Еще один шанс

Солнечные лучи настойчиво пробирались сквозь неплотные, но заботливо закрытые шторы, скользя по векам и заставляя жмуриться. Глаза болели от пролитых слез и выпитого алкоголя, напоминая что организм бессмертного тоже не шутка. Я крепче сжала подушку в своих руках, что показалась слишком жесткой для наполненной перьями наволочки. Зажмурилась, после медленно открыла глаза, привыкая к свету. Перед глазами была черная ткань, но я была уверена, что мое постельное белье из красного шелка. Чуть поворочилась, понимая что лежу не на подушке и замерла. — Проснулась? — над ухом раздался хриплый голос, такой знакомый, что я вздрогнула, опасливо поднимая взгляд. На меня уставились два зеленых глаза, руки Голода были обвиты вокруг меня, прижимая к себе, а я, в свою очередь, обнимала его, словно подушку. — Да, — прозвучало несколько неловко, но я медленно отстранилась, заметив на лице соседа по кровати легкое разочарование. Или мне показалось? Я неловко кашлянула в кулак, обнаружив, что проснулась во вчерашнем наряде. Выдохнула, повернувшись в сторону Голода. — Почему ты остался? Я думала, ты уйдешь к себе, — во-первых, голоду не нужно было спать, но тем не менее ему выделили комнату в школе. А во-вторых, он часто наведывался к себе домой, пропадая на несколько дней. Впрочем, большую часть времени после войны с Матерью он ходил со мной, поэтому я как-то естественно привыкла к его обществу. — Захотелось. Нельзя было? — спрашивает с хитрой ухмылкой, но при этом в глазах его плещется интерес, словно ему любопытно, как я отреагирую и не прогоню ли его. — Можно. Просто не ожидала, — я пожала плечом, после потерев покрасневшие глаза, чтобы окончательно проснуться. В целом, открывать глаза в одной постели с Голодом было чем-то достаточно отрезвляющим, но я доверяла ему, поэтому могла спокойно спать в его присутствии. И из-за этого до сих пор не осознала, что уснула в обнимку с Всадником. — Ты рано проснулась, — констатировал факт, глянув на небо, едва затронутое лучами солнца, на что я нахмурилась. Очередная привычка, выработанная во время конца света. Поднималась ни свет ни заря, не желая пропустить ни мгновения. — Действительно, — я недовольно фыркнула и поднялась с кровати, вышагивая к шкафу и выбирая из него полотенце и удобную пижаму, — я в душ. ты можешь идти, если хочешь, — бросила небрежно, скрываясь за дверью в ванную и пропадая на добрые минут сорок. Выходя я не ожидала увидеть Голода, лежащего на том же месте, что и сорока минутами ранее. Я лишь вскинула бровь, но расспрашивать не стала. Сил нет, да и он ответит что-то вроде “Захотелось”. Я почему-то ощущала себя так, будто во мне нет ни капли жизненной силы, поэтому после душа просто завалилась обратно на кровать. Мне было безразлично, лежит ли там Голод или нет, хотя с ним я ощущала себя комфортнее, чем в одиночестве. Хотелось спокойствия. Того, которое я ощутила вчера. — Как ты? — раздается над ухом, пока я лениво прикрываю глаза. — Нормально, — отвечаю я без лишних эмоций, положив правую щеку на подушку и без стыда глядя на профиль Голода, — а ты? — спрашиваю лишь потому что интересно, такие диалоги были редкостью между нами из-за количества времени, которое мы проводили вместе при работе с орденом. — Хорошо, — он как-то непривычно улыбается, но я не могу разобрать эмоций на его лице и лишь удовлетворенно киваю, — Только затекло все. Может прогуляемся? — кидает снова словно невзначай, а я киваю. — Да. Было бы хорошо. Куда? — у меня нет идей, а потому спрашиваю, глядя теперь куда-то в плечо темноволосого. — К озеру, например, — он пожимает плечом, на которое я смотрю и я киваю, кое-как соскребая себя с кровати. *** Мы добрались к озеру, когда небо начало окрашиваться в золотисто-розовый, пришли и просто сидели на берегу, устроившись