трансляция

Мигающий на ноутбуке красный кружок грозился вот-вот свести его с ума. С одной стороны, при одной лишь мысли о включённой камере по всему телу бежали мурашки. Тот факт, что они собирались трахаться на глазах у неизвестного количества людей, заставлял низ живота тянуть в предвкушении и ужасе одновременно. Огонь в глазах сидящего за ноутбуком Серафима никак не помогал не думать об этом. Но с другой стороны мысль о том, что на них будут смотреть, возможно записывать и наверняка — дрочить, навевала ужас. А вдруг кто из знакомых увидит? Но повернувшийся к нему Серафим, уже установивший ноутбук с настроенным стримом на стуле поудобнее, не оставлял времени на размышления и самокопание. — Готов? — либо Глебу казалось, либо его голос стал сильно ниже обычного. Но характерная выпуклость на серых спортивных штанах явно указывала на степень возбуждения. От одной лишь мысли, что они собираются трахаться на камеру. Блять. Боясь, что собственный голос подведёт, Глеб лишь кивнул, приглаживая немного нервно волосы и смотря, как Серафим нажимает ярко-красную кнопку на экране, начиная стрим на каком-то из многочисленных сайтов. А в следующую секунду Серафим накинулся, почти по-звериному набросился на него поцелуем, опрокидывая спиной на кровать и сжимая плечи. Даже не оставил времени принять во внимание начатый стрим, морально подготовиться и привыкнуть к сообщениям в чате. Хотя, зная тревожность Глеба, оно было к лучшему. Выдохнув судорожно, Глеб ответил пылко, кусая тонкие губы и пытаясь перенять инициативу, углубляя поцелуй и невольно прогибаясь в пояснице навстречу жадным рукам.
 Тонкие пальцы сжали его талию с силой, наверняка до синяков, и Глеб с протяжным стоном подался ближе, раздвигая ноги и даже не замечая, как случайно задел стул. Стул, на котором расположился ноутбук со стримом.
 Как вообще думать о красивой картинке, если так хорошо знакомые руки сжимают футболку, медленно приподнимая и оголяя бледную кожу и поджавшийся живот, а зубы прикусывают шею, оттягивая и оставляя яркие, кричащие следы? Зажмурившись, Глеб прикусил губу в безуспешной попытке сдержать хриплый стон, цепляя дрожащими пальцами края мешковатой футболки и стягивая её с Серафима.
 Отстранившись и скидывая мешающую ткань окончательно, Серафим провёл пальцами по его красной щеке и позвал негромко: — Открой глаза, — ухмыльнувшись поплывшему взгляду, Серафим скользнул пальцами ниже, едва ощутимо обхватывая шею, — тебя настолько возбуждает тот факт, что прямо сейчас тебя выебут на глазах у незнакомых людей? Что все увидят, какая ты на самом деле шлюха и как кайфуешь от члена в себе? Вздрогнув от такого потока грязных слов, бьющих по самому любимо-больному, Глеб сжал запястье Серафима в инстинктивной попытке убрать его руку со своего горла и прикрыл глаза, подаваясь бёдрами вверх, пытаясь потереться хотя бы обо что-то. — Сим, — шепнул он едва слышно, ловя предупреждающий взгляд сверху. Договорились сдерживаться, не называть имена в слабой попытке сохранить хотя бы какую-то анонимность. Шикнув, Серафим наклонился и прикусил его нижнюю губу, срывая тонкий стон. Рука сжалась на шее плотнее, напоминая об уговоре, и Глеб вплел пальцы в мягкие кудри, притягивая ближе к себе, одним своим разгорячённым видом умоляя действовать. Хмыкнув на его реакцию, Серафим отстранился и помог скинуть футболку и расстегнуть наконец джинсы, которые слишком сильно давили на возбужденный член, почти до боли.
