как одичалая бешенная собака. Их шаги гулом с шуршанием и шарканьем раздавались по замызганным улочкам, а частое шумное дыхание напоминало фырканье запыхавшейся лошади. Илай не собирался так просто сдаваться, кинул через плечо взгляд и угадал седовласого юношу, что утром сидел в кафе и поглядывал на него, а до этого помешал проезду почтальона, создав казусное происшествие. Запомнить для показаний или отмщения в кошмарах было неплохой идеей в скользкой секундной возможности. Хотя бы сейчас, когда расстояние между ними было приличным. Так, погоня уже шла 3 минуты. Гнался за ним подручный графа, как и предполагал Илай ранее. Эзоп Карл, собственной персоной, после кучи неудач помощников самостоятельно взялся за поиск нужной мордашки и нашёл её, воспользовавшись самыми необычными связями, что утром попались под руку... Шаги обидчика торопливо приближались и Кларк в панике свернул, перепрыгнув пару ящиков, направо в сторону окраины входа на базар, что напоминал больше деревенский сбор хлама. Пригнувшись , а потом и вовсе подкосив ноги, да так резко, не ожидав от самого себя таких выкрутасов, выбрасывая торс назад, а весь низ вперед, Кларк проскочил под дном телеги с сеном потока торгового сброда по бедру, кое-как после, на бегу, отскочил с земли на ноги и, летя телом вперед ног, едва не падая, выровнялся. Эзоп округлил глаза с такой пронырной ловкости мальчонки, немного тормознул перед телегой и вытянул шею, хмурым беглым взглядом обводя толпу презрением и нетерпением, ища щель малейшего прохода меж тушами. Она создавала ненужное ему сейчас преграждение, отрезающее между ним и юношей неумолимо растягивающееся расстояние с каждой секундой. Илай летел всю дорогу как ошпаренный, даже не смотря на рост и длину своих ног по сравнению с длиной ног Эзопа. Рыкнув , он раздвинул грубым ловким движением идущую толпу смеющихся и гогочущих барных шлюх, которые радостно охнули и ахнули, присвистнув седовласому зазывальческим голоском вслед. Протискиваясь меж низинами грязного общества до конца и оказываясь по другую сторону толпы, Карл брезгливо прыснул сквозь зубы, как гадюка, дернув рукой, и вновь сорвался с места -спина журналиста свернула вдалеке за угол, а проценты потерять его окончательно были катастрофически велики. Придти к другу с пустыми руками, с трудом найдя эту особь благодаря местной проныре, знающей почти каждое лицо от и до было крайне не выгодной и раздражающей задачей. В конце концов проваленной. Он всё же его упустил. Сменяя гнев внутренним разочарованием, Эзоп поправил свой внешний вид настолько, насколько это было возможно -раненую щеку было не скрыть, гематома стала выпирающей шишкой и даже медицинская маска не помогала скрыть это уродство. В это время, продолжая бежать, вновь окидывая беглым взглядом через плечо уже пустое пространство, Илай еще пару раз свернул за разные углы на разные улицы, петляя и запутывая напавшего на него седовласого юношу на всякий случай. Рот всё ещё болел, а в душе кипела внутриутробная злость. Что было бы , если бы он не вырвался? Убили бы? Увезли бы богатенькому уроду? Изнасиловали бы прям там в грязном вонючем уголке? Вытрепали бы все деньги, угрожая ножом у глотки? Сидеть в редакции и писать скучные статьи о замужестве было не такой уж и плохой идеей. Стоило ему выйти за порог, как все беды и прелести мира свалились на его хрупкие практически беззащитные плечи. Сейчас, уже сбавив темп ходьбы, Кларк корал себя за тупое детское легкомыслие, стоившее ему разбитой души суровой реальностью. Она так порывисто рвалась на свободу, хоть и не жила в "розовых очках", а теперь, осознавая окружающие и по истине ужасающие условия, которые стали для обыденных людей частью жизни, привычной и не менее от того пугающей, Илай позволил слабости взять над собой верх. Ноги его устало подкосились и он едва ли не упал на обочину, давно евшие глаза слёзы наконец потекли по щекам, оставляя на запыленной коже влажные дорожки. Выронив блокнот с разлетевшимися записями на ветру на дорогу, как все свои мечты, ровно также затерявшиеся где-то вдалеке, он стал судорожно вытирать раздражающие слезы рукавами. Адреналин