Roses and Guns

Когда горячая щека прижимается к металлу его тела, Бутхилл не чувствует ничего, кроме веса чужого тела, улёгшегося на него сверху. С этой стороны он абсолютно бесчувственный, ведь у него больше нет кожи, органов и нервных окончаний, которые смогли бы посылать импульсы его мозгу, заставляя ощутить чуть больше, но он оставался обычной машиной, практически без чувств, с утерянными эмоциями и отсутствием восприятия любых внешних факторов. Когда он дерётся, ему неприятно, что на стальном покрытии появляются кривые стыки, малость беспокойно за вылетевшие болты и расшатанные шарниры, но никогда не больно. Аргенти проводит пальцами по продолговатому углублению в пласте металла, благодаря своей форме напоминающем грудную клетку. Бутхилл этого не чувствует, но видит, следит взглядом совсем лениво, как пальцы поднимаются выше, на короткой кожанке вырисовывая незамысловатые узоры. — Тебе.. не холодно? — как бы невзначай спрашивает Бутхилл, ведь они лежали без одеяла, а сам он действительно был холодным. — Нет, — отрицательно качает головой, следом поднимая взгляд на возлюбленного. И как он только может смотреть на кучу железа с таким искреннем восхищением и теплотой? — Мне показалось, что я могу согреть тебя, потому что.. — Не можешь. Я не чувствую ничего, не считая того, что ты лежишь на мне. Аргенти, ахнув, решает проявиться снисходительность и уже собирается приподняться, но Бутхилл крепко держит его, обхватив талию одной рукой и не позволяя отстраниться. Это удивляется Аргенти ещё больше, он с непониманием смотрит на того, на что Бутхилл не нашелся, что ответить, отведя взгляд. — Мило.. Просто продолжай и дальше так лежать, идёт? В ответ слышится мягкий беззлобный смешок, после которого Аргенти утыкается подбородком в его грудь, а ладонь кладёт ему на щеку, всё ещё человеческую, не истерзанную прошлым и различными модификациями. Единственное, что могло окунуть его в воспоминания об обычной жизни, когда он ещё был человеком, это прикосновения к его лицу. Бутхилл и сам не до конца понимал, как работает его новый организм, к которому он привык, как остатки человечности уживаются с построенной из него машиной, и почему его щёки покрываются едва заметным румянцем. Руки Аргенти, без его доспех и рыцарского обмундирования, такие тёплые и нежные, касаются кожи Бутхилла с осторожностью и особым трепетом, гладят и прижимаются, а глаза смотрят так, словно перед ним его излюбленное божество, сама Идрила. — Надо же, это так невероятно, — мягкая улыбка не покидает лица Аргенти, а голос разливается бархатным шепотом. — Твоё тело холодное, а кожа такая горячая. Разве это не прекрасно? — Эм, слушай, не забывай, что я вообще-то киборг, даже не живое существо, — чужие слова застали его врасплох, но он умело это скрыл. — Разве это имеет значение? Для меня ты живое существо, такой же человек, как и большинство других. Неужели созданное человеком может считаться некрасивым, особенно, если это ты? Я встречал много людей, приклонялся перед многими красотами, а потому с уверенностью скажу, что ты прекрасен не меньше других, мой милый Рейнджер. Тяжело не заметить, что Аргенти со сложностью даются подобные слова. И нет, вовсе не из-за лжи, потому что он не лжёт, а лишь потому что выражение собственных чувств и эмоций — явно не его. Он не умеет объяснять то, что чувствует, да и не уверен, что другие в этом нуждаются, ведь это его искренние чувства, его настоящее восхищение и неподдельный восторг, ведь он — Рыцарь Красоты, его так воспитывали и обучали. То, что красиво, тому ты и отдашь честь. — Не думаешь, что должен сказать это более.. реальному человеку? — Для меня ты реален. Человек. Мой человек. Вторая ладонь Аргенти тянется к руке Бутхилла, обхватывает в области, где у обычных людей находится запястье, а у Бутхилла большой шарнир, тянет на себя и подносит к своему лицу, следом целуя тыльную сторону ладони киборга. Сбивчивый удивлённый вздох срывается с губ, Бутхилл отворачивается, не найдя в себе силы взглянуть в глаза Аргенти. Тот, оставшись довольным провёрнутой махинацией, тянется к чужому лицу и невесомо касается губами острых скул. У Бутхилла нет сердца, как и других органов, нет нервных окончаний и кровоснабжения, но почему-то сейчас его лицо горячеет, румянец расплывается по щекам, а в груди, где совсем пусто, что-то горит и греет изнутри. Разве он до сих пор способен на что-то подобное?