на упавшем стволе дерева. Я в пижаме, он в своем привычном костюме, молча смотрели на водную гладь. Я все еще чувствовала ком в горле и вместе с ним опустошение, которое нельзя описать словами. Часть меня будто исчезла, растворилась во тьме вчерашнего вечера. Но мне все еще хотелось плакать. И при Голоде я теперь не боялась этого. Слеза одна за другой безмолвно стекали с моих глаз, застилая пеленой вид на красивое озеро. Голод чувствовал мою печаль, но ничего не говорил и я была благодарна. Он не показывал жалость, сочувствие или другие неприятные мне чувства. Он просто был рядом и молчал, но для меня это было громче всех слов. Я положила голову на его плечо, не отрывая взгляда от отражающей небо воды. — Как все это пережить? — спрашиваю, тихо всхлипывая и он приобнимает меня за плечо. — Пропусти это через себя. Все пройдет, Вики. Ничего страшного, если ты будешь плакать или кричать. Все все поймут и я в том числе, — Всадник неумело похлопывал меня по плечу ледяной ладонью, а я почему-то чувствовала тепло и улыбалась. Плакала и улыбалась как дура. Но он не смотрел на мое уже опухшее от слез глаза, сохраняя мои границы. — Тебе не тяжело? — вдруг спрашиваю я, говоря вовсе не о тяжести своей головы, скорее о тяжести своих эмоций, что теперь переживают двое, разделяя их без способностей. — Нет. Мне нравится сидеть с тобой вот так, даже если ты плачешь. Твои слезы не делают ни тебя, ни меня слабее, — его слова приятно обнимают сердце, я улыбаюсь себе под нос и киваю, — И проводить время вместе интереснее, чем у меня дома, — Голод хмыкает, а я снова киваю, вспоминая ту иллюзию, что он мне показывал. *** Наше сосуществование продлилось несколько дней, пока я не пришла в себя. Мы обнимались, играли в настолки, задавали друг другу вопросы, все так же засыпая вместе. Я плакала столько, сколько мне было нужно и чувствовала себя свободной. Живой. Не инструментом для победы или разрушения мира, а просто собой, Вики Уокер, которая умерла однажды и чуть не умерла еще бесчисленное количество раз. Когда я плакала дольше обычного, Голод слегка хмурился, подшучивая что я буду похожей на рыбу-каплю(это я его научила), под конец вытирал мои слезы и целовал в лоб перед сном, шепча что-то на ухо. Я плохо помнила, что он рассказывал, но мне было приятно. Я словно засыпала под колыбельную. В очередной из дней я почувствовала, что больше не хочу плакать и мое сердце не рвется от напряжения. Я улыбаясь смотрела на Всадника, разминая руки после сна, а он отвечал мне искренней улыбкой, в которой лишь проскользнула печаль. Как будто он утратил что-то важное, ценное, взамен на что-то еще более дорогое. Он был подозрительно тихим даже для себя в последние дни, но я была рядом и не замечала ничего странного. Я наконец вышла к друзьям и они, на удивление, не задавали лишних вопросов. Просто обняли меня, так, словно я вернулась к ним спустя несколько лет. — Теперь можем праздновать! — Ади весело улыбнулся, приобнимая меня за плечо и мы создали полукруг, который замыкали Мими и Голод, не имеющие возможность приобняться. Я подняла изумленные глаза на них, не понимая причины такого веселья. — Разве вы не собирались после встречи с орденом? — уточняю, невольно цепляясь пальцами за уже привычные черные пряди волос Голода, рассыпавшиеся по его спине. — Без тебя это почти Богохульство, — дует губы Мими, — Мы должны праздновать все вместе! И Голод тоже, — она вызывает у меня улыбку своими словами и улыбается сама. Тепло. — Хорошо. Тогда сегодня в фургончике? — уточняю и получаю энергичные кивки, вуть крепче приобнимая Голода, — ты же идешь? — тот смотрит на меня с пару секунд, а после кивает, улыбнувшись, словно не ожидал приглашения. Мы еще немного поболтали о чем-то простом, вроде сколько бутылок глифта нужно для вечера и стоит