Армин. Юноша который потерял и нашёл.
Возможно, Ханджи Зое и поставила перед собой красивую задачу — реорганизовать, а точнее будет сказать — возродить, контрразведку в лучших её проявлениях, но проблемы, что оставались в армии, никуда не делись и имея их перед своим носом, воплотить планы в жизнь было задачей абсолютно иного уровня. Уже битый месяц, Армин пытался выстроить хоть какую-то систему отчётности…и всё рушилось только из-за того, что никто не хотел друг друга слушать. Люди, что видели войну лишь как сражения на передовой, не имели желания расписывать подробные отчёты со всеми теми деталями, которые так нужны были информационному отделу поддержки. В итоге человеческое самодовольство и пороки в который раз, заводили их всех в тупик. — Эй, Арлерт… — обращается к нему Жан Кирштейн, высокий уверенный в себе парень, и к тому же старший лейтенант работающий с ним в одном кабинете; Жан явно от скуки надкусывает яблоко, поглядывая при этом в окно, — Ты слыхал, сколько наших положили в том наступлении? — Слышал, конечно… — не отрываясь от бумаг говорит Армин. Он знал, если бы сеть информаторов работала лучше, то погибло бы на порядок меньше людей, он чувствовал за это и личную ответственность, хоть и понимал, что не может повлиять на благонадёжность всего человечества, — Ужасная недоработка, приведшая к бессмысленным потерям. — Думаешь там до хрена осмысленных потерь? Это короткая грубая фраза даже заставляет Армина поднять глаза от бумаг. Он никогда не слышал прежде, чтобы Кирштейн высказывал сомнения, затрагивающие войну, политику или решения короля. — О чём ты, Кирштейн? — Да так…о своём. Жан всё-таки был странным парнем — приехал сюда из Митры поднимать контрразведку практически с самого с нуля, отказался от столичной жизни. До этого Армин думал, что этого парня, как и многих других, привела сюда вера в войну, да вот только, кажется, это было не совсем так. Поглядывая на Жана уплетающего яблоко, Армину вспоминается Эрен. Эрен верил в эту войну больше чем кто-либо другой, но, возможно, уже успел стать её жертвой. В конечном счёте Армин сдаётся бороться с бумагами и поднимается с места, ему придётся оставить Кирштейна торчать здесь в одиночестве. Нужно найти майора Ханджи и объяснить ей почему, по его мнению, работа не движется, а на фронте они несут такие значимые потери. Весна идёт к своему завершению, совсем скоро на западе разыграется знойное лето, но от этого совсем не радостно — вонь исходящая от общих казарм стоять будет ужасной, а что касается мест на поле боя, тех, что усеяны чужими телами, об этом и думать не хочется. Лето было особой вехой войны, приносящей множество трудностей. Армин пересекает двор, где привычно натоптано армейскими сапогами, откуда-то из-за забора слышится перекличка, дела идут своим чередом. Он рад, что его работа не связан с построениями, постами, марш-бросками и прочими тяготами гарнизонной жизни. Возможно ему стоило хотя бы своих мыслях, чаще благодарить Эрена за то, что он подарил ему возможность занять место повыше, да потеплее. В какой-то момент его взгляд падает вбок — там дверь склада открыта настежь, но рядом с ним никого. По протоколу посещение склада должно осуществляться по меньшей мере двумя солдатами, один из которых должен регулировать вход. Эта простая система не позволяла расплодиться мелким воришкам внутри гарнизона. Сейчас же, то ли, кто-то, кто посетил склад попросту забыл закрыть за собой дверь, то ли, внутри проводились работы, о которых ему было неизвестно. И, возможно, Армину стоит пройти мимо, и возложить эту задачу на кого-то другого, поймать по пути рядового и приказать разобраться, но врождённая ответственность берёт вверх. Даже если сапоги и шинели, бинты и посуда, керосиновые лампы и мыло, не настолько важная утварь, чтобы о ней беспокоиться, внутри склада всё подсчитано так, чтобы не достаться врагу. Армин срезает двор и заглядывает на склад — темно и, кажется, там и правда никого. Он даже осторожно кричит вглубь длинного холодного помещения: — Э-э-э-э-эй есть тут кто? Нет ответа, похоже, и правда, кто-то забыл закрыть дверь. Собирается затворить её хотя бы на засов, но слышит шорох…крыса? Армин делает несколько шагов в