 Вздохнув облегчённо от того, что возбуждение больше ничего не сковывало, Глеб поёрзал на смявшихся простынях и самыми кончиками пальцев пробежался по покрывшемуся мурашками телу Серафима, от шеи до самой кромки спортивок, едва ощутимо оцарапав соски. Улыбнувшись на тихий стон, Глеб притянул за шею Серафима к себе, целуя почти отчаянно, а второй рукой залез под резинку штанов, обхватывая истекающий смазкой член. Ловя судорожные стоны, Глеб провёл плотным кольцом пальцев по всей длине, не скрывая довольного блеска глаз и откровенно наслаждаясь яркой реакцией на свои действия.
 Большим пальцем он надавил на головку, вздрагивая от сжавшихся на талии рук, и отстранился, ловя раскалённый воздух приоткрытыми губами. Было слишком жарко, несмотря на настежь открытые окна, но Глеб понимал, что даже на морозе ему сейчас бы было невыносимо горячо. А всё из-за нависшего над ним, сверлившего возбуждённым, мутным взглядом Серафима. — Надеюсь, ты готовился, — выдохнул почти в губы Серафим, цепляясь за шлейки джинс и стягивая их с худых бледных ног, пробегаясь по каждому миллиметру горячей кожи.
 Кивнув, Глеб помог снять с себя джинсы, раздвигая ноги и краснея невольно. Каждый раз это был очень неловкий процесс, необходимый, но смущающий и порой мучительно долгий. Но мелькнувшая довольная улыбка на лице Серафима с лихвой окупала все его мучения в ванной. — Трахал себя пальцами, представляя мой член? — дотягиваясь до смазки над головой Глеба, спросил Серафим, ухмыляясь. — Насаживался сильнее, пытаясь сдержать свои бесконечные блядские стоны? Задрожав всем телом, Глеб приподнялся на локтях и впился в довольно ухмыляющиеся губы в попытке заткнуть, прервать этот грязный монолог, от которого мурашки россыпью выступили на бледной коже, а член оставил мокрое тёмное пятно на ткани боксёров.
 Грязные разговоры — слабость. Тот факт, что это слышит не только он, но ещё и анонимные зрители — слабость вдвойне.
 Сильным нажатием на хрупкое плечо Серафим уложил его обратно, разрывая поцелуй. Чмокнув быстро в красную щёку, он стащил с него боксёры и с себя штаны, усмехаясь на жадный взгляд Глеба. — Терпи, котёнок, — Глеб поднял мутные глаза и сжал пальцы в кулаки, наблюдая, как Серафим обливает смазкой член. Сильным шлепком по нежной внутренней стороне бедра Серафим вынуждает развести ноги. Через силу расслабившись, Глеб потянулся за поцелуем, прижимаясь к припухшим от укусов губам.

 Разорвав поцелуй, Серафим сел, приставляя головку к судорожно сжимающемуся колечку мышц и проводя дразняще вверх-вниз, размазывая капельки смазки. Не выдерживая такой пытки, Глеб попытался податься ближе, насадиться, но был остановлен сжавшимися на выступающих тазовых косточках пальцами. — Настолько хочешь в себе член? — с усмешкой спросил Серафим, поднимая взгляд на него. Но Глеб видел этот огонь в потемневших от возбуждения глазах. — Да, да, да, ну пожалуйста, — сложив брови домиком протянул он, цепляясь пальцами за смятые, влажные простыни.
 Хмыкнув довольно, Серафим сжалился, проталкивая головку и шипя сквозь зубы от плотно сдавивших плоть горячих стенок. Откинув голову на кровать, Глеб застонал протяжно, жмурясь от тянущей боли.
 Всё-таки даже его три пальца не могли сравниться в толщине с Серафимом, но горячая рука, так правильно обхватившая член, с лихвой компенсировала все неприятные ощущения. Медленно войдя до конца, Серафим склонился над ним и поцеловал мягко, в глазах пытаясь прочесть разрешение двигаться. Было видно, каких усилий ему стоило это промедление — на коже выступили капли пота, а пальцы до синяков сжимали талию, но он терпел разрывающие ощущения.