сменился двухминутной сильной истерикой. Он остался здесь один, без редактора, что был ему практически родным, без друга, который хоть и изнасиловал его, но после замаливал ежедневно этот до гроба позорный грех, без привычной маленькой квартирки, которая напоминала ему каморку, привычных милых улиц, выпечки, которая во Франции отличалась и навеивала ностальгические слезы. Да, жизнь теперь была другой, финансово лучше, но не морально, он уехал за пределы государства, начал другую страницу своей истории. Обняв зудящие после долгой беготни колени, юноша уткнулся в провал между чашечками лицом, вздрагивая всем телом. Разум из раза в раз кунал в разные неприятные отголоски острых осколков памяти до тех пор, пока не изжил энергией и не дернул занавес, отрезая душу от страданий на какое-то время. Лишь через час он нашёл в себе силы подняться на ноги. Решив немного прогуляться и покинуть на время город, чтобы соединиться воедино с природой и дать душе временное восстановление, Илай поднял и отряхнул записную вещицу, лениво утрамбовав её в маленькой сумке. Так, миновав городскую сету и парочку местных садов груш и вишен, усыпанных плодами и стоящими полными корзинами у стволов деревьев, перед глазами простилались зеленые луга и поля, на которых паслась живность от большой до малой, а кое-где роскошными пушистыми кронами сверкали посадки деревьев. Вдохнув полной грудью воздух, юноша прислушался, насупившись, чувствуя, как паника и испуг постепенно сменялись на умиротворение и молчаливый без мыслей покой. Природа постепенно лечила , умиротворяла, успокаивала... Так, шагая по траве босиком, а ботинки неся в левой руке, юноша наслаждался приятными щекотливыми ласками каждой травинки и ее прохладой, создающей приятный контраст на фоне разгоряченного тела.Через какое-то время впереди раздались выкрики и редкие аплодисменты, и за ними над зеленой полянкой поплыли тягучие звуки флейты и лютни. После нескольких тактов к одинокой флейте присоединилась ещё одна, и их протяжные голоса сплелись в чарующем танце, навевая грёзы о духах воздуха и воды, сильфах, кружащихся над укромными лесными полянками, и наядах, играющих на струях водопада как на арфах. Ему не хватало таких игр фантазии уже долгое время. В последний раз такие ассоциативные ряды воображения были в далеком детстве в приюте с другом, чье лицо и имя Илай почему-то не помнил. В игру вскоре вступила скрипка, и Кларк прикрыл глаза, а губы его растянулись в блаженной улыбке. Музыка, казалось, минуя уши, проникала сразу в грудь и пульсировала там, под рёбрами, сжимая сердце и наполняя тело волнующим трепетом,заставляя внутреннее задергаться в жажде вступить в этот чарующий зов. Внезапно вязкая, задумчивая мелодия сменилась весёлой и бойкой, застучали барабаны и зазвенели бубны, и чей-то голос крикнул,махнув рукой в рубашке: - а ну-ка встали все в хоровод! Пора провожать лето да осень встречать!   Множество других голосов на разный манер начали вторить ему, и в ту же секунду Кларка, что стоял от них поодаль, кто-то схватил за руку, утаскивая вглубь бурлящей толпы, двигавшейся по каким-то своим непознаваемым законам. Людское море рассыпалось на множество ручейков, с хохотом и весёлыми криками растекавшихся по поляне, по которой разным гулким топотом резво отплясывали мужские ноги. С одной стороны Илая за руку схватила черноволосая девчушка лет тринадцати, с ещё детским невинным лицом, ласковой улыбкой и большими кукольными изумрудными глазами, а с другой - красивый беловолосый юноша с алыми, как наливное спелое яблоко, очами и зашуганной внешностью и поведением тела. Оставив обувь на окраине, Кларк осмотрел моментально привлекшего среди всей толпы на заднем плане белого, как снег, юношу. Больно на хрупкого мышонка походил, невольно заставив Илая улыбнуться, удивляясь живому перед своими собственными глазами альбиносу. Людская цепь с визгом и гомоном растягивалась по поляне, музыка гремела, становясь почти осязаемой, юбки закручивались и шелестели, вились красные, оранжевые, зеленые, синие и жёлтые ленты на обручах в прическах женщин, а сапоги мужчин отплясывали по земле гулкими стуками каблуков