темноту, если внутри кто-то прятался, это будет выглядеть подозрительно, какие бы причины на это у того не были. Вряд ли враги добрались до их шинелей, и всё же… Лишь бы не наткнуться на уединившуюся парочку несдержанных солдат. Армин минует полки с обмундированием, отдаляется от двери всё дальше и дальше. Сейчас ему бы не помешала лампа…где-то здесь на полках должна быть такая. Глухой звук касается его ушей — «бум», а затем скрежет металлического засова. Он прикрывает глаза на секунду, вдыхает и выдыхает холодный воздух. Помимо того, что работа не клеилась…помимо огромных потерь, что они понесли на фронте, его ещё и заперли на складе. Чёрт побери…вот же глупая ситуация… Он разворачивается на каблуках, чтобы пойти обратно. Крысу он уже не поймает, так хотя бы поймёт, что делать с дверью. Быть может, за той кто-то остался. Не успев проделать и пары шагов, он снова слышит звук которого на складе быть не должно. Что-то массивное ударяется о другой деревянный предмет, один раз, так словно упало. Всё же, тут кто-то был. Армин ощущая себя юлой, снова делает поворот и возвращается к исследованию склада. Так, вместо крысы, или неудачливых любовников он замечает внутри склада маленькую фигуру, неясные очертания в густой темноте. Армин прибавляет скорости, хочет уже понять кто тут над ним издевается, идёт в сторону человека быстро и резко, но оказавшись рядом ощущает резкое движение воздуха…чувствует боль в ухе…сразу после этого деревянная палка с выразительным звуком падает из рук нападавшего и катится по полу. — Ай… — он отдёргивает голову, касается головы…больно, что вообще…слышит звук загорающихся спичек, видит пятно света перед собой, то падает на лицо девушки. Помнит её, её зовут Анни. Та самая, «вылитая марлийка». — Я думала, вы увернётесь… — то ли шокировано, то ли оборонительно раздражённо говорит девушка. — Что? Почему я должен был уворачиваться? — продолжает он потирать ухо. — Я думала, если вы союзник то достаточно квалифицированы, чтобы увернуться, если враг, получите по лицу, и испытаете дезориентацию. — Ха? — и почему слова девушки разят какой-то претензией. Это же он сейчас получил по уху. — В темноте я не могла понять, что это вы, лейтенант. Только по голосу поняла. Кажется, до него, наконец, дошло. — Я вас напугал, рядовая? — Конечно, я в первую очередь молодая девушка, видя в тёмном, узком помещении мужскую фигуру, быстро движущуюся на меня, я испытываю страх. Вряд ли вам это, как мужчине, понятно. — Нет…нет кажется, я вас понял. Мне следовало хотя бы что-то сказать. Просто эта дверь…и крыса…сбили меня с толку. — Крыса? — Я думал, что вы крыса. Только произнеся это вслух, понимает, что сморозил глупость. Может, она воспримет это как шутку? Нет, судя по серьёзным глазам, не воспримет. — Да, вам стоило, что-то сказать, лейтенант. Что ж, она просто проигнорировала его глупость, а не насмехается над ним. Армин оглядывается по сторонам, видит вокруг полки, заставленные ящиками, кажется, и рядовая несла с собой какой-то ящик, сейчас водрузившейся у её ног. — Но что вы тут делаете, одна, в темноте? — Ищу бинты и керосиновую лампу. — Бинты и лампу? Девушка протягивает ему что-то, кажется, обрывок бумаги, тут темно и ему не разглядеть, что на том написано, но похоже на справку о выдаче чего-то со склада. Возможно даже бинтов, и керосиновой лампы. — В этом месяце меня обязали нести службу в госпитале. Сегодня поступило множество больных. У нас нехватка бинтов, и ещё кое-что было уничтожено, — кивает на лампу у себя в руке девушка. — Вот оно как. Вы нашли, то, что вам нужно? — Да, — наклоняется его собеседница, собираясь поднять с пола деревянную коробку. Армин её опережает, делает это быстро и отточено. Его так учили, и отец, и в школе, если рядом девушка, ей нужно помочь. Он встречает очередной недобрый, и немного непонятливый взгляд. — Я помогу… — поясняет он, — А вы, несите лампу. Хмурится…недовольно, но позволяет ему поднять коробку. Та оказывается крайне тяжёлой, просто ужасно тяжёлой! Он и не думал, что простые бинты могут быть настолько грузной поклажей. — Ну что ж…пойдёмте, — сдавленно проговаривает он. Сквозь темноту, освящённую керосиновым фонарём они идут молча. Когда подходят