ли брать настолки, и разбрелись по своим делам, договорившись встретиться вечером. Я просто вернулась в комнату, а Голод сказал, что у него есть что-то важное, что нужно сделать и я кивнула, сказав что буду ждать его вечером у себя. Без него в комнате стало непривычно и теперь меня пугало это чувство. Я всегда справлялась одна и это не было проблемой, но сейчас… Конечно, мне стало легче. Я отпустила почти все, что меня тянуло на дно и потихоньку возвращалась к жизни, собирая себя по кусочкам. Но чего-то не хватало и эта пустота заполнялась только с ним. “Он”, Голод, стал для меня каким-то исключением, кем-то, кого я не могу заменить или просто убрать и это вызывало миллионы вопросов в моей голове. Я вздохнула и принялась копаться в оставшемся гардеробе, вспоминая что могу надеть на это подобие вечеринки. ***Голод*** В последние дни я не понимаю самого себя. Почему продолжаю находиться в той комнате? Меня не приглашали и дали дозволение уйти, но меня все равно тянуло туда. Конечно, “ее” исключительность сразу выбила меня из колеи, я захотел ее себе, но не как друга или в принципе живое существо рядом. Скорее как игрушку. Чтобы она оставалась в моих руках, а я мог в любое время прийти и заговорить с ней, единственной, кто не чахла от моих прикосновений. В первое время это было даже весело. Приходить в ослепительно-белую комнату, где всегда будет она. Говорить с ней, пока не надоест. Дразнить, смутно отвечать на вопросы. Со временем я понял, что она угасает в моих руках даже без влияния силы и сменил тактику. И тогда…что пошло не так? Чему я позволил сломаться? Но я уже был не готов отпустить ее. Как близкого для себя существа, друга. Она оказывала на меня такое влияние, что было страшно представить, насколько оно все же велико, раз я пошел против своего создателя. Потом все будто закрутилось и я решил не противиться. Мне нечего терять, а значит если я умру, то не пожалею. И это стало первым шагом. Смерть матери в сражении бок о бок с простой бессмертной, мне казалось, что я сошел с ума. Но не останавливался. Не мог позволить себе разочаровать ее, ведь это означало бы разочарование в самом себе. А потом я увидел слезы в ее глазах. И хоть они не скатывались по щекам, но говорили о себе так явно, что было страшно. Я был рядом. Наблюдал, боялся сломать, задушить своим непривычным рвением к заботе. Все мое естество противилось этим непонятным инстинктам. Защитить, укрыть, помочь. Новые для меня чувства. Я был рядом, но не лез слишком близко. Был, как это…”хорошим другом”. Получал нежные похлопывания по плечу, от которых тепло разливалось по всему телу и чувствовал себя более живым, чем когда либо. Мы собирались большой компанией и на меня не озирались со страхом, даже если я был молчаливым. Все ее друзья относились ко мне как и друг к другу, это было странным. Мы играли в настольные игры, выпивали и помогали всем составом ордену. И хотя все они мне изначально были безразличны, я чувствовал, что у меня появилась цель, хоть и не мог ее сформулировать. В пямяти еще свежи моменты, как я был жесток, когда того требовало равновесие. Я не ощущал ничего, только безразличие и желание раствориться. Без суматохи, здесь и сейчас. Я желал исчезнуть или хотя бы не знать кто я есть. Зачем мне сознание, если я остаюсь безвольной куклой? Зачем оно мне нужно было, если все эти отвратительно долгие столетия я провел в одиночестве? А потом я понял.