уже с новой силой, вторично друг за другом. В какой-то момент оглушающе ударили барабаны, и хоровод рассыпался на пары, Кларк сцепился локтями с беловолосым юношей, и они закружились в бурном танце. Волосы и взлетавшие ленты венка, который кто-то умудрился в потоке пляса накинуть на него, щекотали шею и лицо, солнечные лучи ласково гладили лицо, танец пьянил похлеще любого, хоть столетнего вина. Он запрокинул голову, сощурив глаза от яркого солнца, рассмеялся глубоко и счастливо, позволяя всему миру кружиться и лететь вокруг него сотней тысяч разных огней и искаженных смазанных образов. Альбинос, что кружился вместе с ним, с легким любованием сощурился, а после, отцепившись, пару раз выдал красивый грациозный пляс, на который журналист засмотрелся, удивленно открыв рот. Как же были прекрасны эти плавные движения стройного длинного тела, напоминающего тонкий ствол молодой берёзки с раскидистыми длинными космами. Руки плавно, подобно крыльям, вырисовывали в воздухе различные знаки, играя с воздухом пальчиками, переливались, крутились и у груди, и по бокам, и над белокурой головой, а тело плавно обходило Кларка по кругу, вытягивая носок ног, заставляя юношу немного смутиться. Алоглазый не упустил это и быстро осекся, виновато, сутулясь, делая шаг назад и спрашивая своим тихим красивым голосом - вы не местный, верно? Тот самый приезжий журналист? Одежда дорогая, обычный народ такое не носит... У незнакомца не было французского акцента вообще, что Илая не скрываемо удивило. Остановившись и слегка нахмурившись, он кивнул и поинтересовался, спрятав руки за спиной - весьма цепкие и меткие догадки, неужели молва пошла? -на что альбинос слегка стушевался, виновато опустив взгляд и посмотрев на свои ладони, что на внутренней стороне были покрыты мозолями от какой-то будто копательной работы. - верно... Что-то сейчас тяжело скрыть и малейшее всполошение вызывает много рябей из одной крошечной точки... Да и, - его рубиновые глазки посмотрели из под белых пушистых ресниц в голубые, заставив журналиста застыть в немом удивлении от их внеземной на фоне ангельской робкой внешности красоты -ваше лицо весьма удивлено моему внешнему виду, хоть вся местность знает обо мне и моём... Проклятии... Хотя, многие не считают мой альбинизм таковым... Помимо, вы были растеряны нашим сегодняшним проводом лета и приветствия осени... Такое празднуют лишь пару деревень, в отличие от городов. Они считают это, - альбинос немного недовольно поморщился, смухортив красноватый от легкого насморка носик, но тут же принял обычные спокойные черты прекрасного фарфорового личика, - прошлым веком, дикостью, ребячеством. Не считаю это таковым. Такие деревенские праздники разбавляют серую суету городов, где шумят машины, фабрики, а воздух пахнет гарью и дымом... -весьма верно подмечено. Я из Великобритании. Илай Кларк, стало быть. Моё имя итак скоро все узнали бы, раз молва про военного корреспондента пошла... Услышав слово "военного", альбинос оторопел, дернулся, заметался глазами и поджал губы, заметно начиная бледнеть и синеть, -что-то не так? - Илай взял юношу за руку, который за мгновение стал похож на перепуганного кролика в ловушке, - вешали... вешали пачками... -протараторил он, дико озираясь по сторонам - кого вешали? - соседнюю деревню... А графам местным плевать, закрылись в особняках... Их голоса перешли на заговорщицкий шепот. Привлекать в разгар плясок и веселья такими изощренными печальными и травмирующими темами было крайне плохой идеей. Народного волнения ещё не хватало... - Эндрю Кресс... - внезапно бросил рубиноглазый , после чего схватил бледной рукой Илая за запястье и утащил за собой в кусты. Босые ноги журналиста слегка затормаживали их, ибо колючки и ветки больно кололи стопы. Айкая, Кларк вскоре не выдержал и спросил с раздраженной ноткой, откидывая бледную красивую теплую руку от себя -куда мы идём!? Отвлек меня в плясе, а ведь заволок в него, а теперь, услышав слово о войне, куда-то тащишь!.. Поясни что ли... Альбинос тормознул и печально, с каким-то усталым обреченным видом посмотрел на Кларка, поворачиваясь медленно к нему лицом полностью -Центр защищен, но не близь лежащие деревни... Власть молчит, а нас вырезают, как скот... Забирают детей и женщин, а мужчин убивают... Омег так вообще раздевают, бьют розгами и водят так по всей деревне с позором... Немцы уже здесь, практически здесь... Графы закрылись, закрыли глаза, оцепили выгодные периметры, фабрики, скот, дабы власть и еду не потерять, а не уплатившие налоги деревни бросили на произвол... Я слышал о вас из особняка, где недавно умерла Графиня, которую я лично хоронил после бальзамирования Эзопом... Граф ищет вас... Пошла молва о заговоре и они подозревают, что доверенные уже не один год слуги прогнулись под выгоду и деньги, начиная грызть корку хлеба как крысы изнутри к краю... Чтобы разворошить и уничтожить власть -нужно угробить верхушку или подкосить её изнутри... Поползли слухи об этом и граф требует правды народу... -постой. Меня ищет какой-то граф? Мне кажется или наша встреча не случайна? -голос Кларка лезвием прошёлся по ранимой белой натуре, заставив Кресса отшатнуться и мотнуть головой, нервно перебирая пальцами -вовсе нет... Я же сказал, что лишь слышал... Я... - парень мешкался, явно не желая признаваться в чем-то либо важном, либо крайне личном, постыдном. Переминаясь с ноги на ногу, заливаясь алой краской на щеках и кончиках ушей, выглядя немного даже забавно, как стесняющаяся перед возлюбленным девчонка, Эндрю всё же выдавил, сжимая и разжимая кулаки с нервно теребящимися пальцами, смело посмотрев на Кларка с каким-то детским вызовом - по выходным и вечерам я покидаю особняк и прихожу в местную деревеньку, чтобы подкармливать одну девчушку... Ту черноволосую. Её зовут Энлиля, ей всего 13. Та деревня, о которой я говорил... Её родители спрятали её под пол, когда пришли немцы, спасая ту  ценой своей жизни. Малышка просидела там два дня без еды и воды... А её родителей...- Кресс поник,боясь представь, что испытал и слышал ребенок тогда в те моменты - их повесили на дереве со всеми остальными жителями. Многих детей пристрелили на месте, а многих забрали с собой, особенно молодых девиц. Сразу и ясно понятно для чего и куда... - ладони стало неприятно ломить и Эндрю отвлекся на них, из под носа булькая -Она сиротка и ей некуда податься... За её необычную внешность -черные волосы,большие изумрудные глаза, местные приюты отказались брать опеку, приравняв не хуже чем меня к чертовщине, и она буквально скитается на улице, да и проблемы с едой, местами... Матеря массово сдают детей ибо без мужей, что были отправлены на фронт, не выдерживают заботиться о ребенке и работать... Я нашёл её в том доме, когда с небольшой бригадой после освобождения хоронил местных умерших. Услышал... её тихий голодный и уставший плач внизу. Зашел и сразу и не понял, откуда тот доносился и от кого. А потом опустил глаза и обмер - через щель пыльного окровавленного пола на меня смотрел самый красивый,невинный и драгоценный детский взгляд. Вытащили мы ее почти оттуда моментально и с тех пор мы с ней подружились. Она не сразу открылась, но я её полностью понимаю,сам таким в детстве был да и сейчас... Сейчас она только со мной и водится, а с остальными ведёт себя настороженно... Мой любимый, он местный изобретатель, которого сейчас на работе удерживают по улучшению производства и качества орудий с утра до ночи,не знает об этом... Нужны новые усовершенствованные модели, которые будут лучше, удобнее... Вот он там и сидит, дома почти не появляется и мне скучно... Да и девочке нужно было помочь, не мог же я ее бросить на верную смерть. Приглядываю за ней... По окончанию небольшого рассказа, Кресс опустил голову, прикрыв в немом трауре глаза,присев на аккуратно срезанный пень. Внутри Илая что-то дёрнуло, что-то щёлкнуло, неприятно защипало на краях голубых ярких глаз, заставив сбавить пылкие и раздраженные обороты из-за догадок того, о каком графе была речь. Неужели на войне и вправду творятся такие зверства с мирным населением?.. И всё это... Весь этот сущий ад на земле ему предстояло описывать на жалком листке пергамента? Конечно, он знал, что люди были способны на многое, но на такие изощренные зверства и чудовищные издевательства, являющиеся