к двери, голову его колит одно простое, и довольно глупое воспоминание. — А точно…дверь… Глаза девушки скользят по двери, мечутся к нему, затем снова к деревянным доскам. Она ударяет ладонью о гладкую поверхность перегородки, но та не поддаётся. Сквозь широкие щели отлично видно, что во дворе никого нет. — Вот чёрт…и какой кретин это сделал… — ругается девушка на выдохе. Получается рядовая Анни Браун, склонна к употреблению неприличных словечек — делает он отметку в своей голове, ещё одна мелочь которую зачем-то запоминает, странная, но примечательная мелочь. Девушку он совсем не знал, но среди всех остальных, кого он не знал, она немного, но выделялась. В жизни так случается, цепляешься за кого-то взглядом в толпе лишь однажды, и затем видишь этого человека постоянно. — Скоро кто-то появится и выпустит нас, — произносит Армин, пытаясь приободрить он её. Это ведь и правда ожидаемо — он не врёт и не приукрашивает. Этот двор нечасто оставался пустым. К тому же сейчас, с явным облегчением, он может опустить коробку на землю. Анни Браун вздыхает и облокачивается на деревянную балку у входа. Им ведь и правда ничего не оставалось, как ждать, но пока спасателей не видно. — Как проходит ваша служба, нравится вам на западе? — предпринимает он попытку поговорить. Ситуация была неудобная и хотелось внести в неё хоть немного простоты и позитива. — Работы у нас, простых рядовых, — её глаза скользят по его погонам, — очень много, не успеваю оценить красоту запада… — Вы ранее здесь не бывали? — Не бывала. — Если я правильно помню слова Густава, вы с ним прибыли с севера? — Так точно. — И как вам Стена? Девушка снова поднимает на него свои глаза льдинки, смотрит внимательно, переспрашивает с явным непониманием самого вопроса. — Стена? — Да… Стена. Мне кажется, она отовсюду создаёт разное впечатление. Там, на севере, она не казалась вам другой? Кажется, она его совсем не понимает. Быть может, он один на всём белом свете видел эту небольшую разницу? — Она довольно…давящая, — отзывается девушка. — Давящая? — Да…походит на клетку, в которой нас всех заперли. — Вы говорите в точности как мой хороший друг… Армину вспоминается безмятежное голубое небо, облака, бегущие над стеной, глаза Эрена, горящие азартом. — А вам самому так не кажется, лейтенант? Присаживаясь на плотно закрытую деревянной крышкой коробку с бинтами, он складывает руки на коленях. Девушка перед ним внимательно следит за каждым его действием. Неужели…до сих пор опасается находиться с мужчиной в тёмной, узкой комнате? — Нет, не кажется. Я думаю стена просто функция, объект, что защищает нас от вторжения. Выбраться за неё довольно просто, но, скорее всего, мир там такой же, как здесь. — И что же вам, никогда не хотелось побывать за стеной, считаете, что Элдия центр мира? «Элдия центр мира» — странный подбор слов, думается ему. Возможно такие мысли были популярны на севере? Где-то люди были более радикальны, где-то менее. Насколько он сам знал, во внешнем мире их всех считали радикалами. Там уж точно, люди представляли их как кого-то, кто считал, что Элдия центр всего этого большого мира. — Нет, что вы. Хотел. Хотелось бы увидеть океан своими глазами. — Океан? Это же просто очень много воды. «Очень много воды» — наверно так и думали все, кто не был такими же мечтателями как он и Эрен. Похоже, Анни Браун — очень рациональная особа. — Говорите так, словно его видели, — шутит он. Девушка так если бы была чем-то смущена, тут же отводит глаза. Всё же ей неуютно тут с ним, наедине, возможно получить деревянной палкой по уху, было чем-то заслуженным. Впредь, будет думать о чувствах прячущихся в темноте девушек. — Тут достаточно фантазии… — отстранёно проговаривает рядовая. Армин к своему удивлению, этим странным разговором даже немного увлёкся, хотел уже было спросить у случайной собеседницы ещё пару вещей, попытаться понять, насколько эта суровая северянка любит полагаться на холодную логику, но тут, слышит шаги — совсем близко. Действовать надо незамедлительно. — Эй! Эй! Откройте! — сопровождает он возгласы стуком в дверь. Плохо различимая из-за двери фигура растерянно замирает, явно не осознаёт, что за шум услышала, да и откуда вообще тот