 Выдохнув прерывисто, Глеб кивнул, подаваясь бёдрами ближе и роняя тихий стон от задевшей простату головки. — Сука, как же тесно, — низким от возбуждения голосом сказал Серафим, выходя почти полностью и наблюдая, как сжимаются отчаянно вокруг члена мышцы. — Блять, заткнись, сука, — жалобно выдохнул Глеб, жмурясь и отворачивая голову в попытке справиться с обдавшим кипятком возбуждением. — Нет, — сделав сильный толчок, заставивший проехать спиной по простыни, ухмыльнулся Серафим. Повернув его пальцами за подбородок к себе, он впился тяжелым взглядом в его глаза, двигаясь медленно, но сильно, выбивая пока тихие стоны. — Буду бесконечно повторять, какой ты узкий даже после того, как я из раза в раз трахал тебя на каждой поверхности нашей квартиры.
 Вздрогнув всем телом, Глеб застонал громко, пытаясь податься ближе, заставить ускориться, одним взглядом умоляя двигаться быстрее. Но Серафим был непреклонен, удерживая его за подбородок и входил мучительно-медленно, пусть и каждый раз бил прямо по чувствительной простате. — Сука, сука, — прошептал Глеб, не в силах совладать со срывающимся голосом, — пожалуйста, блять, быстрее. — Так хочешь, чтобы тебя вбили в эту простынь, размазали по ней? — низко, насмешливо спросил Серафим, спускаясь ладонью на шею и сжимая её несильно. — Так хочешь, чтобы довели до крика, чтобы у тебя не было сил шевелиться? Не выдержав, Глеб застонал громко, жмурясь и прогибаясь в пояснице, пытаясь насадиться самостоятельно. Но сжавшаяся сильнее рука на горле не давала пошевелиться, прижимая к кровати. — Бля-я-ять, — простонал-проскулил он, когда не получилось заставить ускориться, вбиваться сильнее, быстрее, — да, очень, сука, быстрее, пожа… Договорить ему не дал сильный толчок, от которого посыпались искры из глаз а с губ сорвался первый крик. Сжав его шею, Серафим отстранился и начал двигаться так, как хотели они оба: быстро, без жалости и каждый раз проезжая головкой по простате, срывая крики и жалобные стоны. Сквозь плотную пелену возбуждения Глеб почувствовал обернувшиеся вокруг члена пальцы и заскулил от силы ощущений и нехватки кислорода. — Так хорошо принимаешь, — добивал его низким шёпотом Серафим, дыша тяжело от собственного удовольствия и быстрых движений, — так, блять, правильно, как будто для этого и создан: раздвигать ноги и сжимать в себе мой член.
 Это толкнуло за край окончательно, и в глазах потемнело, пока Глеба выламывало в спине, а тела обоих пачкались брызгами семени. Разжав пальцы, которые оставили красноречивые красные следы на бледной коже шеи, прямо поверх следов от укусов и засосов, Серафим за талию насадил его сильнее, вбиваясь беспорядочно в погоне за собственным удовольствием.
 У Глеба не было сил даже сжаться, он мог лишь расплываться на простынях и едва слышно скулить от ощущения сверхчувствительной простаты, по которой била головка члена. Спустя несколько толчков внутри разлился жар, а Серафим почти упал сверху, прикусывая ключицы и низко, хрипло выстанывая что-то неразборчивое. В попытках отдышаться Глеб запустил дрожащие пальцы в мокрые, растрепанные кудри. Не было сил даже подумать про всё ещё идущий стрим, в голове была блаженная пустота, ни единой мысли или тревоги не крутилось на подкорке. Серафим пришёл в себя первый, отстраняясь и подползая к ноутбуку, чтобы завершить трансляцию и с чистой совестью сгрести вымотанного Глеба в охапку и завалиться спать. Но из полудрёмы Глеба вырвал его громкий, истерический почти смех. — Чего? — охрипшим от криков голосов позвал он, недоумённо глядя на хохочущего Серафима. — А в какой момент ты задел стул? — нахмурившись, Глеб подполз к экрану и вгляделся, проматывая запись эфира. В итоге, не удержавшись, он почти свалился на пол от смеха, держась только за трясущегося Серафима. Всё это время зрителям были видны лишь их ноги.
 Что же, зато футфетишисты довольны.