развлекухой для солдат и  смертельным исходом для мирных?.. Некогда мирное небо, детский веселящийся смех сменился на истошные стоны, визги, душераздирающие вопли, смерть и железный въевшийся навсегда запах крови заставляли разум содрогаться в невольных неохотных догадках, а разум дорисовывать страшные картины под повиновением дрожащего от страха сердца. Война оставляла отпечаток на каждой листве и песчинке, вздымая или растаптывая в прах. Думать о том, какая участь постигла пленников не хотелось и вовсе, как бы стыдно и трусливо это не выглядело со стороны. Он здесь, живой, здоровый, не тронутый никем и ласкаемый ветром, а где-то там маленькая девочка лет 11 сидела в кандалах на сырой земле и гнилыми стенами в темноте , плакала, голодала, смотря на сидящих за пределами решетки солдат, что поедали куски хлеба и колбасу с вином или пивом, хохоча и гыгыкая, пуская крайне сальные шутки не для детских ушек... Думать о таком ежеминутно каралось сведением с ума за неделю и паранойей. Всем не помочь, но попытаться все же спасти некоторых было можно... — Кресс... Я признателен, что ты поделился со мной такой сокровенной тайной, которую графы и местная власть скрыла... Я очень горжусь твоим поступком и твоей выдержкой над тем, где и как ты работаешь,что ты видишь, как ты живешь и с чем тебе приходится иметь дело... Но я не понимаю, почему ты поделился этим со мной... Голос Кларка был тихим,осторожным, аккуратным, будто идущим по тонкому льду. Подойдя к юноше, который заметно поник и задрожал от кровавых воспоминаний, превратившихся в ежедневный мучительный кошмар,  Илай присел перед ним на корточки и взял его бледные руки в свои ладони, потирая их большими пальцами - ты сказал, что закрытый и ничем не делишься, а тут первому попавшемуся поделился... Почему?.. Кресс ответил не сразу. Помолчал, подумал, обдумывая ответ, а после, всё же, подняв очи и разлепив слипшиеся губы, ответил - потому что я хочу, чтобы мой Лука вернулся домой и не потел кропотливо над той вещью, что отнимает столько жизней. Я скучаю по его объятиям, робким поцелуям. По тому, как он меня доставал своими разговорами и выходками,которые иногда удивляли и шарашили меня. По тому, когда дарил цветочки, сорванные утром в поле перед работой, жертвуя своим сном... Да даже по его одному лишь внешнему виду... По его глазам, улыбке и выпирающему клычку... Потому что я хочу , чтобы война прекратилась и дети перестали плакать, озираться и седеть,становясь белыми и запуганными, как я, лишаться детства, улыбок, мечты и фантазий. Я хочу, чтобы нам помог весь мир и другим с немцами и их тиранией, а не сидел за стенами и равнодушно сложил руки на коленях, застыв глазами в лживых статьях. Потому что я хочу, чтобы мир знал правду, сокрытую на страницах газет, в которых рассказывается малая и без того лживая крупица... Вы из другой страны, с такой должностью... Я хочу, чтобы эта пролитая кровь имела настоящее лицо, правдивое, а не лживое, каким его выставляют наши местные власти... Вас не тронут, иначе за вас поднимается страшное восстание и междоусобица... Мой граф, граф Лоренс Дезольнье, сейчас закрыл максимально глаза на эту проблему, как и его сын... я верю в то, что вы способны пролить правду на истину и грядут перемены к лучшему... Кларк понимающе кивнул, ударяясь об заклад, что это был вылив уставшей души. Крессу явно нужно было кому-то выговориться и он спокойно там на полянке к нему отнесся, не откинул руки и не напугал, за что получил лёгкое доверие альбиноса. Вряд ли бы он стал выговариваться ребенку, у которого итак вся ситуация была не сладкой... Немного подумав, он спросил, скрестив руки , узнав знакомую фамилию - его сына случайно не Джозеф зовут? - да, именно так, а что такое?.. - да я просто не удивлен, услышав фамилию... Встретился с его сыном на борту корабля Гартье... - тот старикан, поговаривают, влетел во что-то с головой доверху и выбраться теперь не может...- с пустым взглядом, смотрящим в никуда, ответил беловолосый. - Раз вы знаете Джозефа, уже куда проще... Если честно, именно он ищет вас, а не старший... Я слышал мельком разговор и бурчание Эзопа утром... Старший впал в отчаяние после смерти своей жены... Ее звали Изабель... Ангел во плоти спустился на землю, но рука дьявола присекла в один лишь момент ее жизнь...