появился. Но затем всё же, медленно, но верно отворяет засов. Дверь открывается впуская в холодный склад свет и тепло. Перед глазами Армина возникает рослый парень — это кажется ему таким странным, потому что лицо это Армину хорошо знакомо, но когда-то, оно принадлежало человеку роста абсолютно другого. — Конни? — теряется Армин, — Что ты тут делаешь? — То-то я слышу знакомый голос, думал, так меня контузило, что я сбрендил…но нет, это ты…правда ты… — кажется, в таком же шоке как и сам Армин, проговаривает его бывший сокурсник. — Что…что ты тут делаешь? — Сопровождал раненных в госпиталь. Слыша как девушка рядом с ним подхватывает коробку с медицинской утварью, Армин оглядывается на неё. Отмечает в голове, как легко она справляется с таким весом. Похоже на севере тренировки были куда строже. — Я же говорила вам, лейтенант, сегодня много раненых прибыло. — Да…раненых и еле живых… — протягивает Конни, — Точно Армин, там же… Саша…и Эрен!Анни. Девушка что не искала но нашла.
В шпионской деятельности большой проблемой является то, что две твои жизни подразумевают и две твои работы. Играя роль солдата, приставленного к западному военному штабу, ей приходилось исполнять свою работу от и до, и в то же время находить время на поиск данных. К тому же Анни начала замечать, что скорейший результат интересовал похоже только её одну. Райнер и Бертольд, совсем не разрывались между двумя своими «работами», они так обстоятельно вжились в личину солдат, что ей начало казалось, будто она прибыла на этот проклятый остров совсем одна. «Анни пойми, нам нужно влиться в эту структуру так прочно, как только это возможно, сейчас не время для того, чтобы искать информацию…» — говорил ей Райнер, который явно всем этим наслаждался. Но, возможно, этот дуболом и был в чём-то да прав, только вот, ей не хотелось застрять здесь на несколько долгих лет. Анни провожает глазами молодого лейтенанта спешащего в большой зал госпиталя. Он так взволнован, кажется, туда привезли кого-то, из тех, кого он хорошо знал. Светловолосая макушка скрывается из виду, и она, наконец вспоминает, куда вообще держала свой путь. В коридорах пахнет хлоркой и гноем, но хлоркой всё же больше, если бы не хлор, вонь стояла бы такая, что каждый потерял сознание. Вычищенный пол сияет в свете солнечных лучей, проникающих сквозь окно. Всё же, даже с кровью и гноем, госпиталь — самое чистое место во всём западном штабе, может быть, и не так плохо, что она торчит на службе именно здесь. — А Анни…долго же ты… — проговаривает одна из сестёр милосердия, что управляла другими. Конечно, она долго, её ведь заперли на складе. Если бы не молодой лейтенант…она бы вышла оттуда в сто раз быстрее, просто выломав дверь парой ударов ноги. Но какое бы впечатление это произвело на лейтенанта? Не стоило так рисковать, пусть думает, что перед ним обычная девчушка с севера, с подготовкой не выше среднего. — Простите за задержку. — Нет, ничего страшного, Анни…не спеши, возьми с моего стола йод и отнеси в общую палату. Приказ, а точнее просьбу, она выполняет. Взяв со стола стеклянный бутылёк и поправив ружьё висящее за спиной, отправляется прямо в большой зал, где расположились раненые в недавней битве бойцы. До всего этого она уже видела войну — своими глазами видела. Её работой за последние несколько лет было не только соблазнять неокрепшие умы генеральских сынов напялив на себя дорогие тряпки, но и работать в тылу, передавая разведданные. Время от времени Элдия прорывала оборону, иногда так успешно, что места, куда Анни посылали, были усеяны ранеными и мёртвыми. Анни уже видела войну и всё же тут, в военном госпитале, атмосфера казалась ей особенно угнетающей. К тому же в общей палате, запах гноя пересиливал запах всего. У входа в большой зал, откуда слышны стенания больных, Анни замечает двух людей — они не входят, прячутся в тенях коридора и тихо переговариваются. Местный врач, возглавляющий весь этот госпиталь, и другой человек, мужчина, роста крайне невысокого. — Сколько из этих бойцов смогут встать на ноги? — интересуется коротышка. — Человек пять, шесть не больше…остальные, так и останутся калеками… — Тц… — недовольно бросает мужчина, отворачивается в сторону, и ей