Чтобы встретить “ее” однажды. Но когда я увидел ее фигуру, согнувшуюся над собственной кроватью так, словно она прямо сейчас взорвется, сломается, мне стало страшно. Я впервые ощутил страх и просто принял его, как свою эмоцию. Как Всадник, я не мог ничем ей помочь, поэтому просто скопировал поведение других бессмертных, отвлекая ее, позволяя выпустить все то, что накопилось и это было так странно. Я был абсолютно уверен, что не разделял ее боль, так почему же в груди так тянуло? Мне пришлось оставить ее перед очередной совместной встречей, чтобы освежить мысли и себя заодно. Мне был безразличен свой конец, конец света, всего этого гребаного мира, но почему ее боль мне так небезразлична? Это правда то, что испытывают “друзья”?.. *** Я освежилась в душе, отвлеклась на книгу, уже собралась на вечеринку и почему-то сгорала от одиночества. Но была уверена, что никто другой не сможет закрыть эту пустоту. Только “он”. Усмехнулась себе под нос, захлопывая книгу. — Чего смеешься? — Голод, словно услышав мои мысли, стоял в дверном проеме, одетый в рубашку и брюки. Непривычное сочетание. — О тебе вспоминала, — ответила без утайки, поднимаясь с кресла, — тебе идет, — я улыбнулась, хватая его за локоть и утягивая из комнаты. Ее духота без него становилась гуще даже с открытым окном. Голод лишь немного проявил растерянность, почти сразу же приняв привычный безразличный облик. — Спасибо. Что за “вагончик”? — поздновато решает спросить, ведомый мной в сторону этого самого вагончика. — Место, где мы собирались, будучи первокурсниками. Около десяти лет назад. Его восстановили, — я воодушевлена возможностью ощутить ностальгию после всего произошедшего, оттого топаю быстрее, цокая каблуками лаконичных туфель. — Это же совсем недавно…— недоуменно уточняет, шагая вровень со мной, на чьем лице впервые за долгое время появилась искренняя улыбка. Я не вижу его лица, но мне кажется, что он доволен. Он проделал большую работу, чтобы я вновь могла быть такой…такой, как всегда. Собой. Мы оказались в вагончике чуть позже остальных, но я лишь восторженно осматривалась и посмеивалась со спорящих друзей и краснеющей перед Кристофером Мими. Лицо Голода выражало лишь непонимание, но это нормально, ведь он не проживал нашу юность с нами. От этого я почему-то ощутила укол грусти, словно мне хотелось показать ему все. Как я жила, через что прошла, что сделало меня такой, какая я есть. Но я лишь улыбнулась своим мыслям и протянула его к диванчику. Теперь, когда тут лишь наша команда, было почти непривычно пусто, но это быстро забылось в потоке веселья. — Вики, помнишь как ты сиганула с обрыва? — разгоряченный Ади спрашивает под удивленные охи незнакомых с этой историей и смех тех, кто это застал. — Не напоминай, — я хихикаю, отпивая глифт из бокала для мартини, соприкасаясь плечами с Голодом, — Я тогда думала что сплю, а лучший способ проснуться – умереть во сне. Голод слушал все истории с улыбкой на лице, иногда вливаясь в разговор, придвигаясь ко мне ближе, чтобы лучше видеть лица остальных. Но я почему-то от этих действий смущалась, сжимая руки на коленях. — Она правда сиганула с обрыва? — он спрашивал, указывая на меня, будто не поверил, а я пихнула его в плечо, надувшись, после чего все заулюлюкали. — Да вы сблизились, — щурится Мими, вышибая из меня воздух, заставляя смутиться, за что Сэми смотрит на нее осуждающим взглядом. — Кто бы говорил. У вас с метисом отношения явно поближе, — я слышу усмешку сзади себя и удивленно оборачиваюсь, а Голод лишь подмигивает под вой остальных. Спустя два часа веселых диалогов под глифт, я сильно устала от постоянного использования способности и слишком расслабилась в компании. Мы стали расходиться, весело прощаясь и я шла до комнаты с Голодом, периодически припоминая что-то и хихикая. Он поддерживал меня и разговор, иногда подшучивая. Я дулась с секунду и тут же остывала, вновь бросая шутку ему в ответ. Мы остановились возле моей комнаты, разговаривая о всяком, но я вовсе не хотела расставаться. Мой опьяненный разум решил, что я могу все, что угодно и я встала на носочки, потянувшись к лицу Голода. Заметила его удивленный взгляд, хмыкнула и коснулась.