- поэтические сравнения уже не первый раз отскакивали от зубов мышонка, помогая Илаю приметить опыт описаний. Прокашлявшись, Кларк посмотрел задумчиво на небо, встав на ноги - я писал статью о ней. Слышал, что ее отравили, - шумно выдыхая,юноша пальцами ног сжал камушек и поднял его над землей, балуясь - Мне принесли досье опрошенных и попросили составить статью. Подробностей не знаю... И, полагаю, внимание графа зацепилось на мне, поскольку он заметил другую манеру передачи в статье газеты? Догадка лишь, слышал о таком замечании от редактора под которым сейчас работаю ( под его временным покровительством). Да и он меня уж видать хорошо в лицо запомнил за свои жалкие очки... От последнего альбинос улыбнулся, вытрав выступившие невольно слёзы мелко дрожащими руками - ты... Так это ты разбил ему очки? Он как фурия весь вечер носился с ними, прежде чем ушел к своей матери... - да. Я. Это вышло случайно... И чего он так из-за них взъелся? - Хм... - Эндрю встал с пня и пошёл дальше по еле заметной среди зарослей тропе, дожидаясь того, чтобы Кларк последовал за ним , вполглаза смотря на журналиста - Полагаю, слухи о том, что эти очки были сделаны в память о брате с узором, который был нарисован рукой много лет тому назад в детстве, не слухи, а правда... Очки были сделаны в память, очень дорогие, красивые, тонкой работы, почти хрустальные. Джозефа почти дома не было... Раз или два его видел, а потом его несколько лет не было, но про очки слышал... В особняке тяжело что-либо утаить. Сам никогда не видел их лично, лишь слышал бурчание Эзопа около зеркала... - неловко вышло, но это был не повод мне угрожать убийством... Кресс вскинул белые тонкие печальные брови, резко развернувшись и  с нескрываемым шоком спрашивая - убийством? Джозеф до такой степени разозлился? - как оказалось, после рассказа капитана Гартье, который вовремя вмешался, Джозеф угрожал мне зажигалкой, что была в виде револьвера... Очень глупая шутка... Он не пытался меня убить, лишь очень жестоко решил напугать... Припоминая убитую голову  и обсиканные штаны, Кларк поморщился, скрежанув зубами. Альбинос хихикнул, качнув головой , пока его белая рука ласково отодвигала ветку дерева, поглаживая листья кончиками пальцев, как шерстку котенка - слышал еще и то, что эти зажигали резко перестали продавать из-за жалоб слуг из-за подобных выкрутасов.  И жалко вас, и забавно, но я бы тоже испугался... Кресс был крайне приятным, милым и добрым парнишкой. Даже не смотря на тихий стеснительный голосок и периодические заикания и молчание в обдумывании слов, собеседником он был приятным, мудрым. Кларк удивился тому, насколько противоречивыми были слухи о таких, как Эндрю. Церковь бы бякнула - в нем совращающее сладкоречивое демоническое отродье сидит, а ты, идиот молодой и доверчивый, ведешься! Но душа воспевала о другом, никакой угрозы юноша из себя не представлял, ибо сам дергался от малейшего лишнего звука всего фона природы. Так, идя уже по натоптанной дороге по зеленому полю, Илай спросил - ведешь меня в особняк, верно? Заставив Кресса внезапным вопросом в лоб задуматься на несколько секунд  и притормозить - я думаю, вы еще в саду поняли, куда я вас повел и пошли за мной... А значит, вы не против... Будь вы против - развернулись бы и пошли прочь, а я бы и противиться не стал. - быть может, я слишком доверился и благоразумие снизошло на меня только сейчас, потому я и спросил? - ваши речи говорят об обратном, Илай Кларк. Вы же не доверились тому юноше,что преследовал вас с утра... Вы не глупы, каким себя считаете и кораете мысленно. Ваши вопросы были проверкой,мои ответы были раскрытием истины и наводкой на суть... И ваша  манера и тон при упоминании с Джозефом говорят о вашем желании привести в ваши статьи сенсацию, разоблачение убийцы и заговора... Вы же ведь за этим приехали? За историей, интригами... Думаю, данная интрига и ее раскрытие поможет вам в будущем... Заручитесь поддержкой самого графа... Идёмте.