даже кажется, что он с большим подозрением смотрит именно на неё, словно думает, что она подслушивает. Впрочем, может у этого человека просто подозрительное лицо? Не ей его судить, она сама ходит с лицом, которое многие считают неприятным. Скорее всего, этот невысокий мужчина командир отряда, того, что сейчас в большой палате собирали по кусочкам. Скорее всего, это и вызвало в нём недовольство. Не повезло им, а, впрочем, чего они ожидали в бою? Анни минует беседующих и оказывается в зале, полном больных. Подле кроватей кружатся девушки в белых фартуках. Некоторые из них прибыли лишь недавно, их направили из дома милосердия, чтобы помочь с потоком раненых и больных. Кого-то они заберут с собой в другие госпитали, кто-то же останется здесь. Интереса все эти люди для неё не представляют — конечно, она может отправить зашифрованное послание о значительных потерях противника, только вот это не её работа. Для этого на остров отправляли других членов разведки, тех, кого спокойно можно было заменить, и тех, кого не страшно оставить в элдийском плену, а то и в виселичной петле. Анни оказывается у дубового стола, за ним очередная пожилая женщина в белом чепчике. — Йод, — кратко поясняет Анни. — Хорошо…хорошо…это поможет, — бубнит женщина. Больше её ни о чём не просят, не пользуются её положением девочки на побегушках и раз задач для неё здесь не остаётся, ей необходимо вернуться на свой пост, который её вынудили покинуть. Она собирается уже развернуться на каблуках, но ощущает как мимо проносятся накрахмаленные белые ткани, совсем рядом оказывается сестра милосердия. Та берёт йод со стола, и Анни невольно заглядывает ей в лицо: фарфоровая кожа, чёрные глаза, чёрные волосы. Азиатка. Не было ничего странного увидеть в Элдии азиатку. Люди из Хизуру тут частые гости…вот только эта девушка вовсе не незнакомка, оттого и моментально приковала к себе её внимание. Наследница клана Азумабито. Принцесса стоит здесь перед ней, облачённая в фартук и платье сестры милосердия, а во взгляде её читается тоже, что у Анни сейчас в голове — она её помнит. Каковы действия шпиона, когда его личность стоит на грани разоблачения? Тихо и чисто убрать причину быть раскрытой. Девушка отворачивается, её волосы, что когда-то были ниже спины, отстрижены по плечи, но ошибки быть не может — это она. Быстрым шагом наследница знатного рода идёт в сторону одной из коек. Теперь Анни не может просто взять и уйти, она цепляется взглядом за место, куда принцесса направилась, и тут же, замечает там молодого лейтенанта. Дело плохо — эта хизурийская сука решила прямо сейчас сдать её? Бежит к первому попавшемуся на глаза офицеру? Анни срывается с места, идёт так быстро, как может, в ситуации, когда не хочет привлекать внимание. Ей надо догнать и остановить девушку, но попытка эта с самого начала провальная, сестра милосердия попросту ближе к своей цели. Обычно Анни спокойна, но сейчас сердце пропускает удар…как глупо, как чертовски глупо. Не могла же она тогда подумать, что прирезать стоило и принцессу? Так далеко предугадывать будущее её не учили. Но дальше случается странность которой Анни пока не нашла объяснения, вместо того, чтобы доложить о ней лейтенанту, девушка делает вовсе другое — сестра милосердия, поправляет рукава, наклоняется ближе к больному, что расположился на койке, у того ампутирована нога, и, похоже, требуется смена повязки. Принцесса мягко и аккуратно, практически нежно касается грязных бинтов. — Эй, Эрен…потерпишь немного, и будет полегче… — проговаривает лейтенант. Боец бросает на своего взволнованного знакомого взгляд полный и злобы, и отчаянья. Один из глаз раненого перевязан плотным слоем бинтов, из-под которых торчат в разные стороны грязные каштановые лохмы, он небрит, и выглядит словно бездомный. Типичная жертва войны. Сейчас у неё нет и шанса, чтобы перехватить принцессу, но это не значит, что ситуацию можно оставить вот так. Только что, пребывание Анни в этом месте, стало в сто раз опаснее. Когда её караул у дверей госпиталя сменяется другими солдатами, только тогда она может пойти отдохнуть. Её волосы, пахнут гноем и другими выделениями, что громоздились в больничных утках под койками раненых. Ни больше ни