4 Июля

      За весь день он выпил чашку кофе и стакан воды. Есть совсем не хотелось. Он чувствовал себя не лучше, как будто весь мир в тот вечер и по сей день отвернулся от него, как будто он остался один, и ему приходится выживать, выкорабкиваться из огромной ямы с скользкими стенами, за которые не ухватиться. Он отгородил себя от всех, не подпуская даже родственников. Он перестал говорить, совсем. Желание делать что либо окончательно пропало, как и желание вообще просыпаться по утрам. Ему хотелось верить что все это лишь сон, от которого он рано или поздно очнётся. Это не сон. Осознание этого пронзали и без того измученное сердце, разливаясь по всему телу ноющей болью и удушливой слабостью.       — Убью, — изредка шепчет он в слух — убью. Убью. Убью. Убью. Убью. Убью. Убью. Убью Убью. Убью. Убью. Убью. Убью. Убью. Убью… Уб… И снова, погруженный в свои мысли он не замечает как с глаз его бегут тонкие, прозрачные ручийки слез и быстро впитываются в подушку. Он плачет. Снова. Сколько бы раз не убеждал себя что ничего уже не вернуть, что смерть неизбежна и все когда нибудь обратятся в прах, одна мысль о Тиме, о том, что среди 8 миллиардов голосов именно голоса Тима не будет, заставляли его плакать, скорбить и мстить.