меньше — от неё несёт запахами болезней и разложения. Ей бы хотелось принять ванну, оттереть каждый сантиметр своего тела щёткой под обжигающе горячей водой, но день сегодня не банный, и всё, что ей останется обтереться тряпками да тёплой водой из таза. К тому же…просто рухнуть в постель она тоже не может, на небе загораются первые звёзды, а ей нужно понять, как добраться до чёртовой хизурийской принцессы, той что вырядилась сестрой милосердия. Что она тут делает? Как здесь оказалась? Почему выдаёт себя за другого человека? Выходит, у принцессы тоже уйма секретов, и у Анни даже есть кое-какие соображения на этот счёт. Она знала, что правящий клан Азумабито растерял свою власть. Возможно, благодаря этим своим знаниям она сможет заключить с девчонкой сделку. Полагаться на такое опасно, и всё же, это лучше, чем появление здесь, на территории штаба, трупа сестры милосердия. Даже если она сможет организовать всё так, словно какой-то похотливый осёл не сдержал свою страсть к медсестричке, даже так, труп это огромный риск. Так, она и стоит напротив выхода из госпиталя, полагая, что как только работа закончится, порхающие над больными сестры милосердия явятся ей на глаза. Но вот уже и звёзды горят, а окна госпиталя всё не гаснут, так и пылая яркими квадратами света. Много больных — много работы. Анни хочется спать, вот и сон лезет в голову, не давая ясно мыслить. — Это…вы? — раздаётся неуверенное. Анни дёргается. Задремала? Чёрт…вот же растяпа. — Лейтенант? Перед ней снова он, заглядывает в лицо, словно убеждаясь, что это правда она. — Ждёте кого-то? И правда, кого она тут ждёт? Если она и думала, что кому-то покажется странным её здесь местонахождение, то не думала, что заснёт и не успеет хоть как-то среагировать на чужое приближение. — Вас, — говорит первое, что приходит в голову. — Меня? — Я хотела извиниться за сегодняшний случай на складе, — она выпрямляется, делает пару шагов навстречу к лейтенанту, в свете луны отчего-то собственные ботинки кажутся ужасно грязными. У лейтенанта всё не так, его обувь начищена и сияет. Получается этот парень ещё тот чистюля. Пока проговаривает неискренние извинения, вспоминает как врезала ему палкой по уху. Не самый изящный, но достаточно эффективный способ отвлечь внимание паренька от того, что ей на складе понадобились не только бинты. Возможности проникнуть на склад и раздобыть дополнительный комплект формы она ждала давно, иметь несколько комплектов личины врага — обычный минимум для шпиона. Но надо же, когда такая возможность представилась, этот человек бесцеремонно вторгся в её пространство. Это он тот, кому следовало бы извиняться. — Нет, что вы…вы можете не извиняться. Мне вообще не стоило проверять склад, но сейчас от нас требуют особой бдительности. — Шпионы, сэр? Раз он опять разговорился, пусть хоть расскажет ей что-нибудь полезное. Юноша вздыхает, поднимая глаза к небу, изрешечённому звёздами: — Шпионы…рапортов и докладов приходит столько, что большую часть моего рабочего дня состоит из того, чтобы понять, где ложь, а где правда. — И вы…что…можете понять это просто по словам на бумаге? — она спрашивает это оттого, что сомневается в таких его способностях. Если этот человек считает, что может по чернилам определить правду или ложь, то он или гений или дурак. — Это только на первый взгляд выглядит сложным делом, — слегка усмехается лейтенант, — Несколько лет чтения подобных документов и все закономерности бросаются в глаза, начинаешь понимать, что каждое малейшее отклонение, каждая несоответствие — это след. И эти следы ведут к правде. Я не говорю, что всегда можно быть абсолютно уверенным, но в каждом слове, каждой букве, каждом знаке препинания есть какая-то правда. Моё дело — раскрыть её. «Младший военный аналитик» — снова вспоминает она. Может, всё же, он себя не переоценивает, возможно это она его недооценила? Сунулась не туда…не к тому человеку, стоило найти кого-то поглупее. Но ему ведь всего восемнадцать лет, не загонит же её кто-то вроде него в угол? — Мне, обычному рядовому, такого не понять, — отзывается она. Анни Браун несколько лет сторожила амбары с зерном, и знания у неё соответствующие. Дверь госпиталя снова отворяется, оттуда выбегает несколько девушек в белых одеждах. С такого расстояния, в темноте, когда часть пространства перед ней занимает фигура этого парня, ей не разглядеть принцессу. К тому же, кажется, наследница Азумабито не растрепала ничего этому человеку. Иначе этого разговора бы просто не состоялось. Молодой лейтенант тоже слышит звук отворяемых дверей, вынужден на него оглянуться, но затем спокойно поворачивается обратно к ней. Лицо у него…если не грустное, то куда более печальное, чем обычно. Он на секунду словно теряется в этих своих чувствах, но затем его внимательные глаза возвращаются к её лицу, он произносит вполне спокойно и сдержанно: — Могу я вас кое о чём спросить? — Вы мой старшина, лейтенант, конечно вы можете. — Почему вы пошли в армию? Почему она пошла в армию? Потому что так ей сказали, так ей сказал тот мужчина, который спас её от незавидной судьбы «грязной» сиротки. Кем бы она сейчас была? Прачкой, которую избивают за каждое действие: верное и неверное? Рабыней на рудниках, что на востоке Империи? Судьба бы её была незавидна. Анни раздумывает об этом секунду, а затем понимает — Армина Арлерта не интересует, почему Анни Леонхарт оказалась в армии, он спрашивает почему Анни Браун здесь. — Мать с отцом умерли от чахотки. Нас с братом отправили в работный дом, а оттуда путь — либо на улицу, либо в армию. Эта история заучена ей вдоль и поперёк, её рассказать ей легко и просто. Это совсем не то, что раздумывать как Анни Леонхарт оказалась посреди войны. — Точно… — протягивает юноша, — единственный способ выбраться из нищеты… «Не допрос ли это, может, принцесса всё же сболтнула чего-то лишнего?» — думается ей. Но нет, вряд ли, лейтенант, похоже заплутал в каких-то своих мыслях, и пытается в них сейчас разобраться, используя её как инструмент. Юноша снова вздыхает и складывает руки за спиной. — Сегодня в госпитале вы могли видеть молодого мужчину… — В госпитале я видела множество молодых мужчин. — Да, конечно, но я помню, вы смотрели прямо на того о ком я говорил. «А он внимательный, подмечает такие мелочи — может и вообще опасен» — раздумывает Анни хмуро. — Мужчина с ампутированной ногой и повязкой на глазу, вы о нём? — врать нет смысла, ложь сейчас только сделает хуже. — Это мой хороший друг, я говорил вам о нём, сегодня на складе. — Вы о том, кто сравнивал Стену с клеткой? — Да, вы запомнили. — Что ж, похоже, его полёт за Стеной был очень недолгим… — говорит она с пренебрежением. Что она может поделать, люди, что сломя голову бежали бороться за чужие, сомнительные интересы, вызывали в ней неминуемое отвращение. Так или иначе, она тут же хочет отругать себя за несдержанность, но замечает, что лейтенант смотрит на неё без какого-либо возмущения или осуждения, скорее даже с интересом. — Да…описание у вас вышло, довольно точное. Понимаете… Эрен, он очень хотел воевать, стремился туда так отчаянно. И нет, не потому что ему не хватало еды или возможности получить достойное образование и работу. В нём просто существовало это желание которое его преследовало и не отпускало. Это то какой он человек. — Если же вы знали, как всё закончится, разве вам не следовало его остановить? — Вы правы, следовало. Она думала, он будет спорить, оправдываться, говорить что не смог, что не имел права, что это не его решение, и за него он не в ответе. Так бы любой на его месте сделал, скорее всего, и сама Анни. Но, как ни странно, лейтенант только согласился. Кажется, он был немного странным человеком, немного не таким, как остальные. От таких Анни старалась держаться подальше, даже больше чем от всех остальных. — А вы, лейтенант? Вы сами, как оказались в армии? Последовали за другом? Пару секунд, юноша перед ней молчит, до этого давал все свои ответы быстро, без особых раздумий, вполне естественно, но сейчас отчего-то молчит. Однако после всё же отвечает: — Я бы хотел сказать, что ради правды, но думаю всё же ради мести. Анни невольно хмурится, слово «месть» абсолютно точно не сочеталось со всеми теми представлениями о юном лейтенанте, которые она успела себе придумать. — Месть Марлии? — Нет, не Марлии. Юноша, стоящий рядом с ней говорит загадками. Даже если он не опасен, он умён, ей стоит быть осторожной.